Кризис европейской интеграции, по всей видимости, достигает своего апогея. А что же дальше? Решится ли Брюссель на то, чтобы во всеуслышание заявить о крахе интеграционного процесса, и на то, чтобы поставить большой и жирный крест на таком понятии как Еврозона? Безусловно, такой резкий шаг от европейских политиков может послужить похоронным маршем вообще для всей мировой экономики. Объявление о том, что такая валюта как евро фактически мертва, и отключение ее от аппарата, скажем так, искусственного дыхания, приведет к тектоническим сдвигам далеко не только экономического плана. За таким объявлением однозначно последуют социально-политические изменения, которые по своей трагичности вполне могут напомнить ситуацию, когда Европа практически целиком лежала в руинах. Сейчас эти руины могут быть образными, но это вовсе не умаляет их негативной роли для всей мировой экономической и политической системы. Да и от образа до его реального воплощения иногда бывает очень и очень близко…
Ни в коем случае не провоцируя читателя на какой-то оголтелый алармизм, стоит рассмотреть ситуацию, которая может развиваться при гипотетическом отказе Евросоюза от дальнейшей интеграции на прежних условиях. Один из столпов тех самых прежних условий – это попытки создать территориальное образование, которое было бы максимально однородным как в финансовом, так и политическом плане. И своеобразной путеводной звездой для европейцев в этом плане служила единая валюта – евро, на которую подавляющее большинство идеологов масштабного европейского объединения возлагали поистине огромные надежды.
Итак, представим себе на секунду, что экономический кризис, который «Мамаем» прошелся по государствам южной Европы, привел к пониманию бесперспективности бесконечного кредитование греческих, итальянских, испанских и португальских банков. В связи с этим дальнейшие штрихи картины выглядят примерно следующим образом: южноевропейские банки, которые получали щедрое финансирование от немецких, французских и других финансовых систем Европы, могут отойти к этим самым системам. Другими словами, если тем же Парижу и Берлину покажется нужным, то греческие и иже с ними банки станут французскими или немецкими, и сама суть финансовой интеграции с помощью банковской платформы окончательно превратится в пепел. Однако является ли такой сценарий картиной будущего Европы?
Многие европейские политологи и экономисты заявляют, что уже сейчас та же греческая финансовая система – это, по сути дела большой, кризисный филиал системы берлинской. Немецкие власти, которые сегодня, скрепя сердце, пытаются делать вид, что выручают своих южноевропейских соседей, на самом деле преследуют совсем иную цель. Она заключается в том, чтобы спасти южноевропейские рынки для продолжения реализации на них немецких товаров. По сути дела, интеграция той же Греции, как, в принципе, и ряда других стран, в Еврозону – есть ни что иное как продуманный экономико-политический ход, когда крупные европейские производители просто выдавили с рынка своих конкурентов в тех самых принятых в Еврозону странах.
Ни для кого не секрет, что промышленность Греческого государства после объявления страны членом единого финансового пространства Большой Европы, начала испытывать весьма серьезные трудности. Казалось бы, промышленность-то никуда не исчезла, а на первых порах даже получила возможность выводить свои товары за рубеж на выгодных условиях. Однако дальше случилось то, ради чего и была заведена эта пластинка тотальной европейской финансовой интеграции. Греки (как итальянцы, испанцы и другие) стали, проще говоря, побогаче. Уровень их доходов достаточно серьезно подскочил. Все от такого радостного события пришли в неописуемый восторг. Но тогда еще никто ни в самой Европе, ни в других уголках мира и не догадывался, что евроинтеграция, да еще и на основе единой валюты при различных вариантах национальных правительств – это бомба замедленного действия.
Южная Европа после присоединения к Еврозоне могла позволить себе немного больше, чем то, чтобы просто покупать товары, выпущенные исключительно в своих территориальных рамках. Повышение уровня доходов спровоцировало достаточно активный интерес к качественным и дорогим товарам, выпускаемых, к примеру, той же Германией. Очевидно, что это отлично простимулировало немецкую промышленность. Далее все пошло по достаточно глубокой колее.
Немцы и французы все охотнее подкармливали «южан» кредитами, а те, в свою очередь, все охотнее эти кредиты брали. Мол, если дают, так надо ж брать – зачем отказываться: мы ж, мол, теперь единая семья – вот с нами и делятся «старшие братья». И сначала от такого положения вещей, надо признать, хорошо было и дающим и берущим. В общем, казалось, что эта почти райская жизнь будет только улучшаться: богатеющие немцы будут богатеть и снабжать деньгами под определенные проценты тех, кто напрямую заинтересован в их продукции.
Но, как мы все прекрасно знаем, этой эйфории суждено было подойти к своему логическому завершению. «Старший брат» вдруг почувствовал, что «брат младший» стал все менее охотно платить по своим долгам, а кроме того, как и весь мир, все чаще стал обращать внимание на товары далеко не европейского происхождения. Дошло до фактического столкновения интересов, когда «южанам» объявили: друзья, вы не правы, ведь «кто девушку кушает, то ее и танцует», а вы решили «танцевать» в другом направлении. Однако было уже поздно, и теперь тем же загнавшим самих себя в тупик немцам с юга, по сути, объявили: хотите сохранить хотя бы шаткое равновесие в Еврозоне – давайте денег безо всяких условий. И немцы дают. Потеют, сквернословят, но дают… Ведь делать-то им больше нечего…
И вот теперь как раз таки и рассмотрим вариант, когда немцы и прочие спонсоры большой европейской стройки с подмоченным и прогнившим фундаментом, решают объявить, что грекам, испанцам, итальянцам и другим нужно перейти к своим драхмам, песетам и лирам, а про евро вспоминать только в цветных снах. Но тогда сами немцы уже окончательно и бесповоротно теряют южноевропейский рынок, пытаясь, разве что, вытянуть на поверхность его банковскую систему, которая давно уже находится в руках берлинских и парижских финансистов.
После такого прецедента, очевидно, будет начат новый этап европейской истории, который можно охарактеризовать знаменитой фразой «от любви до ненависти…». «Южане» не без доли логики могут обвинить «северян» во всех смертных финансовых грехах: мол, сначала сами заманили нас в ловушку по имени евро, а теперь пытаетесь от нас избавиться, выставляя финансово несостоятельными. А это уже может привести к дальнейшему усилению лево- и праворадикальных сил, способных попытаться сплотить общество под лозунгом мести. Мести за то, что навесили еврохомут, заставили под этим хомутом, скажем, так вспахать пару неровных борозд, распрягли и, перестав давать овёс, снова вернули в свое не самое впечатляющее стойло.
И ведь реваншистские взгляды и призывы вполне способны найти своего массового поклонника. Тогда уже даже знаменитые афинские бунты с сожженными автомобилями и разгромленными офисами иностранных компаний покажутся цветочками.
В этом случае достаточно будет появиться человеку с качествами лидера, который сможет с помощью пропаганды убедить народ в необходимости мести (как, к примеру, уже было в Европе образца 1933 года), чтобы пустить гражданский гнев в деструктивное русло.
Если события пойдут по такому сценарию, а предпосылки к тому есть, то Европе стоит ожидать большого социального взрыва, которым могут воспользоваться определенные силы для решения своих интересов. Конец евроинтеграции может породить одну из самых масштабных евроконфронтаций с момента окончания Второй мировой войны.
