Президент Владимир Путин подчеркивает, что это общая заслуга, в том числе и его американского коллеги Барака Обамы. Однако аналитики, не скованные рамками дипломатического этикета, в этом деле отдают безусловный приоритет России. К примеру, бывший премьер-министр Италии и экс-президент Еврокомиссии Романо Проди считает, что Москва сыграла неоценимую роль в предотвращении войны на Ближнем Востоке. Он называет работу российских дипломатов "виртуозной партией", закончившейся всеобщей победой.

Бывший итальянский премьер пояснил, что существовал риск конфликта, который затронул бы и другие силы в регионе. "Шииты, сунниты, каждый со своими покровителями, Израиль, Иран – открывалась дверь в ад", – сообщил он. Теперь, насколько можно судить, региональный апокалипсис несколько отодвинулся. Конечно, вопрос еще не закрыт, продолжаются переговоры, расклад на Ближнем Востоке всегда очень непростой, но, главное, удалось избежать войны. И вклад российской дипломатии оказался неоценимым.

Говорит главный редактор журнала "Россия в глобальной политике" Федор Лукьянов:

"На мой взгляд, это не просто успех. Это заявка на новую главу в истории возвращения большой дипломатии в мировую политику. Неслучайно российская дипломатия с первых дней талдычила о том, что в Сирии решается вопрос конфигурации и устройства мировой системы разрешения локальных конфликтов. Как происходит в Сирии, так будет и дальше.

Химическое оружие само по себе проблема. Но что делать с Договором о нераспространении ядерного оружия (1968 год), никто не знает. Этот договор "умирает". Невозможно решать отдельно иранскую, отдельно северокорейскую проблему – уже видно, что ничего не решишь. Поэтому я надеюсь, что с Сирии начнется некий новый поиск механизмов. То, что было до этого – "мы сейчас вмешаемся, и все решим", – заканчивается. Не потому, что кто-то из американских политиков раскаялся и понял, что это неэффективно. Просто люди уже не хотят".

С самого начала Москва пыталась донести до мирового сообщества, что в Сирии на кон поставлено будущее всего мира. Суть модели, которая последовательно создавалась после холодной войны, напоминает Федор Лукьянов, сводилась как раз к тому, что исход конфликта определяется не в ходе дипломатических переговоров. Он зависит от политического решения о том, кто прав, а кто виноват, и "правому" помогают вплоть до вооруженного вмешательства.

Такой подход, казавшийся естественным в начале 90-х (именно тогда появилась идея гуманитарной интервенции как синонима справедливой войны), с каждым разом давался все труднее, вызывал все больше сомнений, хотя бы по той причине, что результат не оправдывал ожиданий. Собственно, на Сирии он окончательно выдохся.

Российская инициатива была поддержана потому, что была спасительной для Запада, не понимающего, как иначе избежать никем не желаемой войны без потери собственного лица. Даже когда президент США, наделавший много опрометчивых заявлений, заставлявших его действовать помимо желания, призвал наказать зло, отклик оказался вялым.

Морально и материально поддержать Америку еще кое-кто собрался, но встать плечом к плечу – буквально единицы. Да сам американский президент, обещая войну, выглядел, как будто кто-то держит его за горло, указывает Федор Лукьянов:

"То, что три четверти американцев против новой войны на Ближнем Востоке, – это объяснимо (после всего, что было). Необъяснимо с точки зрения классической психологии американского общества, что те же три четверти уверены, что Башар Асад применил химическое оружие против мирного населения. Они верят, что он убил детей зарином, но говорят, что это "не наше дело".

Это качественные изменения. Случись это лет пять-шесть назад, я думаю, американцы согласились бы с тем, что зло надо наказать. Просто потому, что США – та сила добра, которая должна с этим разбираться. Произошел качественный разворот американской политики. Обама нашел, наконец, объяснение тому, почему он не пошел на войну, объявив ее.

Америка занимает уникальное место в мировой системе в силу своей мощи. Так сложилось. И все, что там творится, в значительной степени определяет мировую политику. Это не будет всегда, но сегодня это так. И получается, что как только Америка задумалась и замешкалась, тут же все сдвинулось в другую сторону. При всех огромных проблемах, которые стоят на пути реализации этой идеи, пока, похоже, все заинтересованы, чтобы что-то из этого вышло.

Конечно, недооценивать Америку нельзя. В каком бы она сейчас замешательстве не находилась, все равно это страна, кратно превосходящая всех по всем параметрам. Пока, во всяком случае. В обозримые лет 10-15 это не изменится. Возможности по-прежнему есть, а желание уменьшается".

В тот момент, когда всем казалось, что война неизбежна, Россия предложила новую повестку дня. И это, как кажется Федору Лукьянову, сигнализирует о наступлении эпохи возрождения большой дипломатии: "Все много твердили о многополярном мире – кто с надеждой, кто с тревогой. И вот он фактически наступил. Америка убедилась, что управлять миром единолично просто невозможно, к тому же публика, устав от ее роли глобальной доминанты, больше не испытывает энтузиазма по поводу внешней экспансии. Появляется все больше игроков, которые претендуют на влияние, правда, претензии далеко не всегда подкреплены реальными способностями и умением этим влиянием пользоваться. Как бы то ни было, время простых решений закончено. И навязать что-либо просто некому – ни у кого нет таких рычагов давления, что, в частности, наглядно демонстрирует ситуация на Ближнем Востоке".

Федор Лукьянов замечает особую символичность в том, что у истоков нового этапа снова Москва и Вашингтон, хотя биполярное устройства давно в прошлом: "Когда необходимо настоящее дипломатическое искусство в сочетании с готовностью обеспечивать выполнение договоренностей, России и Америке по-прежнему нет равных. Европа на глубокой периферии – раздробленная и увязшая в собственных проблемах. Китай по-прежнему предпочитает оставаться в тени. Новые "звезды" наподобие Индии или Бразилии просто не знают, как к такому подступиться – нет опыта настоящей большой политики. Региональные тяжеловесы от Саудовской Аравии до Турции и Ирана сами, по сути, воюют, какая уж там высокая дипломатия. Вот и получается, что опять все развивается вдоль линии Кремль – Белый дом".

Особо ценным эксперты называют тот факт, что России и США удалось установить плодотворный диалог в момент, когда модернизация существующего миропорядка из желательной превратилась в необходимую.

Тому примером кризис уже упомянутого режима нераспространения. Он является продуктом иной эпохи, введенным в силу соответствующим Договором от 1968 года. С тех пор многое изменилось. Сегодня многие страны ставят вопрос ребром: на каком основании пятерка великих держав присвоила право иметь ядерные арсеналы, считая аналогичные пожелания остальных незаконными?

Следовательно, необходим качественно иной подход к самим принципам ДНЯО, чтобы придать ему новую легитимность, начать управляемый и согласованный пересмотр. Инициативу могут взять на себя только те страны, которые остаются лидерами по объему арсеналов – Россия и США. При этом полный отказ от ядерного оружия – подобная инициатива была выдвинута президентом Обамой – малореалистичен. Во многом, кстати говоря, потому, что, даже ликвидировав свои ядерные арсеналы, Штаты останутся наиболее сильной в военном отношении державой современности. И в этом качестве смогут навязывать свою волю остальным странам, которым сейчас ядерное оружие служит некоей гарантией суверенитета.

В общем, отказаться от ядерного оружия нельзя. Следовательно, необходимо выработать определенные условия, на которых его можно иметь всем. Вопрос сирийского химического оружия (и шире – вопрос полного уничтожения химического оружия в мире, что предложил президент Путин) как раз и является тем самым дипломатическим полигоном, где могут быть выработаны подходы не только к проблеме коренной модернизации режима ядерного нераспространения, но и коренного переустройства мира на основе принципов равенства, справедливости и добрососедства.