Андрей Коробков

Профессор политологии и международных отношений; Университет штата Теннеси, США

Результат президентских выборов 2016 г. в США стал настоящим шоком для членов американского истеблишмента – как для представителей правящих элит, так и обслуживающих их интересы представителей академического, журналистского и иных сообществ. Ирония при этом состоит в том, что оперетточный характер кампании и скандальность поведения избранного 45-го президента США — миллиардера и телезвезды Дональда Трампа — затмили как для широкой публики, так и для специалистов тот факт, что само появление подобного кандидата стало отражением глубокого системного кризиса, в который вступило американское общество. Этот кризис связан с исчерпанием возможностей политической и социально-экономической системы, сформированной в США более 50 лет назад, в 60-е годы прошлого века. А потому проблемы, которые эта кампания обнажила, с окончанием выборов сами по себе не исчезнут.

Одним из свидетельств сегодняшнего кризиса стал глубокий раскол американского электората по расовым, а также по гендерным (включая принадлежность к сексуальным меньшинствам) признакам, которые оказались гораздо важнее, чем социально-экономические факторы.

Опасность подобного раскола электората состоит в том, что победа любого из кандидатов может быть воспринята проигравшей стороной как угроза её базовым интересам и ценнностям.

В частности, победа Хиллари Клинтон, принимая во внимание структуру её электоральной поддержки и особенности личности, означала бы отказ от каких-либо серьезных внутриполитических преобразований и курс на конфронтацию между представителями меньшинств и большинством населения, что могло бы лишь усилить системное напряжение. Речь идет о таких чертах характера Хиллари Клинтон, как догматизм, отсутствие стратегического видения и политической гибкости, неспособность оценить изменения международной обстановки в период после холодной войны, жадность, опора на узкий круг многолетних любимчиков-советников, отсутствие чувства юмора и готовность на всё ради достижения и удержания власти.

Ирония сегодняшней ситуации заключается в том, что некоторые явления в социально-политической жизни США аналогичны тем, которые наблюдались в СССР на заключительном этапе Перестройки, в 1987-1991 гг.

Во время избирательной кампании постоянно возникало ощущение, что Хиллари психологически «зависла» где-то в 1950-х гг. и так и продолжает мыслить категориями того времени и устройства мира, которого уже давно не существует. Недаром ее оппонент Берни Сандерс во время праймериз Демократической партии неоднократно и не без ехидства замечал, что «Опыт – это, конечно, замечательно, но здравый смысл тоже кое-чего стоит».

Беспрецедентным в истории США был тот факт, что с самого начала избирательной кампании на Хиллари работал практически весь истеблишмент. Как верхушка двух «системных» партий, так и подавляющая часть прессы и академического сообщества старались дискредитировать Трампа, представляя его как угрозу существующему с середины 1960-х гг. статус-кво. Нейтральные оценки просто не имели права на существование. В этом смысле кампания 2016 г. показала, насколько интересы меньшинств (главной опоры демократов) и консервативной республиканской элиты в реальности совпадают. Подтверждением стали упомянутые выше праймериз Демократической партии, когда партийные боссы также восприняли как угрозу другого кандидата, который не был от них зависим – Берни Сандерса.

Здесь и возникает первая любопытная параллель между ситуацией, сложившейся в США, и периодом Перестройки. Американская элита в ходе избирательной кампании повела себя в стиле, весьма напоминающем поведение коммунистической номенклатуры в 1987-1991 гг. Такое поведение можно охарактеризовать как «эффект Ельцина»: кампания против Трампа была настолько массированной, агрессивной и временами непорядочной, что, вопреки ожиданиям ее организаторов, оттолкнула значительный сегмент американского электората. В этом смысле и в СССР, а также России значительная часть избирателей голосовала не столько за Ельцина и его конкретные предложения и идеи, сколько против бесчестной игры коммунистической номенклатуры «в одни ворота» и её монополии в различных сферах жизни, включая первоначальный тотальный контроль над информационными потоками. Кроме того, имел место протест против коррумпированности как политической верхушки, так и системы в целом – как материальной, так и моральной.

Как и в случае с Ельциным (аналогичная ситуация с Сандерсом), особое значение сегодня имеет тот факт, что Трамп поднял вопросы групповых привилегий и вышел за рамки политической корректности, которая в действительности является жесткой самоцензурой, доминирующей в США в последние 50 лет. Политическая корректность привела к тому, что множество граждан США, прежде всего, представители образованных групп населения, то есть квалифицированные специалисты и государственные служащие (иными словами, те, кому есть, что терять), опасаются выражать свое мнение по ряду политически неудобных тем – таких, как межрасовые и гендерные отношения, политика в отношении сексуальных меньшинств, система групповых льгот и привилегий. В этой ситуации неожиданно оказалось, что многие люди попросту говорили нерпавду даже во время анонимных опросов, опасаясь, что признание в симпатиях к Трампу может привести к политической травле и концу профессиональной карьеры. Это, помимо прочего, создавало искаженную картину электоральной ситуации, последовательно занижая оценки как избирательной поддержки Трампа в целом, так и непосредственно доли образованных и состоятельных слоев населения среди его сторонников.

Здесь возникает еще один парадокс: если к моменту выборов 1989-91 гг. в Советском Союзе и в России уже существовала реально свободная пресса, то закончившаяся в США избирательная кампания проходила в условиях единого информационного фронта, направленного против Трампа. Любые претензии на нейтральность в оценках и высказываниях были отброшены: пресса, политические обозреватели и аналитики, большинство деятелей шоу-бизнеса, даже организации по проведению опросов общественного мнения – все работали ради достижения единой цели, пытаясь сохранить статус-кво и дискредетировать внесистемного кандидата.

Как уже отмечалось, острота избирательной борьбы, поляризация электората, эксцентричность одного из кандидатов, тотальная демонизация его элитой и ее страх перед ним затмили глубинные причины возникновения текущей ситуации. Таких причин несколько. Прежде всего, быстро растущее раздражение белого среднего класса утратой своих позиций и системой групповых привилегий, что в действительности мало обусловлено реальным социально-экономическим положением получателей данных привелегий. Во-вторых, жесткий раскол электората по отношению к обозначенному выше вопросу при полном нежелании элит признать наличие проблемы и пойти на спасительные для них уступки. Это касается и элит, которые представляют интересы меньшинств, контролируя распределение льгот, при этом используя систему льгот как рычаг влияния. Как следствие, в США нарастает потенциал социального взрыва.

Подобные ситуации уже возникали в США и ранее, в том числе дважды в течение ХХ в.: в 1930-е и 1960-е гг. Оба раза разрешить их удавалось путем реформирования системы сверху на основе волевого решения самих политических и бизнес элит.  При этом оба раза системные реформы эффективно отсрочили социальный взрыв, но не ликвидировали его глубинные причины. На сегодняшний день возникает угроза одновременного коллапса как финансовой пирамиды социального обеспечения, сформированной в 1930-е гг., так и кризиса системы позитивного действия – комплекса групповых привилегий и жесткой самоцензуры, создание которого началось в середине 1960-х гг.

Победа Хиллари могла бы иметь катастрофические для стабильности системы последствия – ее практически исключительная ориентация на меньшинства, отсутствие политической гибкости, склонность к демагогии и властолюбие помешали бы ей как осознать серьезность проблем, вставших перед страной, так и пойти на любые шаги, способные ослабить ее поддержку среди определенных политических групп.

Однако даже в условиях победы Трампа на выборах, серьезные проблемы сохраняются и сегодня. Акцентировав внимание на проблемах, с которыми сталкивается белый средний класс, Трамп консолидировал поддержку системных реформ со стороны этой группы электората. Однако одновременно своей риторикой он оттолкнул от себя значительные группы меньшинств (включая те, которые в последние десятилетия начинали все более благожелательно относиться к Республиканской партии), особенно среди латиноамериканцев и мусульман. Это резко ослабило его возможности по созданию широкой политической коалиции.

Остается неясным и ряд других вопросов, среди которых, в частности:

• Готовность самого Трампа пойти на необходимые радикальные системные реформы;
• Степень осознания политической верхушкой (включая элиту меньшинств) необходимости реформ и ее готовность пойти на реформы даже в том случае, если их проведение ослабит ее электоральную поддержку;
• Способность Трампа преодолеть сопротивление партийных боссов в Конгрессе;
• Перспектива волны насилия, спровоцированной противниками Трампа (что произошло уже на следующий день после его победы на выборах) и потенциальная эффективность мер, направленных на борьбу с ней.

Тем не менее, даже в отсутствии ясности в этих вопросах, появление необычной фигуры Трампа и сам факт его победы на выборах 8 ноября 2016 г. говорит о том, что Соединенные Штаты столкнулись с глубоким системным кризисом, выйти из которого можно лишь путем серьезных реформ. Хочется надеяться, что Трамп станет тем лидером, который сможет провести их в жизнь и предложить стране принципиально новую модель развития.

источник

Восстание white trash