В не слишком политкорректной России — два «гендерных» праздника. Но есть среди нас те, для кого оба дня — «свои». Еще три года назад подготовкой профессиональных женщин-военных занималось только одно училище, в позапрошлом — шесть, а в прошлом — уже 17. В 2008 году Рязанское высшее военно-десантное командное училище (РВВДКУ) открыло первый женский набор. В 2009-м — еще один, и, вероятно, этим летом строй будущих десантников пополнит очередной девичий взвод.
Армия — мужское дело, но для США или, например, Израиля женщина в строю — уже привычно. В России это воспринимается в лучшем случае скептически. Кони на скаку, горящие избы — это все уже прожито, Великой Победе в мае 65. А сегодня, в мирное время… Для чего она, баба, нужна в армии? Ну если только за тем, чтобы мужиков смущать. И что она, пусть и сильная в обычной жизни женщина, сможет в ВДВ?
Корреспондент «Новой» побывала в училище и попыталась понять, почему всемирно известный девиз «голубых беретов»: «Никто, кроме нас» — эти девочки приняли на свой счет.
– Зачем вам жить с ними вместе? — Алексей Станиславович Кудрявцев, замначальника училища по воспитательной работе, смотрит на меня недоверчиво. Пытаюсь объяснить, что не писал на эту тему, комбинируя в произвольной последовательности слова: «армия», «берет», «парашют», «война-не-женское-дело» — только ленивый, что очень не хочется… «…Написать очередную агитку, после которой ряды абитуриентов училища пополнятся еще десятком претендентов? — продолжает он за меня, понимающе хмыкая. Достает из шкафа увесистую папку, из которой торчит газетная бумага. — Вот, собираю все, что о них пишут. Почитайте на досуге, чтобы не задавать девчонкам в миллионный раз одни и те же вопросы».
— А с парашютом прыгать пойдете? — это уже начальник училища Андрей Красов. На лице — легкая улыбка. Этот вопрос здесь, похоже, дежурный, и задают его всем «пришлым».
— А можно? — пульс стал чуть чаще. Этот пункт — одна из основных целей моей поездки.
Взгляд Красова становится внимательнее, а голос — вкрадчивее.
— А в переход семидесятикилометровый?
— Почему нет? — это, конечно, не включалось даже в программу-максимум, но если есть такая возможность…
— А поступать к нам не хотели бы?
Замялась. Говорю что-то невнятное про учебу в университете и выбранную профессию. Он отворачивается и начинает беседовать с кем-то из офицеров. Все, интерес пропал — не своя. Многие девочки, решив поступать в десантное, бросали учебу в престижных вузах, отказывались от карьеры, а некоторые не побоялись оставить на время обучения мужа и детей.
«Ладно уж, живите с ними, — махнул на меня рукой замполит. — Только трудно вам будет. Они слабого человека подавляют моментально. Но если понравитесь им — и чаем напоят, и конфетами накормят, и понарасскажут столько, что все выслушать сил не хватит».
Половина восьмого утра. Второкурсницы Оля и Катя едут в школу — проводить урок мужества. Идеально подогнанные, сшитые на заказ шинели, каблуки, макияж. И не скажешь, что совсем недавно они успели отбегать почти часовую зарядку. В Рязани все, конечно, давно уже привыкли к военным и о женских взводах знают, но на улице все равно оглядываются.
— Зачем в десант? Сложно сказать. И ведь не собиралась даже, и не знала, что в РВВДКУ будут девочек набирать. Нет, в военное я давно хотела поступать, всем знакомым говорила. А тут приехала после выпускного в Рязань на экскурсию — и случайно подсказали. Вернулась домой, за неделю подготовила все необходимые справки — и обратно сюда…
— Я когда ехала «сдаваться», думала: поступлю или не поступлю, а домой отдохнуть съезжу. Куда там… Пока мы абитурой были, нас вообще не выпускали никуда. А потом, после поступления, три дня и привет — начало КМБ (курс молодого бойца). А после него и торжественного вручения курсантских погон на плацу — до новогодних праздников на базу в Сельцы. Получилось, что дома полгода не видели. Тяжело всем было — все девочки «на слезках» ходили…
Им было действительно очень тяжело. Женский организм выносливее мужского, это известно. Только простудить его, например, гораздо проще: посидел на земле — и вот, пожалуйста.
На уроке мужества Оля и Катя рассказывали о своем поступлении. О первом полевом выходе. О том, что курсанты были уверены — девчонки и трети не пройдут. Но они прошагали свои 73 километра меньше чем за сутки — и ни одна не сломалась, не отказалась, не села в сопровождавшую их машину. Их встречали всем училищем, с оркестром. А потом девчонки еще неделю ходили в тапочках — потому что ни в одну другую обувь стертые в кровь берцами опухшие ноги просто не влезали.
У школьников, правда, немного свое представление о мужестве — гораздо больше рассказа их заинтересовала трофейная фляга с буквами US, привезенная из Грузии.
Живут девочки в комнатах по пять человек. Все чисто, аккуратно и ничего лишнего — пять кроватей, пять стульев, пять тумбочек, два шкафа, телевизор с DVD и… трюмо. Оно и понятно — они же все-таки девушки, пусть и десантницы. Кстати, поначалу именно ограничения, связанные с ногтями, макияжем, украшениями, прическами и обувью, и вызывали, к удивлению начальства, больше всего слез. Начальство стоически боролось с женской сущностью. Девочки упорно эту сущность защищали. В итоге было достигнуто шаткое перемирие: светлый лак для ногтей, неяркий, почти незаметный, макияж и маленькие сережки.
Вообще быт — та редкая сфера, где девушкам пошли на уступки. «Мы видели, как им было тяжело, как они скучали по дому, — объясняет полковник Кудрявцев, — и постарались создать для них максимально комфортные условия». На тумбочке можно держать рамку с фотографией и мягкую игрушку. А еще — пить чай в расположении, правда, особо это не афишируя.
Через пять минут построение. Влетев в комнату, второкурсница Маша первым делом бросается к ноутбуку. Не отрываясь от экрана, стягивает бушлат и штаны на вате (эта часть формы у девочек мужская — только маленьких размеров). Также, ни на что не обращая внимания, начинает натягивать спортивный костюм.
— Взвод, через две минуты построение! — в комнату заглядывает командир роты старший лейтенант Елизавета Лагутина.
— Товарищ старший лейтенант, а вы вторые «Сумерки» смотрели?
— Ага.
— А я вот никак досмотреть не успеваю, две минуты всего осталось…
— А вы переодевайтесь быстрее, и все успеете.
У будущих десантниц очень плотный график: подъем в 6 утра, зарядка, завтрак, занятия в классах или строевая на плацу, обед, занятия, тренировки, чистка оружия, укладка парашютов, ужин, еще тренировки и самоподготовка. Отбой — около половины одиннадцатого. После этого в ущерб сну доделывают то, что не успели за день. Свободного времени в сутках набирается от силы на час.
В коридоре гам и беготня. Ума не приложу, как они умудряются одновременно болтать, слушать музыку, отбирать друг у друга шапки, красить губы и учить устав. Меня нагоняет Лагутина.
— Вы еще от них с ума не сходите?
— Да нет вроде, ездила с юношескими командами на сборы, атмосфера была схожая.
— Ну да. Они же почти все бывшие спортсменки.
Елизавета — девушка среднего роста, с гладко зачесанными в хвост волосами и длиннейшими ресницами. Со своими девочками она почти всегда. Ее рабочий день начинается в половине восьмого. Сегодня он закончится не раньше девяти: несколько дней назад на строевой все подразделения училища получили низкие оценки, и теперь по вечерам она вместе со своим взводом меряет шагами плац. Ее муж тоже военный, а потому конфликтов в семье из-за Елизаветиной работы не возникает. Наоборот, приходя домой из училища, она отдыхает. Правда, недолго — ведь к 7.30 опять нужно быть в расположении.
Ее взаимоотношения с девочками выстроены удивительно правильно. Что-то среднее между «начальник — подчиненный» и «старший товарищ — младший товарищ». Может за слезы и в наряд вне очереди отправить или увольнения лишить, а может посмеяться и поговорить по душам. Далось ей это нелегко — в какой-то момент она даже хотела уйти из училища.
— Это необычные девочки. Они все пацанки — в той или иной степени, но без этого они бы не смогли служить. В них уживаются два человека — девушка и десантник. Зачем они идут в ВДВ? Не знаю. Вряд ли вообще кто-то сможет ответить. Точно можно сказать только одно — они делают это по своему желанию и решению. Если мальчишек часто запихивают в училище родители, то девушки в половине случаев шли поступать вопреки их воле. Очень многими движет желание кому-то что-то доказать — себе, родителям, противоположному полу, в конце концов. Что могут почти все. И не хуже мальчиков, которые не привыкли к подобным проявлениям женской натуры относиться всерьез.
Тщеславие тоже не последнюю роль играет — они ведь «единственные» и «уникальные».
Прыжки все-таки состоялись. Уверенности не было до самого последнего момента, но в восемь вечера накануне объявили: «Завтра первый курс прыгает с АН-2». На щеках девочек проступил чуть заметный румянец.
Ну что, казалось бы, особенного? Тренировочные прыжки, в отличие от десантирования в боевых условиях, — вовсе не такая опасная вещь, какой они ка жутся на первый взгляд. А победа над собой и собственными инстинктивными страхами становится возможной благодаря приложению выпускающим (тем, кто контролирует процесс отделения от самолета) некоторой силы к некоторым частям тела (например, попе) десантника, стоящего в обрезе двери. Вот и вся романтика. Но голубой берет курсанту вручают только после прыжка с АН-2, а прославленную народным фольклором тельняшку — после десантирования с ИЛ-76.
За пять лет обучения курсанты успевают прыгнуть около 40 раз. У девочек-первокурсниц прыжков пока всего пять.
«Ну и кто за ними будет бегать валенки ловить? Я что ли?» — в голосе полковника слышится не то раздражение, не то ирония. Приземляться в одном валенке удовольствие сомнительное (это грозит не только обморожениями, но и травмами), но вполне возможное — если войлочную обувку плотно не привязать тесемками от штанов. Сейчас около восьми утра. Погода, как говорится, «миллион на миллион» — мороз, солнце, почти нет облаков, ветер слабый, но пока мы доедем до Дягелева — рязанского аэродрома, все может поменяться.
На площадке тренировочного городка — воздушно-десантного комплекса, насколько хватает взгляда, параллельно друг другу стоят ряды курсантов в позе «зю» (левая нога опережает правую сантиметров на 70, правая рука на кольце, левая — на запаске, корпус согнут, голова опущена к груди). По команде, хором: «501, 502, 503. Кольцо! 504, 505. Купол! Осмотреться». Это и есть обычная схема армейского прыжка: падаешь три секунды после отделения, потом рвешь кольцо, еще через пару секунд «повисаешь» под куполом. После — осматриваешь его и следишь за всем, что происходит вокруг. Эту формулу курсанты твердят как мантру все утро.
Едем долго — колонной ЗИЛов в 10 со скоростью 20 км/ч. Ребята досыпают, девочки… поют. Громко, так что люди в проезжающих машинах оборачиваются.
Аэродром Дягелево — это огромное снежное поле, ограниченное проступающим на горизонте сквозь дымку лесом. И везде, насколько хватает глаз, — самолеты. Правда, по большей части списанные. Немного похоже на кладбище — вертолеты без лопастей, затянутые камуфляжной сеткой фюзеляжи самолетов, спущенные шины шасси, облупившаяся краска, слепые, с треснувшими стеклами «фонари» кабин. На огромной, выше человеческого роста турбине одного из таких бортов натянута шторка. Туда-то и направилась половина женского взвода. Им, в отличие от мальчиков, нужду в открытом поле справлять не положено.
Командиры проводят осмотр систем. Девочки помогают друг другу одеваться — в одиночку застегнуть многочисленные карабины десантного парашюта Д-10 сложно. Особенно когда на тебе уже надет РД (специальный рюкзак), а на груди висит автомат.
На линии стартового осмотра их почему-то ждал священник. Нет, на прыжки, конечно, он благословлял и мальчиков, но девочкам решил уделить особое внимание — напомнить о смертных грехах и рассказать обо всех ужасах прелюбодеяния. Капли освященной воды, попадая на ворот бушлатов, мгновенно схватывались морозом.
Самолеты АН-2, в простонародье «кукурузники», один за другим непрерывно взлетают и садятся. Это очень похоже на конвейер. Каждые три минуты старый добрый биплан (между прочим, аналоги АН-2 — первого самолета, сконструированного в КБ Антонова еще в 1947 году, до сих пор производятся в Китае) берет на борт очередную корабельную группу. В воздухе расцветают и увядают белые «одуванчики» модели Д-6 и Д-10. За один прыжковый день успевают «бросить» несколько сотен курсантов.
— Все прыгнете, … ! В самолете у меня никто не останется, ясно, … ? — майор на линии стартового осмотра в крепких выражениях настраивает ребят-перворазников на прыжок. — И не надо думать, что лавочка тебя спасет. Держаться будешь — вместе с лавочкой вырву, … ! Будете потом, … , полночи с пилотом искать, … , и на место прикручивать!!
Действенный способ задать правильный настрой, пусть и режет женское ухо. С девочками, к слову, так никогда не разговаривают.
Считается, что в момент отделения от самолета десантник способен перекусить одним всем известным местом лом. Увидев один раз вживую, не поспоришь. Чем больше и громче веселились перед стартом, тем зеленее лица в самолете. На высоте 600—800 метров летчик подает звуковой сигнал — «приготовиться». Десантники встают и принимает позу «зю». По еще одному сигналу — «пошел» — с разбегу выпрыгивают из самолета. Главное, шутят командиры, не промахнуться мимо дверного проема (если судить по состоянию самого проема, удается это не всем). Пустой самолет идет за новой партией.
Девочки спокойнее. Лица — серьезно-собранные. Но боятся все. «Главное сейчас — не думать об укладке (парашюта — не прически), — шутят девушки, — а то и в самолет не заставишь себя войти». И основной парашют, и запаску они, как и юноши, укладывают себе сами.
В ожидании своего взлета беседую с офицерами. Тема соответствующая — парашютная. Мне подробно рассказывают о ночных прыжках, схождениях парашютистов в воздухе (в армейских прыжках это случается часто), отказах парашютов, перехлестах купола стропами.
— Не сидеть на матчасти! — рявкает майор на удобно устроившегося на распущенном парашюте курсанта. У девочек, в отличие от уже прыгнувших, нет возможности посидеть на «матчасти» — она вся на них, поэтому сидеть приходится в снегу. Основной, запасной, РД, автомат — все это удовольствие весит почти четверть центнера. Но девочки, проходившие в нем уже порядка четырех часов, еще даже и не думали жаловаться.
Они все-таки прыгнули — уже на закате. Всю обратную дорогу курсанты, усталые и замерзшие, проспали. Девочки — опять пели песни. По приезде в училище одна из них, провожая взглядом еле волочащих ноги юношей, сказала: «Эх, сейчас бы поужинать, погреться — и опять туда!» Я ее отлично понимаю. Может, все-таки стоило к ним поступать?
Сегодня на десантном факультете в РВВДКУ на полторы тысячи курсантов приходится 41 девушка. Однако вплоть до настоящего момента не существует ответа на ключевой вопрос: для чего их набирали. При очевидном отсутствии в них необходимости и тотальных сокращениях в армии. Изначально предполагалось, что девушки будут командовать взводами укладчиков парашютов (сейчас эту должность упразднили), потом — что возглавят взводы воздушно-десантных войск. Командование, зная о ситуации, настаивало на том, чтобы для будущих выпускниц подыскали иные должности. Но то немногое, что сегодня могут предложить уникальным в своем роде девушкам-десантницам, — переводиться на факультет связи. Тем не менее велика вероятность того, что этим летом ряды будущих десантниц пополнят еще 20 представительниц прекрасного пола.
На сегодняшний день ясно одно — к участию в боевых действиях девушки, в случае если у них есть дети младше 16 лет, привлекаться не будут. Какими бы физически и морально подготовленными они ни были.
Сами девочки относятся к такой ситуации более чем спокойно. Для них главное, чтобы из училища они не ушли с так называемыми открытыми дипломами, в которых значится только гражданская специальность. Но причастность к ВДВ и обучение в стенах такого вуза ценны для них уже сами по себе. Тем более они уже доказали, что могут практически все.
