Моя память не сохранила ни имени, ни фамилии этого лейтенанта. Поэтому пусть он будет в моем рассказе - лейтенант Н. Он мелькнул в моей жизни ненадолго, и исчез. Почему я его помню? Судите сами...
Я тогда в 8-й роте служил рядовым пулеметчиком. Одно время мы активно ходили в рейды, пытались победить душманские банды военной силой. Практически на каждом боевом выходе были потери; если попадали в засаду, или машина подрывалась на фугасе, потери были тяжелыми. В афганской провинции Гильменд есть очень гиблые места, куда лучше вообще не соваться никому 'со своим уставом', так сказать. Там своя жизнь, свои законы. А внешне там очень красиво: горделивые горы, извилистые реки, бескрайние пустыни. И кишлаки - как крепости: стены, башни... И люди... Афганцы - очень бедный народ, но и непростой. Когда поживешь с ними рядом, да повоюешь с ними же, то волей-неволей это высокомерное чувство нашего превосходства над ними буквально во всем, начинает исчезать. Появляется ощущение ненормальности происходящего. Возникает вопрос: а чего же мы от них, афганцев, хотим? Покорности? Так не будет ее - ясно же! Хотя вопросы эти мы задавали только сами себе.
А лейтенант появился как-то неожиданно, и сразу обратил на себя внимание манерой общаться с нашим братом - солдатом. Что скрывать, некоторые офицеры разговаривали с нами, скажем так - резко, словно боялись нас. Считали, наверное, что если говорить с солдатом нормальным, человеческим тоном, то он сразу сочтет это проявлением некоей слабости, и тут же усядется тебе на голову, образно говоря. Были и такие, кто хамил откровенно, и ударить мог. Был у нас один офицер - роста маленького, ноги кривоватые, но злобы в нем было... Станет перед строем с прутиком, похлестывает слегка себе по штанине, потом шею вытянет, глаза выпучит и орет:
- Сидоров, мандавошка х...ва, команда какая была?!
Лейтенант Н. говорил с нами, как с равными, причем со всеми. Даже не знаю, как ему это удавалось. Никакого пренебрежительного тона, ни одной нотки. Нет, он мог, конечно, повысить голос, когда возникала в этом необходимость, но получалось как-то необидно, не было в этом ничего унизительного. За дисциплиной в подразделении он следил, конечно, как без этого. Был вот такой однажды случай. Один из постов наших находился на отдалении от основного расположения. Находились на нем постоянно четверо солдат, и большой 'трехногий' пулемет под названием 'Утес'. Собственно, они и жили на горном утесе, на самом верху, там, где обзор - идеальный. За них боялись, как бы ночью духи их не вырезали всех. А то были такие случаи. В одной из рот нашего полка стояла аккуратно заправленная койка, на которой никто не спал. Поперек нее лежали восемь солдатских ремней с надраенными до зеркального блеска бляхами. Именно столько пацанов однажды не проснулись на заставе, потому что часовой заснул на посту. Ножом по горлу - так, что головы поотваливались у некоторых.
Ну так вот, те четверо наших, с поста, должны были докладывать об обстановке по проводному телефону. Ночью - каждый час. Ну, надо сказать, частенько они 'забывали' это делать. Когда появился этот лейтенант, он приказал им докладывать лично ему. Раз не доложили, второй. Сходил он к ним после этого (хотя и раньше бывал не раз), и состоялся там какой-то разговор. Они особо не распространялись - что было и как, но после этого доклады пошли, как положено. Потом мы все-таки узнали, что лейтенант ударил старшего на этом посту. Но сам 'пострадавший' от лейтенанта злости к нему не испытывал, да и рассказал об этом, как бы посмеиваясь. Позже, кстати, на одном боевом выходе в горах, лейтенант Н. оступился и заскользил по каменистой осыпи вниз, к пропасти. И именно тот, 'ударенный' им пацан, бросился к нему сразу. Протянул ему автомат, офицер ухватился за ремень и вылез. Вот такие дела...
Помню еще: под Новый год проверял он посты. И на одном из наших 'жилых' постов обнаружил в укромном месте бражку. Как не уговаривали его хлопцы (там же весь пост с Украины был!), что Новый год же, надо отметить по-человечески - ничего не помогло. Вылил драгоценную бражку прямо на землю, на глазах у страждущих, и сказал, мол, потерпите до Союза, а там пейте, сколько хотите. Помню, как злились тогда парни с поста! А когда все собрались к новогоднему столу, зашел наш лейтенант: темные отутюженные брюки, белая рубашка, и - 'гражданский' галстук... Вид - в наших горно-военных местах - ну просто обалденный! А в руках - сумка с заграничным шипучим напитком 'си-си', который в гарнизонном военторге продавался в металлических баночках. Купил он его за свой счет, с нас денег не собирал, и поставил на общий праздничный стол.
А потом был тот - крайний для лейтенанта рейд. Шли мы колонной к одному кишлаку, саперы впереди. Тут танк с тралом подорвался, и сразу начался обстрел. Саперы залегли, конечно. А по колонне бьют из 'безоткаток'. Мы знали, что там мины кругом стоят, потому что саперы сняли несколько штук еще до обстрела. Что делать - вот и 'бэтр' один горит уже, а колонна стоит 'колом', только отстреливается. Смотрю, лейтенант залез в наш БТР, и что-то объясняет водиле Саньке. Тот закивал и завел двигатель. Потом качнулся наш 'бэтр', и сполз в сторону, с дороги. Двигались мы медленно, а впереди шел наш лейтенант, внимательно разглядывая почву перед собой. В тех местах земля покрыта такой спекшейся коркой, а эта корка устлана слоем мелких, перепутанных между собой, как паутина, вьющихся растений. Когда проедешь, нарушишь этот верхний слой, след надолго остается. И мину, если зарыли не так давно, тоже видно. Вот в гальке речного русла, например, мину никак не засечешь по внешним признакам.
Двигались мы так под сильным обстрелом, рывками туда-сюда, и добрались до небольших покатых холмов, закрывших нас от огня. Спешились, мы все были целы, и лейтенант был цел. Только лицо у него было... того. Ну, это понятное дело - под огнем по минному полю идти с километр... За нами, по колее нашей, и колонна вся потихоньку вышла из-под обстрела. Несколько 'бэтэров' поднялись на холмы, и начали духов с фланга терзать огнем. А те в нас уже никак попасть не могли, корпуса машин закрыты теперь были складками местности. Так что духи угомонились и слиняли, кто успел. Затихло...
Решили мы перекусить, раз войне конец, да ведь еще с утра ничего во рту не было. Солнце уже к закату шло. Развели костерок на соляре, начали тушенку разогревать. Тут смотрим, танк к нам ползет. Дополз, спрыгнул с него здоровенный подполковник в модной форме песочного цвета (никогда я такой раньше не видел), в темных очках, и к нам подходит. И как начал он орать на нас... Чего, мол, расселись, кто вперед будет идти, и что за вид у нас такой, трусами обозвал и сбродом - я эти слова хорошо запомнил. Тут наш лейтенант Н. вылазит из 'бэтэра', подполковник и на него накинулся. Орал, орал, потом как даст ногой по банке с тушенкой - и улетел наш ужин куда-то за бугор. Тут наш летеха, смотрю, взъерошился весь и говорит в таком духе, мол, ведите себя поприличнее, товарищ подполковник... Тот как услышал, замахнулся на него рукой, а лейтенант, чуть присев, швырнул его через себя. Хлопнулся об землю подполковник здорово, брякнул-звякнул всеми своими костями и модными карманами. И очки сломал темные... Недешевые, наверно... Поднялся он сам, никто ему руки не протянул, зыркнул на всех нас, а мы как стеной стали... Короче, оглядел нас, обложил еще всяко по-матерному, потом повернулся и пошел к танку. И уехал.
И лейтенант Н. уехал. Как вернулся с этого рейда, так и исчез. Попрощался с нами, правда, и ушел. Нас еще таскали на допросы к особисту какое-то время. Насчет того, мол, как же это так с большим начальником обошлись? А ведь мы не видели ничего - так все и сказали.
Хоть всего три месяца мы отслужили с лейтенантом этим, а вот - помню его.
Примечание:
За помощь в создании этого рассказа благодарю Эдуарда Малявина.
Источник: http://artofwar.ru.
Рейтинг публикации:
|
