«Нет способа превратить власть в права»
Почему теория «меньшинство всегда право» не сработает при демократическом правлении
От редакции: «Зомби-демократия» – так назвали авторы The Economist, влиятельнейшего британского журнала, идею о демократии как форме политического правления, основывающейся на идее власти большинства. Но если раньше с точки зрения демократической теории права меньшинств должны были уважаться и соблюдаться большинством, которое в свою очередь, не должно было репрессировать эти меньшинства, то теперь похоже появляется новая форма объяснения роли меньшинств в обществе. «Меньшинство всегда право», власть – это коалиция меньшинств, а не что-то большее и обобщающее; власти большинства не существует в природе, это абстракция. Редакция Terra America решила разобраться в этом вопросе, попытавшись понять, не идет ли речь о фактическом демонтаже теории демократии, ее замене на идею власти как совокупности различных олигархических ассоциаций по всему миру. Мы представляем вниманию читателей интервью с Джоном Данном, одним из самых известных британских политических философов, как открывающую публикацию дискуссии об этом вопросе.
– Уважаемый господин Данн, мой первый вопрос будет о новейших тенденциях в толковании концепта власти большинства. После волнений в Турции, Бразилии и Египте появилось мнение, что основная опасность для демократии – не авторитаризм, а правление большинства, которое теперь называют мейжоритаризмом, «тиранией большинства» или даже «зомби-демократией» – по мнению редакции The Economist. Считаете ли Вы, что это – некая новая модель теории демократии?
– Я не думаю, что теория демократии – это что-то, что следует воспринимать как нечто незыблемое. Это всего лишь набор мнений о том, как понимать и применять идею демократии. Идея демократии сама по себе (если вы считаете, что она правильная) – это не способ правильно отвечать на политические вопросы, эта идея не настолько разумна. Выбор между мнением, что большинство всегда право и всегда может делать все, что захочет, и мнением, что любое меньшинство всегда право и всегда может делать все, что захочет – это неразумный выбор. Ни один из вариантов не верен: никто не может делать все, что он хочет.
Люди всегда находятся в конфликте друг с другом по поводу множества вопросов, и для них очень важно, к чему приведет конфликт. Нет универсального ответа на вопрос о форме или о способах построения структуры принятия политических решений и эффективного приведения этих решений в жизнь, чтобы эта структура была справедлива все время. Более того, она не должна быть справедлива ни в какой момент времени. Тут другой вопрос: что же является основанием власти для определенной правящей группы, и какая из тех структур, которые принимают решения и стараются провести их в жизнь, на самом деле законна и заслуживает того, чтобы ей подчинялись? Это два разных вопроса, и вы не можете ответить на второй посредством первого. Во втором вопросе нет характеристик, которые были бы ясными и всеобъемлющими. Поэтому я не думаю, что нам следует размышлять над этими вопросами таким образом.
Есть как минимум две разновидности теории демократии. Есть теория, которая говорит, что демократия – это уникальное и понятное решение вопроса о том, как узаконить политическую власть. Это простое и понятное решение заключается в том, что силой закона наделяет воля большинства. Но в реальности большая часть населения не может принять решения по большей части вопросов большую часть времени, даже если оно этого и хочет. Последнее бывает редко – обычно большинство не хочет даже решать.
Другая теория заключается в том, что демократия – это «хорошая форма правления», которой соответствует достаточно большое число условий. Вы можете перечислить достаточно много таких условий – и это превратится в концепцию, которую можно будет применить к реальности. Это более разумная теория, но она очень неопределенная и практически ни о чем нам не говорит.
Теперь собственно о событиях в Египте. Безусловно, правда в том, что одна конкретная политическая группировка выиграла конкретные политические выборы. Это не были особенно свободные или особенно справедливые выборы, но они были свободнее и честнее, чем любые другие выборы в Египте. Было бы очень хорошо, если бы следующие выборы в Египте были такими же правильными, свободными и справедливыми – хотя вряд ли это возможно. Властью победившая политическая группировка (а она действительно победила на выборах) распоряжалась очень плохо на протяжении всего следующего года. И потому, что она ей плохо распорядилась, политическая поддержка и поддержка населения, которая у них была в момент победы на выборах, и без которой они бы эти выборы не выиграли, была потеряна. Именно поэтому военные смогли снова прийти к власти. Какие бы ни были предпочтения у большинства египтян, они явно не заключались в том, чтобы идти с военными под предводительством того, кого они решили поставить во главе страны – этого народ совершенно не хотел. Что я хочу сказать? Все произошедшие события были реальным результатом демократических выборов.
Армия не может управлять Египтом в одиночку, по крайней мере, не сейчас, но она может остановить любого, кого не захочет видеть во главе Египта – потому что это армия, она хорошо организована и очень неплохо вооружена. И она намного лучше организована, чем какая-либо другая структура в Египте. Поэтому она может убрать любого, кто пытается руководить страной, в тот момент, когда пожелает. Это не может продолжать оставаться правдой, но это правда.
– Итак, итогом демократического процесса в Египте, по Вашим же словам, стал государственный переворот, которого египтяне вряд ли хотели. Случившемуся дало старт волеизъявление большинства. Но в какой-то момент оно было проигнорировано…
– Вопрос, который Вы мне хотели задать изначально, звучал, очевидно, так: «правда ли то, что избранное правительство президента Мурси получило право делать то, что хочет, потому что оно было избрано волей большинства»? Нет, это неправда. Быть избранным означает получить право попытаться управлять страной как можно лучше и ожидать, что население будет принимать ваши действия и сотрудничать с вами до тех самых пор, пока у слишком многих из них не появятся серьезные причины перестать поступать таким образом. И ничего свыше этого. Дальше Вы могли бы задать вопрос, какой же тогда политический режим было бы лучше иметь в Египте.
– Да, это будет мой следующий вопрос.
– Со стороны египтян будет очень неразумно не провести нормальные и, насколько это возможно, свободные выборы в ближайшее время. Еще более неразумно будет исключать любые политические и социальные организации из этих выборов. Будет очень-очень неразумно, если в Египте попытаются создать правящую структуру, которая получит власть не в результате выборов, а на каком-то другом основании, потому что не существует никаких других оснований для наделения правительственных структур полномочиями, к которым было бы хотя бы условное доверие. И насколько население способно быть хотя бы минимально грамотным политически, оно должно осознать, что им должны управлять люди, которые выигрывают выборы, а не коалиции людей, которые эти выборы с треском проиграли.
Конфликты случаются во всех политических обществах. В политике всегда есть проигравшие. Но в разумно организованном обществе не должно быть тех, кто проигрывает слишком сильно. И не должно быть слишком много проигравших, чей проигрыш трудно объяснить. Со стороны Мурси было политически глупо ссориться со светским компонентом египетского общества, который, в конечном итоге, поддержал его и «Братьев-мусульман» во время народного выступления, которое привело к краху режим Мубарака. Неисламисты не обязаны были этого делать, но они поддержали его. И они были готовы сотрудничать с Мурси как с главой государства при условии учета их интересов в управлении Египтом. И если бы он согласился на этот путь, нового вмешательства военных в государственные дела удалось бы избежать.
– Если мы говорим о Египте, считаете ли Вы, что нынешнее неосуждение военного переворота в Египте и даже одобрение его как «демократической процедуры», которое мы наблюдаем сейчас, означает возврат традиционной американской политики США в духе доктрины реализма?
– Я не думаю, что традиционная реалистическая политика США когда-либо исчезала. Это образец того, как действуют Штаты, это то, что одна администрация наследует от другой. В американской внешней политике меняется только риторика, но не причинно-следственные связи, они происходят из очень практичных взаимодействий между государством и экономическими и социальными организациями. Соединенные Штаты никогда не были самым подходящим «чемпионом демократии» как политической идеи, которая обошла весь мир, потому что как политическая идея, которая путешествует по миру, демократия меняла форму везде, куда бы она ни приходила. И она должна была это делать, потому что демократия – это теория, что люди должны делать то, что они хотят, а не вести себя так, как одобрила бы это Америка.
США чрезмерно активны как структура, зарождающая очаги войн. Это очень-очень неправильно как вид правовой процедуры, преследующей интересы американского населения. Совсем не впечатляет, и как Соединенные Штаты присутствуют во всем мире. Американцам нужно повзрослеть и стать мудрее. Непоследовательность глобальных амбиций США особенно очевидна в данный момент. Мы не сможем, например, проследить логику их действий в обращении с идеей демократии. Демократия всегда была крайне неудачным для США примером того, что надо делать во всем остальном мире.
– Теперь я бы хотела задать вопрос о правах меньшинств, потому что это тоже важная часть демократии. Возникает такое толкование понятия демократия, которое говорит, что «меньшинство всегда право». Но не кажется ли Вам, что это подмена понятий, когда отсутствие репрессий и принятие во внимание мнения меньшинства прикрывается идеей, что меньшинства всегда правы?
– Я уже говорил: вполне разумно предположить, что ни одна политическая группировка не может быть права всегда. Это совершенно нелепое предположение. Идея о том, что у меньшинства есть права, настолько сильна, насколько она дает уточнения относительно того, какие именно права у них есть. И концепция прав большинства также жизнеспособна только в том случае, если она уточняет, какие права есть у большинства.
У большинства, что очевидно, нет права убивать меньшинства по своему желанию. У меньшинства, что тоже очевидно, нет права во всех отношения организовывать жизнь большей части населения. Правом большинства, которое идет вразрез правам меньшинств, может быть только право уладить какой-то политический конфликт определенным образом – это пределы того пространства, где есть место концептуальности. Не может быть «отдельных прав» у меньшинств. Должны быть одинаковые права для всех, а «все», по определению, включают в себя и большинство и меньшинство.
– То есть Вы считаете, что все политические группы, и все партии – и большинство, и меньшинства – должны иметь общие права и просто соблюдать ограничения?
– Да, общие права будут правилами, которые объяснят, чего не может делать политическая власть. Это некое определение общих случаев и тех действий, которых политическая власть не должна свершать. Естественно, всегда остается возможность того, что политической власти просто придется сделать что-то иное. И тогда теории прав человека истончатся, потому что им придется покрывать «непредвиденные обстоятельства».
– И мой последний вопрос. Мы говорили о правах меньшинств. По Вашему мнению, какие все-таки философские или политические теории могут оправдывать идею, что «меньшинство всегда право», при демократическом строе?
– Я не думаю, что сколь либо жизнеспособная теория может описать такую идею. Власть – это возможность выбора, если ты можешь выбирать, тебя не ограничивает ничего за пределами твоего собственного выбора. Власть не может быть наложена на права. Нет способа превратить власть в права. Ведутся бесконечные идеологические попытки изобразить это, но это лишь пустые и бесплодные измышления.
Беседовала Наталья Быкадорова
Источник: terra-america.ru.
Рейтинг публикации:
|
