Теракты 5 июня в казахском городе Актобе (бывший Актюбинск) всколыхнули не только Казахстан, но и его соседку Россию. Внезапное нападение группы религиозных радикалов на оружейные магазины и отдел полиции, таран захваченным автобусом КПП воинской части, вооруженная толпа на улицах города, стрельба, убитые, раненые, вой сирен «скорой помощи», объявление в городе высшего уровня террористической опасности, заявление  КНБ Казахстана о предотвращенной попытке госпереворота… Для стороннего российского наблюдателя все это было как гром с ясного неба — непонятно и страшно.

За комментариями о произошедшем в Казахстане корреспондент Федерального агентства новостей обратился к эксперту по этой стране, заместителю генерального директора Института национальной стратегии Александру Костину.

Назарбаев в роли Петра Первого

— Как можно кратко охарактеризовать ситуацию в современном Казахстане?

— Казахстан — это один из немногих успехов постсоветской государственности.

— По-вашему, то, что сейчас происходит в Казахстане, — это успех?

— Все познается в сравнении. Если мы посмотрим, что творится в Киргизии, где государства как такового просто нет, что творится в Таджикистане, на Украине, наконец, то поймем, что да — в Казахстане все относительно благополучно.

— Странное благополучие…

— С начала 90-х Казахстан был глубоким аутсайдером. Что он тогда из себя представлял? Степь с одним городом — Алма-Атой, население с большим вкраплением русского, «висящие в воздухе» границы. Что потом? Потом Казахстану очень повезло с Нурсултаном Назарбаевым, который де-факто с нуля создал государственную систему, создал на месте Целинограда-Акмолы новый государственно-административный центр — Астану, государственную инфраструктуру, достаточно эффективный, по меркам постсоветского пространства, госаппарат, где большую роль сыграла программа обучения «Болашак».

— Насколько помню, это стартовавший в 1993 году международный образовательный проект Назарбаева?

— Да, это программа массовой отправки молодежи на обучение за рубеж.

— Прямо как при Петре Первом. «За рубеж» — это куда, кстати? В Россию?

— В Россию — в наименьшей степени. В наибольшей степени — в Европу, Азию, США. В результате реализации этой программы Назарбаев сейчас получил госслужбу со средним возрастом сотрудников 30 лет. В 35 лет у Назарбаева уже становятся замминистрами.

— Надо полагать, что, отучившись преимущественно не в России, эти люди не являются симпатизантами нашей страны?

— Разумеется. Они нацелены не на Россию. Они нацелены на США, ЕС, Китай, Сингапур и т. д.

— Получается, что Назарбаев создал фундамент современной казахстанской государственности, создал механизм формирования и обновления госаппарата…

— Еще, в отличие от других постсоветских государств, в Казахстане с подачи Назарбаева продолжаются систематические попытки, часто интуитивные, поиска наиболее эффективной формы государственного управления. На моей памяти в Казахстане одних только больших реформ госслужбы было штуки три.

— Что значит «больших»?

— Это когда предыдущая система полностью сносится, а потом в новом каком-то формате отстраивается. При этом каждый раз содержание реформы не высасывалось из пальца и не составлялось из идеи распила денег. Казахи очень серьезно относились к экспертной работе в сфере госслужбы и приглашали зарубежных консультантов, например McKinsey.

— Ну да. Это же именно McKinsey & Co, ведущая мировая компания в области управленческого консалтинга, в 2014 году разработала для Казахстана «дорожную карту» вхождения в клуб 30 развитых стран…

— Повторю, казахи серьезнее нас относились и относятся к экспертной работе в сфере госслужбы. Понятно, что у них не все всегда получается. Но это нормально. Ошибки — это ведь не только неудачи. Это опыт. Это знание, которое позволит в будущем избегать ошибок. В космос ракеты запускать люди тоже не сразу научились. Сперва были неудачи, потом выводы по итогам неудач, потом — реализация этих выводов и успешные пуски.

Насколько устойчив режим

— С оглядкой на события 5 июня в Актобе напрашивается вопрос: насколько устойчив режим Назарбаева?

— Социально и политически, на мой взгляд, он вполне устойчив. Почему я так считаю? В Казахстане нет внесистемной оппозиции, которая могла бы серьезно «раскачать» ситуацию. Конечно, в Казахстане заигрывали с нацидеей — просто по той причине, что в молодом государстве без национализма никуда. Но года 2—2,5 назад националистов в Казахстане стали жестко прессовать, и с ними, как с респектабельной общественной системной оппозицией, было покончено.

— Если судить по комментариям, наводнившим соцсети после 5 июня, вывод о «зачистке» нациков в Казахстане выглядит не очевидным. В интернете от имени казахстанцев вовсю педалируются тезисы про расовое превосходство «гордых казахских наследников чингизидов» и про прочие подобные чудеса.

— Соцсети — это не показатель реальности вообще и не показатель реального статуса тех, кто оставляет такие комментарии, в частности. В реальности, казахстанские националисты сейчас — это маргиналы, не являющиеся значимой общественно-политической силой. В политические расчеты их принимают, но на политическом поле с ними не считаются. Вообще Казахстан сейчас, как и Россия, находится в состоянии транзита из точки «А» в точку «Б». Точка «А» — это постсоветская республика. Это точка невозврата, и она пройдена. Казахстан уже никогда не будет таким, каким он проснулся 16 декабря 1991 года, в день провозглашения независимости. Сейчас в Казахстане подросло уже назарбаевское поколение, которое ничего не знает про Советский Союз и никаких особо братских чувств к России не испытывает. Какой будет для Казахстана точка «Б»? На этот вопрос пока ответа нет.

— С какими вызовами и рисками сейчас приходится сталкиваться Казахстану?

— Если говорить о зонах риска для Казахстана, то это прежде всего состояние социальных институтов. Вследствие мирового кризиса упал уровень жизни, упали доходы, упала покупательская способность. Вниз пошли нефть и зависимый от него рубль, а с ним и зависимая от рубля казахстанская национальная валюта тенге. Все это Казахстан хлебнул полной ложкой. Добавим сюда большое количество молодежи, лишенной возможности себя реализовать. Добавим какую-никакую коррупцию, трайбализм. При этом местные элиты консолидированы тем, что среди них нет врагов Назарбаева.

— Как это нет?

— Просто нет. Они либо умерли, либо сидят. Например, был бывший зять Назарбаева — Рахат Алиев. Самоубился в венской тюрьме. Был Мухтар Аблязов — человек из плеяды первых молодых управленцев современного Казахстана, министр энергетики, индустрии и торговли. Начинал блестяще. В итоге — сел. С консолидацией казахстанских элит проблем нет. Есть проблема роста элит. Есть проблема регуляции и арбитража элитарных групп. Это не в том смысле, что их угнетают, а в том, что по мере роста элит теряется возможность адекватного регулирования внутриэлитных отношений. В итоге складывается ситуация, когда элиты лояльны и толерантны к главе государства, но все более не толерантны друг к другу. Глава государства вынужден, часто с запозданием, лично вмешиваться в эти внутриэлитные разборки. Теоретически этим у Назарбаева должна заниматься администрация президента. Практически же она этим не занимается. Так что проблема регулирования отношений элитарных групп — это еще одна зона риска современного Казахстана.

— Разве раньше этой проблемы не было?

— Она имелась, но не в столь острой форме. Регулированием межэлитных отношений занимался ближний круг друзей Назарбаева. Но сейчас эти люди по объективной причине — возраст! — сходят со сцены, оставляя после себя пустоту. В результате часть того, что выглядит как нарастание социального протеста — люди на улицах, беспорядки — на деле является следствием борьбы между элитарными группами в лице представителей госструктур и какого-нибудь местного аги, рулящего областью. Они не против Назарбаева борются, они друг с другом отношения выясняют — это важно понимать. Старое окружение Назарбаева пользовалось среди местных элит авторитетом. Новое, молодое — то, которое приходит на смену вымирающим «динозаврам» и на которое сейчас делает ставку Нурсултан Абишевич, — таким авторитетом не пользуется. Результат, думаю, понятен.  

Слабое МВД и другие проблемы

— Видимо, к всему вами перечисленному в разделе «зоны риска» следует еще добавить и религиозный радикализм.

— Почему?

— Как логический вывод из того факта, что именно религиозных радикалов власти Казахстана объявили виновниками случившегося в Актобе.

— Я считаю, что, исходя из того, что произошло 5 июня в Актобе, в проблемный список Казахстана надо занести совсем другое — полное нежелание казахстанских силовиков делать какие-либо выводы из опыта российских КТО на Северном Кавказе. В Казахстане институционально очень слабое МВД. Его сотрудники не владеют стратегией и тактикой контртеррористических действий на современном уровне, не проходят соответствующего обучения. МВД Казахстана сейчас — это наше МВД в 90-е. Его реальные возможности по поддержанию законности и правопорядка на территории государства, его реальная готовность противодействовать актуальным вызовам вызывают, мягко говоря, сомнения. Вы что-нибудь слышали о подготовке казахстанских силовиков к противодействию массовым беспорядкам, массовым акциям протеста, религиозному экстремизму? Я — нет. Судя по действиям сотрудников казахстанского МВД 5 июня, они о подобной подготовке тоже ничего не слышали. И это несмотря на то, что поводов для нее уже более чем достаточно. Беспорядки, акции протеста, религиозный экстремизм — все это в Казахстане уже было, но перед силовиками не была поставлена задача системной работы по обеспечению общественной безопасности как таковой. МВД — это самая слабая структура казахстанских силовиков, хотя должна быть, по логике, напротив, самой сильной. Да, в Казахстане быстро вывели внутренние войска из подчинения МВД и превратили их в нацгвардию, но дальше этого не пошли. Уровень подготовки наших Внутренних войск, ставших сейчас Росгвардией, и казахстанских, ставших нацгвардией, не сопоставим.

— Совсем не сопоставим?

— Абсолютно. У наших есть опыт, заработанный кровью. В том числе, на Кавказе. Почему же в Казахстане не торопятся этот опыт перенимать? Ситуация тем более странная, что на армейском уровне обмен опытом между нами и казахами налажен. Своей армии Казахстан уделяет должное внимание. Почему этого не наблюдается на уровне МВД? Почему КНБ не выработало соответствующую государственную стратегию?  Риторический вопрос.  

— Судя по опубликованной информации, в подготовке сотрудников МВД Казахстана действительно наличествуют пробелы. В Актобе все началось с того, что в оружейный магазин вломилось 15 человек с ножами. Вместо того, чтобы сразу задействовать серьезные силы для нейтрализации этой группы, к магазину был отправлен на автомобиле наряд полиции в составе 3 сотрудников. В результате остановить бандитов полицейские не смогли, зато сами получили серьезные ранения и лишились машины.

— Я об этом и говорю. Не был заранее просчитан алгоритм действий в такой ситуации. В ситуации, к которой МВД просто обязано было готовить своих сотрудников. Ладно, магазин проворонили. Ладно, не ожидали таран автобусом КПП в/ч. Но почему после последующей перестрелки, после того как бандитам не удалось добраться до базы хранения оружия, части нападавших удалось скрыться из города? Силовики объявили режим КТО? В чем он заключался, если бандитов не удалось быстро блокировать, если их выпустили за городскую черту? Налицо — симптоматичный провал силовиков и институциональная слабость МВД Казахстана. И это очень серьезная зона риска.

— Все же я бы не стал вычеркивать тех же салафитов в Казахстане и связанный с ними религиозный радикализм из зон риска.

— Я это и не вычеркиваю. Я лишь подчеркиваю, что проблемы казахстанских силовиков для государства несут большую потенциальную опасность, чем религиозные радикалы. Проблема религиозного экстремизма в Казахстане всегда существовала, но резко усилилась лишь с 2008—09 годов. Почему? Потому что в это время сильно проявилась внутренняя миграция. Условно говоря, бедный юг приехал на состоятельный север. Светская Алма-Ата вдруг запестрела женщинами в никабах. Одновременно более значимым стал салафитский фактор. Салафиты в Казахстане еще с начала 90-х водились благодаря принятию закона «О свободе вероисповедания и религиозных объединениях» и молодежи, которая привозила салафию с собой, возвращаясь из-за рубежа после окончания обучения. В конце нулевых годов был очень странный эксперимент по созданию молодежного салафитского движения, эдакий клуб элитарной молодежи под эгидой Аслбека Мусина — сына бывшего в то время руководителя администрации президента Аслана Мусина. В итоге салафитов власти в Казахстане начали гонять, но само религиозное течение под запрет так и не попало. Причем не попало до сих пор, несмотря на то, что ДАИШ (террористическая организация, запрещенная в РФ) вовсю пиарило наличие в своих рядах отрядов из этнических казахов. Повод задуматься над проблемой есть. Уверен, что в Казахстане хотя бы на уровне экспертного сообщества это понимают. Но какого-то реального движения в сторону решения очевидной проблемы не наблюдается. Это тем более удивительно, что в рамках совместных военных учений ОДКБ самый часто отрабатываемый сценарий — борьба с прорывом отрядов незаконных вооруженных формирований. В этих учениях регулярно участвуют казахстанские десантники, но Комитет национальной безопасности Республики Казахстан при этом умудряется ничего не делать с точки зрения разработки какой-то последовательной системной борьбы с религиозным радикализмом.

— Видимо, на этом список основных рисков для современного Казахстана следует считать исчерпанным?

— Я бы еще добавил проблему транзита власти. Назарбаеву — 75 лет, и надо понимать, что не за горами момент, когда его на вершине властной пирамиды не станет. Это очень серьезный дестабилизирующий фактор в стране, где очень многое держится только на президенте.  

Кто стоит за терактом?

— 5 июня, конечно, тоже стабильности положению в Казахстане не добавило. 13 убитых террористов, 6 убитых военнослужащих и гражданских, порядка 40 раненых… И это все только по официальным данным.

— С учетом уровня подготовки казахстанских силовиков, как бы цинично это ни звучало, Актобе еще легко отделался.

— В событиях 5 июня был момент, когда, добыв в магазине охотничье оружие, бандиты захватили автобус и протаранили на нем ворота воинской части. Министр МВД Калмуханбет Касымов позже сообщил, что бандиты пытались прорваться в «оружейку», чтобы разжиться там автоматическим оружием и боеприпасами к нему. Вот этот момент — нападение на в/ч — для Казахстана рядовое событие или нечто новое?

— Конечно, это событие из ряда вон, и не только в силу прямого нападения на в/ч. За всем случившимся в Актобе явно просматривается след нашего кавказского бандподполья. Вспомните аналогичные события в Ингушетии, в Дагестане — тот же почерк. Сейчас члены кавказского бандподполья сменили роль непосредственных исполнителей на роль инструкторов, но «методичка» у них осталась прежней — по ней нападавшие в Актобе и действовали. Судя по тому, как далеко нападавшие смогли зайти, экстремисты знают власть в Казахстане намного лучше, чем власть знает их.

— Какие можно сделать выводы, познакомившись с официальной информацией о событиях в Актобе?

— Мы видим акцию, спланированную на базе действий бандформирований в северокавказском регионе. Элементы того, что произошло в Актобе, мы уже раньше видели в Назрани и Нальчике. Главный вопрос — была ли операция на западе Казахстана спланирована из-за рубежа или это какая-то местная инициатива? В настоящее время очень популярным становится метод проекции  идей. Ситуация, когда в социальных сетях и на сайтах транслируются экстремистские идеи и готовые шаблоны действий. Это сейчас очень актуально для Израиля, когда обычные арабы с «промытыми мозгами», начинают совершать индивидуальные акты террора, нападая на израильтян. Для ДАИШ это также очень актуально: стоит вспомнить историю с расстрелом в центре соцобеспечения в Сан-Бернардино (США). Тогда теракт также автономно совершила семейная пара, попавшая под влияние радикальных идей. Такие акции проследить и упредить очень сложно. Но в случае с 5 июня я все же склоняюсь к первому варианту — с организацией акции из-за границы.

— Власти Казахстана уверяют, что в случившемся задействованы исключительно местные религиозные радикалы.

— Возможно. Но, принимая во внимание то, как все было организовано, это маловероятно. Нападавших было слишком мало для захвата контроля над городом, но вполне достаточно для обкатки всех составляющих подобной акции: от замысла до его практического осуществления. Нападавших авторам замысла явно было не жалко. Было понятно, что участников акции, скорее всего, всех уничтожат. Не беда — такие еще найдутся. А вот посмотреть, далеко нападающие смогут зайти, как будут реагировать на все это казахстанские силовики, вот важный результат операции. Полагаю, именно это было главным, а не желание получить десяток-другой «калашниковых». Прочее, как то элементы запугивания и дестабилизации, — это уже, что называется, «сопутствующие бонусы».

— Ну и кто может на самом деле стоять за этой террористической атакой? Атакой, исполненной религиозными радикалами, являвшимися гражданами Казахстана, что подтверждается данными полицейских ориентировок. Явно же за этой атакой стояли не только местные салафиты и кавказское бандподполье?

— Вы интересуетесь подлинными руководителями? Это, конечно, ДАИШ.

— А как же заявление радио «Свобода» о том, что ответственность за случившееся взяла на себя некая «Армия освобождения Казахстана»? О том, что, мол, это был «первый бой сторонников демократического пути развития Казахстана» против «диктатуры клики Назарбаева»?

— Это же радио «Свобода» — организация, функционирующая на средства вполне определенного заказчика со вполне определенными целями. Среди этих целей объективное освещение ситуации на постсоветском пространстве в принципе отсутствует. «Армия освобождения Казахстана» — это вообще не по-салафитски. Салафиты используют арабскую терминологию, арабскую топонимику, а там термина «Казахстан» вообще нет. «Армия освобождения Казахстана» — это просто непрофессиональный журналистский мем.

— То есть, когда КНБ официально опровергает факт существования такой «армии», КНБ прав?

— Прав. Нет никакой «армии освобождения», есть ДАИШ, чаще у нас по привычке называемая ИГИЛ. При этом базой, на основе которой строилась террористическая акция в Актобе, был опыт подобных операций на территории нашего Северного Кавказа. Я глубоко убежден, что инструкторами, агентами управления действовавших на улицах Актобе местных религиозных радикалов были кавказцы, в свою очередь направляемые ДАИШ.

— Известно, что печально известный «Имарат Кавказ» (террористическая организация, запрещенная в РФ) присягнул на верность ДАИШ.

— По крайней мере, опровержения этого информации не последовало. В подтверждение же ее истинности работает такой нюанс: в России, в Москве центральноазиатов в ряды ДАИШ вербуют выходцы с Кавказа. То есть, жители Центральной Азии приезжают к нам чистыми, а тут их берут в оборот.

Казахские риски — это наши риски

— Как сообщили СМИ, первый зампредседателя казахстанской партии «Нур Отан» Мухтар Кул-Мухаммед по горячим следам событий 5 июня заявил: «Сейчас у нас рассматривается большой пакет вопросов по законодательству в отношении оружейных магазинов. Надо запретить их не только в одном городе, но по всей стране». Как вы прокомментируете это заявление?

— Это профанация. Кроме оружейных магазинов, в Актобе подверглась нападению и в/ч. Давайте на этом основании запретим и распустим в Казахстане армию!..

— Можно ли ждать в Казахстане рецидивов 5 июня?  

— Можно и, увы, нужно. С возрастанием количества участников. Тем более что 5 июня выявило неготовность госструктур к внезапному появлению на улице вооруженной толпы. Это же был шок не только для МВД — для всего руководства страны. Знаю, что пока в Актобе ловили террористов, пока там уровень опасности с «красного» не поменялся на «желтый», на своих рабочих местах неотлучно находился и сам президент государства, и весь госаппарат. О чем это говорит? Это говорит о том, что готовых программ, готовых планов действий под подобный сценарий событий у казахстанских силовиков не было. Пришлось вместо этого заниматься вынужденными импровизациями.

— Ну как же планов не было, если население Актобе, например, получало извещение о введении в городе «красного» уровня террористической опасности и о начале КТО с помощью SMS?

— А кто вам сказал, что это было заранее спланировано? Между нападением и объявлением этого самого «красного» уровня прошла уйма времени — несколько часов. За это время уцелевшие во время нападения на в/ч террористы уже успели сбежать из города. Чтобы понять всю степень неготовности Казахстана к акциям, подобным актобской, достаточно просто посмотреть на большой временной лаг между нападением на оружейный магазин «Паллада», с чего, собственно, все в Актобе и началось, и первым официальным комментарием высших должностных лиц по поводу случившегося. Это же явное свидетельство паралича власти.

— Разве не говорит об обратном объявление о предотвращенном госперевороте, инициатором которого был объявлен бизнесмен Тохтар Тулешов?

— Здесь скорее мы видим результат лихорадочной имитации успеха. КНБ как-то пытается закамуфлировать свой провал и на скорую руку создал «виртуальный» заговор. Арестованный Тулешов — это не только бывший владелец завода «Шымкентпиво», но и, по информации местных экспертов, один из лидеров местной ОПГ, связанный с наркотрафиком. Но при всем этом, такие люди не могут, даже гипотетически, выступать политическими фигурами. Политический Олимп для него недоступен, а вот со спецслужбами он должен был общаться очень тесно. Поэтому, скорее всего, здесь он выступает в качестве стрелочника, который второпях удачно попал под руку.

— Является ли случившееся в Актобе проблемой для России?

— Все, что дестабилизирует ситуацию в Казахстане, является проблемой для России. Казахские риски — это наши риски. У нас очень протяженная общая граница. У нас обширные геополитические связи. Мы — стратегические союзники. У нас общая проблема — исламский радикализм. Это проблема, с которой надо работать сообща. Нам нужна четкая координация совместных действий на уровне ОДКБ, ФСБ, МВД и т. д. Угроза терроризма экстрерриториальна. Руководство может находиться где-нибудь в Ираке или Сирии, инструкторы — на Северном Кавказе, а в Казахстане — лишь исполнители. Если замкнуться в собственных госграницах, то терроризм не победишь. По этой причине случившееся в Актобе — это, конечно, внутреннее дело Казахстана, благо понятие «государственный суверенитет» никто не отменял. Но это не означает, что Россия должна закрыть глаза на случившееся. Напротив, это должно побудить соответствующие структуры в России к более тесной работе со своими казахстанскими коллегами для решения общих проблем. А в Казахстане, в свою очередь, должны более активно заимствовать наш нарративный, оперативный и программный опыт проведения КТО и профилактики терроризма.

— Сегодня стало известно, что в Астане состоялась встреча министра обороны Российской Федерации генерала армии Сергея Шойгу‬ с министром обороны Республики Казахстан Имангали Тасмагамбетовым. Это свидетельство реализации упомянутой вами более тесной совместной работы силовиков двух стран по результатам выводов из событий 5 июня? Или это плановый визит Шойгу?

— Вне зависимости от того, плановый это визит или нет, произошедшее в Актобе должно было серьезно откорректировать повестку этой встречи.

Андрей Союстов