Россия готовится ответить американской «стратегии отступления»
Совет безопасности РФ в закрытом режиме представил президенту Путину свои оценки и рекомендации относительно новой стратегии национальной безопасности США. Выводы такие: документ носит откровенно антироссийский характер. Действительно, России в американской стратегии уделено много внимания, однако ее можно назвать и «стратегией отступления».
Совет безопасности РФ полагает, что американская стратегия национальной безопасности образца февраля 2015 года «носит антироссийскую направленность». В ней «сделан особый акцент на продолжение взаимодействия США с европейскими союзниками с целью политической и экономической изоляции России за ее «вмешательства в дела Украины». Пресс-секретарь президента Дмитрий Песков в свою очередь заявил, что «все угрозы национальной безопасности России будут учитываться и прорабатываться, и при необходимости будут вноситься изменения в основополагающие документы».
«На постсоветском пространстве США предпочтут в ближайшее время дистанцироваться от непосредственного втягивания в какие-либо конфликты, но продолжат финансировать и снабжать вооружением те силы, которые будут к ним лояльны»
Это не замедленная реакция, как можно было бы подумать сгоряча. То, что экспертный анализ объемного американского документа с дальнейшим внесением его на рассмотрение в Совет безопасности сделан всего за месяц с небольшим, напротив, говорит о завидной оперативности. С другой стороны, анализ стратегии США показывает, что сейчас от Москвы и не требуется внесения глобальных структурных изменений в уже действующие документы аналогичного типа. Но кое на что отреагировать необходимо.
Главное новшество американской стратегии – перенос значительной доли ответственности за происходящее на планете на плечи союзников. Это изящный ход, который уютно сочетается с чисто внутриамериканским обстоятельством – предвыборной кампанией. Ранее Барака Обаму критиковали за «старую» стратегию 2010 года как справа (из лагеря консерваторов), так и слева. Республиканцы попрекали президента за серьезное сокращение военного бюджета, что могло, с их точки зрения, привести к потере лидерства США не только в производстве вооружений, но в ряде элементов военной стратегии. Ответ Обамы оказался довольно хитроумным: он предложил переложить часть военных расходов на союзников, особенно в Европе, причем предварительно обвинив их в «недостаточном вкладе» в общую обороноспособность. Военный бюджет остается на сокращенном уровне, но моральная ответственность с Белого дома вроде как снимается. Нельзя сказать, что эта уловка удовлетворила консервативное крыло в США, но определенный пропагандистский эффект все-таки возымела.
Другое дело, что апелляция исключительно к европейским союзникам продемонстрировала очевидную проблему с «друзьями» Америки в остальном мире. Центр противостояния действительно сместился в Восточную Европу, но и войны на Ближнем Востоке никто не отменял. Однако региональные особенности – это одно, а вот отказ Обамы от ранее объявленной «доктрины перевооружения» – совсем другое. США действительно отказываются от амбициозных планов перехода на другой технологический уровень, поскольку это потребует больших денег и значительного времени (а его нет как раз в результате массового распространения по миру предыдущих американских доктрин безопасности). В итоге для чиновников администрации Обамы на излете их карьер оказалось проще санкционировать новую гонку вооружений, рассчитывая на абсолютное финансовое превосходство перед основными конкурентами-соперниками: Россией и Китаем. Массой задавим.
При этом концепция сохраняет за США приоритет глобального доминирования. Это плохо сочетается с тем же сокращением военных расходов (некоторые критики в самой Америке уже признали это сокращение чуть ли не внутренней угрозой национальной безопасности), но заставляет изобретать сложные формулировки типа «сила не является преимущественным выбором Соединенных Штатов, но иногда ее применение необходимо». И понимай как хочешь. То есть не существует четко выраженного критерия, когда эту силу применять необходимо, а когда она еще не стала «преимущественным выбором».
Другое дело, что апелляция исключительно к европейским союзникам продемонстрировала очевидную проблему с «друзьями» Америки в остальном мире. Центр противостояния действительно сместился в Восточную Европу, но и войны на Ближнем Востоке никто не отменял. Однако региональные особенности – это одно, а вот отказ Обамы от ранее объявленной «доктрины перевооружения» – совсем другое. США действительно отказываются от амбициозных планов перехода на другой технологический уровень, поскольку это потребует больших денег и значительного времени (а его нет как раз в результате массового распространения по миру предыдущих американских доктрин безопасности). В итоге для чиновников администрации Обамы на излете их карьер оказалось проще санкционировать новую гонку вооружений, рассчитывая на абсолютное финансовое превосходство перед основными конкурентами-соперниками: Россией и Китаем. Массой задавим.
При этом концепция сохраняет за США приоритет глобального доминирования. Это плохо сочетается с тем же сокращением военных расходов (некоторые критики в самой Америке уже признали это сокращение чуть ли не внутренней угрозой национальной безопасности), но заставляет изобретать сложные формулировки типа «сила не является преимущественным выбором Соединенных Штатов, но иногда ее применение необходимо». И понимай как хочешь. То есть не существует четко выраженного критерия, когда эту силу применять необходимо, а когда она еще не стала «преимущественным выбором».
Передача части функций «глобального жандарма» непосредственно от США к союзникам влечет за собой и передачу полномочий на применение силы. Сейчас в Вашингтоне это понимают слишком буквально. Например, на Украине США не готовы непосредственно вступать в боевые действия с ополчением ДНР и ЛНР, но готовы морально санкционировать такое вмешательство со стороны своих союзников. Вообще на постсоветском пространстве США предпочтут в ближайшее время дистанцироваться от непосредственного втягивания в какие-либо конфликты, но продолжат финансировать и снабжать вооружением те силы, которые будут к ним лояльны.
Именно это и было расценено Советом безопасности как явная и непосредственная угроза российским интересам. Возможно, такая смена векторов в американской стратегии и потребует внесения каких-либо изменений в российские основополагающие документы, но в целом ничего нового из Вашингтона не прозвучало. Подготовка «цветных революций» – дело непубличное, а если сотрудники американских посольств и «засвечиваются» в подобных делах, это их личная проблема (которая для них и не проблема вовсе, поскольку эти люди искренне считают себя миссионерами света в отсталом царстве тьмы, и на родине к ним относятся примерно так же). Ну а ожидать непосредственного десанта американских войск в Киргизию, например, и раньше не приходилось.
Непосредственно против России предусматриваются в основном изоляционные меры в сочетании с увеличением идеологического и политического влияния США на постсоветском пространстве. К этому мы все тут уже привыкли и даже как-то научились с этим справляться. А угрозы чисто военного характера, которые постепенно становятся критически важными, тоже вполне отражаемы, особенно если учитывать резко возросшую мощь российской армии. Кроме того, есть признаки перехода российских вооруженных сил на принципиально новую стратегию планирования военных действий и их организацию, которая способна (по крайней мере в теории) удерживать паритет без серьезного увеличения военных расходов по сравнению с сегодняшним уровнем. То есть втянуть Россию в гонку вооружений, как это предлагает администрация Обамы, не удастся.
Это – основное, что может вызвать необходимость каких-либо изменений в российских военных доктринах разной степени подчиненности. Более мелкие детали, например ведение войны в киберпространстве,отражают лишь американские сиюминутные страхи. Так, главным противником в киберпространстве Вашингтон считает (после России) КНДР, что, очевидно, связано лишь с одним, но крайне нашумевшим эпизодом, напрямую никакого отношения к американской национальной обороне не имеющим: речь идет об атаке якобы корейских хакеров на Голливуд накануне премьеры фильма «Интервью», который в Пхеньяне сочли оскорбительным. В основном же американская программа, как и любой подобный документ, изобилует множеством красивых геополитических терминов, не несущих никакой конкретики.
Региональные представления США при этом сильно не изменились. Например, в Африке Вашингтон будет продолжать делать ставку на так называемых молодых лидеров, то есть, по сути дела, на все тот же актив «цветных революций». Их внедрение идет под всеафриканским лозунгом «больше молодежи во власти», поскольку Африка сейчас – самый молодой в демографическом смысле континент. В Латинской Америке будет продолжено давление на Кубу и Венесуэлу, может быть, чуть смягченными методами.
Борьба с международным терроризмом остается приоритетом, но она давно уже выродилась в сведение счетов. Куда более важно то, что США и далее собираются бороться с международным терроризмом, отрицая международные законы и правила. Барак Обама давно уже позабыл свои предвыборные обещания, впрочем, перед окончанием своей президентской каденции помнить все это уже не обязательно.
А вот поддержание режима «нераспространения ядерного оружия» оказалось идеей недостижимой, хотя именно в этом вопросе США могли бы найти понимание у всех крупных держав, включая Россию. Вашингтон сам неоднократно нарушал и нарушает тот режим, который был определен Договором о нераспространении, и в этом вопросе внимание Обамы приковано, как это ни странно, именно к КНДР, а не к Ирану, на который указывает международное сообщество. Просто ситуация вокруг Ирана накладывается на типичные для США рассуждения о правах человека в их англосаксонском понимании, а подобные сентенции в адрес КНДР уже не воспринимаются всерьез, ибо это дело обычное, не стоящее привлечения дополнительных ресурсов. Это все где-то на уровне восприятия климатических изменений как угрозы национальной безопасности: тема вроде бы благодатная, и множество людей на этом немалые деньги делает, но в последние годы она оказалась вытеснена угрозами более реальными. А на этот вызов нет не только ответа – даже попытки его сформулировать, поскольку тогда пришлось бы признать ответственность США за критичный уровень опасности на планете в целом.
Даже в экономическом плане американская стратегия предусматривает невиданную со времен Великой депрессии степень изоляции с элементами бытового насилия. Если вдуматься, то Вашингтон предлагает не повышать жизненный уровень собственного населения и постепенно сглаживать разницу между различными слоями общества (в том числе и по расовому признаку), а гарантировать государству экономическое доминирование в целом. Отсюда и агрессивное навязывание своих товаров вместо искоренения бедности в третьем мире, и заклинания об инвестициях в американскую экономику, и ограничение трудовой миграции. Параллельное заигрывание с университетской средой предполагает ограничение «импорта мозгов» в противовес повышению уровня собственного образования, но никаких практических шагов в этом направлении не предлагается.
В целом это концепция не национальной стратегической безопасности, а стратегического отступления, закамуфлированного под экономические и идеологические приоритеты глобального превосходства. Вообще создается впечатление, что Россия – это чуть не единственный элемент глобального приложения интересов США, в отношении которого предусматривается нечто наступательное, боевитое и агрессивное. Действительно – наравне с вирусом Эбола. А поскольку эта новая концепция готовилась не один день, то можно предположить, что предыдущие «экспромты» Обамы, когда он ставил Москву и Эболу в один ряд, не были такими уж экспромтами.
Посему реакция Совета безопасности России, предложившего президенту письменно и идеологически отреагировать на американские выпады, вполне логична. Другое дело, что практические шаги уже делаются, а фиксирование на бумаге будет лишь демонстрацией основного направления деятельности. И это не попытка симметрично отреагировать на американскую стратегию или скопировать ее. Это скорее констатация факта угрозы, на которую российская государственная система просто вынуждена реагировать.
Источник: vz.ru.
Рейтинг публикации:
|
