“Итоги работы 17-й сессии конференции сторон Рамочной конвенции ООН об изменении климата»
Советник Президента, специальный представитель по вопросам климата Александр Иванович Бедрицкий
А.И. Бедрицкий: Добрый день! Я думаю, что все вы уже читали, слушали различные комментарии по итогам 17-й конференции сторон Рамочной конвенции ООН по климату, которая завершилась в Дурбане недавно. Теперь я думаю, что есть возможность выступить – свои впечатления об итогах этой непростой, надо сказать, конференции. Действительно дурбанская конференция, как мы и ожидали, явилась новым шагом в процессе переговоров по проблеме климата, который направлен на то, чтобы все-таки добиться совместных усилий по снижению нагрузки на климатическую систему с тем, чтобы не допустить необратимых изменений в окружающей среде из-за повышения средней глобальной температуры на Земле. Конечно, можно было бы ожидать большего от того процесса, который прошел в течение 2 недель, но, тем не менее, определенные шаги вперед сделаны. С нашей точки зрения ключевым в решении дурбанской конференции является принятие решения о создании группы для активизации действий по дурбанской платформе. Эта группа должна будет подготовить текст нового соглашения до 2015 года. Если вы возьмете, скажем текст, моего выступления, официальную позицию Российской Федерации, его можно на сайте получить, то вы увидите, что как раз это было одним из ключевых положений позиции нашей делегации. Если не говорить о нюансах, мы говорили, что до 2016 года нужно разработать это соглашение, и это, так сказать, его одобрили. Но вторая часть дурбанского решения по дурбанской платформе несколько разочаровывает, там записано есть, вы видели, что имею в виду, что этот протокол и юридически обязывающий документ или решение, имеющее юридическую силу, должны вступить в силу не позже 2020 года. И тем самым как бы заранее закладывается возможность невступления до 2020 года в силу этого предложения. Конечно, если обращаться, например, к предыдущей практике, достаточно долго проходит процесс ратификации такого рода документов. Вот конвенция по климату она вступила после одобрения в силу через 2 года, Киотский протокол, как вы знаете, ждал вступления в силу 7 лет. Он был одобрен в декабре 1997 года, там было, правда, жесткое условие, что его должны ратифицировать страны, выбросы которых в сумме составляют более 50%. И таким образом Россия решающее слово внесла после отказа США, и он вступил в силу в 2004 году – через 7 лет. Конечно, надо было бы ожидать, что с учетом увеличивающихся негативных последствий климатических изменений надо было бы прилагать усилия для того, чтобы такого рода документы вступали как можно быстрее в силу для того, чтобы реально следовать договоренностям и реализовывать действия по снижению выбросов парниковых газов, потому что в данном случае это касается не только развитых, но и развивающихся стран. Тем не менее, пятилетний период на практически ратификацию, соглашение он заложен. И это свидетельствует о том, что совместные усилия будут в полном объеме реализовываться, конечно, уже после 2020 года. Запущен второй период Киотского протокола, вернее не запущен, а дан старт запуску второго периода Киотского протокола, хотя, например, мы и здесь ожидали большего, большего с точки зрения процесса, поскольку Россия, как и Япония и Канада заявили о своем участии во втором периоде Киотского протокола, исходя именно из необходимости концентрации усилий на создание и скорейшее вступление в силу нового соглашения, которое объединяло бы усилия развитых и развивающихся стран. Собственно говоря, такие, вы знаете, такие договоренности между главами государств были достигнуты в 2009 году 2 года назад. К сожалению, тогда не удалось оформить это решение конференции сторон из-за организационных просчетов хозяев на этой 15-й конференции сторон в Копенгагене, поскольку часть делегации на уровне глав государств были исключены из процесса, не имели возможность ознакомиться до официальных заседаний с этими документами, и они были зафиксированы только как, так сказать, принятые к сведению. Тем не менее, существа дела это не меняет – главы государств договорились о том, что надо работать вместе. Канкунские решения то же самое подтвердили, и при этом целый набор решений в Канкуне на прошлой конференции сторон и поручение этой дурбанской сессии как раз свидетельствовало о том, что идет процесс разработки элементного соглашения, хотя оно как раз не определялось как какая-то определенная форма юридически обязательного соглашения. Но вместе с тем Киотский протокол, поскольку в его втором периоде изъявил желание участвовать Европейский Союз, мог бы гораздо быстрее вступить в силу и начаться в 2013 году, чем это сейчас происходит, поскольку для того, чтобы он начался в юридически обязательной форме с 2013 года, надо было уже в Дурбане принять поправки к приложению В Киотского протокола на период 2013-2017 или 2020 годы, как там записано. Но этого не произошло, страны не определились, в том числе и Европейский Союз не определился с конкретными обязательствами по второму периоду. И фактически теперь это все оттягивается до конца 2012 года. И если эти обязательства будут определены до 2012 года, то тогда Киотский протокол второй период его вступит в силу самое раннее через полгода, потому что для его вступления в силу требуется ратификация тремя четвертями сторон этого протокола. Но некоторые комментаторы рассматривать, так сказать, это как некую возможность втянуть те страны, которые не собираются участвовать сейчас в этом периоде Киотского протокола. Но я думаю, этого не произойдет. Потому что все-таки ключевой причиной, по которой Киотский протокол, его второй период не является не эффективным, не необходимым, это то, что, как минимум, 2 стороны, на которые приходится более 40% глобальных выбросов, не являются участниками конкретных действий в рамках второго периода Киотского протокола. Вы знаете, Соединенные Штаты не ратифицировали его, а Китай ратифицировал, но он не имеет обязательств, и не только Китай, Индия и т.д. Но вот эти 2 страны Китай и Соединенные Штаты ответственность более чем за 40% глобальных выбросов сейчас. И ясно, что без них Киотский протокол просто неэффективен. Вместе с тем в рамках работы этой группы по Киотскому протоколу были созданы решения, которые позволяют нам, так сказать, двигаться вперед без повторения пройденного. О чем я хочу сказать? Довольно широкие переговоры и результативные были по вопросам учета роли лесов, правда, я это повторяю, проходило в рамках группы по Киотскому протоколу. Но, тем не мене, новая форма решений по этим вопросам позволяет их перенести в новое соглашение в этот раздел. И в данном случае будут учтены интересы нашей страны, которая выступает за неограниченный учет роли лесов не только тропических, но и бореальных лесов, лесов средних широт, поскольку вот эта часть биосферы является очень важной для вообще сохранения баланса в обмене углерода с атмосферой, почвой и т.д. и влияние в конечном итоге на климат. Кроме этого в рамках процесса по рассмотрения будущего так называемого Киотского протокола заложена тоже весьма важная концепция по возможному обмену результатами работы по механизмам гибкости в рамках Киотского протокола и в рамках нового соглашения. Правда, мы не можем сказать, когда будет новое соглашение, но, тем не менее, такая идея она зафиксирована и в решении группы по Киотскому протоколу, и в решении группы по долгосрочным мерам сотрудничества, которая занималась процессом работы по Балийскому плану действий. Таким образом, сохраняется потенциальная преемственная связь, я повторяю, по проектам, которая осуществляется сейчас в рамках Киотского протокола и будет затем в рамках механизма гибкости осуществляться по новому соглашению. Кстати, это было ясно с самого начала, что этого не избежать. И, конечно, вот создание такого механизма в более четкой форме могло бы дать некие гарантии что ли развивающимся странам, что их процесс реализации механизма гибкости не прервется с завершением первого периода Киотского протокола и началом нового соглашения. Рассматривалась российская поправка на конференции, которая направлена на то, чтобы учредить механизм пересмотра состава приложений 1 и 2 к Киотскому протоколу к Рамочной конвенции ООН об изменении климата. Вот почему это важно, я думаю, всем ясно, мир меняется, и приложение 1 и приложение 2, которые были сформированы в 1992 году по принципу, что туда вошли страны, входящие в организацию экономического сотрудничества и развития, плюс страны Центральной и Восточной Европы и республики бывшего СССР как страны с переходной экономикой. Вот эти страны составили основу приложения 1. Приложение 2 – это страны, которые имеют обязательства по финансированию и вошли только страны, входящие в ОЭСР. Сейчас ситуация изменилась во многом. И к настоящему времени более 10 стран вступили в ОЭСР, то есть приобрели статус развитых стран. Примерно пять из них это в составе Евросоюза расширенного, а пять это Мексика, Чили, Израиль, Республика Корея и кто-то еще, то есть страны, которые не имеют сейчас никаких обязательств. А по квалификации развитых стран они, конечно, должны взять на себя не добровольные, а юридически обязательные конкретные обязательства по сокращению выбросов парниковых газов. И вот поэтому пересмотр этот очень важен. Когда Россия станет членом ОЭСРа, тогда и она будет, так сказать, в этом контексте считаться развитой страной. Собственно говоря, обязательства мы имеем, могут возникнуть тогда какие-то финансовые последствия, которые сейчас мы не обязаны нести финансовые обязательства, и Россия декларировала, что она будет в добровольном порядке финансировать проекты, связанные с адаптацией или смягчением в развивающихся странах, но это на добровольной основе, в случае, так сказать, вступления в ОЭСР и пересмотра статуса, значит, стран это может быть в будущем когда-то обязательным условием для Российской Федерации. К сожалению, наша поправка не получила, так сказать, необходимого одобрения. В общем, это, к сожалению, не случайность, а тактика некоторых делегаций. Мы с учетом того, что времени было мало, так сказать, на дальнейшие дискуссии, согласились с тем, что она будет дальше рассматриваться. Но я думаю, что как раз в рамках процесса разработки нового соглашения нужно совершенно четко определяться с ней. Я думаю, в 2012 году можно и предложить осуществить процесс голосования по ней, как это предусматривается в конвенции, поскольку там говорится, что если не достигается согласия полного, то может быть применен механизм голосования, и тогда тремя четвертями мы можем поправку принять. К сожалению, такая же участь постигла поправку, которая предлагалась Казахстаном и вот здесь уже, так сказать, трудно понять логику делегаций, которые не поддержали эту поправку. Казахстан уже несколько лет пытается стать стороной Киотского протокола, войти в приложение В с тем, чтобы иметь возможность, во-первых, взять обязательства количественные в рамках первого периода, то есть с 2008 по 2012 год, а, во-вторых, активно использовать механизмы, которые существуют в рамках Киотского протокола. Так вот это желание Казахстана, как ни странно, не поддерживается развивающимися странами – они боятся прецедента. И таким образом, снова эта поправка перенесена на следующую сессию ее, так сказать, рассмотрение и принятие по ней решения, хотя ясно, что на следующей сессии уже смысл теряется –конец 2012 года конец первого периода обязательств. Вот эта как раз ситуация говорит о том, что многие развивающиеся страны не заинтересованы, чтоб процесс двигался вперед, чтобы появлялась возможность у тех, кто находится за рамками приложения 1, принимать обязательства и активно работать в рамках Киотского протокола. Вот сама конфигурация протокола и возможности такие затягивания актуальных решений тоже свидетельствуют против Киотского протокола, против его эффективности и т.д. Вы знаете, поправка Белоруссии, которая была все-таки принята в 2006 году при нашей активной поддержке, до сих пор не вступила в силу. Для того, чтобы она вступила в силу, нужно чтобы три четверти стран Киотского протокола ее ратифицировали. Вот на сегодняшний день, я могу ошибиться, там плюс-минус 5-6, но на сегодняшний день только 26 стран ратифицировали эту поправку, в том числе, конечно, и Россия. Вот это, так сказать, некие элементы, почему развивающиеся страны цепляются просто за этот Киотский протокол, за его там второй период, первый период, потому что они не несут никаких обязательств, более того, они могут блокировать невыгодные для себя решения. Но при всей, так сказать. Может быть, объективной базе для такого поведения, которая заключается в том, что они заинтересованы в развитии, они не хотят сдерживать свое развитие путем, так сказать, чрезмерного напряжения принятия мер, климату от этого не легче. И чем дальше идет процесс с точки зрения времени, тем больший вес приобретают суммарные действия или суммарные выбросы развивающихся стран. И по оценкам экспертов где-то к 2030 году суммарные выбросы развивающихся стран превысят выбросы развитых стран. И поэтому без их реальных действий никакое существенное снижение нагрузки на климат просто невозможно. Поэтому, конечно, нужно активно работать над новым соглашением. И хотя, я повторяю, шаг определенный вперед сделан, но, конечно, надо еще прилагать много усилий для того, чтобы ситуацию переломить и действовать дальше. Я думаю, что целый ряд других решений, которые приняты в Дурбане, все-таки также помогут двигаться вперед и будут влиять на позицию развивающихся стран. Это принятие решений, во-первых, о запуске «Зеленого фонда». Конечно, «Зеленый фонд» и его учреждение рассматривалось в общем контексте Копенгагенского соглашения и в общем пакете с обязательствами и другими элементами, но, тем не менее, то, что решение это принято, и сейчас будут вестись практические переговоры по уже вводу в действие механизмов определенных, будет означать, что развитые страны начали реальную деятельность по поддержке соответствующих проектов в области адаптации, смягчения выброса парниковых газов в развивающихся странах. Это существенный вклад в возможности развивающихся стран действовать. Вы знаете, что многие из них, когда декларировали свое участие в рамках Копенгагенского соглашения с обязательствами до 2020 года, ставили это в зависимость от финансовой поддержки своих действий. И вот эта реальная финансовая поддержка разворачивается – принято решение по центру, который будет заниматься вопросами передачи технологий по вопросам адаптации, то есть по ним не было разногласий, по системе MRV, то есть это системе отчетности, проверки, так сказать, сообщений, страны выполнения обязательств. Все это является элементами нового соглашения. То есть если вот так обобщенно посмотреть, то новое соглашение, по сути, находится в очень высокой степени готовности, поскольку многие его элементы уже разработаны. Если сравнивать с Киотским протоколом, то надо сказать, что там было много неясного, там практически с чистого листа этот протокол писался. Хотя конвенция в какой-то мере была основой, базовой основой для протокола. Тем не менее, за 2 года был создан этот документ, который хотя он и несовершенный, тем не менее, он построил систему взаимодействия, систему обязательств, поддержки и т.д. и т.д. Теперь на основе этого опыта, конечно, можно было бы создать соглашение быстрее. Но в конечном итоге, я думаю, что те сроки, которые названы, наверно, определяется и желанием, и возможностями большинства стран поучаствовать в этом процессе. Я думаю, что я заговорился. Пожалуйста, лучше вопросы задавайте.
Модератор: Спасибо, Александр Иванович. Давайте тогда перейдем к вопросам. Пожалуйста, ждите микрофона и представляйтесь, если можно.
А. Цыганов: Александр Иванович, ИТАР-ТАСС, Цыганов Александр. Два вопроса, если позволите, один уточняющий и второй по делу. Уточняющий: я все-таки не совсем уловил связь между неучастием России в следующем этапе и тем, что-то несовершенное, недоделан договор, кто-то с кем-то не согласовал. Как-то поточнее просто, может быть, в одном предложении. А то получается, что раз вы такие, то мы вообще не будем работать. Тут немножечко по-детски. А деловой вопрос такой: как вы оцениваете роль атомных станций, которые сейчас вроде бы часто заявляются как альтернатива грязным тепловым станциям, сжиганию угля и т.д., что будто бы они действительно в состоянии, ну, не снизить выброс, но, по крайней мере, сделать его менее вредоносным. Так ли это?
А.И. Бедрицкий: Я не знаю, как вам в одном предложении – это довольно сложно сформулировать. Мы объявили о своем неучастии во втором периоде Киотского протокола, потому что он не может обеспечить достижение целей, с которыми согласились все страны – это предотвращение повышения температуры выше уровня 2 градуса по отношению к доиндустриальному периоду в 2050 году. Вот Киотский протокол, поскольку он отвечает даже в полном составе своем, даже если бы Соединенные Штаты в нем были, всего лишь на всего за 30% выбросов, он не является тем международным инструментом, который может обеспечить достижение этой цели. И для того, чтобы так действовать, надо гораздо более широкие усилия, глобальные усилия. Вот поэтому было Копенгагенское соглашение разработано. И поэтому мы объявили о том, что мы будем работать в рамках нового соглашения. Вот эти обязательства, которые мы объявили в рамках Копенгагенского соглашения, сокращение выбросов на величину от 15 до 25% к 2020 году, они относятся к новому соглашению. И все страны это сделали. Поэтому наше неучастие во втором периоде Киотского протокола это принципиальная позиция, которая имеет фундаментальное обоснование, я повторяю, для климата. Я все-таки продолжу немножко, потому что у вас может появиться вопрос «А зачем и кому он нужен второй период Киотского протокола?». Очень простые объяснения. Киотский протокол странам второй период нужен не для того, чтобы радикально снизить нагрузку на климат, а для того, чтобы: а) развивающимся странам сохранить проекты в рамках механизмов чистого развития, их более 5 тысяч проектов, и никто им не предложил из основных партнеров, а основные партнеры это Европейский Союз. Как это сделать за пределами первого периода Киотского протокола бе Киотского протокола? И вторая причина это, как говорится, требования рынка торговли квотами Европейского Союза. Без этих проектов этот рынок просто обречен на вымирание в рамках Европейского Союза. Поэтому Европейский Союз и согласился с тем, что надо им участвовать во втором периоде Киотского протокола не потому, что это решает какие-то проблемы для климата, а потому что им нужно, так сказать, сохранить сигналы для тех, кто занимается торговлей квотами и т.д., чисто из этих соображений. И если вы, допустим, можете мои слова или мнение под сомнение ставить, то возьмите, прочитайте речь Пангимуна, где он четко совершенно говорит, я могу процитировать, что Киотский протокол, да. он для климата не имеет значения, а вот он сохраняет возможность, дает сигнал рынкам. Сам по себе не решает изменения проблем и изменения климата, но он является основой для создания дуальных механизмов, он обеспечивает рамки для рынков, которые в них остро нуждаются. Вот и причина. Я повторяю, не для климата это важно, а для рынка, а это, извините, это разные вещи совершенно снижение нагрузки на климат и функционирование рынка. И с моей точки зрения, если бы Евросоюз занял принципиальную позицию после Копенгагена, сказав, что давайте решать все вопросы в рамках нового соглашения, все можно было бы сделать, можно договориться о переходном периоде, и тогда бы работали механизмы эти, и механизмы чистого развития и, так сказать, решить в какой-то мере проблемы рынков, правда, пусть не в рамках ратифицированного соглашения, но в рамках решений конференции сторон. А сейчас ситуация – говорят о Киотском протоколе, а если говорить вообще о рынках, непонятно – он, ясно, что с 2013 года протокол в силу не вступит. И что он тогда, какой он сигнал дает рынкам? Я не знаю, я не специалист в этом, но я-то полагал так, что к началу нового периода протокол должен вступить в юридическую силу, тогда это будет, как говорится, сигнал сертифицированным рыночным структурам, которые могут спокойно действовать, свою долгосрочную политику расходовать. А теперь неопределенность, и неясно, что же, так сказать, от этого, и кто от этого выиграл, кроме развивающихся стран. Что касается атомной энергетики. Безусловно, есть во многих странах опасения, что атомная энергетика это та отрасль энергетики, которая обладает что ли повышенной опасностью. Но с другой стороны никаких других методов, которые могли бы столь существенно снизить долю ископаемого топлива в будущем для производства электроэнергии, пока не существует. Если говорить о возобновляемых источниках, то это тоже то направление развития энергетики, которое, может быть, в отдаленной перспективе, во всяком случае, не до 2050 года будет играть существенную роль. И атомная энергетика пока остается, так сказать, может быть и не на 100% безопасным направлением, но апробированным с точки зрения получения электроэнергии, проектных возможностей, строительных возможностей. Тут все понятно. И с учетом того, что процесс потребления энергии растет, по данным Международного энергетического агентства и, так сказать, в разных сценариях не просматривается случаев полностью избавления от ископаемых источников, конечно, сейчас можно ориентироваться только вот на эти виды: это гидроэнергетика, возобновляемые источники, атомная энергетика. Вы знаете, в Германии сначала под влиянием «зеленых» принимали решение отказаться от атомной энергетики. И. кстати, они возражали категорически в свое время против включения в перечень, что ли политики и мер включения атомной энергетики с тем, чтобы, скажем, засчитывались проекты механизмов чистого развития. Поставили атомную станцию в развивающейся стране и, значит, это рассматривалось как проект механизма чистого развития с соответствующей оценкой экономии выбросов парникового газа. Затем они согласились. Теперь они снова отказались. То же самое в Швеции. Но вот теперь интересно, как они собираются достигать цели – от атомной энергетики они отказались. Чем это можно заменить? Это можно заменить только ископаемыми источниками, ничем другим дефицит электроэнергии. И собственно говоря, а почему, вы думаете, значит, Германия пошла, скажем, на «Северный поток». Таким образом, они увеличивают объем потребления газа. Это позволяет им переструктурировать свои возможности и отказаться в каких-то случаях от угля и таким образом снизить суммарные выбросы парниковых газов. Вот собственно, чтобы не говорилось, а реальная жизнь такова, что от атомной энергетики пока отказаться нельзя. Были бы другие возможности, наверное, говорили бы о них. Но вы знаете, хотя и идет сейчас реализация исследований по международному проекту создания термоядерного реактора, но никто особых не питает надежд на то, что к середине века у нас появится возможность вот этой, так сказать, энергии, которая с точки зрения радиации является безопасной, а с точки зрения получения энергии почти вечным источником. Работы идут, хотя наши эксперты говорили, что возможно создание промышленной установки к 2050 году. Но я повторяю, пока никто не ориентируется на этот сектор термоядерной энергетики. То есть еще, так сказать, время не пришло. Таким образом, с моей точки зрения атомная энергетика остается одним из вариантов развития, который может дать снижение реальной нагрузки парниковых газов на климатическую систему.
Модератор: Спасибо. Еще вопросы, пожалуйста.
Е. Корепова-Копытова: Екатерина Корепова-Копытова, молодежное климатическое агентство «Пауршифт». Вы упомянули про поправку Белоруссии. Не могли бы вы ее обозначить? Это первое. А второе, вы рассказали про углеродные квоты Европейского Союза, но в Российской Федерации тоже есть огромный углеродный потенциал нереализованный. Будут ли реализованы углеродные деньги? И третье это – если мы говорим о том, что необходимо снижение выбросов на 15-25% и т.д., но не хотим принимать те минимальные выбросы, которые сейчас уже есть на общем международном уровне, так почему мы не начнем с малого, естественно, что пролонгируя большее понижение, но отказываясь от абсолютного снижения? Спасибо.
А.И. Бедрицкий: Честно говоря, третий вопрос ваш я не понял.
Е. Корепова-Копытова: Как раз о рынках говорим, потому что действительно вот у нас бизнес заявляет о том, что он бы хотел спросить, присоединилась ли Россия ко второму периоду Киотского протокола для того, чтобы он мог продолжать работу в проектах совместного осуществления. Вот как вы в этом контексте можете прокомментировать?
А.И. Бедрицкий: Наверное, так правильно, так сказать, обобщено это. Да, действительно я этого не касался. По поправке Белоруссии. Белоруссия взяла на себя обязательство снижения выбросов, по-моему, на 5%. Так, прав я, нет, в рамках первого периода. Но эта поправка не ратифицирована, то есть она не имеет, пока она не вступила в силу, белорусы, они, конечно, могут снижать выбросы, но это не рассматривается как официальный вклад в рамках первого периода и не дает им возможности пользоваться механизмами гибкости. Что касается, да, есть общественные организации, есть бизнес-сообщества, которые говорят: России надо было в Киотский протокол во второй период вступать, потому что у нас проекты и т.д., и мы не хотим перерыва. Но вы знаете, надо выбирать между интересами бизнеса и принципиальной позицией. Мы что хотим, наша цель какая? Реализовывать несколько десятков проектов в рамках второго периода и при этом смириться с тем, что климат продолжает испытывать все повышающуюся нагрузку. Какой в этом смысл? Да, это бизнес-структурам выгодно, они заинтересованы в том, чтобы торговать, продавать квоты на европейском рынке, внедрять проекты. Но практика показывает, что, во-первых, это дорога только с двухсторонним движением – мало желаний бизнеса эти проекты реализовывать, важна и другая точка зрения другой стороны, а другая сторона, к сожалению, Европейский Союз, который тут может дергать за веревочки и говорить: если вы не так поступаете, а мы вам, так сказать, не готовы предлагать проект. Поэтому в широком смысле для страны интереса в этом нет. Тем более, значит, наши потенциальные партнеры и Япония, которая обладает не меньшим экономическим потенциалом, чем Европейский Союз, и не меньше нуждается в механизмах гибкости, она совершенно сознательно при этом тоже не идет на второй период Киотского протокола. Потому что, как я понимаю, и для них важна не торговля в рамках механизмов гибкости, а принципиальная позиция в том, что все должны развивать и складывать свои усилия в снижении нагрузки на климат. И тем более, вы учтите, что вот эти механизмы гибкости это всего лишь на всего вспомогательные механизмы, которые применяются лишь для того, чтобы страны достигли обязательств. То есть в данном случае, чем это нам помогает? Только тем, что мы получаем, скажем, некие технологии, а обязательства-то это помогает выполнять не нам, а Европейскому Союзу нашим партнерам, которые эти проекты образуют. Но японцы, например, предлагают вариант, он не прорабатывался, но они декларировали, что они будут работать в двухстороннем ключе с развивающимися странами и с остальными партнерами. Что для этого надо? Надо только, так сказать, четкие, взятые на себя обязательства по будущим политике и мерам и обязательства по сокращению выбросов. Кстати, Российская Федерация, чтобы не было, так сказать, неверного толкования, устами Президента России Дмитрия Анатольевича Медведева объявила, что мы начнем выполнение наших обязательств, которые мы на себя взяли, с 2013 года в рамках национального решения, пока нет соглашения. Поэтому с точки зрения сигнала рынкам и т.д. и т.д., это тоже является очень сильным заявлением. Для того, чтобы нам в двухстороннем порядке с кем-то организовывать такие механизмы – этого вполне достаточно. Поэтому я еще раз говорю, есть некие частные интересы тех, кто работает вокруг проекта или в рамках этих проектов, но, я повторяю, они не совпадают с принципиальными интересами и глобальными интересами. Что касается переноса квот. Тоже вопрос поднимали опять в обвинительном уклоне – вот у вас горячий воздух, у вас много квот, вы можете обрушить европейский рынок. Это совершенно официально подается европейцами в своей позиции к Дурбану, вы можете это прочитать. Но на самом деле это все дымовая завеса, и это все очень просто объясняется, почему так заявляется. На мой взгляд, Европейский Союз не хочет отвечать за выполнение обязательств по Киотскому протоколу в первом периоде. Потому что перенос квот на следующий период это нужно рассматривать не с точки зрения рынка, обрушит он или не обрушит рынок, а с точки зрения юридических условий Киотского протокола. Перенос квот на следующий период, это статья 13 протокола, является юридическим условием, стимулирующим условием выполнения обязательств. Если этого юридического условия нет, то тогда юридический смысл Киотского протокола как юридического документа теряется. Есть и вторая сторона это механизм соблюдения, он принят решением конференции сторон. И там говорится, что те страны, которые не выполнят свои обязательства, они будут нести дополнительную нагрузку в размере 30% невыполненных обязательств на следующий период. Вот и все. И наша твердая позиция по переносу квот состоит не в том, что мы обрушим рынок – это вообще бред. Если у нас есть такая ценность, зачем нам обрушивать рынок, обрушивать цены для того, чтобы ничего не получить? Где же тут логика? Ясно, что даже если бы у нас такая возможность была, мы бы действовали таким образом, чтобы получить максимальную отдачу за свои квоты, а не кому-то там обрушивать рынок. Я вот поэтому и говорю, что причина не в этом. А в Европейском Союзе положение сложное. Хотя формально они, прикрываясь положением статьи 4, могут выполнить обязательства, но вот страны, которые у них в списке есть, многие страны их не выполнят обязательства. Как Испания выполнит обязательства по снижению выбросов на 8%, когда у них сейчас плюс 60 по отношению к 90-му году? Как Греция выполнит? Как выполнит Португалия и ряд других стран? Вот истинные причины – они не хотят. чтобы это было видно, чтобы, так сказать, дискуссии шли на эту тему. Потому что трудно заявлять, что мы лидеры процесса, а на самом деле они у себя в Евросоюзе не могут обеспечить режим выполнения. И в основном их суммарное выполнение идет за счет Германии, стран с переходной экономикой. Германия, кстати, тоже может в этом отношении иметь сходные условия, что и у нас. Потому что у нас промышленность в Восточной Германии была закрыта, в 90-м году она работала. И у них то же самое, так сказать, экономический спад тоже им дал режим облегчающий. Так что здесь никакого секрета нет, ситуация она прозрачна и ясна, никакого смысла России нет вступать во второй период Киотского протокола в угоду отдельным, так сказать, участникам рынка, которые торгуют на европейском рынке и таким образом европейский же рынок поддерживают. Нам в этом ключе надо было бы думать о том, чтобы свой рынок организовать, не просто, чтобы там ходили международные единицы, но чтобы этот рынок работал внутри на сокращение выбросов парниковых газов внутри. А у нас для этого потенциал есть. А если мы возьмем и сделаем это вместе с нашими партнерами той же Белоруссией, которая, кстати, никакого доступа к этим рынкам не имеет, Украиной, Казахстаном, который, я надеюсь, рано или поздно станет участником этого процесса, тогда эти преимущества мы и у себя можем реализовывать. А то, что совершенно очевидно, мы выйдем на режим, когда будут за пределами Киотского протокола механизмы реализовываться гибкости, в этом сомнений нет. Во-первых, и в документах по Киотскому протоколу, и в документах вот этой группы по последующим действиям такая возможность уже предусмотрена, я говорил, что можно будет использовать единицы и там, и там.
Модератор: Спасибо. Пожалуйста, еще вопросы есть? Зато у меня есть тогда вопрос.
— НЕРАЗБОРЧИВО 00:50:11. Есть такое мнение у экспертов, что у России была как раз не очень сильная позиция, не очень активно она себя вела на последней сессии в Дурбане? Могли бы вы прокомментировать?
А.И. Бедрицкий: Это по отношению к чему? Что значит неактивно?
— Я вам поясню. Здесь речь идет, как я предполагаю, о заявлении международной организации экологов НЕРАЗБОРЧИВО 00:50:33, которая в своем отчете по итогам сессии написала, что Россия как и Япония могли бы в переговорах на дурбанской платформе будущей занять более активную позицию, потому что там практически все свелось к 4 странам, условно говоря- ЕЭС, США.
А.И. Бедрицкий: Я не знаю, откуда такое мнение у них. Ведь они же, все эти переговоры шли, как говорится, не неофициальных заседаниях. на так называемой индаби, где никаких экологов не было. И все, что они могут, так сказать, какие выводы они могут сделать, они могут эти выводы сделать только из комментариев и слухов. Я бы не сказал, что Российская Федерация или Япония занимали пассивную позицию. Да нет, отнюдь. Почему вы так решили? Мы вели переговоры точно так же, как и это делали, элементы принципиальные были сказаны. Но кто был в двойственном положении? Это Евросоюз. Вот поэтому он и повлиял на все, поэтому он согласился с тем, что вступит в соглашение до 2020 года в силу. Я повторяю, что в промежуточном варианте добились, чтобы этого не было, а было до 2015 года, написано, соглашение будет подготовлено, а вступить в силу оно может и раньше. А если оговорили, то ясно, что не вступит. Что касается Киотского протокола, в данном случае какая наша активность? Наша активность заключалась в том, что, если вы уж решили Киотский протокол продолжать, так давайте, принимайте решение о нем, иначе никакой легитимности второго периода с 2013 года не будет. Но мы не сумели убедить. Да, наверно. Как еще нужно было убеждать? Я об этом говорил, я говорил: — Вот вы говорите о продлении Киотского протокола. Вы знаете, что по Киотскому протоколу написано: «Страны должны дать свое письменное согласие». Европейский Союз, у вас есть письменное согласие? С какой цифрой вы будете участвовать во втором периоде? В ответ – молчание. Но зато за кулисами они говорят: — А мы активные участники переговоров, благодаря нам и т.д. и т.д. Ну, наверно. Может просто мы, так сказать, не распределили в данном случае свои силы, что одним надо было сидеть на переговорах, а другим, так сказать, непрерывно вещать о важной роли Российской Федерации, выступать на пресс-конференциях. Может это и наша ошибка.
Модератор: Спасибо. Пожалуйста, еще вопросы есть? Тогда я все-таки задам свой вопрос. Если резюмировать так условно, по шкале исторического прорыва, которой называют дурбанскую сессию некоторые делегации, до полного провала, о котором говорят экологи, Россия как оценивает общий успех что ли дурбанской сессии?
А.И. Бедрицкий: Вы знаете, где-то так в центре. В какой-то момент, я вам скажу, что 8-9-го числа примерно на 80% уверенность была в том, что кончится все ничем, кончится этим самым Гаагой. Если кто помнит, 6-я сессия, она не завершилась, потому что не было принято решение в Гааге, и понадобилось еще полгода для того, чтобы 6 бис или 6 плюс там провести еще одну сессию. Но все-таки я думаю, что в данном случае наши партнеры из развивающихся стран здесь, так сказать, стали более мягкими что ли. Потому что, конечно, от позиции Китая, Индии, Бразилии очень много зависит. Это не потому, что там они, так сказать, в союзе, как они там делали заявление, Бейсик, то есть еще с Южной Африкой, а потому что они действительно объективно крупными эмитентами являются. И, конечно, без их четких заявлений ничего не могло состояться. Я вам должен сказать, что как раз противоречия были. Вот это, наверно, уже вторая, а может третья сессия, где противоречия между развивающимися странами очень явно проявились. А островные государства, например, были, значит, 100%-но за то, чтобы начинать немедленно Киотский протокол, немедленно начинать переговоры по новому процессу. Потому что они-то понимают, что вот эти все финансовые механизмы для них они будут работать без условий, потому что никаких обязательств по снижению выбросов они не возьмут для себя, а деньги для адаптационных мероприятий им нужны. А Китай, Индия, Бразилия в основном они очень сдержанно к процессу относились. Например, та же Индия, в том числе ставила условие рассмотрение вопроса об односторонних мерах к Евросоюзу, они вносили это в повестку дня, но не добились рассмотрения, и в конце концов сняли это основание для блокировки дальнейшего процесса. Потому что действительно здесь основания у них были, и их позицию по неприятию односторонних мер разделяет много стран, в том числе и Россия, Соединенные Штаты, и такая декларация в ИКАО была принята 26, по-моему, странами исполнительным советом 2 ноября. Это, так сказать, предстоит рассматривать еще. Но, тем не менее, я повторяю, конечно, многое зависело от них. Возьмите Соединенные Штаты. Почему их можно считать тоже важным участником переговоров? Соединенные Штаты та страна, которая не хотела вообще записывать ничего по юридически обязательным формам соглашения, вот как ни странно. Они декларировали там свои обязательства их Президент Обама. Но дальше, поскольку эти обязательства не получили поддержки в конгрессе, они, так сказать, начали, как говорится, ходьбу на месте. И поэтому вот третья формулировка, если вы возьмете дурбанское решение, там, значит, таким образом записано, что это либо протокол, либо иной правовой документ, имеющий юридическую силу, или согласованные результаты с юридической силой. Вот это, так сказать, та часть компромисса, на которую пришлось пойти тем, кто, в том числе и России, которые выступают за четкие юридически обязательные соглашения. Что такое согласованные результаты, имеющие силу, вам ни один юрист не ответит. Но, тем не менее, это было тем условием.
Модератор: Для России это компромисс эта формулировка.
А.И. Бедрицкий: И мы согласились на этот компромисс. А что, нужно было сказать, что все или ничего что ли – или юридический документ или ничего? Вот 3 формы, две приемлемые, а третья она вообще выходит непонятно за что. Потому что, вообще говоря, юридическая форма любого соглашения в рамках конвенции она де-факто определена. Это все очень просто – это либо новый протокол, это либо поправки к конвенции, либо поправки к протоколу. Все – ничего другого быть не может. Но это может очевидно для тех, кто читает конвенцию и протокол.
Модератор: Спасибо. Если у вас нет больше вопросов, такой тогда заключающий момент. Вот многие опять же экологи говорят о том, что по сути в Дурбане страны договорились сделать к 2015 году то, что не получилось сделать к 2009-му. Вы согласны с такой формулировкой? И если нет, то чем отличается сегодняшняя сессия?
А.И. Бедрицкий: Примерно, да, это так. Дело в том, что ведь к 2009 году должен был закончиться процесс по Балийскому плану действий. А там как раз планировалось разработать, развернуть вот те положения, которые в Балийском плане действий записаны, то есть обязательства развитых стран на долгосрочный период, действия развивающихся стран и т.д., и т.д., адаптацию, финансирование, все это реально было развернуто в результирующей форме в виде Копенгагенского соглашения. Тем не менее, те, кто, так сказать, не хотел действовать, а это в основном развивающиеся страны, они, во-первых, способствовали тому, что решение по Копенгагенскому соглашению не было принято, Балийский план действий был продлен, в Канкуне он снова был продлен, и сейчас он снова продлен. Хотя и в Канкуне Россия заявляла моими устами и устами членов делегации, что этот процесс должен быть прекращен. Результаты Балийского плана действий, они есть и уже детализированы в виде Канкунских соглашений. Зачем еще дальше продлевали агонию этого процесса неизвестно о чем? Потому что, скажем, недостающие элементы нового соглашения в виде формата, скажем, учета лесных вопросов, по механизмам это можно в рамках новой группы делать спокойно совершенно. Это, так сказать, результат тех, кто не хотел. А кто не хотел? Крупные эмитенты не хотели, которые считают, что это развитие их сдерживает.
Модератор: Если в 2009 году не получилось, то почему вы думаете, что получится в 2015-м?
А.И. Бедрицкий: Во-первых, вы знаете, Балийский план при всем при том он не предусматривал решений, вернее, не предопределял, будет ли новое соглашение, в каком виде оно будет, в этом не было. Поэтому была возможность вот так вот продолжать говорить фактически ни о чем одно и то же. Теперь все-таки есть решение принципиальное о том, что новое соглашение будет. Я считаю, что оно могло появиться и в Канкуне, если бы Европейский Союз не выступал с двойственной позицией, что мы не исключаем участие во втором периоде Киотского соглашения, если будет принято решение. Вот они не исключали, но в Канкуне решений ведь никаких не было принято о процессе нового соглашения, хотя это могло бы быть принято. Я уже говорил, почему. Теперь в Дурбане все-таки принято – создана группа, которая будет вести переговоры по подготовке нового соглашения. А Балийский план, так сказать, его может такая оценка, что действительно может быть надо в рамках Балийского плана все-таки заняться вопросами рыночных механизмов. Потому что в Канкуне было решение форум создать, оценить рыночные, не рыночные методы снижения выбросов парникового газа, может быть для этих целей. Хотя повторяю, все можно было адресовать новой группе. С моей точки зрения это все некая инерция и мышления, и движения, и желания, как говорится, оттянуть неизбежность сотрудничества, которое должно все-таки появиться в виде нового соглашения. Но, тем не менее, я же говорю, Дурбан это поворотный, так сказать, вариант. И об этом я неоднократно говорил на различного рода форумах, совещаниях, что Дурбан он и будет исторической вехой, потому что должно быть принято решение о начале переговоров по новому соглашению. Это максимум, что можно сделать.
Источник: ecolife.ru.
Рейтинг публикации:
|
