В минувшие выходные, 29-30 ноября, глава российского Минэкономразвития Алексей Улюкаев посетил Тегеран. Время для визита было выбрано как нельзя более удачно: в Иране после провала переговоров в Вене по «ядерному досье» иллюзий о возможной нормализации отношений с США и ЕС, а следовательно — о скором приходе западного бизнеса в иранскую экономику, поубавилось. А вот значение совместных российско-иранских экономических проектов — наоборот, возросло.
Но перед тем как говорить о самом визите, носившем в первую очередь оценочный и зондажный характер, не предполагавший каких-либо серьезных итогов, нужно сказать об общем экономическом фоне отношений между Москвой и Тегераном.
Для начала напомню, что на своей ежегодной пресс-конференции в декабре прошлого года российский президент Владимир Путин заявил: «Иран — наш приоритетный партнер в регионе, это наш принципиальный выбор, и мы нацелены развивать отношения». Эти слова были с определенным энтузиазмом восприняты сторонниками сближения наших стран и в России, и в Иране. Но, как это зачастую и бывает, между словом и делом в политике всегда существует определенная дистанция, а в ирано-российских отношениях эта дистанция еще и с многочисленными барьерами.
Дипломатическое и экономическое давление извне, в условиях которого действуют Тегеран и Москва, серьезные внутренние дискуссии о внешнеполитических ориентирах, идущие внутри политических элит в России и Иране, — все это влияет на темпы развития партнерских отношений между двумя нашими странами. «Проблемы диалога» существуют и в Москве, и в Тегеране, и закрывать глаза на данное обстоятельство было бы наивно.
Так, часть иранских элит убеждена, что приоритетной задачей для Исламской Республики являются успешные переговоры с «западной частью» Группы 5+1 по ядерной проблематике. Поскольку это, по их мнению, позволит устранить кажущееся им основным препятствие в развитии иранской экономики — санкции. В рамках такого подхода эти элиты, имеющие серьезное влияние на администрацию нынешнего президента Хасана Рухани, полагают, что сближение Ирана с Россией, любые признаки которого вызывают достаточно нервную реакцию Вашингтона, может негативно повлиять на переговорный процесс.
Впрочем, списывать иранскую часть проблем в диалоге между нашими странами исключительно на деятельность «антироссийского лобби» в Тегеране было бы преувеличением, поскольку ряд шагов и российских властей, и российских корпораций за последние годы формировали в Иране представление о нашей стране как о партнере откровенно ненадежном. Не буду напоминать в этой связи историю с комплексами С-300, многократно уже описанную, поскольку и другие, менее известные вехи «вхождения» российских компаний на иранский рынок также оставили у иранцев достаточно горький осадок.
В ноябре 2009 года был подписан меморандум между «Газпромнефтью» и Иранской национальной нефтегазовой компанией о сотрудничестве на блоке Анаран. В августе 2011 года Иран разорвал меморандум из-за «безуспешности переговоров».
Не менее показательна и история с «Лукойлом», который сегодня сообщает о своих намерениях «возобновить работу с Ираном». С 2003 года «Лукойл» в консорциуме с норвежской Statoil проводил в Иране геологоразведочные работы на все том же, упомянутом выше блоке Анаран. В этом проекте российской компании принадлежало 25%. По итогам работ были открыты нефтяные месторождения Азар и Шангуле. Руководство компании обсуждало с властями Ирана возможность совместной разработки месторождений, но в 2007 году «Лукойл» вышел из этого проекта. Как сообщают в пресс-службе компании сегодня — «в связи с введением международных санкций». В действительности же санкции были не международными, а односторонними, введенными в отношении Ирана США и ЕС.
Это далеко не единичный случай своеобразной политико-климатической зависимости российских компаний от градуса американской иранофобии. А уж об отечественных банках, которые явочным порядком с конца 2012 года практически полностью присоединились к санкциям США в отношении иранской финансовой системы, — игнорируя при этом позицию Кремля в отношении односторонних санкций Запада, вдобавок ставя в трудное положение более сотни российских компаний, завязанных на торговые операции с Ираном, — и говорить не приходится. В целом же история российско-иранских попыток сближения и расширения партнерских отношений за последние пять-семь лет дает два основных урока:
Во-первых, «оглядка» в двусторонних отношениях на Вашингтон и боязнь американского «неодобрения» оборачивается и для Москвы, и для Тегерана финансовыми, репутационными и политическими издержками, которые тот же Вашингтон ни при каких обстоятельствах «в знак благодарности» не компенсирует;
Во-вторых, в силу целого ряда причин партнерство в торгово-экономической сфере между нашими странами возможно только под патронажем государства и правительства, что Российской Федерации, что Исламской Республики.
И значение поездки в Тегеран главы Минэкономразвития Алексея Улюкаева заключается в первую очередь в том, что толчок для реализации совместных с Ираном проектов будет даваться теперь на правительственном уровне. «Иранского проекта» в России еще нет. Но «иранский портфель контрактов» уже формируется. Что в нем сегодня?
«Атомный контракт», о котором ИА REGNUM уже достаточно подробно информировало своих читателей.
«Энергетический мост» между Россией и Ираном, переговоры о строительстве которого в нынешнем году уже вел в Иране российский министр энергетики Александр Новак. Речь идет о контракте стоимостью от $8 до $10 миллиардов, который предусматривает экспорт 500 МВт российской электроэнергии в Иран, строительство новых генерирующих мощностей и практически полную модернизацию иранских распределительных электросетей. «Изюминкой» данного контракта является участие в нем Азербайджана, через территорию которого и будет осуществляться транзит электроэнергии. Причем замминистра энергетики Азербайджана Натиг Аббасов уже сообщил, что «с технической точки зрения Азербайджан давно готов начать транзит электроэнергии из России в Иран через свою территорию. Все линии электропередач и подстанции уже готовы к этому».
Совсем не лишним будет заметить, что заявление Аббасова — это не просто констатация того факта, что «энергомост» осуществим технически. Собственно, электросети Азербайджана и России уже соединены электрораспределительными сетями «Дербент» и «Ялама». В свою очередь энергообмен между Азербайджаном и Ираном осуществляется по пяти линиям: «Парсабад I», «Парсабад II», «Астара», а также посредством 132-киловольтных ЛЭП «Джульфа» и «Араз» по территории Нахичеванской Автономной Республики. Это еще и реальная «политическая» оплеуха Вашингтону, выступающему «куратором» другого энергетического моста на постсоветском пространстве, CASA-1000, который так и не идет дальше совместных прожектов, «принципиальных договоренностей» и красивого по исполнению сайта.
И, наконец, «железнодорожный контракт», оценивающийся в полтора миллиарда долларов. Он предусматривает российское участие в модернизации железнодорожных путей Ирана, в том числе электрификацию части этих путей, что позволит Ирану снизить себестоимость движения и увеличить скорость на данных участках. Кстати, в рамках этого проекта в феврале нынешнего года прошли и переговоры о приобретении иранцами российской рельсовой продукции.
Что же касается так называемого «Большого нефтяного контракта» стоимостью двадцать миллиардов долларов и пятьсот тысяч баррелей иранской нефти в день, оплата которой будет производиться российской промышленной продукцией и инжиниринговыми услугами, то он пока отложен из-за ситуации с мировыми ценами на нефть.
Но эта ситуация вернула к жизни другой проект, зондаж возможности реализации которого проводили Алексей Улюкаев и сопровождавшие его лица в Тегеране в ходе нынешней поездки, — переход во взаиморасчетах во внешней торговле между странами на национальные валюты. Эта задача облегчается тем, что к переходу на такую форму взаиморасчетов Россия готовится с Китаем. А кроме того, с сентябре нынешнего года начала свою деятельность рабочая группа по выработке такой формы экономических отношений с Турцией. Предполагается, что и переход на национальные валюты во взаиморасчетах, и регулируемая правительствами России и Ирана девальвация этих валют в определенной мере способны снизить издержки экономики в условиях падения цен на нефть.
Потенциал иранского рынка для российской экономики по самым осторожным прогнозам составляет от 20 до 25 миллиардов долларов. Текущий товарооборот по итогам прошлого года составил 1,59 миллиарда долларов, сократившись по сравнению с 2012 годом на 31,5%. Цифры говорят сами за себя — наше торгово-экономическое партнерство со страной, которую Владимир Путин назвал «приоритетным партнером в регионе», за последние два года, по сути, провалено и сегодня носит достаточно декоративный характер.
Остается надеяться, что полученная иранской и российской стороной в ходе нынешнего визита информация, достигнутые предварительные договоренности правительственных чиновников, Алексея Улюкаева и его иранских коллег — министра промышленности, рудников и торговли Ирана Мохаммеда Реза Нематзаде и министра экономики и финансов Али Тайебния — наконец-то остановят это падение и дадут новый импульс в реализации столь важных для наших стран экономических проектов.
