За последние два десятилетия в обиход прочно вошло словосочетание "гуманитарная интервенция" - насколько звучное, настолько же и расплывчатое с международно-правовой точки зрения. Под этой акцией понимается вмешательство извне во внутригосударственный конфликт с целью защиты прав человека. Достаточно вспомнить вооруженное вмешательство НАТО в Боснии и Герцеговине в 1994–1995 годах, в Югославии в 1999 году, в Афганистане в 2001 году, в Ираке в 2003 году. То же самое произошло в 2011 году в Ливии и фактически повторяется уже в эти дни в Сирии.

Во всех случаях вооруженных акций главными объявлялись гуманитарные цели, иногда с добавлением специфических мотивов борьбы с международным терроризмом, как в Афганистане и противодействия распространению оружия массового поражения, как в Ираке. Однако лозунги защиты людей и обеспечения демократии всегда выдвигались на передний план пропагандистского обеспечения – далеко не всегда оказываясь подкрепленными доказательствами.

Как справедливо отмечает в этой связи британский исследователь в области международных отношений, профессор Центра изучения демократии в Университете Вестминстера Айдан Хехир, "гуманитарная интервенция", несмотря на свои позитивные риторические аспекты, стала одной из ключевых причин споров и противоречий в современных международных отношениях. Данное явление, по его словам, "подвергает сомнению моральные ценности человечества, бросает вызов композиции международной политической системы и ставит под вопрос ответственность и обязанности всех основных международных действующих лиц". Призывы к гуманитарной интервенции, уверен Айдан Хехир, ставят под сомнение саму основу международной системы – в первую очередь в таких ее областях, как права человека, государственный суверенитет, международная законность и функции ООН в качестве источника международного права.

Проблема "гуманитарной интервенции" во многом завязана на противоречиях, присущих корпусу основополагающих международно-правовых документов. При этом главный документ - Устав ООН - закрепляет за международным сообществом право на проведение военных операций, если налицо "существование любой угрозы миру, любого нарушения мира или акта агрессии" (статья 39). Только в этом случае Совет Безопасности ООН может разрешить международную военную операцию, причем ее должен возглавлять Военно-штабной комитет СБ ООН, а не НАТО или какой-либо иной военно-политический блок (статья 46). Всеобщая декларация прав человека гарантирует указанные права гражданам любых государств. Однако проблема в том, что ни в Декларации, ни в соответствующих резолюциях на уровне ООН не определен механизм принудительного воздействия на нарушителей прав.

Более того, в основных международно-правовых документах отсутствует и само понятие "гуманитарная интервенция" - но зато имеется прямо противоположное ему международное обязательство "воздерживаться от использования или угрозы использования силы". Данная норма зафиксирована, в частности, на уровне решений Международного суда ООН. Она применялась, например, при рассмотрении в 1986 году иска Никарагуа к США, в котором власти Манагуа обвинили тогдашнюю американскую администрацию в "военной и полувоенной деятельности в Никарагуа и против нее".

Однако проблема легитимности "гуманитарных интервенций" не исчерпывается их сомнительными международно-правовыми основами. Как показывает практика последних двух десятилетий, гуманитарные лозунги и первоначальный ограниченный военный сценарий неизбежно пересматриваются в ходе самой операции – уже без всяких ссылок на основополагающие документы ООН. Операция НАТО против Югославии 1999 года изначально планировалась не только в целях разведения враждующих сторон в Косово, но и для размещения в Косово войск Североатлантического альянса, последующего обеспечения косовской независимости и смены правящего режима в Белграде. Так, в опубликованном еще в 1996 году докладе созданной Фондом Карнеги Международной комиссии по Балканам подчеркивалось, что ситуация в Косово "требует срочного международного миротворческого процесса; и даже если подобный процесс вскоре начнется, независимость Косово может оказаться неизбежной".

В настоящее время аналогичные сценарии пущены в ход в политике западных государств в отношении Сирии. Изменена лишь словесная аргументация: вместо "этнических чисток" времен бывшей Югославии и "варварских бомбардировок мирных жителей" в случае с Ливией используется еще более серьезное для западного обывателя обвинение - в применении химического оружия против гражданского населения. Причем сделано это без какой-либо ссылки на данные расследования экспертами ООН – и, более того, не дожидаясь его итогов. А в авангарде борьбы за права человека и демократию в Сирии мы видим (помимо США) опять-таки знакомые нам по Боснии и Герцеговине, Косово или Ливии страны, имеющие весьма специфические понятия о демократии – такие, как Катар или Саудовская Аравия. И это отнюдь не случайно - пояснил "Голосу России" заведующий кафедрой европейской интеграции МГИМО МИД России Николай Кавешников:

"В политике западных стран очень сложным образом переплетены и нормативные мотивы – то есть искреннее стремление распространить зону демократии – и мотивы практические, связанные с обеспечением своих национальных экономических интересов, интересов в области безопасности и так далее. Сейчас мы имеем еще одно этому доказательство. Саудовская Аравия в роли форпоста демократии – это не смешно, а грустно. Однако Саудовская Аравия - надежный партнер и клиент США"

Именно в силу вышеуказанных причин Россия всегда крайне осторожно относилась к идее "гуманитарных интервенций" - за которыми, как правило, скрываются самые разнообразные геополитические расчеты. И сегодня Москва сегодня призывает Запад "умерить страсти" по Сирии и отказаться от любого вмешательства во внутреннее вооруженное противостояние в этой стране – не говоря уже о бомбардировках "а-ля Югославия". Министр иностранных дел России Сергей Лавров назвал "неубедительными" данные об использовании химического оружия в Сирии, которые Вашингтон предоставил Москве. Вот как объяснил в интервью "Голосу России" суть российского подхода директор российского Центра общественно-политических исследований Владимир Евсеев:

"Российская точка зрения является оптимальной. Она заключается в том, что обе стороны в Сирии - как радикальная оппозиция, так и правительственные войска - должны прекратить кровопролитие. Это вполне разумный подход. Данный подход не предполагает использование даже иностранных наемников, которых и сейчас достаточно много на территории Сирии. Он не предполагает использования спецназа каких-либо государств - в том числе европейских. С этой точки зрения российский подход является конструктивным"

Все районы "гуманитарного вмешательства" Запада объединяет их геополитическая значимость. Среди них - наличие энергоресурсов, стратегически выгодное географическое положение, возможности для размещения военной инфраструктуры, позволяющей держать под контролем целые регионы. Не случайно во всех этих районах сохраняется военное присутствие Запада, фактически никак не ограниченное со стороны ООН. Очевидно, что подобное развитие событий уготовано и Сирии – вне зависимости от того, что нашли на месте ооновские эксперты.