Повстанцы и боевики от Аккада до Афганистана
Ученые и пресса часто говорят и пишут о терроризме и партизанской тактике боевых действий как о чем-то новом, как об отходе от традиционных способов ведения войны. Но это очень далеко от истины. На протяжении большей части долгой и кровавой истории человечества войну в основном вели слабо организованные, недисциплинированные и плохо вооруженные добровольцы, свысока смотревшие на открытое сражение и отдававшие предпочтение скрытным налетам и засадам. Это излюбленная стратегия как воинов древних племен, так и современных партизан и террористов. На самом деле, традиционная война в нашем понимании это довольно недавнее изобретение. Впервые она стала возможна после10-го тысячелетия до н.э. с развитием земледельческих обществ, которые производили достаточно избыточного богатства и имели достаточно населения, чтобы создавать специальные фортификационные сооружения и оружие (а также готовить профессионалов, чтобы управляться со всем этим). Первые настоящие армии – со строгой иерархией и подчинением, состоящие из обученных солдат, с дисциплиной под угрозой наказания – появились после 3100-х годов до н.э. в Египте и Месопотамии. Но процесс формирования государств, а вместе с ними и процесс формирования армии в основной части нашего мира занял гораздо больше времени. В некоторых местах государства появились только в прошлом веке, а их возможности по исполнению таких основополагающих функций, как содержание армий, остаются в лучшем случае слабыми. Учитывая то, сколько времени человек обитает на планете Земля, эпоха, в которой существуют конфликты в их традиционной форме, это просто мгновение.
Тем не менее, как минимум со времен Древней Греции и Рима обозреватели преуменьшали значение партизанской, или как ее еще называют, иррегулярной войны. Военнослужащие западных армий и ученые обычно воспринимают такую войну как нечто бесчеловечное и варварское. Это и неудивительно: партизаны, согласно определению британского историка Джона Кигана (John Keegan) «жестоко карают слабость, но трусливо противостоят храбрости». Это прямая противоположность тем чертам, которые прививают военнослужащим профессиональных армий. Многие ученые даже утверждают, что партизанские рейды и нападения боевиков нельзя назвать настоящими военными действиями.
Такие мнения кажутся парадоксальными, если учитывать тот факт, что на протяжении всей истории партизанская война была более смертоносной и кровавой, нежели боевые действия с участием регулярных войск. Такой вывод сделан не на основе общего числа убитых, поскольку численность населения в эпоху родоплеменного строя была микроскопической по сравнению с урбанистическими цивилизациями, а с учетом потерь в процентном соотношении. В среднем при родоплеменном строе боевые потери за год составляли 0,5 процента населения. В США эти потери соответствуют в пропорции 1,5 миллионам человек, то есть, в 500 раз больше числа погибших 11 сентября 2001 года. Археологические раскопки подтверждают, что подобные потери не являются аномалией современности.
Истоки партизанской войны кроются в глубокой древности, однако характер противника, которому противостояли иррегулярные отряды, с течением времени менялся. До 3000 года до н.э. племенные отряды сражались исключительно с отрядами других племен. Хотя подобные сражения имели место и после 3000 года до н.э., зачастую они дополнялись или даже вытеснялись боевыми действиями, в которых племена и повстанцы вместе противостояли недавно сформированным государствам. Эти конфликты были в определенном смысле первыми в мире партизанскими войнами и противопартизанскими действиями. Каждая великая империя древности, начиная с первой из известных - Аккадской в древней Месопотамии, подвергалась нападениям боевых отрядов кочевников. Тем не менее, термин «партизан» появится лишь несколько тысячелетий спустя. (Слово Guerilla в переводе с испанского означает «маленькая война». Оно появилось в эпоху испанского сопротивления войскам Наполеона в 1808-1814 годах.)
В наше время прежняя тактика партизанских отрядов накладывается на идеологию, чего абсолютно не было в эпоху аполитичных (и неграмотных) племенных воинов древности. Разумеется, характер идеологической подоплеки, в контексте которой велись боевые действия, менялся с течением времени, превращаясь то в либерализм и национализм (девиз боевых отрядов периода 18-19-го веков), то в социализм и национализм (вдохновлявшие партизан с конца 19-го до конца 20-го веков). В наши дни они ведутся под лозунгами экстремизма джихадистского толка. Но все это время партизанская и террористическая война, как и всегда, была повсеместным и смертоносным явлением.
Партизанский парадокс
Успех различных набегов, заключавшихся в нападении и захвате целых государств, начиная с Древнего Рима и заканчивая средневековым Китаем, дал основание для появления понятия, которое один историк назвал «парадоксом кочевников». Как отмечает в своей книге «Mongols, Huns, and Vikings» (Монголы, гунны и викинги) историк Хью Кеннеди (Hugh Kennedy), «в истории военных противостояний преимущество в основном было на стороне самых богатых государств, а также тех, у кого была самая развитая система управления». Хотя, если вернуться к временам Месопотамии, зачастую кочевникам удавалось взять верх над более богатыми и развитыми империями. Кеннеди объясняет это кажущееся противоречие теми военными преимуществами, которыми обладали кочевники: они были более подвижны, каждый взрослый мужчина у них был воином, а вождей у них выбирали главным образом за отвагу, проявленную в боях. В отличие от них, как отмечает историк, в оседлых обществах военачальников назначали, исходя из политических соображений, а солдат набирали из числа крестьян, которые практически не обладали боевыми навыками.
Похоже, что военные преимущества кочевников были унаследованы партизанами и боевиками из современной эпохи. Даже в последние два века, когда государства стали более сильными, чем в древности или в эпоху средневековья, иррегулярным отрядам удавалось посрамить их. Вспомните племена Афганистана, которые расстроили планы Великобритании, Советского Союза и США. «Парадокс кочевников» Кеннеди это в действительности партизанский парадокс, и его суть заключается в том, что более слабый побеждает более сильного. Разгадка кроется в использовании тактики стремительных нападений с последующим бегством, преимуществ подвижности и внезапности, которые не дают возможности более сильному государству всей своей мощью нанести удар по партизанам.
Зачастую действия партизан/боевиков представляют еще один парадокс: иррегулярные отряды, осуществлявшие самые удачные нападения, в случае достижения существенных успехов часто переходят к традиционной тактике ведения боя. Так, под командованием Чингисхана монгольская армия превратилась в полурегулярную. Подобная трансформация затронула и арабов. Распространяя ислам в регионе Ближнего Востока после смерти пророка Мохаммеда в 632 году, они применяли традиционный бедуинский стиль ведения боевых действий. Тем не менее, их завоевания привели к созданию Омейядского и Аббасидского халифатов, двух крупнейших государств эпохи средневековья. Защита этих халифатов осуществлялась силами регулярной армии. Турецкая империя также возникла в результате тактики набегов, свойственных степным народам. Но позднее она создала мощную регулярную армию, в составе которой были высоко дисциплинированные воины-рабы, называемые янычарами. Османская армия в результате исторической осады 1453 года захватила Константинополь, и менее чем за 100 лет продвинулась до городских ворот Вены.
Почему же кочевники, столь сведущие в тактике партизанских боев, прибегают к классическим боевым действиям? Причина одна — их цели становятся более масштабными, что требует смены тактики. Конные лучники не смогли бы взять Константинополь. Для такой цели требовалось вооружение настоящей армии, включая батарею из 69 пушек, две из которых были восемь метров в длину и стреляли облитыми смолой и подожженными каменными ядрами весом более полутонны. Быстро перемещавшиеся племенные отряды были бесполезны при ведении оборонительных действий, управлении и контроле над завоеванными государствами. Для выполнения этих задач требовалась профессиональная регулярная армия. Другой причиной преобразования войск кочевников в регулярную армию стал тот факт, что применяемый кочевниками метод ведения боя с использованием конных лучников был очень сложным и требовал от последних постоянных тренировок с раннего детства для поддержания навыков. Как только кочевники начинали жить вместе с оседлыми народами, они попросту «теряли свои превосходные индивидуальные навыки и утрачивали слаженность отрядов», – писали в своей книге «A Military History of the Ottomans» (Военная история османов) историки Месут Уяр (Mesut Uyar) и Эдвард Эриксон (Edward Erickson). На такую жертву большинство из них шли охотно. Оседлая жизнь была проще и безопаснее.
Хотя побед у кочевников было огромное множество, большинство из них были преходящими и недолговечными, за исключением достижений арабов, турок, монголов и маньчжуров, смешавшихся с оседлым населением. Кочевники были не в состоянии создать структуры, которые бы просуществовали долгое время. Зачастую созданные кочевниками империи распадались через одно-два поколения. Те кочевники, которые перешли к оседлому образу жизни, по злой иронии судьбы оказывались под напором новых волн кочевников и боевых отрядов. Такая судьба постигла маньчжуров, которые, как и правители Китая, одолели джунгаров (западных монголов) в 18-м веке и пытались взять верх над повстанцами Тайпина в ходе одной из самых кровопролитных войн 19-го века. Боевики Тайпина, в свою очередь, попытались самостоятельно сформировать более сильную армию, размывая тем самым грань между классической и партизанской войной. С момента тех событий прошло немало гражданских войн, включая войну в США в период с 1861 по 1865 год, и в них часто применялись оба метода ведения боевых действий.
Партизанские отряды в эпоху рационализма
Водораздел между военными действиями с применением партизанских отрядов и регулярных армий стал вырисовываться наиболее четко с развитием регулярных национальных армий после Тридцатилетней войны. Этот процесс, шедший параллельно с ростом государств-наций, набрал наибольшие обороты во второй половине 17-го века. В этот период повсеместно строились казармы для размещения солдат, появились инструкторы по строевой подготовке, кадровые офицеры, командовавшие ими, службы тыла для снабжения армий, фабрики и заводы по изготовлению обмундирования для солдат и их оснащения, а также госпитали и дома престарелых для ухода за ними.
К 18-му веку война приобрела классические формы, редко наблюдавшиеся до или после этого. Армии монархий сражались примерно в одном и том же стиле и придерживались примерно одних и тех же правил поведения. Самым важным изменением было принятие стандартной формы одежды в войсках, благодаря чему отличие между солдатами и гражданскими стало заметно с первого взгляда. Участников боевых действий, отказывавшихся от использования на войне формы, стало проще различать. Их начали преследовать как бандитов, к ним стали относиться не как к солдатам, защищенным законами войны, которые формировались в то время.
Тем не менее, вскоре партизанские отряды снова дали о себе знать. Их роль была заметной в ходе войны за австрийское наследство (1740-1748 гг.). В этот конфликт были втянуты Австрия, Великобритания, Ганновер, Гессен, Нидерланды с одной стороны и Бавария, Франция, Пруссия, Саксония и Испания с другой. На начальном этапе Австрия потерпела серию поражений, что позволило иностранным войскам захватить значительную часть ее территории. Однако Австрия сумела наверстать упущенное благодаря так называемым дикарям, набранным из самых отдаленных краев империи: гусары из Венгрии, пандуры из Хорватии и другие христианские ополченцы с Балкан, которые веками сражались против турок.
Фридрих Великий и другие генералы сперва не рассматривали всерьез участвовавших в таких набегах партизан, считая их «дикарями». Однако как только они убедились в эффективности партизанских отрядов, они сразу последовали австрийскому примеру. К 1770-м годам доля легких войск (стрелки без тяжелого оружия и доспехов, не стоявшие в основных боевых порядках в ходе битвы) в большинстве европейских армий составляла до 20%. Пришедшие в Северную Америку британцы полагались главным образом на различные виды легкой пехоты. Эти войска, ставшие прообразом современных сил специального назначения и обученные партизанским методам ведения боевых действий, все же были более эффективными, чем отряды без государственной принадлежности. Бойцов этих подразделений использовали для «действий в лесу» или партизанской войны против французских колониальных войск и их союзников из числа коренного населения.
Один из любимых мифов американской истории заключается в том, что бравые янки одолели Великобританию в войне за независимость, перестреляв сбитых с толку английских солдат в красных мундирах, которые так и не смогли отказаться от своих традиций, воюя как на параде. Однако это явное преувеличение. К моменту начала войны за независимость в 1775 году британцы были хорошо знакомы с партизанскими методами борьбы, и воевали с партизанами в Европе, в странах Карибского моря и в Северной Америке. Естественно, британские войска были достаточно опытны, чтобы разомкнуть строй и при необходимости найти укрытие вместо того, чтобы, как писал один историк, «оставаться бездейственными и уязвимыми для огня противника». У британской армии была другая проблема: как и современная американская армия до иракской кампании, они забыли уроки партизанских войн, усвоенные предыдущими поколениями. Американские повстанцы использовали более хитрые методы партизанской войны, нежели французские обитатели лесной глуши и коренные североамериканские воины, воевать с которыми привыкли британцы. Благодаря распространению грамотности и появлению печатных книг американские повстанцы смогли обратиться к населению за поддержкой. Это усилило роль пропаганды и психологической войны. Неудивительно, что понятие «общественное мнение» впервые появилось в печати именно в 1776 году, поскольку американские повстанцы обрели независимость во многом благодаря обращению к британскому электорату с такими документами, как памфлет Томаса Пейна (Thomas Paine) «Здравый смысл» и Декларация независимости. По сути дела, исход войны за независимость был предрешен уже в 1782 году, когда палата общин британского парламента с небольшим перевесом проголосовала за прекращение наступательных боевых действий в Америке. Британцы могли продолжать боевые действия и после этой даты. Они могли прислать новые силы даже после поражения под Йорктауном в 1781 году. Однако это потеряло всякий смысл после того, как они лишились поддержки своего парламента.
Большинство революционеров в последующие за этим периоды прибегали к более экстремальным методам и руководствовались более серьезными убеждениями, чем американские повстанцы. Тем не менее, как левые, так и правые активно перенимали и использовали грамотно применявшиеся американцами методы манипулирования общественным мнением. Греки в 1820-е годы, кубинцы в 1890-е годы и алжирцы в 1950-е годы - все они с большим успехом воздействовали на общественное мнение в своем стремлении обрести независимость. В Греции и на Кубе борцы с империализмом одержали верх благодаря тому, что выдвигали на первый план страдания угнетенных народов колоний, способствуя появлению того, что сегодня в странах Запада называется гуманитарной интервенцией.
Борцы за свободу достигли самых значительных успехов в Новом Свете. К 1825 году европейские колониальные державы были изгнаны из Северной и Южной Америки. Внутренние восстания, такие как движение чартистов в Великобритании или восстание декабристов в России, имели меньший успех. Тем не менее, к началу 20-го века большая часть Европы и Северной Америки уже двигалась в сторону свободы и либерализма. Даже абсолютные монархии, такие как Австрия, Германия и Россия, сохраняя свой строй неизменным, предпринимали более активные попытки для умиротворения общественного мнения и обретения контроля над ним.
Войны, которых не было
В то же время, в остальных регионах земного шара страны Запада расширяли свое влияние совершенно нецивилизованным путем. Процесс колонизации и сопротивления ей во многом повлиял на создание современной картины мира и заложил основы наиболее влиятельной доктрины борьбы с повстанческими движениями — теории «масляного пятна», которую разработал французский маршал Юбер Лиотей (Hubert Lyautey). Именно он в ходе войн на рубеже 19-20-го веков в Индокитае, на Мадагаскаре и в Марокко предвосхитил американскую доктрину «опоры на местное население», реализованную США в 21-м веке в Афганистане и в Ираке. Эта концепция подразумевает постепенное расширение (наподобие разливающегося пятна масла) военных постов и поселений вплоть до полного подавления внутреннего сопротивления местного населения. Параллельно с расширением влияния концепцией подразумевалось решение социально-экономических вопросов аборигенов.
Народы Азии и Африки до последнего сопротивлялись продвижению колонизаторов. Иногда им удавалось давать противнику весьма серьезный отпор. Известным примером таких действий служит отступление британских войск из Кабула в 1842 году. Однако это редкие примеры успешного противостояния неизбежной вестернизации мира. К 1914 году европейцы и выходцы из Европы контролировали 84% земной суши, тогда как в 1800 году под их контролем было лишь 35%.
Главная причина неспособности неевропейского населения вести успешную борьбу за независимость в значительной степени крылась в усиливавшемся преимуществе Европы в области военной техники и методов ведения войны. Однако во многом это было также связано с тем, что большинство колоний не применяли стратегии, подразумевавшие оптимальное использование имевшихся у них ограниченных ресурсов. Вместо партизанских методов ведения боевых действий значительная часть колонизованных народов вела боевые действия именно так, как это было удобно метрополиям, то есть традиционными методами. А ведь использование партизанских методов даже в случае неудачи могло бы отсрочить момент полной капитуляции на много лет или десятилетий, и обречь захватчиков на серьезные издержки и потери.
На Западе считали, что население большинства захваченных ими регионов является «примитивным» и «отсталым». Однако преимущество европейцев в определенном смысле сослужило им плохую службу. К моменту вторжения европейских колонизаторов в Азию и Африку большинство стран этих континентов уже находились под контролем местных режимов с постоянными армиями, как, например, империя зулу на Юге Африки или империя маратхов в Индии. Их правители видели главное средство защиты в своих регулярных армиях, которые обычно не использовали племенную тактику боя (примитивная форма партизанской войны), применявшуюся их предками. В большинстве случаев принимаемые ими решения давали негативный результат. Когда эти правители желали скорректировать проводимый ими политический курс, это приводило к превращению их армий в еще более традиционные: они нанимали европейских военных советников, закупали европейское вооружение. Копируемые ими по западному образцу войска редко могли сравниться по силе с западными армиями, и это превосходство Запад с крайней жестокостью использовал в сражениях.
Почему же лишь немногие местные правители прибегали к партизанской тактике ведения боевых действий? Частично это связано с тем, что они имели крайне слабое представление о силе западных армий вплоть до самого вторжения, а потом было уже поздно. Многие создатели империй развивающегося мира считали, что применяемая ими при покорении местных племен тактика сработает и в войне с белыми захватчиками. Даже если эти правители хотели подтолкнуть повстанцев к решительным действиям, им не хватало идеологической подоплеки. Исключение составили Алжир, Чечня, Дагестан и ряд других регионов, где восставшее мусульманское население смогло довольно долго оказывать сопротивление европейским колониалистам. Зачастую подданные таких режимов испытывали к местным правителям такую же, или даже большую неприязнь, чем к европейским захватчикам. Появившееся сравнительно недавно понятие национализма тогда еще было чуждо населению тех регионов.
В «малых войнах» европейским солдатам помогало то обстоятельство, что проходившие зачастую на задворках их империй в Азии и Африке боевые действия велись с населением, которое считалось «нецивилизованным», а следовательно, европейский кодекс поведения был к ним неприменим, и с ними можно было расправляться с крайней жестокостью. В конце 1930-х годов британский офицер и писатель Джон Мастерс (John Masters) писал, что на северо-западной окраине Индии (современный Пакистан) пуштунские воины «обычно кастрировали и отрезали головы» пленникам, тогда как британцы «брали очень мало пленных, действительно, очень мало - если рядом не было официального политического представителя». Они просто убивали всех, кого захватили. Успех европейских армий означал, что будущие сражения будут происходить в рамках границ их империй, а следовательно, они уже «будут расцениваться как гражданские беспорядки, а не как войны», - писал историк Томас Мокайтис (Thomas Mockaitis) в книге «British Counterinsurgency» (Британская противоповстанческая война). Соответственно, в дальнейшем действия имперских войск уже ограничивались законом и общественным мнением, чего не было в 19-м веке.
С общественными выступлениями 20 века справляться было труднее по иным причинам. Руководство стран Запада, создавая школы и газеты, продвигавшие западные идеи, такие как национализм и марксизм, в конечном счете сформировало широкий круг несогласных с его правлением. А с началом производства и поставок в огромных объемах вооружений, начиная с тротила и заканчивая автоматами Калашникова, европейцы создали такую ситуацию, что их противники в 20-м веке вооружились гораздо лучше своих предшественников.
Солнце заходит над Британской империей
Для того, чтобы понять, почему в конце 1940-х гг. антиколониальное движение охватило весь мир, и почему воевавшие против Запада партизаны и террористы действовали в тот период столь успешно, необходимо подчеркнуть, насколько слабы были две крупнейшие колониальные державы к тому времени. Даже если бы Великобритания и Франция захотели удержать все свои заморские владения после 1945 года, сделать это им было бы крайне трудно. Оба государства были на грани банкротства и не могли успешно вести продолжительную борьбу против повстанцев. На это также накладывалась враждебность набиравших силу новых сверхдержав. Советский Союз, а позднее и Китай всегда были готовы предоставить оружие, обучить и оказать финансовую помощь национально-освободительным движениям марксистского толка.
Процесс деколонизации протекал в основном довольно мирно. Там, где британцы сталкивались с серьезным сопротивлением, как, например, в Индии и Палестине, они без долгих раздумий оставляли эти колонии. По сути, Лондон сражался лишь за несколько военных баз, таких как Кипр и Аден, имевших, по его мнению, стратегическое значение. В Малайе и Кении британцы стремились не допустить прихода к власти коммунистов и прочих экстремистов. Когда британцы все-таки решали, что надо сражаться, они делали это весьма грамотно и успешно. Их успехи в борьбе с повстанческими движениями более существенны, чем у французов за тот же период. Некоторые британские военные кампании, например, в Малайе, до сих пор изучаются специалистами по военной стратегии.
Активность партизан и террористов не снизилась после заката европейских империй. Напротив, в период между 1959-1979 годами, начиная с прихода к власти на Кубе Фиделя Кастро и заканчивая переворотом сандинистов в Никарагуа, наблюдался настоящий расцвет повстанческих движений левых сил. В тот период продолжались некоторые колониальные войны, но было гораздо больше этнических конфликтов (в Конго, Восточном Тиморе и в нигерийском районе Биафра). Борьба шла за то, чтобы повлиять на постколониальное устройство новых государств. Однако главной движущей силой повстанческих движений была социалистическая идеология. Радикалы, возомнившие себя новыми Мао, Хо Ши Минами, Фиделями и Че, брали в руки автоматы Калашникова, вели партизанские боевые действия в сельской местности и осуществляли теракты в городах. Ни до, ни после этого популярность и престиж партизанских боевых отрядов не был столь высок. Об этом нам напоминает вездесущий Альберто Корда (Alberto Korda), известный фотограф Че Гевары, фотографии которого до сих пор красуются на футболках и плакатах. Успех революционеров за рубежом воодушевил западные радикальные движения 1960-х годов. Они были оторваны от своих обществ и верили, что точно по такому же сценарию смогут свергнуть правящие круги. Том Вульф (Tom Wolfe) в своем знаменитом очерке («Radical Chic» (Радикальный шик»), написанном в 1970 году, в мельчайших подробностях описывает, как композитор Леонард Бернстайн (Leonard Bernstein) устроил в своей роскошной нью-йоркскую квартире вечеринку для «Черных пантер», одной из многочисленных террористических группировок того периода. Их слава существенно превышала их способность добиваться поставленных целей.
Некоторые государства добивались серьезных успехов в борьбе с повстанческими движениями. В 1960-х годах было опубликовано несколько важных пособий, таких как «Counterinsurgency Warfare: Theory and Practice» (Теория и практика противоповстанческой войны) французского офицера и ветерана войны в Алжире Давида Галулы (David Galula) и «Defeating Communist Insurgency» (Разгром коммунистических повстанческих движений) ветерана войн в Малайе и Вьетнаме британского офицера сэра Роберта Томпсона (Robert Thompson). Галула, Томпсон и многие другие эксперты были едины во мнении о том, что с повстанческими движениями нельзя сражаться методами классических войн. Главным принципом, который должен учитываться при борьбе с повстанцами, является «сведение огня к минимуму». В то же время, как писал Галула, «солдат должен быть готов к тому, чтобы вести пропаганду, быть социальным работником, строителем, школьным учителем, медсестрой или бойскаутом».
Одно дело преподать с таким трудом усвоенные уроки. Более трудным представлялось принятие сделанных выводов на вооружение офицерами, которые по-прежнему считали танковый блицкриг своим идеалом и с презрением относились к слабо вооруженным и разношерстным партизанам. Еще несколько десятилетий западные армии ориентировались на противостояние таким же крупным армиям. В ходе войны США с вьетнамскими партизанами командующий американским войсками во Вьетнаме Уильям Вестморленд (William Westmoreland) применял преимущественно классические методы ведения войны с использованием серьезной огневой мощи, что приводило к потерям с обеих сторон, однако не позволяло достичь победы.
Преданные забвению
Как и любому другому человеку, боевикам и террористам свойственно находиться под влиянием общественных настроений и перегибов в мировоззренческих подходах. К началу 1980-х годов, когда воспоминания об эпохе колониализма уже стерлись на фоне усиливающихся бесчинств правителей бывших колоний, привлекательность капиталистического мира вновь стали заметна с приходом к власти Рональда Рейгана в США и Маргарет Тэтчер в Великобритании. В этих условиях движения левого толка стали затухать, а романтизм партизанских движений отошел на второй план. Только самые близорукие идеологи могли говорить о том, что в нищей и угнетенной Камбодже и на Кубе рождается будущее. Падение советского режима и постепенное открытие Китая навстречу внешнему миру напрямую повлияло и на повстанческие группировки, которые лишились важных источников денежных средств, вооружений и возможностей для подготовки. Марксистские террористические группировки 1970-х годов, такие как итальянские Красные бригады или немецкая банда Баадера-Майнхоф, не смогли самостоятельно завоевать широкую поддержку в обществе и пришли в упадок вместе со своими зарубежными спонсорами. Националистические движения, такие как Организация освобождения Палестины (ООП) и Ирландская республиканская армия, чувствовали себя лучше, хотя и испытывали трудности, лишившись существенной части иностранной помощи.
Хотя деятельность повстанцев левого толка пошла на убыль, партизанская война и терроризм не исчезли. Они просто обрели новые формы, а в их ряды стадии вступать новые боевики, которые руководствовались старыми как мир соображениями расовой и религиозной розни. Переход от политической мотивации к религиозной стал результатом трансформации, длившейся десятилетия и даже века. Этот переход можно увидеть, среди прочего, в работе египетского агитатора 1950-х – 1960-х годов Сейида Кутба (Sayyid Qutb), в деятельности Хасана Аль-Банна (Hasan al-Banna), основавшего в 1928 году движение «Братьев-мусульман». Заметно это и в исламоцентричных высказываниях Мохаммеда ибн Абд Аль-Ваххаба (Muhammad ibn Abd al-Wahhab), создавшего в 18-м веке пуританское мусульманское движение, которое позднее стало официальной религиозной концепцией Саудовской Аравии. Тем не менее, эпохальные последствия идей этих религиозных лидеров не привлекали внимание мировой общественности до роковой осени 1979 года, когда демонстранты захватили здание американского посольства в Тегеране. Захват посольского комплекса был организован группой студентов-радикалов, в число которых входил будущий президент Ирана Махмуд Ахмадинежад. Эти люди хотели нанести удар по «Большому шайтану» и по иранским сторонникам светского государства. За этим последовал захват боевиками главной святыни ислама - Большой мечети в Мекке и поджог американского посольства в Исламабаде. Затем 24 декабря 1979 года советские войска вошли в Афганистан, вызвав тем самым мобилизацию и сплочение значительных сил борцов за веру – моджахедов.
Угроза со стороны мусульманских экстремистов, тайно набиравших силы в течение десятилетий, вылилась в кровавые события 11 сентября 2001 года, когда «Аль-Каида» осуществила самый смертоносный теракт в истории. Все существовавшие ранее террористические организации, такие как ООП или различные анархистские группировки, ограничили масштабы своего насилия. Как писал в 1970-х годах исследователь в области терроризма Брайан Дженкинс (Brian Jenkins), «терроризм – это театр... Террористам нужно, чтобы большое число людей смотрело, а небольшое погибало». Боевики «Аль-Каиды» и близких к ней организаций событиями в США и Ираке переписали этот сценарий.
Чтобы защитить себя, США и их союзники приняли множество мер по обеспечению собственной безопасности. Они заключались в первую очередь в совершенствовании системы безопасности, работы полиции и в сборе разведданных. Военные также играли важную роль, однако она редко была главной, как в Афганистане и Ираке, где вторжение американских войск привело к свержению действовавших там режимов. В странах с хорошо или слабо функционирующей системой государственного управления, как, например, на Филиппинах и в Саудовской Аравии, роль США была ограниченной и сводилась к оказанию содействия руководству этих стран в подготовке армий, к поставкам вооружений, к предоставлению разведывательной информации и другой помощи в борьбе с экстремистами.
Помимо усилий стран Запада в борьбе с «Аль-Каидой» еще один удар по террористам был нанесен народными выступлениями на Ближнем Востоке. События арабской весны показали, что протестная активность является гораздо более действенным инструментом, ведущим к переменам, чем атаки террористов-смертников. Еще до смерти Усамы бен Ладена в 2011 году, согласно данным проекта Pew Global Attitudes, доверие сторонников к нему начало резко снижаться: за период с 2003 по 2010 годы уровень доверия к бен Ладену в Пакистане упал с 46 до 18%, в Индонезии с 59 до 25%, а в Иордании с 56 до 14%.
Даже поддержки незначительного меньшинства достаточно для сохранения жизнеспособности террористической группировки. «Аль-Каида» продемонстрировала потрясающую способность к восстановлению сил. Ее филиалы по-прежнему действуют по всему Ближнему Востоку и Юго-Восточной Азии. Другие исламистские группировки в Афганистане и Пакистане также демонстрируют поразительную живучесть. ХАМАС контролирует Сектор Газа, «Хезболла» укрепилась в Ливане, группировка «Аль-Шабаб» стремится к власти в Сомали, «Боко Хаарам» набирает силу в Нигерии, а недавно появившиеся группировки «Ансар Дин» и «Движение за единство и джихад в Западной Африке» контролируют север Мали. Несмотря на смерть бен Ладена и другие потери, понесенные верхушкой «Аль-Каиды», война против исламского терроризма еще далека от завершения. События 11 сентября 2001 года служат напоминанием о том, что кажущаяся защищенность от невидимой армии может быть внезапно подорвана международными террористическими группировками наподобие «Аль-Каиды», которые способны нанести удар в любой точке земного шара. Это существенно отличает такие группировки от повстанцев прошлого, которые имели четкую географическую привязку.
Маленькие войны, серьезные уроки
Длительная история конфликтов низкой интенсивности показывает не только обширную географию боевых отрядов, но и то, что зачастую они не воспринимаются всерьез. Это создает условия для того, чтобы решительно настроенные партизанские отряды наносили все новые унизительные удары крупным странам. Американская армия имеет самую печальную статистику участия в «малых войнах», несмотря на богатый опыт, полученный ею в борьбе с коренным американским населением, с филиппинскими националистами инсурректос, с вьетконговцами, с «Аль-Каидой», с талибами и множеством других группировок боевиков. В интересах недопущения подобных неудач в будущем солдаты и политики должны уже сейчас подробно изучить все сильные и слабые стороны повстанцев/боевиков.
Важно не только избегать недооценки потенциала боевых отрядов, но и не переоценить его. В период до 1945 года, когда партизанские отряды избегали прямых столкновений с противником, их систематически недооценивали. После 1945 года общественные настроения получили крен в обратную сторону, и боевиков стали считать людьми со сверхспособностями. Истина находится где-то посередине: партизаны оттачивали свое мастерство после 1945 года, однако в большинстве случаев они все равно проигрывали. Своими новыми успехами они обязаны распространению телекоммуникационных технологий и росту влияния общественного мнения. Оба эти фактора побудили государства отказаться от затяжных кампаний по борьбе с партизанами, особенно за пределами собственных границ. Это повысило жизнеспособность боевых группировок даже под тяжестью военных поражений.
В борьбе с повстанцами традиционная тактика ведения боевых действий не работает. Для достижения победы солдатам необходимо сосредоточиться не на преследовании боевиков, а на привлечении на свою сторону местного населения. Тем не менее, тактика борьбы против повстанцев с опорой на местное население оказалась не столь действенной, как считалось ранее. Она требует не просто завоевать «сердца и умы» (эта фраза принадлежит британскому генералу эпохи американской революции сэру Генри Клинтону (Henry Clinton), а добиться чего-то большего; а популярной она стала благодаря участвовавшему в войне в Малайе в 1940 – 1950-х годах генералу сэру Джеральду Темплеру (Gerald Templer). Единственный способ, позволяющий взять ситуацию под контроль, заключается в том, чтобы войска, неся свою гарнизонную и караульную службу, а также выполняя другие задачи, находились с местным населением круглые сутки, семь дней в неделю. Периодически проводимые зачистки, оцепления и прочесывания местности не давали результата, даже если их осуществляли столь жестокие борцы с партизанами как нацисты. Ведь все гражданские понимают, что боевики вернутся, как только уйдут солдаты.
Хотя установить контроль можно и с помощью оружия, удерживать его возможно только при условии, что силы безопасности пользуются определенным доверием у местного населения. Ранее западным империям было несложно заручиться такой поддержкой. Однако сейчас, когда о национальных чувствах твердят на каждом углу, ведущим борьбу с повстанческими движениями государствам, таким как США, приходится серьезно рисковать, поддерживая доморощенные режимы, которые могут заручиться поддержкой местного населения, поскольку нет никакой гарантии, что они продолжат сотрудничать с американцами.
Еще больше борьбу с партизанами осложняет тот факт, что в подобных конфликтах трудно достичь быстрой победы. Начиная с 1775 года, партизанские войны длились в среднем семь лет (а начиная с 1945 года они длились в среднем почти десять лет). Попытки партизан или ведущих с ними борьбу сил ускорить этот процесс обычно заканчиваются неудачей. Именно по такому сценарию пытались действовать США в ходе войн во Вьетнаме и в Ираке, используя силу своей регулярной армии для уничтожения партизан и достижения «быстрых поверхностных результатов» (так совершенно справедливо об этом говорил известный военный советник во Вьетнаме Джон Пол Ванн (John Paul Vann)). Это парадокс, но американское командование начало добиваться желаемых результатов лишь тогда, когда отказалось от идеи быстрой победы и перешло к использованию проверенных временем методов борьбы с повстанцами с опорой на местное население. Во Вьетнаме к такому пониманию пришли слишком поздно, а вот в Ираке это осознание пришло вовремя, что позволило не допустить крупной гражданской войны.
Опыт США в Ираке в 2007-2008 годах, Израиля на Западном берегу в период второй интифады, Великобритании в Северной Ирландии и Колумбии в продолжающемся противостоянии FARC (Революционные вооруженные силы Колумбии) показывает, что демократические государства могут эффективно сражаться с боевиками, если будут уделять должное внимание «информационным операциям» (это понятие используется американскими военными, но оно также известно как «пропаганда» или «работа с местным населением») и реализовывать в том или ином виде стратегию опоры на местное население. Но опыт таких противостояний показывает, что легкомысленно относиться к борьбе с партизанами не следует. Таких войн по возможности следует избегать. Однако сомнительно, что у США в будущем будет меньше таких войн, чем в прошлом. Исходя из того, что Соединенные Штаты уже продемонстрировали превосходство в ведении классических боевых действий в Ираке в 1991 и в 2003 году, вряд ли в будущем найдется глупец, который выведет в пустыню свои танковые армии против американских войск. Иными словами, маловероятно, что потенциальный противник, с которым в будущем могут вестись боевые действия, повторит ошибки азиатских и африканских стран 19-го века, сражавшихся с западными захватчиками принятыми на Западе методами. Таким образом, боевики продемонстрировали, что их тактика является весьма эффективной даже в борьбе со сверхдержавами.
В будущем отряды боевиков могут стать еще опаснее, если они получат оружие массового уничтожения, особенно атомную бомбу. Если это когда-то случится, маленькая террористическая ячейка, численность боевиков которой не превышает одного взвода, будет обладать большей огневой мощью, чем целая армия государства, не имеющего ядерного оружия. Это заставляет задуматься. По всей вероятности, в будущем конфликты низкой интенсивности будут представлять еще более существенную, чем раньше опасность для ведущих стран мира. Эти вопросы уже сейчас стали весьма насущными.
Оригинал публикации: The Evolution of Irregular War
