27 апреля 2017 года все мировые информационные агентства распространили новость: в полдень, в условиях густого тумана, в 40 километрах северо-западнее пролива Босфор был протаранен сухогрузом и через три часа затонул разведывательный корабль ВМФ России "Лиман". На момент столкновения "Лиман" вёл наблюдение за военно-морскими маневрами НАТО "Морской щит" в Чёрном море…
Ещё не успела эта новость облететь планету, а на базах морской разведки Турции, НАТО и США уже во всю шла "гонка со временем". Там были прекрасно осведомлены о том, какое уникальное оборудование находится на борту затонувшего русского "разведчика". И нужно было успеть к "Лиману" раньше русских. "Направленцы" по России обнадёживали: успеем, время у нас есть, "Лиман" лёг на грунт на глубине 90 метров, русским нужно минимум трое суток, чтобы собрать группу глубоководных водолазов, подготовить специальный корабль и выйти в море к месту гибели "Лимана"; а мы там сможем быть уже через полтора дня и в тёмное время суток спокойно его "выпотрошим". На аэродромах уже запускались движки транспортных самолётов с водолазным оборудованием и военными ныряльщиками на борту, которые всего через несколько часов должны будут начать работы на русском "разведчике", когда поступила ошеломительная новость: к месту затопления "Лимана" уже подошёл русский "спасатель" — спасательное судно "ЭПРОН", и с него начаты спуски водолазов. Это был шок! Как такое возможно? Откуда у русских оказались тут глубоководные водолазы, как они смогли так быстро подготовиться к выходу в море? Движки пришлось глушить, оборудование — разгружать, водолазов — распускать по домам. А в кабинетах разведцентров специалисты начали ломать голову над феноменальной готовностью русских к таким ситуациям…
Секрет же был прост. В эти дни под Севастополем проходили сборы водолазов-глубоководников ВМФ, в ходе которых должен был быть отработан спуск водолазов на глубину 90 метров. И к нему всё было готово: корабль, оборудование, люди. Вот только вместо учебных спусков состоялись реальные, с боевой задачей. Вся секретная аппаратура была демонтирована и поднята на поверхность, корабль обследован. Подошедшему через двое суток опытовому судну "Селигер" осталось лишь завершить работы…
Нам повезло?
С дилетантской точки зрения, да. Но любому эксперту понятно, что за таким "везением" стоит профессионализм людей и техническая готовность. А то, что они совпали в нужное время и в нужном месте, — так это и есть слагаемые победы. К "слепой удаче" это не имеет никакого отношения!
"Удача любит достойных" — это хорошо понимают и на экспериментальной научно-исследовательской базе НИИ спасания и подводных технологий, что в Ломоносове под Питером.
…От слова "море"
"Моя фамилия Краморенко. В середине "о" — от слова "море", — представился невысокий, сухой, скуластый капитан 1 ранга, с цепкими глазами-буравчиками, Михаил Вячеславович…
Должность у Михаила Вячеславовича, наверное, одна из самых "длинных" в российских Вооружённых силах. Он — начальник экспериментальной научно-исследовательской базы НИИ спасания и подводных технологий ВУНЦа (Военного учебно-научного центра) Военно-морского флота РФ "Военно-морской академии имени Адмирала Флота Советского Союза Н. Г. Кузнецова". "Название моей должности — лучшая проверка на трезвость и старческую деменцию", — вполне серьёзно говорит Краморенко, но на дне глаз, кажется, проскакивает саркастическая искорка.
Он вообще ершист, этот "каперанг"… Но всё сразу меняется, как только его спрашиваешь о его подчинённых. О них Михаил Вячеславович может говорить часами. При этом замечаешь одну деталь: кого-то он называет уважительно — по имени-отчеству, а кого-то просто по имени. Это в зависимости от возраста?
Краморенко качает головой: "Возраст ни при чём! Главному старшине Климову всего двадцать семь. Но он с двадцати пяти уже Артём Петрович. Каков принцип? Да очень простой принцип. Когда экзамен на профессиональную зрелость человек сдаст, проверен будет морем. У меня после Адлера совсем молодые ребята стали называемы по имени-отчеству… Есть и ветераны: старший инструктор по должности, старший инструктор-водолаз по квалификации, старший мичман по воинскому званию". Александр Алексеевич Филин "имя-отчество" заслужил ещё лет двадцать назад, там были и "Курск", и "Булгария", и "ЭПРОН", и "Игорь Белоусов", и "Адлер", и ещё много-много чего…
Трудными для Краморенко стали работы на месте падения Ту-154 под Адлером 25 декабря 2016 года. Самолёт рухнул в море сразу после взлёта в пять двадцать семь утра, а уже в девять отряд водолазов НИИ подняли по тревоге. К четырнадцати часам сформированная группа в восемь человек (водолазы и врачи) убыла на аэродром. Был перелёт в Анапу, оттуда в Новороссийск, и из него — морем к месту падения. И там с ходу начались водолазные спуски.
"Это была предельно тяжёлая работа, — рассказывает Краморенко, — нам был выделен участок акватории, и мы должны были как можно тщательней обследовать его дно, поднять оттуда тела людей и обломки самолёта. И никто, ни один водолаз, не уткнул объектив видеокамеры водолазного шлема в песок…"
Водолазы активно искали следы авиакатастрофы, порой страшные, о чём говорила "картинка" в видеомониторе на посту командира водолазного спуска. Признак активного поиска: в объективе видеокамеры — не песок и камни, а поверхность дна, уходящая во мглу, со всем, что там есть…
И так — двое суток подряд, сменяя друг друга.
Но это — внезапная проверка, экзамен на профессионализм. Повседневная же работа специалистов НИИ куда прозаичнее: тестирование различного спасательного оборудования, отработка режимов декомпрессии, обеспечение подготовки специалистов ВМФ. Для этого в лабораторных корпусах есть водолазные комплексы, специальные бассейны и водолазные "башни", в которых можно испытать и "отработать" в реальных условиях отсека подводной лодки любую ситуацию, любое устройство. Всё настолько приближено к реальности, что даже торпедный аппарат, с помощью которого отрабатывается выход из аварийной подводной лодки, реальный: cнят с подводной лодки типа "Малютка" времён Великой Отечественной войны. Лодки давно уже нет. А торпедный аппарат в виде натурного макета верно служит в Военно-морском флоте…
Много лет назад в НИИ привезли британские спасательные костюмы для подводников. Специалисты их изучили, испытали и пришли к выводу, что наши разработки лучше. Британский костюм не держит тепло. В нём в ледяном море долго не протянешь. К тому же, все узлы пластиковые. Надёжность их вызывала сомнения. А наш тепло держит, и у него важнейшие комплектующие — металлические, надёжные. К гордости водолазов НИИ, спасательное снаряжение подводника, испытанное ими во всех режимах работы, готово к принятию на вооружение и поступлению на подводные лодки…
Жизнь за "бронёй"
Один из главных объектов НИИ — барокамера-барокомплекс. Внешне она похожа на гигантского размера муравьиное яйцо — вся в "баранках" вентилей, оплетённая венами трубопроводов, таращащаяся "белками" приборов, она, кажется, лениво дремлет на бетонном ложе, в глубине выстроенного вокруг неё "гнезда". Да-да, именно так: не барокамера встраивалась в здание, а само здание строилось вокруг установленной здесь барокамеры! Именно тут проводится большинство глубоководных исследований. На профессиональном сленге — "сухих спусков". В ходе таких спусков изучаются особенности поведения человеческого организма в условиях глубоководного погружения, отрабатываются режимы декомпрессии — подъёма с глубины. Всё это происходит под непрерывным контролем медиков. Они разрабатывают задания и наблюдают за ходом их выполнения.
Эта барокамера отличается от стандартных, тех, что расположены на водолазных судах, важным эргономическим элементом — высотой. В ней человек может стоять в полный рост. Возможность провести в ней несколько суток становится огромным её преимуществом. В большинстве барокамер "корабельного базирования" стоять можно, только склонив голову…
Сегодня идут вторые сутки эксперимента. "За бронёй" — так между собой называют барокамеру моряки — шестеро водолазов.
"Тема эксперимента — "Провокационный спуск": аварийное — за три минуты — погружение шести водолазов на глубину 30 метров, — объясняет начальник лаборатории капитан 3 ранга Николай Клименко. — По сценарию водолазы час работают, после чего переходят в водолазный "колокол" и начинается их подъём".
Я киваю: вроде всё понятно, и глубина какая-то несерьёзная — 30 метров. Не сто, не двести…
Но, когда узнаёшь, что после трёх минут погружения и часа на этой глубине, подъём и декомпрессия будут продолжаться тридцать пять часов, поневоле изумляешься…
"Эти погружения — научная работа. В ходе них мы ищем оптимальные и безопасные режимы декомпрессии, — объясняет врач-спецфизиолог майор медицинской службы Александр Шипаев. — Море не создано для жизни человека, и здесь он всегда гость. Причём гость непрошеный. Море давным-давно забыло, что мы вышли из него, и наш организм это тоже давным-давно забыл. Поэтому в организме человека предусмотрены адаптивные и защитные механизмы для условий пониженного давления, потому что люди и их предки миллионы лет осваивали поверхность, в том числе и горы, а вот механизмов приспосабливающих организм к повышенному давлению, к жизни под водой у нас не существует. Единственный способ выжить — это на любой глубине создать для человека его естественную "среду обитания" — атмосферу; но в условиях огромного давления организм там ведёт себя совершенно иначе. Если на поверхности мы дышим воздухом, в котором кислород составляет двадцать процентов, то при глубоководном спуске процент кислорода в смеси опускается до двух. А при знаменитом погружении акванавтов НИИ в 1989 году на глубину 500 метров его вообще было всего три десятых процента! Всё остальное — инертный газ, гелий. Вдохни человек на глубине воздух с атмосферным содержанием кислорода, и он просто сожжёт ему лёгкие, как концентрированная кислота…"
Специалисты утверждают, что если взять у человека на большой глубине пробу крови, а потом пробирку с кровью резко открыть на поверхности, то кровь закипит как шампанское. Для человека это — мгновенная смерть. Вот для защиты от этого и придумана декомпрессия — медленное рассыщение организма от азота — газа, который наравне с кислородом растворяется в крови, но не используется организмом и выходит из него в ходе газового обмена в лёгких по мере снижения давления. Задача — не дать в крови образоваться микроскопическим (менее кончика иголки) пузырькам азота. Их стражи организма — фагоциты — принимают за враждебные образования, атакуют, облепляют и превращают в тромб; и их могут образоваться сотни…
Даже при полностью правильно проведённой декомпрессии ещё несколько часов при обследовании на УЗИ в динамиках слышен характерный "визг" — это продолжают выходить из крови мельчайшие пузырьки азота.
На глубине человек становится очень чувствителен к температуре и влажности. Комфортная зона на глубине тридцать метров — всего два градуса вокруг двадцати восьми по Цельсию. Ниже — и человек начинает замерзать, выше — ему жарко…
В барокамере давление снижается "ступеньками". Подъём на два метра, потом несколько часов пребывания на этой глубине, и так шаг за шагом — до поверхности…
Последние шесть часов водолазы "сидят" на глубине двух метров. До поверхности, кажется, рукой подать. Но случись даже на такой глубине разгерметизация, и без другой барокамеры людей ждёт "кессонка" — проблемы со здоровьем, требующие вмешательства врачей-спецфизиологов.
Зайдя в барокамеру в два часа дня, водолазы выйдут из неё только через полтора дня, в час двадцать пять ночи.
Время!
Выход…
Медленно распахивается огромная, круглая, как тарелка, тяжёлая дверь люка, и из утробы барокамеры один за другим выбираются участники экспериментального водолазного спуска. Докладывают о самочувствии, жмут руки встречающим, улыбаются. Свобода! На лицах характерная двухсуточная небритость, взъерошенность. Они сейчас больше похожи на охотников, вернувшихся с охоты.
…После доклада водолазы сразу попадают в руки врачей. Замеряются все параметры, берутся необходимые анализы. После этого — обязательный отдых. Ещё сутки организм приходит в себя после погружения. Нельзя подвергать его физической нагрузке, нельзя летать, запрещён алкоголь…
"Водолазы идут по нашим следам..."
На часах два ночи. Только что всех участников эксперимента развели по койкам. Теперь можно идти отдыхать. Но Краморенко не спешит. Здесь он, кажется, дома…
"У нас нет цели ставить какие-то рекорды или гнаться за метражом. Мы — не спортсмены. Глубину нам диктуют аварии. Водолазы идут уже по нашим следам. После нас погружение на эту глубину становится уже отработанной технологией. Всё записано, сведено в инструкции, руководящие документы: какие смеси использовать, как "рассыщаться"… Мы шаг за шагом восстанавливаем то, что потеряли двадцать семь лет назад".
Слова Краморенко — не просто красивая фраза. До 1991 года в нашей стране была лучшая в мире система глубоководного спасания. В 1960‑х годах в институте приступили к разработке метода длительного пребывания водолазов под водой. Суть его в том, что в течение всего времени выполнения подводных работ акванавты находятся на корабле в барокамере под давлением, равным давлению на той глубине, где предстоит выполнять поставленные задачи. К месту проведения работ спускаются в водолазном "колоколе", в нём же после завершения работ возвращаются в барокамеру. На профессиональном языке такая связка (барокамера — "колокол") называется "система". При этом эффективность выполнения задач водолазами возрастает в сотни раз, так как не требуется проводить декомпрессию после каждой работы на глубине.
Нам первыми в мире удалось "нырнуть" сначала на 450, а потом и на 500 метров! Это погружение в 1990 году выполнила группа акванавтов под началом капитана 3 ранга Леонида Солодкова. "Нырок" продолжался месяц! Все участники этого эксперимента были представлены к государственным наградам, а наиболее отличившиеся — к званию Героя Советского Союза.
На флотах были развернуты системы глубоководного спасания. Были спущены на воду уникальные спасательные подлодки "Ленок", которые могли лечь на дно рядом с аварийным объектом и, не всплывая на поверхность, вести спасательные работы. А потом наступил 1991 год, и очень скоро вся эта стройная система спасания пришла в упадок вместе с могучей некогда страной. Оборудование было подточено временем, разрезано и сдано на металлолом. И когда 12 августа 2000 года АПЛ "Курск" затонул на глубине 108 метров, оказалось, что вести спасательные работы на такой отметке нам просто нечем. В стране ещё были водолазы-глубоководники, но не было систем, которые бы позволили им на "Курске" работать. И это стало шоком. Тогда заговорили о срочной необходимости восстановления системы спасания, появились первые деньги на закупку пока ещё зарубежных аппаратов. Но 4 августа 2005 года ситуация с "Курском" едва не повторилась. В 75 км к югу от Петропавловска-Камчатского, в бухте Березовой, спасательный аппарат АС-28 ("Приз") запутался в рыболовной сети, тросах и шлангах на глубине 200 метров. Спасательная операция длилась трое суток, вытащить российских подводников удалось лишь благодаря помощи англичан. Их беспилотник "Скорпион" перерезал удерживавшие батискаф путы — и тот смог всплыть.
…Сегодня наши водолазы-глубоководники уже снова способны работать на предельных глубинах. В прошлом году на Тихоокеанском флоте в Японском море состоялось рекордное погружение в глубоководном водолазном "колоколе" на глубину 317 метров. Его непосредственным участником был старший инструктор НИИ спасания и подводных технологий мичман Андрей Емельянов — Андрей Евгеньевич, по "квалификации" Краморенко. Андрей Евгеньевич в тот памятный для него и для всего водолазного дела России день, 30 октября, исполнял самые ответственные обязанности — был оператором водолазного "колокола". Он ближе всех находился к работающей под водой паре водолазов-тихоокеанцев, буквально в нескольких метрах, измерявших длину кабель-шланговой связки, которую он им выдавал. По связкам водолазам подавалась смесь для дыхания, отводилась отработанная, поступала горячая вода на обогрев костюмов, шли сигналы связи и телевидения, поступало электричество на фонари… Одетый в водолазный костюм, стоя по колено в ледяной (девять десятых градуса Цельсия) воде, ощущая каждой клеткой своего организма чудовищное давление в тридцать две атмосферы, не особо задумываясь (в тот момент не до того было) о том, чем он дышит (сколько килопаскалей кислорода, азота, гелия, углекислого газа в окружающей газовой среде водолазного "колокола"), Андрей Евгеньевич не только одевал водолазов, проверял правильность подгонки снаряжения, обслуживал многочисленные системы, сматывал-принимал кабель-шланговые связки, но и находился в немедленной готовности сам надеть полнолицевую маску и "уйти" в шахту под "колокол", чтобы поднять в него обоих товарищей, если те потеряют сознание. Профессионал Емельянов неоднократно отрабатывал этот элемент на малых глубинах и морально был готов всё проделать "на автомате" — на "мышечной" памяти. До этого не дошло, в чём общая заслуга не только "тройки освоителей глубин", но и всех других участников того водолазного спуска: командира спуска, врача-спецфизиолога и операторов глубоководного водолазного комплекса, тщательно реализовывавших на судовых постах сложные современные технологические цепочки действий. Сегодня идут работы по подготовке погружения на глубину 450 метров. И, случись авария с "Призом" сегодня, нам было бы чем ответить на вызов, брошенный глубинами, для спасения жизни наших военных моряков...
Краморенко вызывают к телефону, и он выходит из лаборатории, но через несколько секунд возвращается. Что-то забыл? Но внутри вдруг срабатывает какой-то тревожный сигнал. Передо мной Краморенко и… не Краморенко. Вроде он же — да не он. Другой взгляд, другая улыбка…
И тут меня осеняет. Становится понятно, почему сразу на двух кабинетах НИИ на табличке одна и та же фамилия. Братья! Близнецы! Оба — капитаны 1 ранга. Оба служат в НИИ спасания и подводных технологий. Знакомимся. Андрей Вячеславович улыбчив и открыт. И этим он совсем не похож на своего сурового брата.
"Это нормально! — улыбается Андрей Краморенко. — Он старший, а кто старше, тот сердитей!"
После окончания училища имени Дзержинского братья решили отдохнуть друг от друга и попросились служить на разные флота. Михаил на Тихоокеанский флот (ТОФ) — на далёкую, сказочную Камчатку, Андрей — на Ладожское озеро, где тоже была суровая служба, и, как он по-молодости отписывал в письмах брату, "порой 120 километров сырых приладожских лесов отделяет от цивилизации, как вся Сибирь". Михаил стал водолазным специалистом. Андрей, "отдав врачам свою орденоносную водолазную юность" (не прошёл медкомиссию — всё непросто сказывается на здоровье) стал известным специалистом по подъёму судов и доктором технических наук… Работал на подъёме "Курска", большого противолодочного корабля "Очаков" (после "Крымской весны"). Судьба снова свела их в стенах НИИ спасания и подводных технологий, провела через работы по подъёму дизель-электрохода "Булгария". Там братья сработали дуэтом, достойно справились с поставленными задачами. Теперь мечтают вместе продолжить освоение глубоководного водолазного комплекса: Андрей — в качестве научного руководителя (должность, опыт и статус вполне позволяют), а Михаил — командиром экспериментального водолазного спуска.
Возвращается Михаил. Увидев брата, его глаза теплеют, привычная суровость отступает, и различить их становится почти невозможно…
Море ошибок не прощает
"Опасные ситуации, конечно, бывают, но это редкость, — рассказывает Михаил Краморенко. — Наша работа и заключается в том, чтобы их исключить! Всё делается только со страховкой и под контролем. Любой спуск под воду имеет свой регламент... Водолазные работы — в высшей степени командная игра. Весь расчёт решает одну задачу при безусловном сохранении жизни и здоровья. Безопасность водолазных работ не икона — цель для выполнения подводной технологии. Говорят, уставы пишутся кровью, это у "сухопутчиков", а у водолазов за каждой строкой правил, наставлений, руководств — жизни водолазов, не вернувшихся из глубин… Такие случаи — всегда чрезвычайное происшествие. Все меры безопасности пишутся для того, чтобы число погружений для каждого было равно числу выходов на поверхность (по трапу, стуча по палубе галошами, непосредственно из воды или из барокамеры). Напрашивается вопрос: а какой же у водолаза главный спуск в жизни? Ответ может показаться парадоксальным: тот, который состоится сегодня. Каждое действие, каждая ситуация должны быть предусмотрены, расписаны и отработаны на поверхности до секунды, до движения. Море ошибок не прощает".
Приходилось и Краморенко бывать в аварийных ситуациях.
"Увы, это не то, чем следует гордиться, — хмурится "каперанг". — Это то, из чего надо делать выводы. Попал в ситуацию — практически всегда в этом виноват сам, вышел из неё — извинись перед Судьбой и товарищами, что привёл себя "на грань", заставил опасаться за твою жизнь. Помню, я запутался в тросах на глубине двадцать шесть метров и полтора часа освобождался. После выхода из барокамеры, после декомпрессии состояние было странным: смесь разочарования и обиды, что подвёл товарищей, не выполнил задачу. Потом пришлось реабилитироваться в собственных (да и не только) глазаах. Но, пожалуй, самая курьёзная ситуация у меня произошла при обследовании подлодки, стоявшей у пирса. На глубине всего полтора метра. Я вошёл в узкое пространство между прочным и лёгким корпусом и там зацепился. Не могу "сдать назад", что-то не даёт, а вперёд пути нет. Тут главное — не растеряться, не запаниковать. Паника не только лишает разума, но и "съедает" твою жизнь. Стал анализировать, вспоминать, какие движения делал, когда пробирался сюда, какое было положение, как поворачивался. И начал в обратном порядке осторожно пробовать выйти из "зацепа". И в какой-то момент получилось! Вот тебе и полтора метра!
В другой раз не смог открыть клапан резервного запаса воздуха на акваланге. Находился под корпусом корабля, чистил днищевую "кингстонную решётку", в таких условиях у водолаза нет опоры — висишь под корпусом, держась за подкильный конец. Работа "сверху", поза не самая удобная. Основной воздух закончился, надо перейти на резерв, повернув клапан резервной подачи. Тут-то и возникла проблема: не могу, не получается. Проанализировал ситуацию и спокойно подал сигнал тревоги. По связи сказал: "Тревога! Вытаскивайте!" По сигнальному концу начал дёргать. Все водолазы знают, что сигнал "дёрнуть более четырёх раз" означает: "Тревога! Мне плохо! Доставай быстрее!" На поверхности сработали чётко. Вытащили, как рыбу...
Но иногда море дарит и удивительные картины. Я как-то под водой попал в косяк мойвы, идущей на нерест. Это было что-то невообразимое… Ещё секунду назад ты работал в привычной зеленоватой толще воды, а потом на тебя вдруг стремительно надвигается какое-то огромное тёмное облако. Миг — и ты паришь в море живого серебра, которое буквально кипит вокруг тебя! Просто завораживающе! А потом я вспомнил, что в руке водолазная сетка для инструмента. Просто зачерпнул ею косяк — получилось, но показалось, что мало; повторил, прижал край к груди и подал команду "по связи" поднимать наверх. Таким образом, поймал полведра рыбы. Вспомнить приятно, да и гордиться этим можно".
А вообще, нужно понимать, что с каждым годом необходимость людям идти под воду на большие глубины уменьшается. На смену человеку приходит роботизированная техника, она глубины не боится, ей декомпрессия не нужна. За роботами — будущее подводных работ и исследований, но есть ситуации, где самый совершенный робот не справится. Есть под водой работа, которая подвластна в замкнутом пространстве конструкций только самому универсальному манипулятору — кисти человеческой руки, так, как это было с черноморцами на "Лимане". И вот тогда под воду идёт человек…
фото: zavtra.ru
Владислав Шурыгин
