Из-за
океана в Москву на минувшей неделе поступило предложение начать
переговоры о дальнейшем сокращении ядерных арсеналов. Госсекретарь Джон
Керри в заявлении к 5-летию подписания российско-американского договора
о сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ-III) не
только высказал надежду на то, что обе стороны смогут выполнить договор
в обозначенный срок – к 5 февраля 2018 г., но и вновь призвал Москву
начать переговоры по дальнейшему сокращению стратегических вооружений.
Если
бы о таком предложении узнал человек, последние лет 10-15 находившийся в
летаргическом сне, то сигнал из Вашингтона наверняка показался ему
вполне здравым. Ведь понижение ядерного порога всегда рассматривалось
как средство минимизации опасности глобального конфликта с
использованием оружия массового уничтожения.
При
известных оговорках так и было до того, как в 2006 г. в Стратегию
национальной безопасности США была внесена наступательная военная
доктрина «быстрого глобального удара» (БГУ). Последняя ориентирует
американские вооруженные силы на поражение важнейших военных,
политических и экономических объектов противника с использованием
существующих и перспективных образцов высокоточного (и совсем не
обязательно ядерного) оружия в течение приблизительно часа.
Средства
поражения включают в себя маневрирующие и планирующие управляемые
боевые блоки, доставляемые к цели с помощью межконтинентальных
баллистических ракет (МБР) или баллистических ракет подводных лодок, а
также гиперзвуковые крылатые ракеты воздушного и морского базирования,
способные достичь цели в 5–6 раз быстрее, чем дозвуковая ракета
«Томагавк». Они действуют и в верхних слоях атмосферы, и в космосе.
Перспективным выглядит и кинетическое оружие в виде тяжелых тугоплавких
стержней из вольфрама, сбрасываемых на цель с огромной высоты и
высвобождающих в точке удара энергию, эквивалентную взрыву 12 тонн
тротила.
К
слову, БГУ не отменяет и использование ядерных боеприпасов – МБР,
запущенных с территории США, ядерных бомб, размещенных на складах в
Западной Европе, а также оружия, которое может быть перемещено на
будущий театр военных действий в кризисной ситуации. Для упреждающего
удара могут использоваться ядерные бомбардировщики В-61, размещенные в
Турции, или стратегические ракеты, запущенные с американских подводных
лодок у побережья Японии.
Если
в годы холодной войны, да и по ее окончании, США были вынуждены
учитывать перспективу взаимного гарантированного уничтожения, поскольку
Советский Союз, а затем Россия обладали соизмеримыми возможностями в
сфере ядерного оружия, то теперь в Вашингтоне от «взаимности» хотели бы
избавиться, сосредоточив весь потенциал «гарантированного уничтожения» в
упреждающем «быстром глобальном ударе». За последнее десятилетие, надо
отдать должное США, они заметно продвинулись вперед: одних только
дальнобойных крылатых ракет накопили 5 тыс. единиц. По оценкам
командования войск ВКС РФ, к 2020 г. они будут иметь уже до 8 тыс.
крылатых ракет, 6 тыс. из которых смогут нести ядерные боеголовки.
Система,
позволяющая нанести неядерный удар, обезоруживающий чужие
стратегические ядерные силы, таким образом, сама приобретает характер
стратегического средства. Для её обладателя не критическим становится
даже сокращение собственного ядерного арсенала в результате достижения
соответствующей договоренности с потенциальным противником, ведь у того
тоже уменьшается ядерный потенциал, а неядерными средствами для
ответного «быстрого удара» он, в отличие от США, не обладает.
Именно
на это обратил внимание заместитель министра иностранных дел России
Сергей Рябков, давая отрицательный ответ на приглашение Дж. Керри
к переговорам о дальнейшем сокращении ядерных арсеналов. «Мы вышли
на рубеж, за которым двусторонние российско-американские переговоры
в этой сфере не представляются возможными по нескольким причинам», –
заявил он.
Во-первых,
Россия уже снизила количество имеющихся в наличии ядерных боезарядов
и их носителей практически до параметров конца 1950-х – начала 1960-х
годов. В цифрах это выглядит следующим образом: СНВ-III предусматривает
сокращение с каждой стороны развернутых стратегических носителей
(межконтинентальных баллистических ракет и тяжелых бомбардировщиков) до
700 единиц и до 1550 ядерных боезарядов на них. К 1 сентября 2015 г.
Россия имела 526 развернутых носителей (то есть даже меньше допустимого)
и 1628 боеголовок на них, США соответственно 762 и 1538.
В
качестве второго обстоятельства, которое лишает российскую сторону
возможности вести переговоры о дальнейших сокращениях ядерных
вооружений, С. Рябков назвал продолжающуюся дестабилизирующую
деятельность Вашингтона по созданию глобальной системы ПРО и разработке –
по упомянутой выше программе БГУ – средств, способных наносить
обезоруживающие удары без использования ядерных боеголовок, но на
дальность поражения, равную дальности стратегических средств.
Сделать
удивленные глаза при вопросе, против кого всё это направлено,
американцам, как раньше, уже не удастся. Они, пожалуй, и сами забыли,
как совсем недавно убеждали, что их противоракетный зонтик предназначен
лишь для защиты от угроз со стороны Ирана и Северной Кореи. Теперь карты
раскрыты полностью. На прошлой неделе как минимум два
высокопоставленных чиновника указали на Россию как потенциального
противника. Министр обороны США Эштон Картер, выступая в вашингтонском
экономическом клубе, назвал в числе пяти основных угроз для американской
безопасности «российскую агрессию». Этим глава Пентагона объяснил
четырехкратное увеличение военных расходов США в Европе. Директор
национальной разведки США Джеймс Клэппер, со своей стороны, заявил, что
Россия располагает огромными возможностями и может нанести серьёзный
ущерб Соединённым Штатам.
И
здесь нельзя не сказать о проблеме взаимосвязи СНВ и ПРО, дебатируемой в
российско-американских переговорах как минимум всё последнее
десятилетие. Американская ПРО, придвинутая к границам России за счет
использования территории Польши, Румынии, где уже установлены комплексы
ПРО Aegis Ashore («Иджис Эшор»), а в перспективе и других стран, а также
ПРО морского базирования из акватории Черного моря (тот же «Иджис»,
размещенный на кораблях ВМС США) – это уже на оборонительное, а
наступательное оружие. Говоря без обиняков, она предназначена для
единственной цели – понижения контрсилового потенциала российских СЯС.
По
серьезным экспертным оценкам, американская ПРО постепенно приближается к
возможности перехвата примерно 1 тыс. целей. Напомним, что к концу
прошлого года Россия уже сократила число боеголовок до 1628. Дальнейшее
их снижение резко уменьшает способность российских СЯС обеспечить
стратегическое сдерживание, если системы ПРО США и России не будут
развиваться на паритетных началах. Однако последнее невозможно,
учитывая, что Вашингтон еще в 2002 г. объявил о выходе из договора по
ПРО 1972 года. Не случайно замминистра С. Рябков подчеркнул, что
сокращение российского ядерного потенциала с выходом на показатели
рубежа 1950–1960-х годов неприемлемо, и это «очень важно понимать,
причем не только коллегам в Вашингтоне, но и всем тем в международном
сообществе, кто продолжает, игнорируя факты, агитировать за дальнейшие
ядерные сокращения».
К
неконтролируемому развертыванию американской ПРО как фактору подрыва
стратегической стабильности теперь добавляется и программа «быстрого
глобального удара». Она также расшатывает систему стабильности,
поскольку развитие и количественное наращивание высокоточного неядерного
оружия ни одним из ныне действующих договоров не ограничены.
Об
эффективности этого вида оружия можно судить по удару российскими
«Калибрами» из акватории Каспийского моря по позициям террористов в
Сирии в октябре прошлого года. Однако следует иметь в виду, что у США
перед Россией по количеству крылатых ракет значительное преимущество.
Абсолютные цифры неизвестны, вселяет надежду только сделанное в 2013 г.
заявление министра обороны Сергея Шойгу о том, что уже к 2016 г.
количество российских крылатых ракет будет увеличено в пять раз, а к
2020 г. – в 30 раз! Однако пока нет равенства, пересмотр параметров
сокращения ядерного потенциала, предусмотренного СНВ-III, в сторону
дальнейшего снижения количественного порога чревато для национальной
безопасности России непредсказуемыми последствиями.
В
связи с этим стоит напомнить и третью причину, названную С. Рябковым и
заставляющую Москву отказаться от переговоров с Соединёнными Штатами о
сокращении ядерных потенциалов. Это проводимая Западом, в том числе США,
санкционная политика, с помощью которой Вашингтон пытается
целенаправленно подорвать оборонный и оборонно-промышленный потенциал
России и тут же предлагает «разоружаться». Естественно, что такого рода
предложения приняты быть не могут.
