Иран заявил о прекращении обогащения урана до 20 процентов, что было одним из ключевых требований мирового сообщества к иранской ядерной программе. Западные эксперты стараются понять, что за этим стоит. По мнению оптимистов, такой жест демонстрирует миролюбивые устремления нового иранского президента Роухани, который на фоне своего предшественника Ахмадинежада воспринимается как завзятый либерал, хотя таковым по факту не является.
Так или иначе, меньше чем за полгода Роухани перезапустил процесс поиска взаимоприемлемого выхода из переговорного тупика. Судя по всему, Запад оказался к этому не вполне готов. Первое удивление сменилось сомнениями в искренности Роухани. Многие эксперты допускают, что здесь мы имеем дело с тактической уловкой и что стратегические цели и задачи Ирана остались прежними.
Говорит старший научный сотрудник Института международных исследований МГИМО МИД России Леонид Гусев:
"С момента избрания Роухани прошло совсем немного времени – два с половиной месяца. Поэтому говорить о том, что имидж Ирана кардинально поменялся, пока рано. Хотя первые месяцы нахождения Роухани у власти внесли новую струю в отношения со странами Запада. После консерватора Ахмадинежада Роухани воспринимается политиком другого склада. Несмотря на то что Роухани старше, чем Ахмадинежад, он демонстрирует намного большую умеренность, чем его предшественник. Он не идет на конфронтацию, он пытается найти компромиссы.
Но Роухани действует не в вакууме, а внутри уже сложившегося иранского общества и истеблишмента. И надо принимать во внимание тот факт, что пост президента в Иране – это не главный пост. Это соответствует где-то посту премьер-министра. Главный иранский руководитель – это аятолла Хаменеи, которого они называют рахбар, т. е. верховный лидер. Основные направления политики формирует он.
В Иране существуют разные силы, разные направления. Есть те, которые искренне хотят наладить отношения с Западом. Как заявляют разные специалисты, Роухани как раз из этой части иранского истеблишмента. Но с другой стороны, есть и те силы внутри Ирана, которые не хотят этого. В большинстве своем они связаны с Корпусом Стражей Исламской революции. Все зависит от того, как в дальнейшем пойдет согласование внутренних интересов. Но международные санкции, больно бьющие по Ирану, скорее всего, вынудят иранское руководство пойти на настоящее сотрудничество с Западом".
Роухани хочет добиться отмены санкций и вывести экономику страны из штопора. А для этого нет иного пути, как наладить отношения с Америкой. И Роухани наверняка понимает, что проблема ядерной программы здесь играет важную, но не единственную роль.
Мы знаем целый ряд стран, которые в обход режима нераспространения получили собственную атомную бомбу. К ним если и возникают вопросы, то больше теоретические, «про вообще». Предметный разговор ведется только с Ираном (не считая Северной Кореи). Во многом это объясняется воинственностью Исламской Республики по отношению к Израилю и ко всему западному миру в целом.
Следовательно, чтобы найти компромисс с Западом и смягчить (а то и вовсе отменить) санкции, Ирану необходимо смягчить риторику. А еще лучше – сам политический режим, отказавшись от наиболее одиозных жестов. Судя по всему, Роухани к этому готов. Например, он пытается отменить массовое скандирование лозунга "Смерть Америке!" на официальных мероприятиях, что вызвало гневную реакцию со стороны сторонников жесткого курса.
Кроме того, Роухани готов предоставить иранцам больше свобод и отказаться от строгого контроля за их личной жизнью. Не так давно в ходе церемонии по случаю начала нового учебного года он раскритиковал строгие меры против свободы слова в университетах. По словам президента, Иран должен верить в глобализацию. "Мы полагаемся на себя, но не забываем и о важности сосуществования с другими странами", – отметил Роухани.
В общем, новый иранский президент практически в каждом своем публичном выступлении так или иначе протягивает руку мировому сообществу, демонстрирует свою приверженность базовым гуманитарным ценностям и миролюбие. В этом Роухани, кажется, вполне честен. И, вероятнее всего, его западные коллеги уже заметили это. Но если бы дело ограничивалось только политическими взглядами нового иранского президента. Говорит профессор кафедры современного Востока Российского государственного гуманитарного университета Елена Мелкумян:
"Имидж Ирана меняется. Хотя этот процесс сложный и долгий. Приход Роухани – человека совершенно иного склада, чем Ахмадинежад, – способствует этим изменениям.
Но с другой стороны, главой Ирана является верховный аятолла Хаменеи. А он как раз остается прежним. Поэтому для тех людей, которые хорошо представляют, что такое Иран, происходящие изменения носят поверхностный характер.
Роухани нужен Ирану, который находится в международной изоляции. Новый президент готов к переговорам, но вот что они дадут? Насколько Иран откажется от своих стратегических целей? Я думаю, что эти цели очень важны для страны, ядерная программа – своего рода национальная идея. Поэтому ожидать каких-то серьезных изменений не стоит".
По слухам, аятолла Хаменеи, обеспокоенный ростом протестных настроений, отвел Роухани год полной свободы действий. В течение этого времени президент, получивший иммунитет от нападок иранских консерваторов, должен обеспечить видимое улучшение жизни иранцев. Если это не удастся, духовный лидер нации перестанет сдерживать наиболее ярых представителей Корпуса Стражей Исламской революции и религиозной верхушки, которым либерализация иранской внутренней и внешней политики совсем не по душе.
Израиль полагает, что этим все и закончится. Он наиболее недоверчив к Роухани, считая, что заигрывания Роухани с Западом раскалывают единый антииранский фронт. Собственно, в некотором смысле так и происходит. Непримиримых противников Ирана осталось всего двое – Израиль и Саудовская Аравия, говорит Елена Мелкумян:
"Как это ни парадоксально, интересы Израиля и Саудовской Аравии здесь совпадают. И та, и другая сторона рассматривает Иран как своего главного противника. Они считают, что не нужно идти ни на какие поблажки, не надо идти на отмену санкций. Потому что как только Иран добьется своего, он тут же вернется к прежней политической линии. Они не верят в то, что эта политика может измениться".
Принципиальная позиция Израиля в отношении Ирана объясняется принципиальной позицией Ирана в отношении Израиля. И это притом что до 1979 года между двумя странами были очень близкие отношения. Разрыв произошел после Исламской революции, и до сих пор израильтяне уверены, что Иран воспользуется любой предоставленной возможностью, чтобы стереть Израиль с карты мира.
А что касается Саудовской Аравии, то здесь первую скрипку играет конфессиональный раскол. Иранские шииты и саудовские сунниты ваххабитского толка, сами себя называющие салафитами, обвиняют друг друга в ереси. Понятно, что с вероотступником никаких разговоров быть не может. Кроме того, между Саудовской Аравией и Ираном идет борьба за лидирующий статус на Ближнем Востоке. И та, и другая страна имеют большие запасы нефти. Это тоже сталкивает их интересы. В общем, Саудовской Аравии и Израилю от Ирана нужны не компромиссы и уступки, а экономический крах, военное поражение и безоговорочная капитуляция. Только в этом случае эти два государства будут чувствовать себя более-менее спокойно.
Поиск путей выхода из этой ситуации – дело непростое. Но овчинка стоит выделки. Реинтеграция Ирана в глобальную среду выгодна не только самим иранцам, но и США, которые вернутся к традиционному партнерству с Тегераном. Вынужденный союз американцев с саудовцами стал возможен только после Исламской революции и до сих пор воспринимается многими западными политиками как противоестественное явление. Да и попытка Обамы поставить на "братьев-мусульман" в начале Арабской весны потерпела сокрушительное поражение. "Братья" оказались политическими мечтателями и плохими управленцами. В результате Обама получил усиление позиций своих противников внутри США, на Ближнем Востоке и в мире.
При таких раскладах растут надежды на то, что США удаться уговорить смягчить свою позицию хотя бы Израиль. Это уже полдела. Есть небольшая вероятность, что после этого готовность к компромиссу выразят и саудовцы. В конце концов, снятие с Ирана клейма изгоя в интересах региональной безопасности, которая – не важно, на Ближнем Востоке или в Европе, – едина для всех без исключения.