Осознанные сновидения означают полное понимание человеком того, что он находится во сне.

«Чем больше я отдаляюсь, тем ближе к тебе», — писала мне Алекс.

Неделю спустя ее бездыханное тело нашли в туалете средней школы в Таиланде. Три года назад она впервые опоздала на ужин и пришла с синяком под глазом, свидетельством ее первого эпилептического припадка. Восемь лет назад мы впервые встретились с ней и лазали по деревьям в Центральном парке.

«Ты почувствовал тот ветерок, что шептал тебе на ухо?— как-то писала она, когда нас уже разделял океан. — Это была я».

Ее последнее письмо завершалось вопросом: «Когда мы снова встретимся?»

Все случилось в ночь ее похорон. Она ждала меня на другом берегу бурной реки. Она светилась, а ее рыжие волосы развевались. Я, как мог, пытался перебраться через реку, но течение и темные волны унесли меня. Она вернулась ко мне другой ночью. На этот раз она была за толстым стеклом, к которому мы приложили ладони. Потом был сон об Алекс в зале ожидания больницы. «Это не она», — говорила медсестра, пытаясь увести меня.

Разум неспособен принять небытие и постоянно обрисовывает контуры пустоты. Смерть становится непреодолимой рекой, стеклянной стеной, грубой ложью.

Осознанные сны

«Алекс снилась мне годами. Сны были разными, но их тема оставалась неизменной: мне не удавалось добраться до нее. Но однажды ночью я осознал себя во сне. И все изменилось».

Доктор Кит Хирн (Keith Hearne) связывает осознанное сновидение с полным пониманием человеком того, что он находится во сне. Это осознание сразу же меняет расклад: вместо того чтобы наблюдать за сном как зритель, вы внезапно получаете возможность влиять на его содержание и направление.

Об этом явлении писали Аристотель и Будда. Осознанные сновидения прослеживаются в египетских иероглифах и традициях австралийских аборигенов. Индуистское священное писание VI века до н.э. приравнивает осознанные сновидения к божественности (это перекликается с подходом многих современных адептов): «Во сне божество занимается разными вещами, принимая множество форм: развлекается с женщинами, смеется или же наблюдает ужасные вещи».

Среди ученых эта концепция долгое время считалась мифом, пока Кит Хирн не доказал обратное. 12 апреля 1975 года в 8:07 экспромтом Алан Уорсли (Alan Worsley) отправил Хирну письмо после осознанного сна.

Сон парализует все наше тело, кроме глаз, которые продолжают метаться за закрытыми веками, как бабочки в сачке. Хотя электроэнцефалограмма показала, что Уорсли спал, он смог провести серию спланированных движений глазами, которая напоминала азбуку Морзе. «Это были сигналы из другого мира, мира сновидений, — пишет Хирн. — Это было захватывающе, словно мы получили послание из другой солнечной системы».

Во сне я представляю, что меня ждут женщины

Для многих, кто владеет техникой осознанных сновидений, внутреннее и внешнее пространство пересекаются. В такие моменты Клэр Джонсон (Clare Johnson) любит выходить из сна и погружаться в бескрайнюю пустоту. Фелисити Дойл (Felicity Doyle) нередко начинает исследовать галактику «мыльных пузырей», каждый из которых представляет собой портал в экзотические места. Другой сновидец, чье настоящее имя мы не станем называть из-за характера его грез, формирует собственную вселенную. Пока его жена беззаботно спит рядом, Лиам (назовем его так) воплощает два самых распространенных мотива осознанных снов: он летает по космосу от планеты к планете в поисках… секса.

«Обычно во сне я представляю, что меня ждут женщины, — рассказывает он. — Я заранее телепатически передаю им мысль: «Я — твоя потерянная любовь». Лиам совокупляется с ними на развалинах замков, пляжах из красного песка или посреди дикой цветущей природы, а затем улетает, чтобы больше никогда не вернуться. «Есть только одна особая женщина, которую я ищу снова и снова, — признает он. — Я думаю что-то вроде: „Наверное, в этой кровати что-то есть". Потом я заворачиваюсь в одеяло, и она предстает передо мной практически в половине случаев».

В его настоящей жизни эта женщина — подруга семьи, с которой Лиама познакомила супруга. В реальности у них не было ничего больше простой болтовни, но во сне она — страстная любовница, которая может предложить Лиаму секс на глазах жены и семьи. «Обожаю эти осознанные сны, — с улыбкой говорит он. — Я словно сам себя хвалю, говорю себе: „Я настолько крут, что могу сделать это прямо перед тещей"».

Наутро Лиам не чувствует никакой вины. «Мои осознанные сны — совершенно безопасное пространство, где я исследую все, что под запретом», — считает он. Другие сновидцы говорят, что идут еще дальше и устраивают изнасилования, педофилию, инцест и даже убийства. Совершенно безнаказанно.

Мы впервые повстречались с Лиамом на частном собрании, которое организовала Фелисити Дойл. За обедом десять сновидцев обсуждали их последние ночные авантюры: одни превращались в животных, другие беседовали с историческими деятелями, третьи принимали героин. Некоторые говорили об ощущении отрыва от области сна и о выходе за его пределы. Кто-то советовал смельчакам не терять связь сновидческого тела с физическим, чтобы не потерять его навсегда.

Хотя недавнее исследование показало, что у 47% опрошенных было хотя бы одно осознанное сновидение, гости Фелисити Дойл рассказывают о частых и продолжительных сновидениях. Нам неизвестно, почему у некоторых людей есть предрасположенность к осознанным снам, однако ученые считают, что такой сновидец обычно обладает более развитыми аналитическими способностями. Кроме того, после бесед со сновидцами мне стало очевидно, что для развития внутреннего потенциала большую роль играет обучение.

За обедом в беседе постепенно поднимался вопрос воли. Хотя новички могут добиться минимального контроля над окружением во сне (например, заставить левитировать платок), более впечатляющим достижениям обычно препятствует мозг. У мира сна есть своя искаженная и изменчивая логика, в рамках которой можно добиться определенных уступок. Так, например, если у сновидца не получается взлететь, он может вообразить себе ковер-самолет. Если он захочет сдвинуть гору, возможно, у него получится это с помощью атомной бомбы.

Если верить Фелисити Дойл, мир сновидений кажется «более реальным», чем действительность. «Во сне все ярче и живее. Красивее, — подчеркивает она. — Все кристально чисто». Другие сновидцы говорят о синестезии (способность наблюдать сцену одновременно под разными углами) и эфирной музыке, которую не в силах воспроизвести ни один инструмент этого мира. Джаред Зейзель (Jared Zeizel) регулярно посещает сад с сюрреалистическими фруктами, чей вкус не сравнится ни с чем из того, что он ел в реальной жизни.

Мир, который ты контролируешь

«В детстве я была социофобом», — рассказала мне чуть позже Фелисити. Мы сидели посреди беспорядка в ее доме в пригороде Сан-Франциско и ели апельсины, пока ее восьмилетняя дочь играла на фортепиано. «Мои родители развелись, когда мне было три года, а мама потом развелась снова, когда мне было 15. Были постоянные склоки дома и в школе. Другие дети бросали в меня едой или запирали в раздевалке. Сон был единственным средством сбежать от этого». Тем не менее страдания не прекращались даже во сне.

«Мне снится мальчик. Мы любим друг друга», — говорит она о непрекращающемся на протяжение десятилетий сне. Его внешность меняется от ночи к ночи, но в целом он все равно тот же самый человек. «Наша любовь сильнее, чем все, что мне довелось испытать, но в каждом сне он не со мной. Я пытаюсь найти его, производя очень странные действия: я карабкаюсь на телефонные вышки посреди пустыни, чтобы посмотреть вдаль, или спрашиваю великанов, не видели ли они его. Мне также запомнился целый гардероб из пустых тел: это была просто кожа на вешалках. Я отчаянно просматривала их. „Не он, не он, не он", — плакала я. Когда я проснулась, то была просто раздавлена, и это продолжалось несколько недель».

В 19 лет Фелисити потеряла ногу в аварии на мотоцикле. «У меня была трещина таза, перелом бедра и разрыв артерии, — шепчет она, чтобы ее не услышала дочь. — У меня не было пульса. Они думали, что я не выживу».

«Что касается ноги, я считаю ее очень полезным инструментом, — говорит она, указывая на культю. — Хотя обычно человек не видит разницы между физическим и духовным телом, я могу это заметить благодаря ей». Фелисити чувствует за обрубленной конечностью призрачную ногу, постоянно согнутую в той же самой позиции, в которой ее нога находилась на мотоцикле в момент столкновения.

Она уже много лет ходит на костылях, однако во сне все еще периодически открывает дверь и вновь оказывается между жизнью и смертью в реанимационном отделении, где она выжила только благодаря трубкам и подключенным к машинам проводам. «Я научилась закрывать эту дверь и идти дальше», — говорит она. Во сне она всегда ходит на двух ногах.

Сейчас ей 47 лет, но во сне она опять молода. Она бегает по холмам и крышам, перепрыгивает дома и заборы. Последний раз, когда Фелисити увидела свою воображаемую любовь с их дочерями, она побежала к ним навстречу. «Я сразу же их узнала, — говорит она. — Наш брак, дни рождения наших детей… Я знала мою семью во сне лучше, чем семью в реальности». Воссоединение сопровождалось сильнейшим всплеском радости и слез, но Фелисити скоро почувствовала, как ее уносит обратно в ее тело. Семья умоляла ее остаться, и она цеплялась изо всех сил. Напрасно.

Фелисити проснулась рядом с настоящим мужем. «Его не интересуют сны», — признает она, пусть даже он тоже ведет двойную жизнь. Помимо прочих вещей, которые очень трудно озвучить, три месяца назад она узнала, что он курит втайне от нее. «Он лгал мне девять лет. Я чувствовала запах сигарет, но он обычно отвечал, что стоял рядом с курящими».

Возникший в результате маленький супружеский кризис повлек за собой немало бессонных ночей. Фелисити пьет снотворное, но сон уже не бывает достаточно глубоким, чтобы стать осознанным. Сейчас, когда ей особенно нужен внутренний мир, у нее не получается попасть в него…

В это время доктор Джозеф Грин (Joseph Green) работает в своей клинике в Лос-Анджелесе с пациентами, у которых совершенно другая проблема: многие из них боятся спать. Этот психолог специализируется на состоянии посттравматического стресса и, в частности, на типичных для него навязчивых кошмарах. Джозеф Грин обучает техникам осознанного сновидения, которые помогают пациентам перестроить кошмар изнутри.

Он начинает с того, что советует клиентам вести дневник снов: это первый шаг на пути к осознанным сновидениям. Дневник помогает укрепить связь между сознанием и подсознанием, и сон может быть изучен, если его мотивы повторяются. Каждая тема становится поводом для проверки действительности. «Пациент понимает, что всегда видит во сне полицейских. В результате каждый раз, когда он видит полицейского днем, для него становится поводом задуматься, не спит ли он. В конечном итоге пациент задается этим вопросом во сне». Одни сновидцы советуют проверять действительность, стуча указательным пальцем по ладони, другие предлагают зажать нос и попытаться сделать вдох, третьи подпрыгивают, чтобы понять, левитируют ли они. Все это позволяет мгновенно сориентироваться.

Если для осознания сна необходим скептицизм, то для его удержания требуется вера. Это прекрасно объясняет лондонский терапевт Клэр Джонсон, которая работает с осознанными сновидениями: «Если вы боитесь, что за углом скрывается монстр, то можете быть уверенными, что он там и правда окажется. Если вы боитесь, что дверь не откроется, она точно будет заперта». Если вы верите, что можете летать — у вас все получится. Только вот если вы начнете сомневаться, то упадете. Во сне разум формирует действительность.

Джонсон и Грин учат пациентов проявлять во сне уверенность. Спящему не нужно бежать от кошмаров и идти им навстречу. «Все, из чего состоит сон — часть нас», — утверждает Джонсон. Все живое и представляет собой послание. «Вместо того чтобы бежать от чудовища, повернитесь и встретьтесь с ним лицом к лицу. Предложите ему любовь. Подарите что-нибудь. Спросите, чего оно хочет».

Грин говорит о ветеране Вьетнама, чей лучший друг погиб рядом с ним во время перестрелки. Он на протяжении полувека периодически вновь переживал это в кошмарах, пока терапевт не научил его, как можно переписать сценарий. Когда ветеран вновь увидел этот сон, сон стал осознанным. «Вставай, — сказал он умирающему другу. — Война закончилась. Идем домой». Раненый солдат улыбнулся, и они вместе ушли с поля боя. Больше этого кошмара он не видел.

Повторяющийся кошмар

Кристине Ча (Christina Cha) было десять лет, когда ее любимую тетю Терезу изнасиловали и убили. В недавно вышедшей статье она снова становится маленькой девочкой: «Был 1982 год. Я любила фиолетовый, единорогов и радуги». Она была среди подружек невесты на тетиной свадьбе. «Когда тебя находят, ты одета в черное и белое с красным… Твоя одежда разорвана в клочья и валяется на земле… Тело нашли на стоянке в Маленькой Италии».

Это убийство вызвало «ядерную ударную волну» во всей семье. «Все внезапно стало очень серьезным, возникла наполненная гневом и печалью густая тишина. От меня внезапно потребовалось быть сильной. Быть нежной означало смертный приговор. Быть женственной символизировало позор. Отец начал учить меня боевым искусствам. Я стала предельно бдительной. Пыталась быть незаметной».

Несмотря на все усилия, Кристину периодически одолевали кошмары. Терезу задушили ее собственным платком, и по ночам Кристине снилось, что с ней происходит то же самое. Ей без конца снились серийные убийцы. Иногда появлялась Тереза и приветствовала племянницу жуткой улыбкой. Тем не менее все наладилось в одном из снов, когда Кристина лежала где-то в темном подвале в глубинах своего подсознания. Над ней склонилась страшная фигура. Как всегда, ее должны были изнасиловать и убить. Только вот Кристина осознала себя. «Я начала издеваться над ним, — вспоминает она. — Я кричала: „Давай! Убей меня, урод!" И он не смог. У него даже не было эрекции. Это было смешно и отвратительно, но в то же время волшебно. В конце я сказала: „Это все, на что ты способен?" Или что-то вроде того». Кристине больше не снилось, что ее насилуют и убивают.

По словам Джонсон и Грина, успешные результаты, как в случае Кристины и ветерана, довольно часты. «Если вы рассматриваете сон как послание подсознания, которое пытается достичь вашего разума, благодаря осознанному сновидению оно, наконец, доходит до адресата, — объясняет Грин. — После этого не остается никаких причин для повторения сна. По крайней мере, именно это мы наблюдаем на постоянной основе».

Терапия

Эти терапевтические методы настолько эффективны, что после победы над естественными кошмарами некоторые начинают создавать собственные. Одна из любимых методик Джареда Зейзеля (Jared Zeizel) заключается в вызове отрицательной версии себя самого, которая воплощает его страхи и позорные порывы. «Я называю его Темным Джаредом, — смеется он. — Это мой темный и злой клон. Когда появляется Темный Джаред, я воплощаю Светлого Джареда и провожу отбор положительных и отрицательных сторон моей личности».

Эта способность Джареда является неотъемлемой частью другого важного клинического процесса — скорби. «Если мы видим во сне ушедшего из жизни любимого человека, это позволяет нам сохранить связь с ним и сказать себе, что он там, где должен быть», — отмечает Джонсон. С течением лет я познакомился с тысячами снов со всего мира, и могу сказать, что эта тема вездесуща. Когда появляются умершие, они обычно радостны и полны жизни. Пожилые люди возвращаются в цвете лет. У больного раком вновь есть его шевелюра. У жертвы старческого слабоумия прекрасная память. И так далее.

Недостижимость сна

Так было и с Алекс, по крайней мере поначалу. Ее появление начало вызывать моменты осознания. Я стал преодолевать отделявшие ее от меня преграды: перепрыгивать реки, разбивать стеклянные стены громким криком и прорываться к ней через охрану. Одно время я не мог к ней прикоснуться, мои руки проходили сквозь нее, но мы не сдавались. Помогло то, что она однажды надела перчатки. Чувство близости было очень острым: было достаточно возможности вновь сказать «Я люблю тебя», услышать в ответ ее нежный голос и увидеть лукавую улыбку.

Только вот все испортилось. У меня уже не получалось так легко найти Алекс. Она появлялась только в виде звука или запаха. Я пытался полететь к ней, но целый сонм эфирных существ мешал мне добраться до нее. Я звал ее, но вместо нее появлялась лишь груда костей или сушеного мяса. Словно мое подсознание подключилось, чтобы защитить меня.

Лауреат Нобелевской премии по физике Ричард Фейнман (Richard Feynman) рассказывал похожие вещи о собственных осознанных сновидениях в 1940-х годах. После месяцев прогресса Фейнман внезапно решил во сне, что осознанность связана с тем, что он спит на медном бруске, который нарушает работу зрительной коры мозга. В результате он выбросил во сне этот медный брусок, но с тех пор у него больше не было ни одного осознанного сновидения. По его словам, мозгу надоело вмешательство в процесс сна и «он придумал объяснение, почему ему это больше недоступно».

Увлеченность Фейнмана этой смесью сна и действительности разделяли также некоторые его коллеги, в том числе Вольфганг Паули (Wolfgang Pauli) и Альберт Эйнштейн (Albert Einstein). Эйнштейн говорил, что в подростковом возрасте у него был сон, который он запомнил навсегда: «Я катался с друзьями ночью на санках. Я начал катиться вниз с холма, и санки ехали все быстрее и быстрее. Я ехал так быстро, что ощутил, что приближаюсь к скорости света. Я поднял голову и увидел звезды. Они отражали невиданные раньше цвета. Меня охватил страх. Я понял, что некоторым образом вижу смысл моей жизни». Пережитое стало источником вдохновения для его теории относительности. «Всю мою научную карьеру можно свести к размышлениям об этом сне», — говорил он в последние годы жизни.

Часто говорят, что сны не имеют отношения к действительности, однако опыт Эйнштейна говорит об обратном. Его сон представляет собой глубокую и устойчивую действительность. С такой точкой зрения согласны многие сновидцы, которые путешествуют все дальше в мире грез. Для них грань между бодрствованием и сном теряет смысл. Так, например, Фелисити Дойл зачастую не может или не хочет замечать границу двух миров: «Иногда мне кажется, что я могла бы отрастить ногу, и что для этого мне нужно лишь на 100% поверить, что это возможно».

Ярмарка

Томас Пейсель (Thomas Peisel) вспоминает собственный путь к осознанным сновидениям, который привел его в буддизм: «Бодрствование во сне — это как ярмарка. Когда начинаешь осознавать себя, хочешь прокатиться на всех аттракционах. Только вот если ты побывал в парке тысячу раз, интерес к ним пропадает. В конце концов возникает вопрос, кто построил парк и зачем».

Ответ на него он нашел в своих снах. «Перед моими глазами предстал целый город: люди и дома до самого горизонта. Тогда я сказал себе: «Я во сне, но и сон во мне». Все это напоминает священные буддистские тексты: «Все — бог. Бог скрывается в форме облака, дерева, тебя и меня».

Алекс умерла дважды. В первый раз — в реальной жизни, а во второй раз — в моих снах. Одна действительность стала отражением другой. «Ты заходишь слишком далеко, — как-то сказала мне она во время одного особенно реалистичного сна. — Тебе не стоит быть здесь». После этого случая Алекс стала появляться реже, причем обычно на второстепенных ролях: в массовке, силуэт в окне. В конце же меня охватила амнезия. Мы могли столкнуться с ней в толпе, извиниться и пойти дальше как ни в чем не бывало. Тот разговор был для нас последним.

Хотя она снова исчезла, воспоминания из моих снов сгладили чувство утраты. Мне вспоминается ее письмо из реальной жизни, в котором она пишет, что мы оцениваем расстояния в зависимости от того, насколько понимаем их. Чем больше наше понимание, тем меньше дистанция и тем реальнее сны. Какое-то время мы были вместе в иллюзии: два существа, порожденные грезами одного разума.