Сто лет назад, в начале сентября 1916 года завершилось наступление русской армии, вошедшее в историю под названием Брусиловского прорыва. Сам прорыв укрепленной обороны противника (что нельзя сказать о наступлении в целом) во многом был передовым в области военной стратегии и стал образцом, по которому проводились подобные операции в дальнейшем. Одно время Брусилова прочили в «русские Наполеоны», однако — как это часто бывает — действительность оказалась скромнее честолюбивых мечтаний…

Про него уже позабыли, то есть старые ветераны помнили – но их немного осталось, этих старых ветеранов, которые в конце 1914 года собирались спускаться с заснеженных Карпат вниз - на Венгерскую равнину, которые отступали вместе с ним в 1915-м и «рванули» австрийский фронт артогнем, штыками и кусачками в 1916 году. Забыли его наполеоновские планы, призывы к офицерам принять участие в советско-польской войне. Он слился с историческими сумерками, полинял: то ли белый, то ли красный, а скорее – дальний; стоящий на горизонте, где цвета неразличимы в вечернем солнце... Казалось, его история завершена: часы отбили свое, и стрелки застыли где-то в районе шести часов пополудни: воспоминанием на треснутом циферблате. Но вышло не так. 1944 год, Красная армия переходит государственную границу. Это не совсем прежняя Красная армия, а возможно, совсем не прежняя – в ней бродит мощная закваска старых русских полков и побед, ей тесны границы, она выбирается из них, как из бочки, и жалобно, подобно сломанным железным обручам, звенят оборонительные линии врага. Армия проходит Тарнополь, Львов; окопы двух войн совсем рядом - вот взятые вчера с боя, а за ними – другие, поросшие травой: окопы Первой мировой войны. И то ли оттуда, то ли из туманных лесов выходит старый сухой генерал, присаживается к бивуачным кострам: «Помните меня?..»

Брусилов среди этих солдат, вместе с ними: в 1944 году в армейских частях начинаются «Брусиловские чтения», публикуются материалы о Брусиловском сражении (одном из немногих эпизодов «империалистической бойни», которое теперь заслуживает положительную оценку советской власти). Газета 60-й армии 1-го Украинского фронта пишет о лекции майора Аврутина «Брусиловский прорыв»: «Блестящая победа была одержана, прежде всего, благодаря героизму русских солдат. Ведомые любимым генералом, они совершали чудеса героизма. Сочетание высоких моральных качеств солдата с полководческим искусством генерала Брусилова обеспечили невиданный успех. Лектор обрисовал яркую личность Брусилова, выдающегося русского полководца, последователя Суворова и Кутузова». («Армейская правда», 3 июня 1944 года, №130).


В этой же газете публикуется статья, подписанная «старым солдатом Прокофием Игнатьевичем Иванниковым»: «Мы знали, что на этот раз нами командует наш русский генерал Брусилов, и всем показали, что значит, когда наступает русская гвардия».

Упоминание об участии Иванникова в Брусиловском прорыве есть даже в его наградном листе на орден Красной звезды, подписанном в апреле 1944 года: «Старый солдат, воюет с немцами вторую войну, участник героического Брусиловского прорыва, георгиевский кавалер, старый гвардеец…»

В 1943-1944 годах выходит роман Сергеева-Ценского, бывшего поручиком во время Первой мировой войны - «Брусиловский прорыв». О генерале говорят, вспоминают, однако ни одна фронтовая операция не названа в его честь – как «Кутузов» или «Багратион», нет орденов и медалей его имени. После операций 1944 года Брусилова снова надолго забывают; в конце войны идет усиление коммунистической пропаганды, для которой генерал (несмотря на советский эпизод его биографии) – все же слишком «царский». Брусилов снова отступает в тень – из настоящего в прошлое, к своим войскам, их могилам в Карпатах и у Перемышля. Что мы о нем помним?..

…Брусилов выдвинулся в русско-турецкую войну 1877-1878 годов: получил три боевые награды и производство в чин штабс-капитана. Многим молодым героям той войны не повезло: безвременно скончался Скобелев, погиб адмирал Макаров, был пленен адмирал Рожественский, Куропаткин обратился из начштаба «белого генерала» в печального незадачливого полководца русско-японской войны. Алексею Алексеевичу Брусилову везло: его карьера шла вверх. Он признавался выдающимся кавалеристом, был руководителем Офицерской кавалерийской школы, занимал ряд командных должностей в гвардии, получил высшее звание в иерархии военных чинов России – генерала от кавалерии. В начале Первой мировой войны Брусилов принимает командование 8-й армией Юго-Западного фронта. Ему, видевшему войну еще штабс-капитаном, хотелось опробовать себя в грядущем громадном сражении.

Позднее Брусилов отмечал: «Я не честолюбив, ничего лично для себя не домогался, но, посвятив всю свою жизнь военному делу и изучая это сложное дело беспрерывно в течение всей своей жизни, вкладывая всю свою душу в подготовку войск к войне, я хотел проверить себя, свои знания, свои мечты и упования в более широком масштабе».

Ему был 61 год, но ладный сухой генерал казался моложе своих лет и действовал энергично. Фронт двигался на Запад – австрийцы разгромлены и бегут, взят Галич, Львов, Перемышль. За успешное руководство войсками в Городокской операции Алексей Алексеевич удостоен ордена святого Георгия III степени.

В начале кампании 1915 года его войска сражаются в Карпатах, готовятся спускаться в Венгерскую равнину. Однако старый гусар Макензен прорывает фронт, ревет тяжелая артиллерия – это Горлицкий прорыв, русские войска отступают, контратакуют и снова отступают. Брусилов с боями выводит из наметившегося окружения свою 8-ю армию, а контрудары осени 1915 года, взятие Луцка и Чарторыйска упрочили его боевую репутацию. Брусилов считается одним из наиболее перспективных командиров, и весной 1916 года именно он приходит на смену «уставшему» генералу Иванову, командующему Юго-Западным фронтом. Начальник Императорской дворцовой охраны И.А. Спиридович вспоминал: «19 марта Государь вернулся в Царское Село и пробыл там неделю. Затем выехал на фронт. Ехали на Юго-Западный фронт. Злободневною темою разговоров было смещение Главнокомандующего того фронта генерала Иванова. Его не любил Алексеев. Ставка не была им довольна. 17 марта Государь подписал рескрипт Иванову и назначил его состоять при своей особе. Старик брюзжал, что он устал плакать от обиды. А позже болтал, что будто бы Алексеев объяснил ему его смещение желанием Императрицы и Распутина. Это была очередная глупейшая сплетня. Кто выдумал ее, трудно сказать. Главнокомандующим Юго-Западного фронта был назначен генерал-адъютант Брусилов, которого Алексеев тоже не любил. Но Брусилов пользовался популярностью среди войск и показал себя выдающимся вождем. В противоположность Иванову, боявшемуся движения вперед, Брусилов горел наступлением. 28 марта Государь прибыл в Каменец-Подольск. Встречали почетный караул и Брусилов. Последний имел доклад у Государя. Ему оказывали особое внимание. Он держался красиво и независимо. Война набивает цену генералам, особенно в их собственных глазах».

И вот сухопарый порывистый Брусилов входит в Ставку, этот новый полководец, вождь, одобренный всеми, он не готов к полумерам, как этот тихоня Куропаткин – командующий Северным фронтом, как этот множащий бумаги командующий Западным фронтом Эверт, они не верят в победу, предлагают держаться пассивно. Но германские войска уже бросились в атаку на Верден, итальянцы отступают перед австрийцами, Румыния колеблется, крепкий удар неизбежно приведет ее в лагерь союзников; общественность волнуется, ползут слухи об изменниках, эти слухи, как тени, все сильнее окружают трон. Необходимо атаковать, и на острие этой атаки, в ее начале – генерал Брусилов. Сначала ему поручают демонстрацию: Юго-Западный фронт находится в стороне, почти на отшибе, после отступления от Карпат это почти второстепенное направление. Представляется, что решение нужно искать на Западном фронте, против германцев, в наступлении на Вильно: этот удар способен обрушить расположение противника. (Южное направление Восточного театра боевых действий, как правило, не было решающим. Зачастую оно становилось вспомогательным или компромиссным при невозможности достичь главной цели «по кратчайшему расстоянию»: как в случае похода Наполеона в 1812 году или удара вермахта не на Москву – как ожидал Сталин, а в направлении Волги и Кавказа в 1942 году.) Уже во время наступления Юго-Западного фронта публицист и философ Лев Тихомиров отмечал в дневнике: «Для победы нам нужна не Галиция и не Сандвичевы острова, а освобождение своих провинций и угроза нашествия в Германию. Но, вероятно, силы у нас нет, и потому мы пробавляемся бесплодными «успехами» по линиям наименьшего сопротивления. Никакого толка из этого не будет. Сдается мне, что крупный стратег собрал бы все силы и, оставив в покое второстепенные пункты, вроде Буковины, бил бы во что бы то ни стало в центр. По-моему, нужно было бы бить на Курляндию и на Восточную Пруссию».

Немцы и австрийцы не собирались наступать на Восточном фронте в 1916 году, и не ожидали решительной атаки русских армий. Фельдмаршал Фалькенгайн искал решение на Западе.

Как отмечает генерал Зайончковский: «Выявившаяся боеспособность русских, недостаточно поколебленная в 1915 году, все увеличивающаяся дезорганизация австрийской армии, в которой уже начались беспорядки, невыясненное поведение Румынии и, наконец, проглядывающий в мемуарах Фалькенгайна страх перед безграничным русским пространством и бездорожьем были тому причиной».

И вот 5 июня 1916 года войска Юго-Западного фронта переходят в атаку, победно ревет артиллерия, фронт прорван в четырех местах, каждой армией. Задача Брусилова выполнена за эти несколько июньских дней. Как отмечает генерал Зайончковский: «Ввиду ограниченности транспортных средств эти удары намечалось вести накоротке, имея ближайшей целью действий «разбить живую силу противника и овладеть его укрепленными позициями». Дальнейшей цели все армии не получили: глубокого прорыва и развития успеха план командования фронтом не предусматривал, упуская также согласование действий ударных групп в соседних армиях». Однако выяснившиеся масштабы победы, а также перенесенное на более позднее число наступление Западного фронта обусловило продолжение наступления. Как пишет историк Керсновский: «К 12 июня (дата по старому стилю – М.Ш.) - за двадцать дней победоносного наступления - армии Юго-Западного фронта захватили в плен 4013 офицеров, 194041 нижний чин, 219 орудий, 196 минометов и бомбометов, 644 пулемета. Потери неприятеля превысили 400 000 человек, но и наши составили уже 4020 офицеров, 285 298 нижних чинов. А именно – убито 739 офицеров, 40 659 нижних чинов, ранено 3118 офицеров и 212904 нижних чина, без вести пропало 163 офицера и 31 715 нижних чинов. В строю Юго-Западного фронта с подошедшими подкреплениями считалось 711 000 бойцов против 600 000 неприятелей, имевших, однако, более чем полуторное превосходство в артиллерии».

Наступление «распылялось» в пространстве, его цели оставались неопределенными: это уже не демонстрация, пока еще – видимо – поддержка будущих действий Западного фронта, или уже вскоре – самостоятельный удар?

Как отмечает Зайончковский: «вследствие колебания командования Юго-Западного фронта, а вслед за ним и Ставки, и ряда противоречивших друг другу приказаний, отдаваемых 8-й армии, - развивать свой удар то на Ковель, то на Львов» войска были дезориентированы. Германцы успели подвести резервы, сняв их с Западного фронта, где шла битва за Верден. Уже 17 июля они начинают контратаку у Ковеля, каждый шаг вперед дается все с большей кровью.

Незадачливый Эверт все же перешел в наступление – однако 15 июня только одним корпусом, а 2 июля – 4-й армией генерала Рагозы в Барановическом направлении. Жестокие бои шли до 8 июля, 9-го июля атака не состоялась из-за тумана, потом была перенесена на 14-е, а в конечном счете и совсем отменена из-за недостатка снарядов. «Результаты операции свелись к овладению только первой укрепленной линией, захвату более 2 000 пленных и нескольких орудий. В бою участвовало 11 дивизий, понесших потери около 40 000 человек. Главнейшими причинами столь крупной неудачи являлись: плохая артиллерийская подготовка, малое количество артиллерии на участке прорыва, плохая разведка укрепленной полосы и слабая подготовленность комсостава к организации прорыва укрепленных полос». (А.М. Зайончковский)

Эверт был наказан общественным презрением, особенно рьяные деятели считали его изменником. Генерал Брусилов в своих мемуарах процедил сквозь зубы: «Атака на Барановичи состоялась, но, как это нетрудно было предвидеть, войска понесли громадные потери при полной неудаче, и на этом закончилась боевая деятельность Западного фронта по содействию моему наступлению». Француз Жюль Легра, бывший в это время в России по заданию министерства обороны Франции, оценивает деятельность Эверта так: «Постоянные приказы и контрприказы накануне атаки; непрерывные колебания о группировании войсковых частей, вмешательство в ход операции, например, за два дня до наступления поменяли подразделение, которое знало участок, на другое, которое никогда не видело его. Его [Эверта] нерешительность, подчеркнутая бесчисленными контрприказами; его непонимание действительности, рассредоточенное в указаниях, когда каждый человек, знавший окопы и материальные средства, которыми располагали немцы, осознавал неосуществимость этой операции».

Ходили слухи об измене Эверта, которые становились частью общей легенды о «предательстве верхов». Безусловно, Эверт не был талантливым полководцем, и в сложившихся условиях действовал по принятому шаблону прорыва укрепленной позиции, который сводился к «прогрызанию дыры» на узком участке обороны. (Схожие действия предпринимались германцами, французами и англичанами на Западном фронте).

Тем не менее, генерал Эверт все же отличается в положительную сторону от командующих-«минотавров» Западного фронта, которые не останавливались перед гораздо более серьезными потерями при ничтожных результатах.

Стоит вспомнить, что позднее подобные же, и еще более кровопролитные атаки Красной Армии на Ржев и Великие Луки в 1942 году завершались с огромными потерями и без видимых успехов.

Наступление Западного фронта произошло слишком рано, до исчерпания сил противника. Возможно, оно бы могло стать победным год или два спустя – но в 1916 году германская армия еще крепко держала удар. В этом смысле широкие действия на юге и частные операции в центре и на севере германо-австрийского фронта были интуитивным, но верным выбором. Однако, в атмосфере усталости от войны и роста революционных настроений времени для реализации такого плана уже не было. Лев Тихомиров писал: «Замечательно, что победа Брусилова совершенно не производит в публике никакого особенного впечатления. Прежде каждый успех вызывал восторги, энтузиазм… Теперь, хотя в газетах описываются беспримерность атак и успехов Брусилова, но публика просто не решается радоваться. У нас радовались бы признакам окончательной победы, но частным успехам, не влекущим за собой победы над Германией и Австрией, явно не радуются, т. е. не очень радуются, не считают таких частных побед заслуживающими серьезной Русской радости. Сверх того - победы над австрийцами не возбуждают и сознания нашей мощи. Если бы мы разбили немецкие армии, хотя бы с половинным успехом, - это, конечно, возбудило бы восторг, т. е. сознание нашей воскресшей мощи. Но бить австрийцев, бить турок - это ничего не значит. У нас страх и сознание бессилия существует только в отношении немцев. В головы народа проникло тяжкое мнение, что мы не способны разбить немцев. Это подавляющее чувство может быть уничтожено только победами над немцами. А нас угощают поражениями турок да австрийцев. Это недостаточно для поднятия духа страны».

После неудачи Западного фронта направление главного удара переходит к Юго-Западному фронту, однако, неприятель успел подготовиться и превратить долину Стохода и Ковельский район в почти неприступную крепость. Недавно победоносно прорывающиеся вперед русские войска вязнут в германской обороне. Потрепана и частично уничтожена гвардия – ее, части Особой армии – Брусилов бросает в атаку в районе Стохода. Потери растут: уничтожены боеспособные части, восстановить которые в ближайшее время будет уже невозможно. (Как отмечает Керсновский: «Объезжая войска осенью 1916 года Император Николай Александрович вызвал из строя старослуживших солдат, вышедших с полком на войну. Выходило по два-три, редко по пяти на роту — из иных рот никто не выходил».) На левом фланге фронта успех достигнут 9-й армией генерала Лечицкого: взят Станислав и почти вся Буковина. Румыния окончательно принимает сторону держав Согласия, однако, ее вступление в войну в августе было явно запоздалым – Брусиловское наступление уже практически завершилось. В итоге румынские войска постиг разгром, который, по существу, и завершил кампанию 1916 года на Востоке.

Подводя итоги Брусиловского наступления, генерал Зайончковский отмечает: «Решительные успехи армий Юго-Западного фронта заставили австро-германцев перебрасывать свои оперативные резервы на фронт к югу от Полесья, где было сосредоточено 27 пехотных и 2 кавалерийские дивизии, из них 18 германских и 2 турецких.

С Французского фронта германцы сняли 11 пехотных дивизий, а австрийцы с Итальянского — 6 пехотных дивизий. В этом заключается существенная помощь, оказанная русскими своим союзникам в тяжелые для них дни операций у Вердена и в Трентино.

Но эти успехи русской армии повлекли за собой большие потери, которые на одном Юго-Западном фронте к 13 июня определяются в 497 000 бойцов. Ведение дальнейших операций и подготовка к кампании 1917 г. потребовали дополнительных призывов новобранцев и ратников ополчения, всего около 1 900 000 человек и 215 000 лошадей. Эти дополнительные призывы вызвали серьезное недовольство среди населения России». В свою очередь, генерал А.И. Соколов в книге «Заметки о впечатлениях участника войны 1914-1917 гг. Характеристика командного низшего состава в войне 1914-1917 гг.» отмечая «необычайный подъем духа в войсках, явившийся еще до начала наступления; об этот дух разбились даже подведенные на помощь австрийцам отборные германские войска», скептически смотрит на итоги операции: «успех Брусиловского наступления выразился лишь в незначительном территориальном приобретении, вернее, возвращении полоненных наших земель и занятии Восточной Галиции; главную же цель - уничтожение австрийской армии и полный разгром Австро-Венгрии не удалось достигнуть».

…Осень 1916 года. Впереди – мутная серая зима 1916-1917 года, последняя зима Империи, телеграммы от генералов с требованием отречения Николая Второго – в этом будут солидарны, трогательно едины Эверт с Брусиловым. Впереди – краткое главнокомандование Брусилова, когда новое наступление в Галиции в 1917 году обернется крахом, по словам генерала Корнилова: «сплошным ужасом, позором и срамом, которые русская армия не знала с самого начала своего существования». Будет сотрудничество Брусилова с новыми властями, проживание в коммунальной квартире, прокламации к белым офицерам. Эверт то ли станет пчеловодом, то ли будет убит при аресте в 1918 году.

Брусилов займет какую-то формальную, пустую должность в РККА и умрет в 1926 году. «От своих отбился, к чужим не прибился», - скажут про него и забудут на долгие годы.

Но осенью 1916 года вот он – сухой ладный генерал, признанный лучший полководец России; он стоит в сумерках недалеко от линии фронта, глядит на Запад, всматривается, проблеснет ли среди туч чаемая, ожидаемая, страстно желанная наполеоновская звезда. И она мигает ему своими соблазнительными обманчивыми лучами...