Прудникова Елена - Ленин – Сталин. Технология невозможного
- ss69100
- 10 декабря, 5:54
 Уинстон Черчилль был в искусстве государственного управления не последним человеком. Никто бы не отнес его к сторонникам СССР, но он умел уважать противника, ценить его масштаб и воздавать ему должное. О Сталине можно писать тома, а Черчилль определил итог его правления одной фразой: «Он взял Россию с сохой, а оставил с атомной бомбой».
Все остальные исследования можно считать описанием того, как Сталин это делал. Хотя, по правде сказать, это и сейчас непонятно — как можно было сделать такое в чудовищно отсталой, нищей, разоренной двумя революциями и двумя войнами стране? Мы просто к этому факту нашей истории привыкли и оттого не обращаем на него внимания, принимая невозможное как данность.
А ведь именно эта невозможность в свое время спасла как Советскую Россию, так и Россию в целом. До какого-то времени ее не боялись именно потому, что поднять её до сколько-нибудь приемлемого промышленного уровня было невозможно. Если бы такое могли предполагать хотя бы в теории, задавили бы ещё в 20-е. Но «мировое сообщество» врубилось в ситуацию лишь в начале 30-х, когда было уже поздно. Да и не в этом дело. Дело в другом — как это удалось?
Чтобы пересчитать подобные рывки в мировой истории, хватит пальцев одной руки. Тем не менее на протяжении всего советского, а потом постсоветского периода официальная история старательно уводила внимающих ей от экономической деятельности Сталина. Когда антисталинисты начали сдавать позиции, за ним постепенно, шаг за шагом, признавали право быть революционером, политиком, главнокомандующим, кем угодно — но только не экономистом. Вычеркнуть из истории экономическое чудо, случившееся в СССР, было, конечно, невозможно — но вот масштаб его тщательно замазывали, а смысл вообще не обсуждался. Один лишь Черчилль проговорился — сэр Уинстон умел уважать врагов.
Кстати, и Гитлер уважал Сталина — уважал и боялся. Рассказывают, как он планировал поступить с лидером Советского Союза после своей победы. Никаких показательных казней, ничего подобного! Фюрер собирался предоставить в его распоряжение лучший замок Третьего рейха в качестве самой комфортабельной в мире тюрьмы…
Сволочная у нас все же страна, если человек, сделавший для нее столько, сколько ни один глава государства не делал, получает самые лестные оценки лишь от своих врагов! А соотечественники все тупо талдычат о каких-то «сталинских преступлениях». Может, и правда стоит смешаться с мусульманами и китайцами? Вдруг то, что получится в итоге, научится уважать своих великих? Говорят, и у тех, и у других это весьма развито…
Но вернемся к сохе и атомной бомбе. Тема эта огромна и для одного человека непосильна. К ней можно лишь приблизиться, точечными касаниями обозначить некоторые из узловых точек. Чем мы и займемся. И начнем, пожалуй, с кульминации существования сталинского СССР — с Великой Отечественной войны.
Именно в войну максимально проявились достоинства созданной Сталиным системы. До тех пор заметнее были её недостатки. Поверхностный организационный хаос скрывал суть преобразований, но прячущийся под ним могучий механизм оказался работоспособным и как раз к началу 40-х годов стал работать более-менее эффективно. Ну а война его ещё подстегнула — и вышло, кажется, совсем неплохо…
Интеллигенция со свойственной ей абсолютизацией сказанного и недооценкой сделанного традиционно переносит центр тяжести в область идеологии. На самом деле стратегией победы Сталина были, конечно же, не идеи мировой революции, и не все эти дурацкие классовые концепции — едва войдя в силу, вождь с ними мгновенно покончил. Стратегией победы было умение найти решение проблемы — иногда тривиальное, иногда неожиданное, а иногда тривиальное, но кажущееся невозможным и потому все же неожиданное. А коммунистическая идеология, равно как и культ личности, и консерватизм, и патриотизм — все это лишь инструменты в достижении главной геополитической цели: здесь, на этой шестой части суши, должно существовать единое и великое государство.
Вторая задача, которую в реальности ставил и решал Сталин, — народ в этом государстве должен жить достойно. Но она именно вторая. Многовековая практика существования в бассейне с крокодилами, именуемом «мировым сообществом», убедительно доказала: залогом достойного существования нашего народа, да и просто существования как такового, является единое и могучее государство. Как писал по этому поводу русский публицист Иван Солоневич:
«Перед Россией со времен Олега до времен Сталина история непрерывно ставила вопрос: „Быть или не быть?“ „Съедят или не съедят?“ И даже не столько в смысле „национального суверенитета“, сколько в смысле каждой национальной спины: при Кончаках времён Рюриковичей, при Батыях времен Москвы, при Гитлерах времен коммунизма… — дело шло об одном и том же: придет сволочь и заберет в рабство… Тысячелетний „прогресс человечества“ сказался в этом отношении только в вопросах техники: Кончаки налетали на конях, Гитлеры — на самолётах. Морально-политические основы всех этих налетов остались по-прежнему на уровне Кончаков и Батыев…»
Из точного понимания этого вектора российской истории и родился абсолютный приоритет военных программ. Тем более что для советского правительства не были секретом планы западных стран — уже не просто использовать Россию в своих интересах, а напрямую колонизировать ее. Кстати, зря говорят о беспримерных жестокостях гитлеровских оккупантов на нашей территории. Резко выбиваясь из правил ведения войны на территории Европы, они прекрасно вписываются в другой ряд — колониальных войн.
Белые колонизаторы — англичане, французы, голландцы, испанцы — на захваченных ими землях Азии, Африки и Америки по отношению к местному населению вели себя именно так. Другое дело, что европейская история не рассматривает эти войны как полноценные. Сказать, почему? Да потому что велись они с неполноценными людьми, с недочеловеками.
В этом причина того, что нынешние европейцы, всячески смакуя мизерные жестокости Красной Армии в Германии, в упор не видят несравнимо больших жестокостей гитлеровских войск в СССР. Любые сравнения тут неуместны, ибо мы для них были, есть и будем недочеловеками. Они — люди, а мы — медведи. Независимо ни от чего, даже если Европа будет сидеть по уши в навозе, а Россия летать в космос и кормить своих жителей на завтрак черной икрой — всё равно. Это не лечится.
Поэтому уже с 1918 года было абсолютно ясно, что Россию не оставят в покое, какой бы строй в ней ни возобладал. Любопытный нюанс: по итогам Гражданской войны западные державы были готовы признать любое количество правительств, появившееся на построссийском пространстве, в том числе и Ленина сотоварищи. Большевиков не признавали не потому, что они были таким уж плохим правительством, а потому, что они были единственнымправительством России, и в качестве такового мешали «европейских братьям» ее схарчить. Ничего личною, господа, только бизнес!
Сразу, как известно, съесть не удалось. Однако вектор не изменился — Россия должна быть колонией. Ситуация предполагала два варианта развития событий. Если большевистское правительство не справится с трудностями и рухнет, войдет в действие план декабря 1917 года — поделить страну на сферы влияния и владеть ею как колонией. Если режим не рухнет, а укрепится — сперва задавить военной силой, а потом уже поделить и владеть. Кто и как выращивал Гитлера в побежденной и полностью контролируемой Европой Германии — вопрос не этой книги, но ясно, что выращивали его как терминатора против СССР. Зачем бы он ещё понадобился? Если бы не эта великая задача, задавили бы сразу, Германия — не Россия, она была в то время абсолютно подконтрольна.
«Мы отстали от передовых стран на 50–100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут».
Эти более чем пророческие слова, ибо в них угадан даже год нападения, сказаны Сталиным 4 февраля 1931 года, когда ни о какой фашистской Германии не было и речи. Стало быть, дело вовсе не в Германии. Эта война не являлась войной систем — сейчас в России нет ни социализма, ни компартии, однако нас ровно так же ненавидят и боятся — это была война миров, колоссальное по масштабу геополитическое столкновение. Не зря Вторая мировая завершилась крушением колониальной системы — это и естественно, и символично.
Если бы не роковой 1953 год, возможно, у сталинского СССР появились бы и другие кульминационные точки — например, создание второго глобального экономического блока в противовес американскому. Но — не судьба. Так что вершиной остается война.
С неё и начнем.
Часть 1
СТРАТЕГИЯ ПОБЕДЫ
Девиз поляков: «Умереть непобеждёнными!» Девиз евреев: «Победить или умереть!» Девиз русских: «Победить!» Ни о чём другом у русских речь не идёт.
— Мастер, — судорожно выдавил из себя Тэйглан. — Ты задал неправильный вопрос.
— Тебе виднее, Младший, — помолчав, кивнул Мастер Дэррит. — …Если ты знаёшь правильный вопрос — спрашивай.
Элеонора Раткевич. Превыше чести
…Но перед тем как начать, хотелось бы принести большую и искреннюю благодарность Виктору Суворову. Если бы не его невероятно оскорбительные работы, мы, наверное, до сих пор пережевывали бы официальную советскую историю войны. Удивительнейшим образом за эти сорок лет историки, тщательно исползав с лупами все карты военных действий, ухитрились не сказать о войне ничего. И лишь после суворовского «Ледокола», который и в самом деле послужил ледоколом, взломав панцирь окаменевших концепций, в обществе проснулся настоящий интерес к событиям той войны. А вслед за общественным интересом появились и историки — правда, большей частью не «остепененные», ну да это им не мешает. И у нас, хоть и с опозданием в полвека, но все же пишется история Великой Отечественной войны.
Однако пишется она мужчинами. А мужчины любят играть в солдатики, и с этим ничего не сделаешь. Любой из них, едва попав на заветную тему, вроде пушки Грабина или взрывчатки Леднева, сразу забывает обо всём и принимается с упоением обсуждать, как бы повернулась война, если бы эти чудные изобретения стояли на танках или лежали в трюмах. А уж когда доходит до действий мехкорпусов, остается только доставать с полки Донцову — ничего другого в этот вечер просто не будет.
Всё это, конечно, очень захватывающе, да… но почему-то никто из историков до сих пор не ответил мне в доступной для домохозяйки форме на крайне простой и даже в чем-то неприличный вопрос: а на что рассчитывал Гитлер, когда пошел на СССР? Ответы варьируются: на то, что население поднимется против большевиков; чтобы захватить ресурсы для борьбы с Англией; не ожидал такого сопротивления, думая, что будет как в Европе; оборзел; а в войнах вообще не рассчитывают, а дерутся (нужное подчеркнуть)…
А почему наши ошиблись с направлением главного удара? Варианты: Сталин верил Гитлеру; не верил, а просто дезинформация; плохо работала разведка; разведка работала хорошо, а Генштаб плохо; все работали плохо; в Генштабе сидели предатели (аналогично)…
Ну а почему Жукова, при его явной непригодности к штабной работе, назначили начальником Генштаба? Варианты: «заговор генералов»; а почему бы и не Жуков?
Ну а почему армия готовилась к одной войне, а Сталин — к другой? Ответ без вариантов: то есть как?
А так: наша военная доктрина была наступательной, а Сталин… впрочем, слово Молотову:
«Мы знали, что война не за горами, что мы слабей Германии, что нам придется отступать. Весь вопрос был в том, докуда нам придется отступать — до Смоленска или до Москвы, и это перед войной мы обсуждали».
Так что мы собирались делать — наступать или отступать? И вообще: почему все в этой истории повели себя так странно?
* * *
Странно вёл себя Гитлер — до сих пор все его великолепные авантюры были точно рассчитаны, хорошо подготовлены и потому успешны. И вдруг он очертя голову кидается в совершенно безумную войну, ведомый, кажется, одними лишь мужскими гормонами: Наполеону не удалось, Вильгельму не удалось, а я круче всех, мне удастся! Да, конечно, «Майн кампф»… но уродливая реальность имеет гнусное обыкновение вносить поправки в самые красивые планы. Вот всего лишь один пример.
В «Майн кампф» Гитлер писал: «Говорить о России, как о серьезном техническом факторе в войне, совершенно не приходится… Россия не имеет еще ни одного своего собственного завода, который сумел бы действительно сделать, скажем, настоящий живой грузовик».
Спустя пятнадцать лет, когда настало время реализации программы фюрера, СССР делал не только «живые» грузовики, но и не менее «живые» танки, самолеты, реактивные установки… Это была уже совсем другая Россия, и нелепо думать, что Гитлер не сделал соответствующую поправку. Гормоны гормонами, а с головой у немецкого фюрера было все в порядке, и на что-то он явно рассчитывал.
Вот только на что рассчитывал Гитлер?
Странно вёл себя Сталин — действительно создаётся такое ощущение, что он в начале войны не то очень крупно ошибся, недосмотрев за реальным состоянием дел в Красной Армии и за расположением войск на границе, не то поверил Гитлеру, а потом растерялся. Но ведь он в военные вопросы вникал — по крайней мере, до такой степени, что у него хватило квалификации возглавить армию и привести ее к победе, и управлял он, даже на первых порах, не хуже своих генералов. Другое дело, что использовал он при этом все свои таланты, а не только военные — так ведь ему ограничений не ставили: мол, полководцем вы, Иосиф Виссарионович, можете быть, а вот организатором и кадровиком — ни-з-зя!
Ну а «растерявшийся Сталин» — это из какой-то другой, параллельной или альтернативной истории. И то, что нам эту самую параллельную историю полвека впаривали, ее сути не меняет.
Так что вдруг случилось со Сталиным? В чем была его ошибка?
Странно вела себя армия — впрочем, об этом уже написаны десятки книг.
А самое странное — это ощущение, что страна и армия готовились к каким-то разным войнам. У военных была одна стратегия, а у Сталина — другая.Какая именно?
В сотнях книг о войне про сталинскую стратегию не сказано ни слова. Точнее, достаточно много говорится о его военных планах и действиях как полководца, но ничего не говорится о стратегии Сталина как главы государства. Общепринятый вариант таков: в начале войны он растерялся… впрочем, об этом мы уже говорили… но потом смог собраться, мобилизовать страну и пр. Хотя если бы он начал заниматься этой работой после 22 июня, то мы сейчас говорили бы по-немецки и книг не писали и не читали, поскольку планы Гитлера не предусматривали для русских грамотности.
Альтернативный вариант: Сталин и не думал теряться или ошибаться, все шло по плану. Да но… по какому плану?
Сталин мог иметь не один план действий, а несколько, он мог менять курс мгновенно, крутым поворотом руля… но чтобы он этого плана не имел вообще — такого не бывало никогда. Значит, был у него и план на начало войны, не мог не быть. А то, что об этом нигде не говорится ни слова… так ведь это не факт, что Сталин доверял его всем и каждому. В курсе сталинских планов были только те, кого касалась их реализация. А чтобы понять, кого их реализация касалась, надо знать сами планы. Круг замыкается, змея заглатывает собственный хвост.
Впрочем, есть и ещё один способ: догадаться. Это не так безнадежно, как кажется на первый взгляд. Как говорят военные, сложные маневры редко удаются. А поскольку война шла без права на поражение, то и план должен был быть очень простым.
Об этом и пойдет речь в первой части.
Но для начала хочу предаться любимому занятию — расчистке дороги для нашего экипажа. То есть разбору многочисленных сказок…
Глава 1
СКАЗКИ О 22 ИЮНЯ, КОГДА РОВНО В ЧЕТЫРЕ ЧАСА…
Богульный задумчиво посмотрел в темное окно.
— Передо мною всегда стоит один и тот же вопрос, везде и всегда одна мысль: когда ударят?
Николай Шпачов. Первый удар
Ну, во-первых, не в четыре, а несколько раньше. Первые бомбы упали на советские города в 3 часа 30 минут ночи. Впрочем, не суть.
Почему сказку о «неожиданном нападении» поддерживают официальные военные историки и генералы — понятно. Большинство из них до последнего времени, как и вся страна, были не в курсе реальных событий начала июня 1941 года и ориентировались в основном на мемуары маршала Жукова. Правильно, в общем-то, ориентировались — партия велела. Мемуары прославленного маршала на самом деле есть просто озвучивание официальной версии войны, появившейся в результате супружеского союза идеологического отдела ЦК КПСС и историков из министерства обороны. Отсюда и потрясшее Виктора Суворова «посмертное» редактирование данного текста — когда уже после смерти автора выходили всё новые исправленные и дополненные издания жуковских мемуаров.
Те же из военных, кто знал реальную историю, предпочитали молчать или отделываться намеками — надо ли объяснять почему? А если были такие, кто не молчал, — то ведь у нас имелась ещё и цензура…
Официальная советская история войны, конъюнктурная от начала до конца и насквозь лживая, когда речь заходит о предвоенном периоде, в «перестройку» дополнилась еще и ложью «с того берега», запущенной в обращение Суворовым и подхваченной уже нашими доморощенными диссидентами. Коктейль в результате получился совершенно эксклюзивный: тухлый кремовый торт вперемешку со свежим дерьмом, усиленно взбиваемый по ходу всяческих обсуждений… О-о, ну и амбре!
Добравшись до телевидения, все эти сказочки уже насмерть вросли в массовое сознание. Между тем история — это не то, что пишется в диссертациях и монографиях, это представление, которое имеет о событиях прошлого средний человек — как говорили в старину, обыватель.
А обыватель, судя по телефильмам, до сих пор пьет прежний коктейль. Даже в самом главном поздравлении ко Дню Победы, прозвучавшем перед минутой молчания, трагически провещали о солдатах, «потерявших родных и близких в сталинских лагерях», но как-то забыли упомянуть, кто был Верховным Главнокомандующим в той войне.
Так что не надо обольщаться — мы идем прежним курсом, товарищи! Или господа, не знаю… но если все господа — то над кем? Ведь обращение «господин» автоматически предполагает наличие рабов…
Чьи мы рабы? Чьи рабы мы?
Ладно, перейдём к делу!
Операция «Ледокол»
Было больно и очень обидно. Я подхватил эту обиду и переплавил ее в ярость, затмевающую сознание, и…
Владимир Серебряков, Андрей Уланов. Кот, который умел искать мины
Сюжет данной байки укладывается в несколько слов: Сталин хотел напасть на Гитлера, а Гитлер его упредил. Миф этот придуман лично фюрером и озвучен им в декларации от 22 июня 1941 года.
«…Москва предательски нарушила условия, которые составляли предмет нашего пакта о дружбе. Делая все это, правители Кремля притворялись до последней минуты, симулируя позицию мира и дружбы, так же, как это было в отношении Финляндии и Румынии. Они сочинили опровержение, производившее впечатление невинности.
В то время как до сих пор обстоятельства заставляли меня хранить молчание, теперь наступил момент, когда выжидательная политика является не только грехом, но и преступлением, нарушающим интересы германского народа, а следовательно, и всей Европы. Сейчас, приблизительно, 160 русских дивизий находятся на нашей границе.
В течение ряда недель происходили непрерывные нарушения этой границы, причем не только на нашей территории, но и на крайнем севере Европы, и в Румынии. Советские летчики развлекались тем, что не признавали границ, очевидно, чтобы нам доказать таким образом, что они считают себя уже хозяевами этих территорий.
Ночью 18 июня русские патрули снова проникли на германскую территорию и были оттеснены лишь после продолжительной перестрелки. Теперь наступил час, когда нам необходимо выступить против этих иудейско-англосаксонских поджигателей войны и их помощников, а также евреев из московского большевистского центра…»
Ну и чтобы «послужить делу мира в этом регионе» (тоже из декларации), фюрер и двинул на Советский Союз не иначе как из воздуха возникшие по его испуганному жесту 170 полностью отмобилизованных и развернутых дивизий. Чего тут неясного-то?
Потом эту тему старательно развивала геббельсовская пропаганда. После 1945 года она, естественно, заглохла, а в начале 90-х годов была реанимирована в ходе операции «Ледокол» — проведенной, судя по почерку, той же пиар-конторой, которая режиссировала XX съезд КПСС. (Наверное, англичане — американцы работают грубее. Впрочем, не важно…) Её можно назвать и операцией «Суворов», по имени разведчика-перебежчика, несомненные литературные способности которого были в ней использованы.
Суть операции проста, и сам Суворов говорит о ней открыто.
«Я замахнулся на самое святое, что есть у нашего народа, я замахнулся на единственную святыню, которая у народа осталась — на память о Войне, о так называемой „великой отечественной войне“… Эту легенду я вышибаю из-под ног, как палач вышибает табуретку».
Единственное, о чем он не говорит — так это о том, зачем это делает. Почему — дает понять: типа из любви к правде. А вот зачем?
В 90-е годы память о войне действительно была последней святыней нашего народа. Однако началось уничтожение святынь значительно раньше. И здесь имеют место быть весьма интересные совпадения — попробую объяснить просто, без заумных терминов: пусть специалисты смеются, но их писания цитировать не стану.
Итак, в комплексе наук, именуемых социологией, существуют, кроме прочих, два временных промежутка: 40 и 80 лет. Период, за который практически полностью обновляется дееспособная часть населения, и период, за который обновляется население вообще. Используются эти промежутки, наверное, в разных областях — я, в силу профессии, интересовалась лишь теми, что имеют отношение к информационной и психологической войне.
Что за это время происходит с господствующей в обществе идеологией? Если она постоянная — то ничего. Но если наносится идеологический удар — вбрасываются новые идеи или уничтожаются старые, — то чтобы он достиг цели, через сорок лет его надо подтвердить. Иначе возможен реванш старой идеологии, поскольку детям свойственно подвергать ревизии верования отцов. Ну а когда пройдет восемьдесят лет, отмененная, проигравшая идеология становится «плюсквамперфектум» — давно прошедшим. И тогда можно выпускать на свет любую правду — она уже будет представлять лишь чисто научный интерес, не имеющий никакого отношения к реальной жизни. Ну кого сейчас волнует заговор против Николая II или участие англичан в развязывании Первой мировой войны, даже если нам поведают об этих событиях наичистейшую правду?
Ну так вот: Хрущёв, придя в 1953 году к власти, нанес сокрушающие удары по двум опорным столпам народного духа — в 1956 году по культу Сталина (первый удар) и в начале 60-х по Православию (второй удар: первый был нанесен в начале 20-х годов — обратите внимание, все те же сорок лет). В конце 80-х годов в стране началась настоящая вакханалия антисталинизма, которая поднималась примерно до второй половины 90-х, а потом стала спадать (пик второго удара спустя сорок лет после первого).
Что касается Православия, то ему вроде бы милостиво позволили существовать и даже одно время рекламировали — в 80-е годы использовали всё, что можно было заложить в пушку, развернутую против коммунизма. Но восьмидесятилетний срок был уже на исходе, и к тому времени, как новый российский президент впервые перекрестился в кадре, прошло полных 80 лет со времени начала войны с религией. Православие возрождается, но очень медленно и трудно, несмотря на заинтересованную поддержку со стороны государства. По сути, здесь надо почти все начинать заново, так что на роль основной народной идеологии оно, увы, не тянет.
Я не придумываю врагов и не ищу заговор «мирового правительства». Я просто обращаю внимание читателя на занятное совпадение сроков нанесения идеологических ударов с определенной теорией (не факт, что верной, но реально существующей). А если мы рассмотрим удар по Сталину еще и как антимонархическое действо, совершенное спустя 39 (а по сути, все те же сорок) лет после 1917 года… правда, уже совсем интересно становится? Особенно если вспомнить о российской «знаковой» триаде: Православие, самодержавие, народность. Или, как это иначе формулировалось: «За Веру, Царя и Отечество!» С Верой и Царём разобрались ещё при Хрущёве. Оставалось Отечество — в советские времена данной частью триады являлась память о Великой Отечественной войне.
В 60-е на эту тему замахнуться не посмели, слишком много в обществе было фронтовиков, людей тогда достаточно молодых. К 70-м общество подгнило, однако теперь сказать что-либо оскорбительное о войне не позволяла личность главы государства. Кто бы посмел при Брежневе, бывшем комиссаре с Малой Земли, о личной храбрости которого ходили легенды!
Едва ли кто-то в мире способен дирижировать революциями, но вот хрущёвский переворот — явление вполне рукотворное, и тут могли манипулировать со сроками в угоду заказчику и буржуазной науке социологии. Зачем это делалось — тоже ясно. Войны всегда ведутся из-за денег, да и цели остались прежние — растащить страну на кусочки и колонизировать. Это стало ясно, когда началась так называемая «гласность» — кампания информационной войны, обеспечивавшая процесс, который у нас назвали «перестройкой». В чём он заключался, всем известно, и был проведён при полном попустительстве со стороны государства, общества и народа. Именно это попустительство и призвана была обеспечить информационная война. А то вылезет ещё какой-нибудь нижегородский мясник — был, знаете ли, такой прецедент, Кузьмой Мининым звали…
Ну вот: наука там или не наука — но в результате этих процессов в начале 90-х страна оказалась практически без идеологии. Единственной точкой опоры оставалась Великая Отечественная война, деяние несомненно колоссальное и несомненно справедливое. По ней-то и был нанесен последний, добивающий удар — по третьему элементу «знаковой» триады — народности. Причем нанесён расчётливо и с полным знанием особенностей народного духа. Мол, да, героизм имел место — но эта война ни в коей мере не была справедливой, освободительной, отечественной. Гитлер всего-навсего упредил Сталина, который намеревался сам напасть на Германию.
Причём удар был, если исходить из целей кампании, бессмысленный — страна уже повержена, социализм ликвидирован, имущество поделено, так зачем? Просто так, чтобы знали, чье место у параши? А вы знаете, чье место у параши в тюремной камере?
Если рассматривать с позиций информационной войны, то это опускание уже не партии и строя, а страны и народа было актом геноцида, вроде гитлеровских расовых забав, только в идеологической области. И память о войне действительно вышибали из-под ног, как палач табуретку. А вот последствия оказались весьма неожиданными.
Нам сейчас даже не понять, почему так болезненно было воспринято тогдашним обществом это весьма небрежно приготовленное блюдо. Мы стали другими. Загнанный в абсолютный идеологический тупик, со всех сторон окруженный стенами, народ российский нашел традиционный выход — вверх (или вниз, не берусь точно определить, что это было — подкоп или перелёт) и, сквозь все напластования идеологий, возвращается к историческим нашим национальным корням.
А если к вопросу о вершках-корешках… то можно и вспомнить, из каких компонентов смешивался коктейль под названием «русский народ». Славяне, из которых все окрестные «цивилизованные» народы традиционно набирали самых безбашенных воинов, варяги (морские разбойники), татары (степные налетчики), финские племена — народ упертый и принципиально неуправляемый никем, кроме своих вождей. Как вы думаете, какие у такого народа, да еще имевшего огромную границу с азиатской степью, могут быть святыни? Ленин, что ли, с партией, или приснопамятное право жрать клубнику в январе в шесть часов утра? Ага, конечно!
И Ленина, и партию народ российский сдал легко и весело, поскольку они давно уже не являлись для него весомой ценностью. Это была выморочная идеология вконец разложившегося режима. А замахнувшись на войну, нечаянно или же нарочно попали по настоящей святыне (собственно, именно в защите Отечества и заключается в России народность). Вышло совсем никуда: хотели вышибить табуретку из-под ног приговоренного, и в результате вся полувековая идеологическая война псу под хвост. А вот нечего переть поперек менталитета!
Кажется, и западники начали понимать, что, неосмотрительно ликвидировав советский менталитет, они оказались лицом к лицу с менталитетом русским,который соотносится с «совком», как бульдозер с легковушкой. Сталин, обращаясь накануне войны к русской истории, знал, что делал — используя эту точку опоры, Советский Союз попросту сгреб режим, бывший кошмаром всей Европы, как бульдозер сгребает мусорную кучу.
Я говорю не о придуманном сусальном образе русского человека, который типа незлобивый, жертвенный, начинает креститься раньше, чем ходить, и пр. Я о реальных русских, тех, о которых писал Солоневич в своей «Народной монархии»:
«…И когда страшные годы военных и революционных испытаний смыли с поверхности народной жизни накипь литературного словоблудия, то из-под художественной бутафории… откуда-то возникли совершенно непредусмотренные литературой люди железной воли…
Американские корреспонденты с фронта Второй мировой войны писали о красноармейцах, которые с куском черствого хлеба в зубах и с соломой под шинелями — для плавучести — переправлялись вплавь через полузамёрзший Одер и из последних сил вели последние бои с последними остатками когда-то непобедимых гитлеровских армий. Для всякого разумного человека ясно: ни каратаевское непротивление злу, ни чеховское безволие, ни достоевская любовь к страданию — со всей этой эпопеей несовместимы никак».
Примерно то же самое сказал безымянный начальник русского бюро какого-то немецкого завода в беседе с нашим специалистом.
«Вы, русские, непредсказуемы и способны к неукладывающейся ни в какие рамки аккордной мобилизации. Безжалостны к себе (что говорить о врагах), угрюмы, патологически любите аккордную работу на пределе сил и надсадно упорны… Пепел Ивана стучит у вас в груди, вы никогда не смиритесь с гибелью своей страны, вы все экспансионисты и варвары в глубине души».
Сюда можно добавить пару слов о русской изворотливости, прагматизме, византийском коварстве и еще некоторых милых качествах, до недавнего времени скованных сперва Православием, а потом советской идеологией. Последствия их раскрепощения и нам, и миру еще предстоит осознать… Судя по сайту ИноСМИ, на Западе осознавать уже начали. Впрочем, как говорят в народе: поздно пить боржом, когда почки отвалились…
Виктор Суворов много сделал для того, чтобы это сбылось, за что огромное спасибо ему и британской (наверное!) разведке. Без их помощи нам пришлось бы труднее, а они выполнили как раз ту работу, которую надо было сделать грязными руками…
***
Продолжение книги Елены Прудниковой „Ленин — Сталин Технология невозможного”, а также ссылки можно прочитать здесь.
Источник: http://ss69100.livejournal.com/.
Рейтинг публикации:
|
