Резюме:Ни один из сценариев решения северокорейской проблемы – переговоры, санкции, военное решение – не может считаться приемлемым и удовлетворительным. Значит США и миру придется сосуществовать с ядерной Северной Кореей.

Девятого октября 2006 г. сейсмические станции во всем мире зарегистрировали подземный толчок, центр которого находился вблизи селения Пунге-ри в северокорейской провинции Северная Хамгён. Так прошло испытание первого северокорейского ядерного заряда. С того момента вопрос о ядерной программе КНДР перешел в качественно другую фазу.

Истоки

Полной неожиданностью это не стало ни для кого. Интерес к созданию собственного ядерного оружия Северная Корея проявляла по меньшей мере с 1960-х годов. Еще в 1956 г. КНДР подписала с Советским Союзом соглашение о научно-техническом сотрудничестве в области ядерных исследований, и вскоре после этого северокорейские студенты, практиканты и ученые стали регулярно появляться в Дубненском Объединенном институте ядерных исследований.

Северокорейские ядерные поползновения, которые стали очевидными к началу 1960-х гг., немало беспокоили Москву, так что советское руководство стало использовать программы сотрудничества с Пхеньяном, чтобы отчасти взять северокорейские ядерные исследования под контроль и снизить вероятность использования их результатов в военных целях. В 1960-е гг. северокорейская сторона была вполне готова пойти на подобный компромисс. Руководство КНДР, никогда не питавшее особых симпатий к Советскому Союзу, рассчитывало использовать сотрудничество, чтобы ускорить развитие собственных ядерных исследований, и ради этого было готово идти на временные уступки. СССР согласился оказать техническое содействие в строительстве ядерного исследовательского центра и экспериментального реактора в Ёнбёне (установлен в 1965 г.).

Северокорейская ядерная программа стала набирать темп в 1970-е годы. С большой долей вероятности можно предположить, что немалое влияние на Ким Ир Сена и его окружение оказала попытка Южной Кореи создать собственное ядерное оружие. Работы над южнокорейским ядерным проектом были остановлены в конце 1970-х гг. в результате активного вмешательства Соединенных Штатов, но сам факт работ был известен в Пхеньяне.

В начале 1980-х гг. КНДР и СССР подписали соглашение о строительстве в Северной Корее атомной электростанции (проект этот так и не был осуществлен). По-прежнему обеспокоенный потенциальной угрозой, которую представляла ядерная программа Пхеньяна, Советский Союз настоял на том, что строительство АЭС начнется только в том случае, если Северная Корея подпишет Договор о нераспространении ядерного оружия. Выбора у Пхеньяна не было, и в 1985 г. Северная Корея стала участником ДНЯО.

Случилось это как раз в тот момент, когда в Советском Союзе появились первые признаки внутриполитической нестабильности, и мир вокруг КНДР стал стремительно меняться (не в лучшую для северокорейской элиты сторону). В подобной ситуации Пхеньян решил ускорить ядерную программу. К началу 1990-х гг. мало кто сомневался, что северокорейские ученые и инженеры активно работают над созданием ядерного оружия плутониевого типа, используя плутоний из топливных стержней имевшихся у КНДР реакторов. Понятно, что новость не вызвала энтузиазма у мирового сообщества, и в первую очередь у США. Результатом стал кризис 1993–1994 гг., который иногда называют «первым северокорейским ядерным кризисом». По просочившимся впоследствии данным, американское военно-политическое руководство всерьез размышляло о нанесении превентивного удара по северокорейским ядерным объектам. С другой стороны, именно во время этого кризиса северокорейцы обещали «превратить Сеул в море огня» – эта угроза стала впоследствии стандартной частью риторики Пхеньяна.

Ядерная программа становится реальностью

Первый северокорейский ядерный кризис завершился, когда в 1994 г. в Женеве было подписано т.н. Рамочное соглашение. Оно предусматривало строительство на территории Северной Кореи двух ядерных реакторов на легкой воде. Последние технически малопригодны для производства оружейного плутония, но могут использоваться для выработки электричества. Строительство реакторов брал на себя специально созданный с этой целью международный консорциум KEDO, в финансировании которого решающую роль играли Южная Корея, Япония и США (соответственно, 57,9%, 19,8% и 16,1% всего бюджета организации – в то время как совокупный взнос всех остальных участников составил 6,2%). В соответствии с условиями Рамочного соглашения, до завершения строительства реакторов Северная Корея должна была регулярно получать от KEDO бесплатные поставки сырой нефти в объеме 500 тыс. тонн в год.

Главная из причин, по которой Соединенные Штаты и союзники подписали Рамочное соглашение, заключалась в распространенной тогда уверенности, что полностью выполнять договоренности не придется. Только что произошел распад мировой социалистической системы, многие аналитики не только в Вашингтоне, но и в иных столицах (включая, кстати, и Москву) были уверены, что у северокорейского режима нет будущего, а Ким Ир Сена ждет судьба Николае Чаушеску.

Однако, несмотря на жесточайший голод 1996–1999 гг., который унес от 600 до 900 тыс. жизней, и международную изоляцию, режим устоял. Более того, северокорейские ученые, вынужденно приостановив работу над плутониевой программой, замороженной по условиям Рамочного соглашения, начали разработку ядерного заряда с использованием обогащенного урана. Разумеется, урановая программа являлась нарушением Рамочного соглашения, и когда о ней стало известно в 2002 г., американцы потребовали объяснений. Так начался «второй ядерный кризис».

Скорее всего, Пхеньян изначально рассчитывал на то, что и по урановой программе удастся добиться компромисса, в целом сходного с Рамочным соглашением 1994 г., – обратимого замораживания программы в обмен на экономическую помощь и политические уступки со стороны США. Однако администрация Джорджа Буша от переговоров отказалась и в одностороннем порядке вышла из KEDO. Рамочное соглашение прекратило существование.

На протяжении нескольких лет северокорейцы отрицали сам факт наличия у них урановой программы, но в 2010 г. они пригласили американскую делегацию во главе с бывшим директором Лос-Аламосской лаборатории Зигфридом Хеккером в Центр обогащения урана, который к тому времени, насколько можно судить, уже давно работал на полную мощность.

После развала Рамочного соглашения КНДР начала интенсивную подготовку к ядерным испытаниям, первое из которых и состоялось в октябре 2006 года. За ним последовали еще четыре подземных взрыва – в 2009, 2013 и, дважды, в 2016 году.

Точные размеры северокорейского ядерного арсенала неизвестны, по оценкам ведущих американских экспертов, на начало 2016 г. в распоряжении КНДР предположительно находилось от 20 до 40 кг оружейного плутония (достаточно для изготовления 4–8 ядерных зарядов) и от 200 до 450 кг обогащенного урана (достаточно для 10–25 зарядов). Производительность оценивалась в 6 кг плутония и 150 кг урана в год – то есть ежегодно количество зарядов увеличивается на 8–10 единиц.

Параллельно Северная Корея начала активно работать над средствами доставки ЯО. Долгое время разведка КНДР пыталась получить доступ к советским ракетным технологиям, которые Москва им не предоставляла, и по меньшей мере дважды усилия увенчались успехом. Около 1980 г., предположительно через Египет, северокорейцы получили несколько советских ракет Р-17 (по классификации НАТО – SCUD). Вскоре в Северной Корее началось производство копий Р-17, которые были не только приняты на вооружение, но и экспортировались – в частности, этими ракетами активно пользовался Иран в период ирано-иракской войны 1980–1988 гг. (сейчас официально признано Тегераном).

Второй успех северокорейской разведки, скорее всего, случился в начале 1990-х гг., когда удалось получить чертежи и какую-то технологическую информацию, связанную с ракетой Р-27. Эта твердотопливная ракета, разработанная в СССР в середине 1960-х гг., предназначалась для запуска с подводных лодок. Именно Р-27 стала основой северокорейских твердотопливных ракет, созданных в 2000-е годы. Первую попытку запустить искусственный спутник Земли, отрабатывая таким образом технологию запуска ракет большой дальности, КНДР предприняла еще в 1998 году. Северокорейская пресса сообщила, что запуск прошел успешно; в действительности и эта, и несколько последующих попыток окончились неудачно.

Первых серьезных успехов северокорейские ракетчики добились уже при Ким Чен Ыне, третьем правителе семьи Кимов, который унаследовал власть в декабре 2011 года. В декабре 2012 г. северокорейцам удалось вывести на орбиту искусственный спутник и провести успешные испытания целого ряда ракет. В настоящее время ракетные системы способны уверенно поражать цели на территории всего Корейского полуострова, а также на значительной части территории Японии. Важно, что в феврале 2017 г. Северная Корея успешно испытала твердотопливную ракету дальностью около 1200 км, которая легко маскируется, может запускаться с подвижных установок, трудно обнаруживаемых техническими средствами разведки, и готовится к запуску за несколько минут (учитывая высокие темпы развития северокорейских ракетных систем, не следует удивляться тому, что информация о них быстро устаревает; обзоры текущего состояния дел регулярно публикует Владимир Хрусталев). Вскоре после этого, в мае 2017 г., проведен успешный запуск новой баллистической ракеты максимальной дальностью около 3 тыс. км, способной нанести ядерные удары по Аляске и Гуаму, а также американским базам в АТР.

Параллельно велись работы над созданием баллистических ракет для подводных лодок. Весьма трудная с технической точки зрения задача решена в рекордно короткие сроки, существенно быстрее, чем ожидали иностранные эксперты. В августе 2016 г. КНДР провела успешный запуск баллистической ракеты с подводной лодки, находящейся в подводном положении – и, судя по данным анализа спутниковых фотографий, в ближайшее время работа над баллистическими ракетами подводных лодок ускорится.

В начале 2017 г. Северная Корея недвусмысленно заявила о том, что собирается в самое ближайшее время разработать и принять на вооружение межконтинентальную баллистическую ракету, способную наносить удары по территории континентальных Соединенных Штатов. Это заявление отражает новый курс Ким Чен Ына и его окружения. Если покойный Ким Чен Ир был в целом готов ограничиться небольшим ядерным арсеналом, его сын настроен обзавестись полноценными ядерными силами, скажем так, второго эшелона. Ким Чен Ын стремится к обладанию тем, что именуется «потенциалом второго удара». Иначе говоря, он намерен создать ядерные силы, которые, даже подвергшись внезапной неядерной атаке, будут в состоянии пережить ее и сохранить некоторое количество зарядов и средств доставки для нанесения удара возмездия. В настоящий момент основными компонентами подобных ядерных сил мыслятся МБР, размещенные на подвижных пусковых установках, и подводные лодки, вооруженные ракетами с ядерными боезарядами и находящиеся на патрулировании у берегов США.

Задачи и надежды Пхеньяна

С момента возникновения северокорейский ядерный проект преследовал три основные стратегические цели. С течением времени их порядок и сравнительная важность менялись, однако сами цели, скорее всего, неизменны уже почти полвека.

Первая и главная (на настоящий момент) цель ядерного проекта – сдерживание. Ким Чен Ын и его окружение хорошо помнят, что в свое время Джордж Буш отнес Северную Корею к «оси зла», причем оказалась она в этом списке вместе с Ираком и Афганистаном, впоследствии атакованными и оккупированными США. Важным уроком для северокорейского руководства послужила печальная судьба Муаммара Каддафи – единственного правителя в истории, согласившегося обменять ядерную программу на экономические льготы Запада. В том, что Пхеньян извлек серьезные уроки из ливийского опыта, сомневаться не приходится. Смерть Каддафи от рук повстанцев наглядно продемонстрировала северокорейской элите, что она была права: обладание ядерным оружием – важнейшее условие сохранения существующего режима (или, если хотите, государственности). По мнению Пхеньяна – скорее всего, оправданному, – наличие ядерного оружия резко снизит вероятность вмешательства внешних сил в случае внутреннего конфликта.

Во время ливийской революции, в марте 2011 г., представитель МИД КНДР заявил: «Ливийский кризис... наглядно продемонстрировал, как ядерное разоружение Ливии, широко разрекламированное США, закончилось агрессией. Вероломное нападение произошло после того, как агрессор сладкими посулами гарантий безопасности и улучшения отношений уговорил свою жертву разоружиться, а затем поглотил ее при помощи силы. Что еще раз доказало простую истину: мир можно сохранить, только если у страны хватит собственных сил обеспечить сдерживание».

Второй стратегической целью северокорейской ядерной программы является укрепление «дипломатического потенциала». Северная Корея – страна маленькая и бедная. Даже по оптимистическим оценкам CIA World Factbook (КНДР не публикует никакой экономической статистики уже более полувека), уровень ВВП на душу населения составляет всего 1800 долларов, примерно в 20 раз меньше такого же показателя в Южной Корее. Учитывая численность населения и размеры ВВП, наиболее близкими аналогами являются Мадагаскар и Мозамбик. Однако в последние 25 лет КНДР неизменно привлекает к себе внимание международного сообщества – в первую очередь благодаря ядерной программе.

Ядерная программа сыграла немалую роль в том, что в голодные 1996–1999 гг. Северная Корея получала заметную иностранную продовольственную и гуманитарную помощь. Главными поставщиками продовольствия тогда являлись страны, с которыми КНДР находится во враждебных отношениях, а формально – вообще в состоянии войны. По данным WFP, на протяжении 1996–2011 гг. из 11,8 млн тонн бесплатной продовольственной помощи формально дружественный Китай поставил только четверть – 3 млн тонн. Остальными главными поставщиками бесплатного продовольствия являлись «враждебные» США (2,4 млн тонн), Япония (0,9 млн тонн) и Южная Корея (3,1 млн тонн).

Формально, конечно, помощь Соединенных Штатов или Японии не была увязана с желанием Северной Кореи выполнять условия Рамочного соглашения 1994 г. и временно заморозить ядерную программу. На практике в существовании подразумевающейся связи между ядерным проектом и гуманитарной помощью сомневаться не приходится. Коллапс Рамочного соглашения в 2002 г. привел к почти полному прекращению американских и японских поставок.

В последнее время северокорейская экономика находится в куда лучшем положении, чем 15–20 лет назад. Начатые Ким Чен Ыном реформы, попытка создать «рыночный авторитаризм» привели к оживлению экономической деятельности и, самое главное, к повышению уровня жизни большинства населения. В этих условиях потребность в ядерном оружии как средстве дипломатического нажима для получения продовольственной помощи объективно снизилась. Однако оно остается важным дипломатическим инструментом и, скорее всего, будет оставаться таковым в обозримом будущем.

Третьей стратегической целью, которой служит ядерная программа, является дальнейшая легитимация режима. В большинстве стран мира население позитивно относится к росту военной мощи своей страны, и КНДР не исключение.

Кроме того, сам факт работы над ядерной программой широко используется во внутренней пропаганде для объяснения экономических трудностей и явного отставания от соседей. Северокорейские пропагандисты активно апеллируют к ядерной программе, когда им надо объяснить населению причины голода 1996–1999 гг. (сам факт голода не скрывается, хотя статистики о количестве жертв в официальной печати не опубликовано). Голод теперь объясняют сочетанием беспрецедентных наводнений, «экономической блокады» империалистов и, конечно же, стратегической необходимостью создания ядерного оружия для сохранения страны и физического выживания населения. В рамках этой пропагандистской доктрины жертвы голода представлены как солдаты, отдавшие жизнь за сохранение северокорейской государственности и общественно-политической модели. Населению объясняют, что единственная сила, которая предотвращает разрушительную войну на Корейском полуострове, – ядерный потенциал сдерживания, для сохранения и развития которого необходимо идти на любые жертвы.

Международное сообщество: единство в теории, несогласованность на практике

Большинство стран мира отрицательно относится к северокорейской ядерной программе, причем особо негативно воспринимают ее ведущие державы, большинство из которых, в соответствии с ДНЯО, являются «официально признанными ядерными державами» и уже по этой причине враждебно смотрят на возможность распространения ЯО. Именно поэтому после каждого ядерного испытания Совет Безопасности ООН принимает очередную резолюцию, не только осуждая действия Пхеньяна, но и вводя санкции – с каждым разом все более жесткие. Однако на практике, несмотря на частичное совпадение интересов, создать единый фронт не удалось и едва ли удастся. Подавляющее большинство ключевых игроков, несмотря на желание предотвратить ядерное распространение, имеют и иные интересы, зачастую для них более важные, чем ядерное разоружение КНДР.

Пожалуй, наиболее последовательным сторонником денуклеаризации являются Соединенные Штаты. Ядерная программа с самого появления была направлена в первую очередь именно против США – обстоятельство, о котором Пхеньян не устает напоминать. Например, в конце марта 2013 г., во время очередного кризиса, северокорейская печать опубликовала фотографии Ким Чен Ына и северокорейских генералов на фоне карты Соединенных Штатов, где были нанесены цели ядерных ударов. Правда, на тот момент у КНДР не было ракет, способных поразить эти объекты, так что фотографии отчасти проходили по категории дипломатических демонстраций, а отчасти – заявлений о намерениях.

Кроме восприятия Северной Кореи как вероятного противника на позицию Вашингтона оказывает влияние и то, что действия Пхеньяна создают рискованный прецедент для политики нераспространения ядерного оружия. В отличие от других «новых ядерных держав» (Израиля, Индии, Пакистана), КНДР в свое время согласилась подписать Договор о нераспространении ядерного оружия и взяла на себя обязательства соблюдать налагаемые этим договором ограничения. Краткое пребывание в рамках ДНЯО Северная Корея, насколько известно, использовала, чтобы получить дополнительный доступ к ядерным технологиям, после чего заявила о выходе из режима нераспространения. В этих условиях признание КНДР ядерной державой де-факто – на которое, по индийскому  или пакистанскому образцу, рассчитывают в Пхеньяне – неизбежно превращается в опасный прецедент, ставящий под сомнение стабильность системы контроля за нераспространением ЯО.

Остальные ведущие державы, надо признать, воспринимают северокорейскую ядерную программу куда спокойнее. Китай, например, в целом относится к ней негативно, ибо заинтересован в сохранении за собой привилегированного статуса. Однако на практике его куда больше занимают другие вопросы – в первую очередь поддержание стабильности у собственных границ, равно как и сохранение Корейского полуострова в его нынешнем разделенном состоянии. Ни серьезный хаос на территории КНДР, ни ее поглощение куда более развитым и богатым Югом не входят в планы Пекина.

Сеул в целом также относится к северокорейской ядерной программе на удивление спокойно, хотя, разумеется, ни в коем случае ее не одобряет. Парадоксальным образом появление в КНДР ядерного оружия пока не слишком сильно изменило баланс сил на Корейском полуострове. Около половины населения Южной Кореи так или иначе проживает на территории Большого Сеула, большая часть которого уже почти полвека находится в зоне досягаемости северокорейской тяжелой артиллерии, расположенной в непосредственной близости от мегаполиса, на противоположной стороне т.н. «демилитаризованной зоны». Появление на вооружении армии КНДР нескольких ядерных зарядов, конечно, до определенной степени меняет картину, но к жизни в этих условиях южнокорейцы давно привыкли. Поэтому для РК приоритетным является, во-первых, сохранение стабильности и статус-кво, а во-вторых, снижение напряженности в межкорейских отношениях. Некоторая часть общества по-прежнему всерьез относится к вопросу объединения и считает, что налаживание отношений с КНДР станет первым шагом к нему. Впрочем, среди южнокорейского населения, особенно среди молодежи, объединение с бедным Севером вызывает все меньше энтузиазма.

Подобные разногласия означают, что создание единого фронта держав по северокорейскому вопросу невозможно. Решающую роль играет позиция Китая, который, как говорилось выше, при всем своем негативном отношении к северокорейскому ядерному проекту, стремится к сохранению статус-кво на полуострове. КНР контролирует около 90% внешней торговли Северной Кореи, так что эффективное осуществление международных санкций без Пекина невозможно в принципе. Китай не заинтересован в введении максимально жестких санкций, ибо результатом может стать серьезный экономический кризис и последующая внутриполитическая дестабилизация в соседней стране. Нестабильная Северная Корея, равно как и объединенная по германскому образцу, то есть оказавшаяся под фактической властью Сеула, крайне нежелательна для Китая, и реализации именно этих двух сценариев в Пекине хотят избежать. Именно с этим связаны и крайняя осторожность, с которой китайцы относятся к режиму международных санкций, и их склонность игнорировать, а временами и прямо саботировать этот режим.

США: приемлемых вариантов нет

Вот уже много лет официальной позицией Соединенных Штатов является требование полного, проверяемого и необратимого ядерного разоружения Северной Кореи (complete, verifiable and irreversible denuclearization). Эта формула повторяется с такой же монотонной регулярностью, с которой Пхеньян говорит о неприемлемости ядерного разоружения.

Такой подход понятен, но, увы, его трудно считать реалистичным. Это, кстати, понимают и американские официальные лица, которые в частных беседах признают, что требование денуклеаризации не может быть реализовано в обозримом будущем. Полуофициальным выражением этой позиции, которой придерживается едва ли не большинство американских специалистов, стало заявление Джеймса Клэппера о том, что попытки добиться ядерного разоружения КНДР являются «проигранным делом».

Для такого скептицизма есть основания. С точки зрения США, задача ядерного разоружения Пхеньяна может быть теоретически решена тремя способами, но на практике нет ни одного, который бы, с одной стороны, являлся политически приемлемым, а с другой – имел бы сколь-либо реальные шансы на успех.

Первый способ – переговоры, то есть попытка повторить сценарий, реализованный в свое время в Ливии, который до определенной степени применяется в Иране (надо, конечно, иметь в виду, что ни Иран, ни Ливия не имели ядерного оружия, а разговор шел о свертывании его разработки). В рамках этого сценария речь идет о том, что КНДР отказывается от ядерного оружия в обмен на серьезные экономические и политические уступки Соединенных Штатов. На практике, однако, крайне маловероятно, что Пхеньян пойдет на подобное соглашение. Северокорейская политическая элита, наученная горьким опытом международной жизни последних 20–30 лет, рассматривает отказ от ядерного арсенала как вариант коллективного политического самоубийства, и принять этот вариант не готова ни при каких обстоятельствах.

Вдобавок надо помнить, что заинтересованность северокорейской элиты в подобных вознаграждениях невелика. Иностранная помощь при грамотном использовании могла бы существенно улучшить жизнь большинства населения, но она не оказывает влияния на принятие политических решений. Для руководства сохранение режима куда более важная задача, чем экономический рост или повышение уровня жизни – и поэтому ставить под угрозу безопасность страны и режима ради шансов на улучшение экономического положения они не хотят (как наглядно показал пример Каддафи, такие шансы могут оказаться иллюзорными).

Вторым теоретически возможным вариантом решения ядерной проблемы по-американски (то есть путем достижения полной денуклеаризации) является политика санкций. Расчет на то, что Пхеньян, столкнувшись с вызванным санкциями жестким экономическим кризисом и перспективами массового (или элитного) недовольства, решит пожертвовать ядерным оружием. Однако и это имеет мало шансов на успех.

Главную проблему для США, конечно, создает Китай, который, стремясь к сохранению статус-кво как наименьшему из зол, не собирается создавать в Северной Корее кризисную ситуацию и поэтому не только участвует в санкциях без излишнего энтузиазма, но и продолжает оказывать КНДР ощутимую помощь. Главной формой ее являются субсидируемые поставки жидкого топлива по так называемым «ценам дружбы». Однако китайская пассивность, вполне оправданная и понятная, – лишь один из факторов, обрекающих на провал политику санкций. Даже если предположить, что Китай по тем или иным причинам согласился принять полное участие в режиме международных санкций по американскому сценарию, это обстоятельство, скорее всего, мало повлияет на политику Пхеньяна в ядерном вопросе. Спора нет: прекращение субсидируемых поставок топлива из Китая, а в самом худшем случае – и введение Китаем частичного эмбарго на торговлю с Северной Кореей, станет для КНДР сильнейшим ударом. Однако резкое ухудшение экономической ситуации и даже новая вспышка голода едва ли заставит Пхеньян изменить позицию. В случае введения Китаем под давлением США «эффективных» санкций (то есть таких, которые могут привести к экономической дезинтеграции в КНДР) экономическая катастрофа обрушится на население, а не на элиту. И нет оснований думать, что сколь угодно сложное положение народа заставит Пхеньян отказаться от ядерного проекта.

В последнее время, особенно после прихода к власти Дональда Трампа, рассматривается и третий теоретически возможный вариант – военное решение. В качестве прецедента обычно вспоминают удары израильских ВВС по ядерным объектам в Ираке (1981 г.) и Сирии (2007 г.). Подразумевается, что Соединенные Штаты путем нанесения высокоточных ударов по ядерным объектам сумеют парализовать северокорейскую ядерную программу.

Подобная идея, пользующаяся особой популярностью у американских ястребов, на практике не выдерживает критики. Главная проблема связана с тем, что северокорейские вооруженные силы в состоянии отреагировать на подобные удары. Речь не о том, что их удастся предотвратить (силы ПВО в КНДР сильно устарели), но в ответ на такую атаку Пхеньян, вероятнее всего, нанесет удар по Сеулу и другим приграничным территориям Южной Кореи – в первую очередь концентрируясь на расположенных там американских военных объектах, но не ограничиваясь ими. Результатом станет южнокорейской контр-контрудар, после которого на полуострове начнется Вторая корейская война. Перспективы тяжелой и кровавой наземной операции в Азии не вызывают энтузиазма в Вашингтоне, прежде всего у руководства американской армии.

Есть и практические сомнения в том, что серия точечных ударов остановит ядерную программу. Большинство объектов, связанных с ракетной и ядерной промышленностью, надежно замаскированы и находятся в защищенных подземных сооружениях. В стране действует беспрецедентный по своей жесткости контрразведывательный режим. Шанс того, что в распоряжении американских спецслужб имеется достоверная информация о расположении необходимых объектов, невелик. И тем менее вероятно, что эти цели удастся успешно поразить.

Полностью исключить возможность конфликта нельзя. Как уже говорилось выше, Ким Чен Ын, в отличие от своего отца, настроен на создание т.н. «потенциала второго удара», основой которого должны стать МБР, способные поразить территорию континентальных США. Когда в новогодней речи в январе 2017 г. Ким Чен Ын открыто выразил намерение разработать такие ракеты, Трамп отреагировал твитом, сказав, что, дескать, «этого не случится». Но КНДР, скорее всего, завершит разработку ракет еще в период правления Трампа, который, как ясно из изложенного выше, недвусмысленно заявил, что не допустит появления у Пхеньяна такого оружия. Вдобавок сам факт превращения КНДР в страну, способную нанести ядерный удар по Соединенным Штатам, стал бы серьезным вызовом для любой американской администрации. Нельзя совсем исключать и того, что Трамп и его окружение проигнорируют риски большой войны и атакуют военные объекты КНДР. Впрочем, едва ли – готовность людей из окружения Трампа обсуждать возможность силового вмешательства резко снизилась в последние два-три месяца, главная надежда возлагается на попытки уговорить Китай занять более жесткую позицию (с сомнительными шансами).

Таким образом, ни один из возможных сценариев решения северокорейской проблемы – переговоры, санкции, военное решение – не может считаться приемлемым и удовлетворительным. Значит, США и весь мир с большой долей вероятности вынуждены будут долгое время сосуществовать с ядерной Северной Кореей. Решить проблему может только смена режима в Пхеньяне, но вероятность такого поворота событий не представляется особо высокой.

Вместо заключения: контуры неудобного компромисса

Злорадствовать по поводу беспомощности Вашингтона не следует: успех северокорейской ядерной программы не радует никого. Превращение КНДР в ядерную державу действительно создает опасный прецедент и в перспективе подрывает режим ядерного нераспространения. В долгосрочной перспективе стабильность режима семьи Ким вызывает сомнения. Получается, ядерным оружием обзавелась страна, способная впасть в хаотическое состояние, при котором контроль над ядерным оружием и средствами его доставки будет нарушен. Наконец, учитывая достаточно низкий уровень северокорейских средств разведки и связи, равно как и (предположительно) исключительную концентрацию власти в руках высшего руководителя, нельзя исключить и возможность применения ядерного оружия в результате неправильной оценки ситуации, паники или технической ошибки.

В долгосрочной перспективе частичным решением может стать компромисс, который условно можно назвать «замораживанием северокорейской ядерной программы». Соединенные Штаты и другие заинтересованные страны согласились бы предоставить КНДР щедрые политические и экономические уступки в обмен на введение моратория на испытания ядерного оружия и средств его доставки. Разумеется, учитывая опыт последнего десятилетия, выплаты должны проводиться не одноразово, а ежемесячно, ежеквартально или ежегодно и прекратятся, если Северная Корея сочтет себя свободной от обязательств, взятых по такому соглашению.

По большому счету, Женевское Рамочное соглашение 1994 г. можно считать первым договором подобного рода, так как оно предусматривало именно приостановку северокорейской ядерной программы в обмен на экономическую помощь. То обстоятельство, что оно успешно проработало восемь лет и было разорвано по инициативе США, говорит о том, что подобный компромисс теоретически возможен. Более того, частные разговоры с американскими официальными лицами показывают, что на уровне по крайней мере среднего дипломатического персонала существует понимание того, что замораживание является наиболее приемлемым из всех реалистически мыслимых вариантов. Впрочем, на настоящий момент вероятность заключения такого соглашения невелика.

Проблемы с обеих сторон. Американской администрации по внутриполитическим соображениям будет трудно признать Северную Корею де-факто ядерной державой – а именно такое признание является частью «замораживания». Вдобавок сделка подразумевает, что Соединенные Штаты будут выплачивать субсидии КНДР, сохраняющей ядерный статус (а без таких выплат Северная Корея на соглашение не пойдет). Оппозиция в Конгрессе и средства массовой информации, скорее всего, представят подобные договоренности как капитуляцию и уступку международному шантажисту. Понятно, что президент может пойти на подобный компромисс только при наличии серьезных и весомых соображений, причем особо это относится к Дональду Трампу.

С другой стороны, северокорейское руководство тоже, кажется, пока не намерено всерьез говорить о замораживании. Сейчас главная задача – создать «потенциал второго удара», и компромисса не будет до тех пор, пока Пхеньяну не удастся разработать и развернуть МБР, способные поражать цели на территории США. С другой стороны, развертывание МБР сделает переговоры еще более трудными для американцев, по крайней мере на первом этапе.

Никаких других контуров, кроме описанных выше, не просматривается. В долгосрочной перспективе именно соглашение о замораживании решит (на какое-то время, а не навсегда) северокорейскую ядерную проблему – или, скорее, снизит ее остроту. Однако сейчас до такого соглашения еще очень и очень далеко.