Автор: Странник57
Ещё, примерно, в середине 90-х гг. известный православный преподаватель-миссионер профессор МДА А.Осипов на вопрос из зала о неоязычниках пожал плечами и сказал, что это явление пока себя не раскрыло и слишком мало, чтобы, вообще, как-то конкретно и внятно можно было его определить.
С тех пор это движение окрепло и "политизировалось", т.е. высказывается по поводу своих политических не столько даже пристрастий, сколько несогласий и негодований. При этом, уже не раз говорилось, что само движение не родилось в народной стихии, а привнесено извне как инструмент воздействия.
Подавляющее число религиозных новых движений появляются и существуют за счёт отрицания и критики существующих традиционных. Это скороспелки, поэтому их положительное учение малоразработано и обосновано. Мало понятно: к чему оно ведёт, какие цели ставит, каким образом они достигаются?
Опасность же движения неоязычества в том, что их настоящий пафос - не религиозное учение (это не сильная их сторона), а протест, основанный на конспирологических декларациях. Примерно так: мы великие и древние, а нас обманывали и обманывают, все на борьбу за правду!.. Дальше вариации на тему воинов света против тьмы.
Для своего продвижения неоязычество оперирует рядом мифов, не имеющих под собой фактических исторических оснований. Одним из таких мифов является миф о якобы "кровавости" крещения Руси. Этой статьей постараемся развенчать такую категорично-фанатичную позицию, опираясь на реальные исторические материалы и источники.
Обычно крещением Руси называют актовое событие в 988 г. (+/- несколько лет с точки зрения ряда историков) на Днепре. Этим фактом вся Русь объявлялась христианской, но очевидно, что был ещё целый период миссионерства, чтобы это стало реальностью.
Единой структурированной языческой системы, как, скажем, в Древней Греции с её богами Олимпа, на Руси не было.
В это время антропоморфные истуканы были у руссов в Тмутаракани, в Новгороде и Киеве (культ Перуна), во многих же иных областях той Руси ещё был, видимо, переходный период от т.н. зоолатрии (почитание животных), отсюда до сих пор сохранившиеся "петушки" в орнаментах, конские головы в деревянных строениях и под.) к антропоморфизму. Причем последний был ещё не устойчив и не определён ни по набору присущих функций, ни по форме, археологические находки истуканов очень грубы.
Люди жили ещё в основном волостными общинами, не утративших племенных и кровных связей. Поэтому и "культы" носили отпечаток семейственности, а боги "селились" по усадьбам. Поэтому ещё не было устойчивой, единой, повсеместной и сильной касты жрецов. В семье, родственной группе мог исполнять их функции старейшина рода. И это служение было, как правило, свободным, а не профессиональным. Кудесниками, волхвами были разные люди, разных сословий. Достаточно вспомнить "вещего Олега" (князя-волхва).
Т.е. не существовало профессиональных защитников родной религии, облечённых от общества правами и властью. И хотя по чувству самосохранения исполнители практики волхвования так или иначе показали своё несогласие, их выступления в большинстве случаев было слишком изолированны друг от друга.
Повторю, практики общественного богослужения, какую мы знаем, например, в позднюю античную эпоху в Риме, не существовало. Поэтому и выступления не могли быть консолидированы.
Это общая религиозная картина того времени, безусловно, сама по себе была благоприятная для распространения и принятия философски структурированной религиозной модели с внутренне созидательным по её текстам содержанием.
В то же время, язычество - религиозно принципиально толерантно. Это безусловный факт. Но его терпимость не в том, что де язычники "ценили Жизнь во Всём", как иногда можно услышать. Такое утверждение очень не научно, не исторично, эмоционально и не убедительно. А в том, что такое отношение к "чужим богам" отвечало внутренней именно религиозной логике язычества.
Дело в том, что язычество по самой своей природе может быть только "принципиально универсально", и следовательно, любой её адепт так же – "принципиальным универсалистом".
Логика здесь простая. Как точно заметил проф. А.В. Карташов: "Для язычника религиозное целое находится лишь в сумме всех земных религий, каждую из которых он считает чьим-либо национальным уделом.
Поэтому он толерантен не из признания за другим права иметь собственную субъективную истину, а из принципиального согласия с другим в объективной истинности его божества". Т.е. в объективной истинности, вообще, любого божества.
Достаточно вспомнить Римский Пантеон (каких только богов от завоёванных племён он не вмещал, даже индо-иранского Митру), или благосклонное отношение монгольских ханов к русской церкви. Потому язычество не знает в собственном смысле и религиозных войн. Язычник может защищать своих богов с оружием в руках, но лишь как свое национальное достояние.
Поэтому же, применительно к обсуждаемой теме, там, где влияние централизующей киевской власти принималось беспрекословно, история не знает и о протестах старого язычества. И, наоборот, там, где местный патриотизм ещё питал виды на независимость от Киева, новая религия отвергается, как сеть политического порабощения.
Хочу указать на ещё одно обстоятельство (лишь вскользь мною упомянутого ранее), очень облегчившее у нас миссию христианства: готовый перевод славянских богослужебных книг и Св. Писания, понятных народу. Дело свв. братьев Константина-философа (в постриге Кирилла) и Мефодия ставило сразу в нормальные условия миссию русской церкви. Благодаря богослужению на родном языке, люди сравнительно легко могли знакомиться с христианством и с его понятиями.
Помимо азбуки, охватывающей всю фонетическую гамму славянской речи, солунские братья Константин (Кирилл) и Мефодий создали и новый подход или принцип перевода сакральных текстов на славянский язык.
Дело в том, что многих слов, терминов, например, таких как Παντοκρατορ (Вседержитель), μονογενης (единородный) и под., которые встречались в символе веры, церковном богослужении, самом Св. Писании просто не существовало в славянском языке. В таком случае, как переводить? Брать некие аналоги, откуда, описывать другими словами(?): такие решения были неудовлетворительными.
Эту задачу просветители славян решили, на мой взгляд, лингвистически блестяще! Им принадлежит идея переводить подобный корпус слов «поморфемно». Любое слово строится из неких минимальных неизменяемых, но имеющий свой локальный смысл, частей – морфем (приставки, корни, суффиксы, окончания). Это строительный материал любого слова.
Вот братья и стали искать в греческом и славянском языках соответствия этих неизменяемых строительных частей. А нашедши, складывать эти части вместе. Получались естественно совершенно новые слова. Их славяне слышали и воспринимали для себя, действительно, как новые. Но удивительно для них было то, что да, слова новые и необычные… и в то же время звучат совершенно понятно и близко, как свои. Конечно, они ещё требовали осознания, понимания, но сами слова, их внутренняя форма для всех были очевидны. Новые понятия часто абстрактные, категориальные, требовали интеллектуального напряжения, расширяли сознание и картину мира.
Теперь о самом крещении.
Начнём с юга и запада. Именно в этих землях крещение принималось легче всего. Причиной этому, помимо тяготения к Киеву, отчасти было и то, что предварительное знакомство русских с христианством до Владимира было преимущественно распространено именно здесь, у Тиверцев и Угличей по Днестру и Пруту и в Прикарпатской Руси. В то время всё Преднепровье представляло собой международный торговый тракт, где по разным городам встречалось полно иностранцев и иноверцев для того, чтобы ознакомиться от них с различными религиями. Более того, в этих землях развилось даже определённое религиозное безразличие в связи с этим (этот факт отразил преп. Феодосий Печерский в своём известном слове "о вере крестьянской и латыньской"). Этот религиозный индифферентизм немало содействовал крещению в этих областях.
Предлагаю известный текст "Повести временных лет" (ПВЛ) Нестора летописца, касающийся собственно крещения в Киеве на Днепре. Текст один, но он совершенно идентичен знаменитым Летописным сводам (слово в слово): т.н. Лаврентьевской летописи (открытой, как известно, графом А.И.Мусиным-Пушкиным), который содержит самый ранний список "Временных лет" (в данном случае, речь идёт о листах 40-41) и Ипатьевскому списку XV в., найденным Н.М.Карамзиным.
"После всего этого (после разговора князя Владимира с греческим философом, который состоялся непосредственно перед описываемыми в данном отрывке событиями - пояснение Странника57) Владимир взял царицу, и Анастаса, и священников корсунских с мощами святого Климента, и Фива, ученика его, взял и сосуды церковные и иконы на благословение себе. Поставил и церковь в Корсуни на горе, которую насыпали посреди города, выкрадывая землю из насыпи: стоит церковь та и доныне. Отправляясь, захватил он и двух медных идолов и четырех медных коней, что и сейчас стоят за церковью святой Богородицы и про которых невежды думают, что они мраморные. Корсунь же отдал грекам как вено за царицу, а сам вернулся в Киев. И когда пришел, повелел опрокинуть идолы - одних изрубить, а других сжечь. Перуна же приказал привязать к хвосту коня и волочить его с горы по Боричеву взвозу к Ручью и приставил 12 мужей колотить его палками. Делалось это не потому, что дерево что-нибудь чувствует, но для поругания беса, который обманывал людей в этом образе, - чтобы принял он возмездие от людей.
"Велик ты, Господи, и чудны дела твои!". Вчера еще был чтим людьми, а сегодня поругаем. Когда влекли Перуна по Ручью к Днепру, оплакивали его неверные, так как не приняли еще они святого крещения. И, притащив, кинули его в Днепр. И приставил Владимир к нему людей, сказав им: "Если пристанет где к берегу, отпихивайте его. А когда пройдет пороги, тогда только оставьте его". Они же исполнили, что им было приказано. И когда пустили Перуна и прошел он пороги, выбросило его ветром на отмель, и оттого прослыло место то Перунья отмель, как зовется она и до сих пор. Затем послал Владимир по всему городу сказать: "Если не придет кто завтра на реку - будь то богатый, или бедный, или нищий, или раб, - будет мне врагом". Услышав это, с радостью пошли люди, ликуя и говоря: "Если бы не было это хорошим, не приняли бы этого князь наш и бояре". На следующий же день вышел Владимир с попами царицыными и корсунскими на Днепр, и сошлось там людей без числа. Вошли в воду и стояли там одни до шеи, другие по грудь, молодые же у берега по грудь, некоторые держали младенцев, а уже взрослые бродили, попы же, стоя, совершали молитвы. И была видна радость на небе и на земле по поводу стольких спасаемых душ;… Люди же, крестившись, разошлись по домам.
Владимир же был рад, что познал Бога сам и люди его, воззрел на небо и сказал: "Христос Бог, сотворивший небо и землю! Взгляни на новых людей этих и дай им, Господи, познать тебя, истинного Бога, как познали тебя христианские страны…
И сказав это, приказал рубить церкви и ставить их по тем местам, где прежде стояли кумиры. И поставил церковь во имя святого Василия на холме, где стоял идол Перуна и другие и где творили им требы князь и люди. И по другим городам стали ставить церкви и определять в них попов и приводить людей на крещение по всем городам и селам.
Посылал он собирать у лучших людей детей и отдавать их в обучение книжное. Матери же детей этих плакали о них; ибо не утвердились еще они в вере и плакали о них как о мертвых.
Когда отданы были в учение книжное, то тем самым сбылось на Руси пророчество, гласившее: "В те дни услышат глухие слова книжные, и ясен будет язык косноязычных". Не слышали они раньше учения книжного…"
В то же время, северо-восточная Русь уже не так тяготела к Киеву, не привыкла к разноверию и, сближаясь с финнами этнографически и перенимая их верования, оказалась неподатливой к принятию христианства. Здесь было очень много волхвов, которые старались поддерживать языческую традицию.
Дело в том, что кроме русских славян христианской миссии того времени пришлось иметь не мало дела и с финскими племенами, окружавшими русскую территорию со всех сторон севера. Религия этих северян имела более развитую, чем у русских славян, мифологию и более оформившийся и соответственно влиятельный слой колдунов и чародеев.
Вот здесь возникали конфликты. Об этом пишут и летописи.
В частности, в Новгородской летописи говорится о первом местном епископе Иоакиме (991 г.), что он после крещения новгородцев: "требища раззори, идолы сокруши и Перуна посече". А эти действия в свою очередь, по Иоакимовской летописи (опубликованной В.Н. Татищевым в своей «Истории Российской», 1т., 4гл.) , вызвали бунт в народе. Тогда тысяцкий великого князя Владимира, Путята, во главе своей дружины вступил с народом в сечу, а дядя Владимиров, Добрыня поджег городские дома. Перевес остался на их стороне, и новгородцы должны были креститься.
Оттого и пошла пословица: «Путята крести их мечом, а Добрыня огнем», которая гуляет часто по просторам интернета без конкретного наполнения, рождая тьму интерпретаций, одна страшнее другой и распространяя это локальное столкновение на всю Русь.
Чрезвычайно важную роль играла сама организация миссии. Преп. Нестор пишет (ПВЛ), что князь Владимир разделил Русь на уделы и посадил там своих сыновей. Так было в Тмутаракане, Ростове, Полоцке, Турове, земле древлянской, Владимире Волынском, Смоленске, Луцке, муромских пределах и в Пскове. В Новгороде, как говорилось уже, был посадник (Добрыня). Администрация уделов и занималась организацией миссионерской деятельности.
Кроваво насаждалось? Например, известно, что св. Глеб, как только прибыл в назначенный ему Муромский удел, несколько раз пытался открыть муромцам христианскую веру и крестить, но без успеха. И что же, пошёл на них с мечом и огнём?.. Нет, поселился вне Мурома, где и прожил два года.
Есть сведения о том, что аналогичные трудности были в Ростове и что там "утверждению христианства содействовал св. Борис", старший брат Глеба. Трудно найти материалы по поводу коллизий проповеди в Ростове до известной успешной миссии в тех землях св. Леонтия уже во второй половине XI в. Но исходя просто из общих соображений, думаю, вряд ли такой князь, который был предупреждён своим братом (Ярославом) об уже посланном к нему убийце, отпустивший при этом свежую дружину, которая в это время была у него, и сам, обладая недюжинной силой, однако не ставший сопротивляться, пожертвовавший собой, чтобы не началась братоубийственная война, стал бы зверствовать на подвластных ему территориях. Вряд ли!
Теперь хочу напомнить отрывок из ПВЛ (главного нашего источника) о том, что князь Владимир "начал ставить по городам церкви и попов и людей на крещенье приводить по всем городам и сёлам". План был глобальный, и подошёл он к его реализации организационно очень продумано, что как раз и позволило провести крещение формально относительно легко и бескровно. Миссионеров он умножал за счёт священников из Балканских стран (в основном, болгар, полагаю, так же известно, что из Корсуни (Херсонеса)) с обязательным знанием ц/славянского языка. Последний, по мнению историка русского литературного языка Б.А. Успенского, в то время был, чуть ли не "лингва франка" для окружающих племён и народов.
Во всех областных центрах создавались епархии. Был найден естественный и, на мой взгляд, остроумный подход. Миссионеры начинали обращение с местного центрального города. А по традиции того времени все пригороды обязательно подчинялись "вечу" главного города. Это очень облегчало дело, потому что закон был таков: "как старейшины сдумают, так пригороды станут". Вот со "старейшинами" и был главный разговор. Когда соглашались они, соглашалось и всё остальное население области.
И ещё важная особенность нашего колорита принятия христианства. Как отмечают многие исследователи, в частности упоминаемый уже В.А. Карташов, от крещения теряли лишь те города, где было уже устойчивое "общественное идолопоклонство" - масштабное общественное служение. Это такие крупные центры, как Киев, Новгород, Ростов. Что же касается остальных областей, то в силу уже указанных особенностей русского язычества (его как бы "частность" - обособленность по домам и родам), люди спокойно принимали новую веру с уже готовым общественным богослужением и при этом не ломали ни своих домашних пенатов, ни связанных с ними, множеством ритуальных обычаев, дошедших до наших дней. Что в немалой степени послужило относительно безболезненному принятию христианства на местах. Подчёркиваю, именно принятию в смысле крещения, но не принятию по смыслу евангельской истины. (Однако это уже другая тема).
Этот феномен называется "двоеверием". Подобные аналоги есть и в других странах. Но у нас он был представлен очень широко и, порой, чрезвычайно оригинально.
Резюме.
1. Христианизация Руси имеет громадную историографию. В этой статье я очень общо лишь коснулся этой темы, больше пытаясь выявить тенденции. Однако даже при таком подходе явно, что никакой нарочитой жестокости в христианской миссии на Руси не было, т.к. она была и задумана "с наименьшими потерями" и организационно грамотно продумана и реализована князем Владимиром. Местный религиозный колорит ему был известен. Головная боль общенародного религиозного восстания ему была ни к чему. Наоборот. Перед ним стояла сложнейшая задача сплочения населения и преобразования его в единый народ.
Не только наши летописи (их ещё можно заподозрить в тенденциозности), но и ни один западный или арабский источник (которые остались в наличии со сведениями о событиях на Руси того времени) не имеют данных о каких бы то ни было масштабных кровопролитиях (или, вообще, значимых очагах серьёзного сопротивления) в связи с принятием новой веры.
2. История – это конкретные факты и даты. Любые выводы, интерпретации, попытки теоретически выстроить исторический процесс покоятся на этих базовых основаниях работы с источниками. Возможные ошибки и фальсифицирование данных в источниках выявляются посредством сличения разных документов об одних и тех же событиях, привлекая для этого как отечественные, так и иностранные документальные памятники. Этой работой и занимаются историки.
Поэтому серьёзность утверждений по поводу тех или иных исторических событий прямо пропорциональна знанию историографии по этому вопросу. Соответственно, нельзя делать априорные выводы о "кровавости крещения" только на том простом основании, что раз де принесено и продвигается нечто новое, старое, стало быть непременно должно непримиримо сопротивляться. В истории, как правило, новое приходит именно тогда, когда созревают для этого условия. В противном случае, оно не усваивается и не принимается. И всегда надо изучить эти условия и методы предложения конкретного нового.
3. Насилие и жестокость в связи с распространением христианства, безусловно, имевшее место в разных странах и локальных местах, свидетельствует не о самом учении, а о политике и политических методах властителей того времени и всегда в таких случаях входило в принципиальное противоречие с проповедуемым словом.
4. И последнее. Столь пространные комментарии мною даны потому, что тема "кровавости" христианизации Руси возникает нередко. Заявления об этом часто бывают декларативны, как правило, эмоциональны и не историчны. В связи с этим, мне показалось не лишним предложить более-менее внятную альтернативу, на которую можно было бы ссылаться в случае возникновения подобной дискуссии.
Материал был взят из Ипатьевской летописи, ПВЛ в переводе Д.С. Лихачова ("Литературные памтники"), "Истории Русской Церкви" 2т. Митр. Макария (Булгакова), "Очерков по истории Русской Церкви" 1т. проф. В.А. Карташова, "Истории Русской Церкви" Е.Е. Голубинского.
Источник: Странник57 (ОКО Планеты).
Рейтинг публикации:
|
