Один умный знакомый в Милане недавно задал мне следующий вопрос: «Если иностранный инвестор, например из США, захочет инвестировать значительную сумму в итальянскую экономику, что бы вы ему посоветовали?» Я ответил, что, хотя здесь есть много возможностей для инвестиций в различные компании и отрасли, инвестиционный климат в целом очень запутанный. Я бы порекомендовал инвестировать вместе с хорошо осведомленным местным партнером, который может лавировать в этой системе и различать неявные риски.

Конечно, такой же совет можно дать и по поводу многих других стран, например, Китая, Индии и Бразилии. Однако еврозона всё больше превращается в экономических блок стран, движущихся на двух разных скоростях, причём потенциальные политические последствия этой тенденции вызывают у инвесторов повышенную тревогу.

На недавней встрече инвестиционных советников высокого уровня один из организаторов спросил у присутствующих, будет ли евро, по их мнению, существовать через пять лет. Только один человек из двухсот сказал, что не будет. Это весьма неожиданная коллективная оценка имеющихся рисков, особенно если учесть текущую экономическую ситуацию в Европе.

Реальный (с учётом инфляции) ВВП Италии находится сейчас примерно на уровне 2001 года. В Испании дела идут лучше, но её реальный ВВП — до сих пор примерно такой же, как в 2008 году, как раз накануне финансового кризиса. В странах южной Европы, включая Францию, наблюдаются крайне слабые темпы восстановления экономики и упорно высокий уровень безработицы, превышающий 10% (а среди молодёжи младше 30 лет он намного выше).

Между тем, уровень госдолга достиг или превысил 100% ВВП (в Италии он сейчас равен 135%), при этом инфляция и темпы реального роста (а значит и номинального) остаются низкими. Этот затяжной долговой навес мешает использованию фискальных мер, способствующих возврату уверенных темпов роста экономики.

Конкурентоспособность стран еврозоны в торгуемых секторах сильно варьируется из-за дивергенции, которая началась, как только появилась единая валюта. Хотя недавнее ослабление евро будет частично притуплять последствия этой дивергенции, оно не устранит её полностью. У Германии будет сохраняться большой профицит, а в странах, где соотношение стоимости труда к производительности высоко, внешняя торговля будет и дальше генерировать недостаточные темпы роста экономики.

После финансового кризиса 2008 года все считали, что длительное, трудное восстановление экономики в еврозоне в конечном итоге сменится уверенным ростом. Но сейчас такие рассуждения уже не вызывают доверия. Европа, похоже, не медленно восстанавливается, а попала в ловушку квазипостоянного эквилибриума низких темпов роста.

Социальная политика стран еврозоны притупляет влияние поляризации рабочих мест и доходов, которая вызвана глобализацией, автоматизацией и цифровыми технологиями, на распределение доходов в обществе. Однако эти страны (хотя, будем справедливы, и многие другие) всё ещё не осознали до конца три произошедших друг за другом изменения, которые влияют на мировую экономику, начиная примерно с 2000 года.

Первое (и ближайшее к Европе): евро был введён без одновременной унификации в области бюджетной политики и регулирования. Второе: Китай вступил во Всемирную торговую организацию и стал плотнее интегрирован в мировые рынки. Третье: цифровые технологии стали оказывать всё большее влияние на экономические структуры, рабочие места и глобальные цепочки поставок, что существенно изменило глобальные модели занятости и ускорило процесс исчезновения рабочих мест, связанных с рутинной работой.

Вскоре после этого, в 2003-2006 годах, Германия провела серьёзные реформы по улучшению структурной гибкости и конкурентоспособности. А в 2005 году истёк срок действия Международного соглашения по текстильным товарам. Без этого соглашения, на основании которого с 1974 года устанавливались квоты на экспорт текстиля и одежды, глобальная текстильная промышленность стала активно концентрироваться в Китае и, что удивительно, в Бангладеш. За один только 2005 год Китай удвоил свой экспорт текстильных товаров и одежды в страны Запада. Это явление имело особенно негативные последствия для бедных регионов Европы, а также для менее конкурентоспособных развивающихся стран во всём мире.

Все эти изменения привели к дисбалансам в моделях роста экономики в целом ряде стран. Поскольку многие страны вели политику борьбы с дефицитом совокупного спроса, у них вырос госдолг, а на рынке жилья появился долговой пузырь. Данные модели роста были неустойчивыми, и когда они, в конце концов, рухнули, базовые структурные слабости экономики вдруг резко обнажились.

Сейчас растёт сопротивление сложившейся системе. Результаты референдума о Брексите в Великобритании и избрание Дональда Трампа президентом США стали отражением недовольства общества системой распределения доходов в существующих экономических моделях. А увеличение поддержки популистских, националистических и антиевропейских партий создаёт теперь серьёзную угрозу и для Европы, и не в последнюю очередь для крупных стран еврозоны — Франции и Италии.

Вне зависимости от того, победят или нет эти партии на избирательных участках в ближайшем будущем, их появление ставит под сомнение избыточно оптимистичные взгляды на перспективы долгой жизни евро. Антиевропейские политические силы явно добиваются электоральных успехов. Их популярность будет и дальше нарастать, если рост экономики останется анемичным, а безработица — высокой. Между тем, Евросоюз, скорее всего, не будет в ближайшей перспективе заниматься значимыми вопросами или институциональными реформами из-за страха, что такие шаги негативно повлияют на результаты предстоящих в этом году выборов в Нидерландах, Франции, Германии и, возможно, Италии.

Да, конечно, есть альтернативное мнение, согласно которому, Брексит, избрание Трампа и подъём популистских и националистических партий станут пробуждающим звонком и подтолкнут Европу к более широкой интеграции и политике стимулирования роста экономики. Но для этого нужно, чтобы политики ЕС отказались от мнения, будто каждая страна в одиночку несёт ответственность за наведение порядка в своём доме, соблюдая при этом все обязательства перед ЕС — бюджетные, финансовые и в области регулирования.

Следование правилам ЕС больше не выглядит целесообразным, потому что действующая система создаёт слишком много ограничений и содержит слишком мало эффективных механизмов адаптации. Да, конечно, бюджетные, структурные и политические реформы очень нужны; но их будет недостаточно, чтобы решить проблему с ростом экономики в Европе. Горькая ирония всего этого в том, что страны еврозоны обладают колоссальным потенциалом роста в очень многих отраслях. Они далеко не безнадёжны, им просто нужно ослабить ограничения системы.

Будет ли будущее Европы похоже на медленное движение поезда под откос, или же новое поколение молодых лидеров будет добиваться более глубокой интеграции и инклюзивного экономического роста? Трудно сказать. Я лично не стал бы отмахиваться ни от первой, ни от второй вероятности.

Одно представляется ясным: статус-кво нестабилен и не может сохраняться неопределённо долго. Без заметных перемен в политике и в траектории движения экономики в какой-то момент может произойти политическое замыкание, как это уже случилось в США и Великобритании.

Автор: Майкл Спенс (Michael Spence)