Боевым подругам русских лётчиков посвящается
«Дуры говоришь»? - Вмешался в разговор курсантов техник - инструктор Правашинский. Ни хера вы ребятки не смыслите, и не повторяйте чужие глупости, авось сами поумнеете. Я вам вот что расскажу: Было это году в 53-55, точно не скажу уже сейчас дату, больше тридцати лет назад точно. Тогда я служил под Мурманском, на границе с Норвегией, в только что созданной отдельной эскадрилье Ми-4. Они тогда только-только в войска начали поступать.
Мы, курсанты Выборгского авиационного училища гражданской авиации им. Маршала авиации С.Ф.Жаворонкова, тут же рассовали инструмент по карманом, и сгрудились вокруг своего авторитета. Древнейшего технаря – вертолётчика СССР, который, наверное, видел Жуковского и Нестерова. По крайней мере, на И-16 он успел поработать точно. Были под его опекой и МиГ-3 и Ла-5, а вертолётная история началась с первого советского серийного вертолёта Ми-1. Правашинский был просто нашпигован разными историями, и мы часто специально его провоцировали на очередную байку.
Машина сырая, даже технического регламента не было. – Продолжал дед, как мы его звали. – Доходило до казусов, например, открываешь раздел «Периодичность замера соосности и биения вала рулевого винта», а там написано: - «Определяется в процессе эксплуатации». Невероятно, но такая машина массово изготавливалась в Казани и очень быстро стала основной рабочей лошадкой в армейской авиации, а затем и в ГВФ. Ближайший конкурент американский Сикорский уступал «четвёрке» вдвое по грузоподъёмности и очень сильно по высотным характеристикам. Это был первый геликоптер, способный летать в горах. Шедевр мировой авиации!
Так вот. С утра получили полётное задание, запустились, взлетели и пошли над каменистыми осыпями и болотами вдоль границы с Норвегией. А погода знаете как в Мурманске меняется? Говорят: - «Одевай майку – бери с собой фуфайку»! Прогноз прогнозом а фактическая погода меняется по сто раз на день. Идём себе тихо, мирно, вдруг вижу – падает стрелка указателя давления масла в главном редукторе. Тут и табло красное вспыхивает. Триндец! Приехали, былиииин! Мозг не успел сработать, а организм натренированный до автоматизма, всё сам исполнил. Слышу в шлемофоне собственный голос: - «Командир! Вынужденная посадка. Давление главного редуктора!». Командир отреагировал мгновенно, чётко выполнил экстренное снижение и угодили мы прямо в болото между сопок.
Плюхнулись, выгружаемся, я к колесу левой стойки шасси, чтоб отлить, и вдруг вижу у самого колеса усики какие-то торчат. Иитить твою в дышло! Ну попали! Это немецкая противопехотная мина. Смертельная штука, подпрыгивает на полтора метра от земли при срабатывании взрывателя и поражает осколками всё пространство в радиусе до сорока метров. По опыту знаю, что немцы при установке минных заграждений боеприпасов не жалели, минировали очень плотно, шаг установки мин иногда был не боле 5 метров. Так и есть. Вижу ещё одну противопехотку прямо под пятой балки рулевого винта. А вон ещё…. И ещё… мама родная, как же не подорвались при посадке то! Кричу мужикам: - «Ребята не ссыте! Только никому не двигаться. Смотрите под ноги, мы на минном поле! Привет от Гитлера, называется!».
Ну что… сели в грузовой кабине, посовещались и прикинули куй к носу. Ситуация такая. Мы сели на вынужденную и никто об этом не знает. Не было времени «Мэй дэй» в эфир посылать. Связи у нас нет, радиостанция «кавэшка» Только в воздухе работает, между сопок она бесполезна. До ближайшего жилья десятки вёрст, да и как по минам ты пойдёшь. Нужно искать неисправность. Есть надежда, что не всё так плохо с редуктором. А тут погода вдруг переменилась! Холодно стало, ветер задул и снежок начал сыпать. Ну… как ни крути делать что-то нужно. Лезу наверх, открываю капоты главного редуктора и начинаю искать лужи масла. Нет ничего! Сверкает как у кота яйца! Уровень масла в норме, ищу датчик. Воот он родной. Нужно снимать, но тогда требуется заглушка, чтоб масло не вытекло. Прошу правого пилота помочь, показываю пальцами диаметр палки, которую нужно найти. По земле ступать себе дороже, ничего подходящего нет. Правый спрашивает: - «А нафига тебе?». «Дырку нужно пробкой заткнуть» - отвечаю. Смотрю у него глаза шире унитаза стали. Подумал, что в редукторе дырка появилась! Кивает, и его башка пропадает из окрытого люка внутрь кабины. «Это пойдёт?» - показывает мне пробковую заглушку от термоса. Кидай сюда, ещё ветошь возьми в ящике с инструментом, нож и ключ на 19.
В общем снял я датчик, взял пару проводов, накинул на клеммы аккумулятора, прицепил лампочку от фары и замкнул цепь через датчик. Не горит. Пускаю напрямую без датчика – горит. Всё ясно. Давление масла было в норме, просто датчик электрический, он даёт сигнал на указатель в кабине. Вышел из строя, а мы чуть не убились из-за такого пустяка!
Можно лететь, но не тут то было! Пока я ставил негодную железяку на место, начался бешеный снежный заряд! Видимость 10!!! Ладно. Датчик на месте, порезанная пробка от термоса вместе с промасленной ветошью летит в ведро, сделанное из банки для масла. Сажусь передохнуть в тепле, да перекурить за одно. За бортом настоящий шторм, ветер раскачиваетмашину, законцовки лопастей зафлюгированного несущего винта, едва до земли не наклоняются и темнеет быстро. Ясно, что сегодня нам уже не взлететь. А как же дальше быть? Утром сменятся коды опознавателя «Свой-Чужой». Значит мы уже будем нарушителями воздушного пространства, а с нарушителями сами знаете как поступают. Делать нечего. Проводим ревизию съестного. Всего-то один чахлый огурец, пара бутербродов, полпачки галет и остывший чай в термосе без пробки. Поужинали, устроились на чехлах, сложенных на задних створках фюзеляжа. Не спится. Холодно и ветер грохочет. Запускаю печку, сажусь покурить. Экипаж тоже не настроен на отдых, а делать то нечего. Освещение не включить, можем посадить аккумуляторы, и потом не запустится двигатель. Так травили до утра байки, устали уже от смеха, под утро закемарили.
Утро мудренее не оказалось. Пурга метёт, ветрище такой, что думаешь как бы вертолёт не опрокинуло, какой там взлёт! В обще на третий день наконец всё стихло, небо ясное- ни облачка. Снег искрится- ослепнуть можно. Мороз бодрит! Полез на верх откапываться, снимать заглушки делать осмотр перед вылетом. Плюхаюсь на откидную скамейку, напяливаю шлемофон и ларингофон на шею. Щёлкаю АЗСами и читаю заученный текст нажав кнопку СПУ: - «Сегодня, такого-то числа, месяц, год, координаты, борттехник такой провел подготовку перед первым вылетом, колодки убраны, заглушки сняты, разрешите запуск и опробование двигателя на малом газе». Командир вяло разрешает, жну кнопку «Пуск». Щёлкает стартер-генератор, начинает грохотать поршнями двигатель М-14В, рычит. Положение стрелок всех указателей приборов контроля работы силовой установки в норме, кроме одной. Прогреваемся, можно взлетать. Включаю муфту сцепления, лопасти начинаю с ускорением вращаться. Командир выкручивает ручку шаг-газа до предела вправо, двигатель выходит на взлётный режим, фюзеляж раскачивается и вибрирует. Командир тянет шаг-газ на себя…. «Отрыв!» - говорю, нажав кнопку самолётного переговорного устройства. «Высота 4». «Высота 10» «Высота 30, замечаний нет». «Лёша ты чё творишь»!?
- Спокойно, бортач! Пилотируем по тракторному. - Вертолёт опускает нос и с рёвом несётся над самой землёй, поднимая снежный вихрь.
- На х*** нам такие фокусы? Зацепим чего не дай Бог!
- Я домой скорее хочу, а нас сейчас начнут принуждать к посадке, потом в застенках особого отдела показания ещё давать!
Тут поясню: Была такая инструкция во всех приграничный округах. Если борт не выходит на связь более суток, и нет достоверных сведений о его местонахождении, то приказано считать его перебежчиком, удравшим за границу.
Так вот, летим «по тракторному», так называют вертолётчики бреющий полёт на минимальной высоте, точно повторяя рельеф местности. Ныряем в распадки, поднимаемся на сопки, едва не касаясь стойками заснеженных поросших лишайником камней, радиостанция щебечет. Слышим всё. Прохождение тревоги, команда перехватчикам, взлёт пары истребителей. Но командир предупредил, что если кто в эфир вякнет – умрёт в страшных муках. Ржом как не нормальные, командир задрал ноги на приборный щиток, рулит правый пилот. Командир командует: - «Занять 2100!». Правый. Играя рычагами ШГ и РЦШ поднимает нас высоко над землёй. Плывём прямым курсом на свой аэродром. Вдруг Лёха вставляет носки унт в лямки на педалях, берёт управление на себя, и командует правому, чтоб тот наблюдал за хвостом. Тут до меня дошло. Пара серебристых Миг-17 зашла сзади и догоняют нас. Проносятся левым галсом прямо над втулкой несущего винта и удаляясь качают крыльями. Это нас предупреждают: - «Садись, не то атакую!». Чё-то не смешно уже. Зато Лёха ржёт! Только глаза сверкают на небритом осунувшемся лице, да папироска гуляет из одного уголка рта в другой. Вижу у парня азарт на лице! Не успел он повоевать с немцами, хоть и служил в авиаполку, но война закончилась, а фрицев в воздухе так и не встретил. А тут!!! Вот оно счастье лётчика! Кто не летал, тому не объяснишь!
Короче. У этих «гастелло» топливо заканчивается, развернулись на свой аэродром, их сменила вторая двойка. Пристроились в хвост, догоняют, правый кричит: - «Есть залп»! Командир бросает ручку ШГ на пол, падаем почти камнем на землю, аж кишки к горлу подкатили. Когда я увидел две дымные трассы над головой, мне совсем не радостно стало. Впервые по мне стреляют! Два НУРа ушли в сопку, сверкнув разрывами и подняв облака пыли и снега. А Лёха снова набирает высоту. Ну, думаю, сдурел парень, вижу его лицо. Такое можно видеть у охотника, добывшего первого в жизни лося. Плохо дело. Одно утешает: - Истребителям с их скоростью и радиусом разворота, а так же ограниченностью топлива на борту ну никак не тягаться с вертушкой. Да ещё Лёха то у нас лётчик от Бога. С таким командиром счастье летать. А самое главное, уже визуально видны окраины городка, скоро свою ВПП увидим. Вторая двойка поносилась вокруг и над нами, да и пошли за горизонт. Ясно, что они на землю передали наш бортовой номер, просчитали наш курс и им прошла команда отбой.
Уже при заходе видим суету на полосе, кучу машин, бойцы в стальных шлемах бегут по периметру, устанавливая оцепление. Читаю в ларингофон: - «Высота 30…. Высота 20… Десять… Пять… Три… Два… Один… Касание». Вертолёт бежит по ВПП, от вышки РП к нам несётся Газ – 69. Особисты мать их ети, приготовили приём. Командир заруливает на стоянку, даёт команду выключить сцепление, рву рычаг на себя, лопасти медленно останавливаются. Не успел заглушить двигатель, а несколько жлобов в синих фуражках уже машут направленными, на фонарь кабины, пистолями «ТТ». И тут происходит невероятное! От КПП в нашу сторону несётся другой Газик, бес тента, за рулём моя баба, сзади две молодушки: жёны правого и командира! Я охренел! Даже не знал, что моя машину водить умеет! И где они её вообще взяли? И как на территорию охраняемого секретного объекта прорвались!? Одни вопросы, ни чего не понимаем. Пилоты посдвигали блистера, высунулись по пояс и ржут как сумасшедшие! Особисты в недоумении смотрят то на нас, то на подъехавшую машину. Бабы наши несутся к вертолёту, размазывают по щекам слёзы и орут: - «Я знала! Я верила! Он жив мой родненький! Они не предатели Родины! Любимый мой как я боялась за тебя! Б****, урод ***ый лучше б ты от Светки не вернулся тогда!» И всё в таком духе… И ведь правда, верили и ждали, и почувствовало любящее сердце, что вернулся милый жив и не вредим. Как все трое то в раз подорвались и в аэропорт примчались? Мистика да и только!
Вылезли на металлическое сборное покрытие стоянки, качаемся усталые и голодные, бабы на нас повисли, целуют, и колотят кулаками поочерёдно, в общем подошедший комэск не стал встревать, молча наблюдал тяжёлым взглядом из под козырька фуражки, засунув здоровенные кулаки в нагрудные карманы старой потёртой лётной кожанки. Наш командир поднял за локти свою Машеньку в воздух, опустил на землю в метре от себя и строевым шагом направился к командиру эскадрильи.
- Товарищ гвардии…
- Отставить! Экипажу отдыхать, завтра в восемь ноль ноль письменный рапорт мне на стол, остальные с рапортами к следователю ровно в десять.
- Есть! Разрешите идти?
- П*** пока при памяти! Повезло вам! Если б не ваши жёны, всем троим **** раскрошил!
Хлопнул Лёху по плечу, и улыбнулся в сторону, чтоб тот не видел. И это была улыбка гордости за своих орлов! Вот за что все любили комэска, так за то, что своих в обиду не давал. Суров был, мог и в подбородок зарядить. О его ударе ходили легенды! Но справедлив. Ведь нас должны, просто обязаны были развести по камерам и допрашивать часами, сверяя показания каждого в отдельности. А тут такое! Домой отпустили! Не боялся он чекистов. Смело брал ответственность на себя, если был уверен в правоте. И люди стояли за него горой, не было случая, чтоб кто-то его подвёл.
Вот тааак-то вот! А ты говоришь: - «Бабы дуры, бабы дуры….»
Источник: kadykchanskiy.livejournal.com.
Рейтинг публикации:
|
