История знаменитого рода Строгановых тесно связана с судьбами России на протяжении длительного, многовекового периода. Изменения, которые претерпевало их предпринимательское дело, формы и методы накопления капитала и хозяйствования во многом были характерны для всего Московского государства, а позднее и обширной Российской империи.

Строгановы во многих отношениях исключительная, единственная в своем роде династия. Еще в допетровскую эпоху, благодаря своему неслыханному богатству, не будучи боярской по своему происхождению, она занимала почетное место среди самых влиятельных семей, приближенных к трону. По своему положению владетелей громадных вотчин, военных форпостов на самой окраине Русского государства, Строгановы сравнимы с самыми могущественными феодалами средневековой Европы.

Даже среди дворянских родов династия Строгановых значительно выделялась своими заслугами, которые многократно отмечались в жалованных грамотах и «милостивых рескриптах».

И в пореформенный период значение и вес их хозяйства были огромными. Велик был и авторитет, которым они пользовались не только в дворянской и аристократической, но и в предпринимательской среде, особенно среди горнопромышленников.

Многочисленные потомки первых Строгановых сумели сохранить и донести до нашего времени историческую память о себе, отложившуюся в родовых архивах, в многочисленных документальных свидетельствах, в семейной переписке.

Происхождение Строгановых

Наиболее ранняя версия происхождения рода Строгановых – от мурзы Золотой Орды – принадлежит голландскому бургомистру и ученому человеку Николаю Витзену который повествование о происхождении Строгановых в свою очередь заимствовал из сочинений голландского купца Исаака Массы, писавшего о России еще в 1609 году. Согласно этой легенде, родоначальник Строгановых был близким родственником жившего в XIV веке татарского хана, по иным утверждениям – даже его сыном. Посланный ханом на службу к великому князю Дмитрию Донскому в Москву, он, «прилежно рассуждая о вере Христа Спасителя, пожелал принять закон христианский, и при крещении был наречен Спиридоном». Крещеный мурза снискал расположение Дмитрия Ивановича. «Крещения же ради великий князь паче его возлюбил и одарил по достоинству многими дары», выдав за него свою близкую родственницу (по одной версии – дочь, по другой – племянницу).

Узнав о крещении мурзы, хан потребовал его возвращения, затем выдачи, но дважды получил отказ, и «сим ответом не быв доволен… послал на границы российские множество вооруженных татар и повелел разорить российские заселения огнем и мечом». Дмитрий Донской выслал против них «знатный отряд» под предводительством Спиридона; произошла стычка, и хотя «россияне и сильное действие имели», тем не менее были разбиты, а Спиридон взят в плен. Сделав безрезультатные попытки склонить его к принятию старой веры, хан велел «привязать его к столбу, тело на нем изстрогать, а потом, всего на части изрубя, разбросать», что и было тотчас исполнено. Такова легендарная история о родоначальнике Строгановых.

Дата мученической кончины Спиридона в составленной при Петре Великом родословной Строгановых отнесена к 1395  году. Родившийся вскоре после его смерти сын был наречен Козьмою, а по фамилии в память мученической кончины отца прозван Строгановым или Строгановым (от слова «строгать»). Этот рассказ был повторен историками XVIII века Г. Ф. Миллером и M. M. Щербатовым. H. M. Карамзин первым высказал сомнение в его верности, по крайней мере в некоторых вопросах, хотя и признавал происхождение Строгановых из Орды.

Более определенно высказался по этому поводу историк Н. Г. Устрялов в своей книге по истории строгановской династии, написанной в 1842 году по заказу графини Софьи Владимировны Строгановой. В распоряжение историка были предоставлены документы вотчинного строгановского архива. По его мнению, «гораздо вероятнее другое предание, сохранившееся в одном сборнике Кирилло-Белозерского монастыря», о происхождении Строгановых «из дома Добрыниных от стародавней фамилии новгородской». По мнению Устрялова, несомненно то, что в Устюжском и Сольвычегодском уездах, старинных новгородских областях, Строгановы с незапамятных времен владели обширными оброчными статьями. Называет ошибкой он и другое распространенное среди историков мнение, что Строгановы до пожалования им Петром I баронского титула были купцами. Они «имели особенное звание, исключительно им принадлежащее, звание «именитых людей»; составляли особенное почетное сословие, для других недоступное».

Впоследствии историки окончательно отвергли легенду о мурзе-родоначальнике и приняли версию о том, что Строгановы – выходцы из земель Великого Новгорода; родоначальником же их был некий Спиридон, живший во времена Дмитрия Донского. Внук Спиридона, Лука Кузьмич, уже упоминается в актах как владетель нескольких оброчных статей в Двинской земле. Ему же приписывают выкуп из татарского плена у казанского хана Улу-Махмета великого князя московского Василия Темного.

Но и версия о новгородском происхождении Строгановых позднее вызвала у историков сомнения. Хотя первые Строгановы – Спиридон, Кузьма, Лука и Федор – упоминались в летописях соответственно под 1381, 1395, 1424 и 1461 годами, но документальных сведений об их происхождении почти не сохранилось. И новгородское происхождение строгановской фамилии не имеет достаточных доказательств. Наиболее авторитетной является гипотеза, согласно которой Строгановы происходили из крестьян, с древних времен живших на землях Великого Устюга. С XIII века эти земли практически входили в состав Суздальского, а с XIV века – Московского княжества, сделавшего Великий Устюг форпостом в борьбе с Новгородом. В состав устюжских земель входил и весь Сольвычегодский уезд – будущая родовая резиденция Строгановых и центр управления их вотчинами.

Некоторые из Строгановых тоже отрицали свое аристократическое, а заодно и новгородское происхождение. Большой знаток истории и археологии граф Сергей Григорьевич Строганов писал историку Колмакову: «С чего это ваш Устрялов вздумал придавать фамилии Строгановых значение феодальных баронов? Ничего подобного не было. Напротив, Строгановы были люди русского происхождения, посвятившие себя промыслам, сначала соляному, а потом железному и вообще рудному… и теперь в Вологодской губернии, откуда собственно и вышли Строгановы, есть люди, носящие также фамилию Строгановых и не менее древнего происхождения, как и я сам, с ними я лично знаком и считаю свое происхождение, а равно и их, от одних и тех же родоначальников».

Великий князь Василий Васильевич

Сведения о богатстве Строгановых относятся к первой половине XV века. «При исчислении некоторых земель, – говорит известный историк С. М. Соловьев, – когда-то принадлежавших малоизвестному князю Константину Владимировичу Ростовскому, истцом последних явился какой-то Лука Строганов». Это был тот самый Лука, который «выкупил на свой счет великого князя Василия Темного из казанского плена». 7 июля 1446 года великий князь был взят в плен под Суздалем татарами. Они требовали 20 тыс. рублей выкупа, а в случае отказа грозили его убить. Государственная казна была пуста. Тогда Строгановы внесли выкуп, и 1 октября великий князь Василий Васильевич был освобожден из плена.

Более полные сведения сохранились о правнуке Спиридона, Федоре Лукиче, около 1488 года переселившемся с детьми (Степаном, Осипом, Владимиром и Аникою) из Новгорода в Сольвычегодск. Вскоре после этого, будучи уже в преклонном возрасте, Федор Лукич принял иночество с именем Феодосии и около 1497 года скончался. Три старших сына умерли бездетными и каких-либо заметных следов своей деятельности не оставили. Наоборот, младший из них, Аника (Иоанникий), предприимчивый, энергичный, своими умелыми действиями заложил прочное основание родовым богатствам, которые еще более увеличились при его сыновьях – Якове, Григории и Семене, ставших родоначальниками трех ветвей рода.

Старшие две ветви вскоре угасли, осталась только младшая, от Семена Аникиевича. Его второй сын, Петр Семенович, имел много детей, из которых только один сын, Федор Петрович, достиг зрелого возраста, но мужского потомства не оставил; остальные же дети Петра Семеновича скончались в молодых годах. Старший же сын Семена Аникиевича, Андрей Семенович, оставил наследником Дмитрия Андреевича, единственный сын которого Григорий Дмитриевич, современник и сподвижник Петра I, являлся единственным представителем всего рода. Получив имущественные части от угасших двух старших линий, он объединил в своих руках все громадные родовые богатства.

«Рыцари первоначального накопления»

Строгановы появляются в Вычегодском крае не ранее 1472 года в период деятельности Луки Кузьмича Строганова. Их привлекла возможность организовать торгово-промышленное предприятие, не опасаясь сильных конкурентов, без большой затраты капитала. Его сын, Федор Лукич, одним из первых оценил значение растущего города Сольвычегодска и поселился в нем.

Жизнь семьи Строгановых начинает более полно освещаться в старинных документах со времени смерти Федора Лукича и перехода всех дел к его четырем сыновьям. Три старших сына – Степан, Осип и Владимир «в компании с Ромашкой Фроловым» – получают 9 апреля 1517 года от великого князя Василия Ивановича жалованную грамоту на Соль Качаловскую. Эта земля в Вондокурской волости была дана Строгановым в вечное владение с «лесом диким, старым, липовым раменьем», с правом «призывать крестьян, ставить дворы и заводить пашню, с освобождением крестьян от дани и пошлины на пятнадцать лет, а от суда и дани наместников и волостелей бессрочно».

Допетровская эпоха торгово-промышленной деятельности Строгановых распадается на несколько крупных периодов. Первым, начальным периодом можно считать XV век. Второй, более значительный период в истории их вотчины и торгового дома падает на XVI век. Он связан главным образом с годами жизни и деятельности Аники Федоровича Строганова (1497–1570) – подлинного основателя огромного дела, а также со временем до «строгановского» завоевания Сибири (1581). Конец XVI и почти весь XVII век – это время продвижения Строгановых на восток и за Урал и освоения огромных пожалованных им земель.

Центром гигантского строгановского хозяйства являлось сольвычегодское родовое гнездо. Здесь «батожьем засекались насмерть мастеровые и дворовые люди и на свирепой эксплуатации, каторжным трудом создавались разнообразные производства и поставленные с размахом вотчинные земледельческие хозяйства». Здесь торговлей создавались громадные капиталы и вынашивались планы покорения Сибири. Владельцы имения оказывали услуги и самому Ивану Грозному и его ближайшему окружению, поставляя вооруженные силы и различные «расхожие» товары – соболей, пух, красную рыбу, текстильные и железные изделия. Они знали толк в книге, ценили живопись, икону.

Первое известие о хозяйственной деятельности Строгановых встречается в 1515 году в записи Устюжского лето писца о том, что Аникий Строганов завел в Сольвычегодске солеваренный промысел. Это как раз то время, когда восемнадцатилетний Аника продолжил начатые в 1472 году его дедом Лукой «торговые и промысловые предприятия». На впадающей в Вычегду реке Усолке, у озера Солонина, он поставил первую соляную варницу. В дальнейшем Аника расширяет производство соли: его первые купчие на соляные варницы датированы 1526 годом.

К середине XVI века Аника Федорович контролировал большую часть сольвычегодских соляных промыслов, скупив варницы конкурентов. Но он не останавливается на этом и через некоторое время разворачивает в крупных масштабах добычу пушнины и торговлю «пушным товаром» с жителями Урала, а позднее и с сибирскими «инородцами». Он организует также железодутное и кузнечное производство, получив 12 апреля 1556 года разрешение Ивана Грозного «искать медные и железные руды на Устюге, в Перми и в других местах». Им осуществлялись поставки своего и купленного хлеба в Астрахань. Ему принадлежала оптовая и розничная торговая сеть, ярмарочная торговля в Поморье и Москве. Склады и дворы Аники были в Москве, Коломне, Калуге (через которую шла строгановская торговля с Литвой), Рязани, Переславле-Залесском, Великом Устюге, Коле.

К середине XVI века Анике Строганову принадлежала почти половина посадской земли Сольвычегодска, главным образом сосредоточенная в западной, Никольской стороне. Строгановские «быстро множившиеся промыслы и дворы повытеснили соседей». Аника разорил их, доведя до положения «убогих», кормящихся «перехожею работой» у него же на промыслах, а иных и «покабалил» и «похолопил». Здесь, на прибрежной Никольской стороне, примыкающей к реке Вычегде, сложился свой особый, «строгановский мирок» и свой поселок. Вместе с посадской Троицкой стороной он получил название Сольвычегодска.

Младший сын Федора Лукича был незаурядной и любопытной фигурой в рядах купечества. Расчетливый делец, по словам его биографа, прикрывающийся благочестием, Аника строит соляные варницы, а рядом с ними – церкви на далекой Коле, Вычегде и Каме. Инстинкты крупного предпринимателя, умело использующего промах конкурента и слабость зависимого от него человека, сочетаются в нем с мудрым и дальновидным расчетом политика, умеющего получить поддержку церкви и центральной власти. Именно Аника Строганов наметил пути промышленной и культурной деятельности всего рода. Флотилии его судов плавали по рекам и морям. Аника закупал хлеб для казны, в Архангельске перекупал «заморские» товары, из Сибири вез меха, но главный доход ему приносила соль. Он проявляет интерес к рукописной и печатной книге и оставляет после себя большую библиотеку. Вечно деятельный, приумножающий свои богатства «образцовый церковник» (а под конец жизни и монах) и вместе с тем жестокий крепостник, притеснитель местного населения Печоры, Сибири и Урала, «изворотливый торговец и смелый предприниматель, умевший идти на риск» – таков облик родоначальника сольвычегодской ветви рода Строгановых.

Став полным хозяином в Сольвычегодске, Аника Федорович вынашивает далеко идущие планы в отношении расширения территории своей хозяйственной деятельности, приобретения новых вотчин. Для этого у него были все возможности и качества энергичного организатора и хозяина: предприимчивость, неустанная жажда барышей, готовность рисковать и в то же время осмотрительность и осторожность в действиях. Имелись также необходимый опыт и умение организовать сложную экспедицию в далекую Сибирь. Способствовало этому и наличие в составе его дворни представителей сибирских народностей, владевших туземными и русским языками, и даже иноземцев с Запада. И наконец, были необходимые для налаживания большого торгового предприятия денежные средства. Посланные Аникой экспедиции, перевалив через каменный пояс Урала, добрались до Оби и завязали торговые отношения с местными народностями. Дорога в Сибирь была разведана.

Аника Строганов и его сыновья начинают с хозяйственного освоения более близких к ним территорий. Они давно прослышали, что еще за сто лет до этого купцы Калинниковы находили на берегах Камы очень богатые солью места. Этот редко населенный местными племенами край только недавно отошел к Москве после взятия Казани Иваном IV. У Московского государства было мало военных сил и материальных средств для освоения и обороны обширного края от набегов кочевников. Строгановы, понимая это, решились на рискованный шаг. Аникиев сын, Григорий, в 1558 году обратился к московскому царю с прошением: «Ниже Великой Перми, по реке Каме, по обе ее стороны, до реки Чусовой лежат места пустые, леса черные, речки и озера дикие, острова и наволоки пустые и всего пустого места здесь на сто сорок шесть верст; до сих пор на этом месте пашни не паханы, дворы не ставили, и в царскую казну пошлина никакая не бывала, и теперь эти земли не отданы никому, в писцовых книгах, в купчих и правежных не написаны ни у кого». Строганов просит разрешения поставить в этих местах городки, снабдить их пушками и пищалями; пушкарей, пищальников и воротников «прибрать для бережения» от нагайских людей и иных орд; по речкам до самых вершин и по озерам лес рубить; расчищая места, пашню пахать; дворы ставить, людей зазывать «не письменных и не тяглых»; рассолу искать, а где он найдется, варницы ставить и соль варить.

Солеварни в Соликамске. Из летописи

Такое прошение являлось бы неслыханной дерзостью для рядовых купцов, но не для Строгановых, богатство которых уже тогда было известно при московском дворе. В ход были пущены и подкуп, и сомнительное свидетельство местного жителя о том, что просимые земли не заселены. Ходатайство поддержали чердынский воевода и другие управители пермских земель, которым было на руку, что немалую часть их забот по освоению края возьмут на себя Строгановы. Сыграло свою роль и обещание Строгановых поставлять в Московию крупные партии соли из новых, богатых рассолами пермских скважин. А соль в то время была чрезвычайно редким товаром на Руси, ее ввозили из европейских стран.

Грамотой Ивана Грозного от 4 апреля того же года Григорию Строганову было пожаловано «для всего рода» право владения 3,5 млн десятин пустынных земель на Северо-Западном Урале по обе стороны Камы от устья Лысьвы до реки Чусовой. Строгановы получили право заселять эти земли людьми «не письменными и не тяглыми», судить их независимо от пермских наместников и тиунов и в течение двадцати лет не платить за них государственных налогов и повинностей, строить города, иметь ратных людей, лить пушки. Никто другой тогда на севере такими правами не пользовался. Не разрешила Москва Строгановым только разработку медных, оловянных и серебряных руд. Но позднее, после 1572 года, они получили и это ревниво оберегаемое государством право.

Довольные царской милостью, деятельные и богатые Строгановы энергично основывают вотчины в Пермском крае. В 1559 году в 15 верстах от Соли Камской, на правом берегу реки Камы, близ устья реки Чусовой, они строят городок Камгород, или Кам-Карра (Камкор), и рядом на мысу Пыскорском основывают монастырь Всемилостивого Спаса, а через 5 лет на Орловском волоке возводится крепость Кергедан (Кардаган). За короткое время (1568–1570) по берегам рек Сылвы и Чусовой возникли несколько укрепленных острогов, куда Строгановы принимали многих людей, бродяг и бездомников, обещая «богатые плоды трудолюбию и добычу смелости».

Часто живя в пермских владениях со своими сыновьями Яковом и Григорием, налаживая здесь со свойственным ему широким размахом хозяйство крупной вотчины, Аника заводит ряд соляных и железоделательных промыслов, устраивает пашню, привлекает «новоприбылое» население. На время своих отлучек он оставляет в родовом гнезде третьего сына, Семена.

Получив тогда же разрешение от московского митрополита на строительство церквей в новых вотчинах и на право найма церковнослужителей, а позже – на обращение иноверцев в православие, Аника Строганов в течение 10 лет занимался строительством и украшением церквей. Он покупал церковную утварь, иконы в золотых и серебряных окладах, приглашал иконописцев, жертвовал во вновь открытые храмы иконы и книги из собственных собраний.

После кончины второй жены в 1567 году безутешный в своем горе Аника вернулся в Сольвычегодск, приняв иночество. Он занялся составлением родового синодика, строительством Благовещенского собора и чтением духовной литературы. К этому времени его дети, Яков, Григорий и Семен, уже вполне могли заменить его. Аника старался привлекать своих сыновей к делам с раннего возраста, заставляя их работать самостоятельно, чтобы они постигали все тонкости ведения торговых и промысловых дел.

Сыновья Аники, будучи уже женатыми, не отделяются от отца, а составляют одну большую семью, которая вместе ведет все дела и в которой если и бывают семейные неурядицы, то все они подавляются властным авторитетом старика отца. Сохранился рассказ о том, как гневный Аника за непослушание бросает свою непокорную дочь в Вычегду и водворяет крутой расправой мир в семье. И даже после смерти отца, когда его сыновья живут уже раздельно, дела, несмотря на формально разделенное имущество, ведутся во многих случаях от лица всех братьев. Для этого они заключают друг с другом специальные, устные или письменные, договоры, согласовывающие их совместные выступления. Это понимание общих интересов предохраняло предприятие от измельчания и распада.

Получив огромные пермские вотчины и деятельно их осваивая, Строгановы быстро богатеют. Они расширяют пушную торговлю, сооружая склады мехов не только в Сольвычегодске, но и во всех городах и «новопоставленных острожках пермских вотчин», становятся поставщиками царя. Когда у Ивана Грозного появлялась надобность в получении партии особо ценных шкурок соболей, то он обращался сразу к Строгановым. При этом они поставляли царскому двору не только соболей, но и довольно широкий круг других товаров. В грамоте от 23 сентября 1574 года Иван Грозный засчитывает в счет налогов, следуемых со Строгановых, суммы денег за доставленные ими товары.

По «особливой к Аникию милости и знатности ево» грамотой от 8 августа 1570 года ему поручено вместе с сыном Яковом «смотрение» за правильностью выполнения англичанами и другими иноземцами, открывшими торговлю через Белое море и Северную Двину, их торговых обязательств: чтобы они товарами «врознь» не торговали, а «продавали б оптом», «чтоб те англичане пеньку не покупали и из оной канатов не спускали», а земские бы люди «железоделаемых ручных домниц не имели и железо иноземцам не продавали». Кроме того, отец и сын Строгановы должны были о «корабельном лесе, который бран был из тех мест в продажу англичанам, присылать ведомости», а также о том, «какими они, англичане, товарами торгуют по часту в Москву уведомлять». По заказам царя и его двора Аника приобретал у иноземцев «вольною ценою» нужные привозные товары. Торговля с иностранцами приносила большие доходы и самим Строгановым.

Герб Соликамска

Строгановы являлись не только поставщиками товаров, но и банкирами Ивана Грозного, «который довольно бесцеремонно требует себе кредита». Они ежегодно платили царю до 25 тыс. рублей.

Аника Строганов занимает первенствующее положение в местном самоуправлении в своем родовом гнезде в Сольвычегодске и его уезде. Об этом свидетельствует и тот факт, что он «для государственной надобности» по требованию царя платил за весь Сольвычегодский посад и уезд «пошлину и другой казенный сбор» своими деньгами на много лет вперед, общей суммою за всех, а собирал подати себе уже позже. Таким образом, Аника выступал своего рода откупщиком и агентом правительства по сбору казенных пошлин в Сольвычегодске.

В 1566 году Яков Строганов едет в Москву и от имени отца и братьев «бьет челом» Ивану IV с просьбой взять их городки с промыслами в опричнину. Грамотой от 16 августа того же года Строгановы «по челобитью Аники Федоровича и его сыновей» были приняты в опричнину. Своевременное ходатайство Строгановых, доказавшее их верность царю, стало непосредственным поводом к его новой милости. В 1568 году жалованная грамота Ивана IV присоединяет к владениям Строгановых земли «по реке Таболу» в Сибири. Эта грамота была прислана уже на имя старшего Аникиева сына – Якова.

За этой дарственной грамотой стояли важные хозяйственные, политические и военные расчеты хитроумного царя. Благоволение Ивана Грозного к Строгановым объясняется не только умением последних лучше других купцов поставлять нужные двору товары, но и их важными военными и политическими услугами по укреплению и расширению границ Русского государства. Известно, например, что Строгановы в трудный момент набега крымских татар на Москву послали к границе, к Серпухову, на государеву службу за свой счет отряд в тысячу казаков с пищалями и всем необходимым припасом. На приобретенных сибирских землях Строгановы развивают, как и в пермских своих владениях, соляные, рыбные, рудные промыслы, хлебопашество, заселяют их русскими крестьянами, которые приносят в Сибирь более высокий уровень хозяйственной культуры.

Уже при Анике Строгановы сумели создать крупное торгово-промышленное дело, выражавшееся не столько в деньгах, сколько в товарах. Основу же их богатства составляли, прежде всего, земельные вотчины. Голландские путешественники Масса и Витзен в своих сообщениях постоянно говорят об «Анике, богатом землею», «страшное богатство» которого выражается в факте скупки «многих земель». Его наследникам в одном лишь Сольвычегодске к 1577 году принадлежали, помимо 10 соляных варниц «на полном ходу», почти все земли с деревнями вокруг города, земельные владения в соседнем Устюжском уезде, ряд островов по реке Вычегде, деревни вниз по Вычегде и по обеим сторонам Двины «с лесами и с угодьи по купчим и по порядным, и по крепостям».

Иван IV. Гравюра XVI века

Обширное хозяйство Аники Строганова и его сыновей требовало соответствующего аппарата для организации транспорта, складских помещений и пунктов по обмену и продаже товаров в различных районах страны. Аника уже довольно рано, не ограничиваясь близлежащими поморскими рынками, организовал ряд пунктов для сбыта своих товаров как в столице, так главным образом и в приокских и приволжских посадах. Деловые записи 1577 года о разделе его имущества между сыновьями и внуками дают картину хорошо и давно налаженной сети торговых агентов по транспортировке и распределению строгановских товаров, имеющейся в Вологде, Великом Устюге, Москве, Коломне, Калуге, Переславле-Залесском. Позднее такая сеть была создана в Рязани, Твери, Нижнем Новгороде, Казани и в некоторых других центрах.

Организация этого сложного хозяйства требовала большого числа работников. К моменту смерти Аники у него в Сольвычегодске находилось свыше 600 человек дворовых людей. Многолюдным было и население пермских вотчин. Кроме Сольвычегодска и пермских вотчин, у Строгановых имелись люди в городах, где находились «торгово-агентурные конторы». По некоторым подсчетам, численность людей, обслуживавших хозяйство Аники Строганова, могла составлять 2500–3000 человек. Столько же насчитывалось сезонных транспортных рабочих, грузчиков, дровосеков и т. п. В целом, в хозяйстве Строгановых было занято не менее 5000–6000 человек, бывших или крепостными, или наемными людьми.

Во время освоения окраинных территорий Приуралья Аника Строганов стремился заручиться поддержкой церкви, ставшей одной из опор строгановского освоения земель, где проживало коренное, нехристианское население. «Устроение» церквей и их украшение стало одной из главных задач Строгановых. Для этого они не жалели ни сил, ни средств. Во времена Аники Федоровича у Строгановых в Сольвычегодске еще не появились свои иконописные мастерские. Их возникновение и развитие относится уже ко времени самостоятельной деятельности сыновей и внуков Аники. Однако уже и сам он в приобретение икон вкладывал значительные средства. Все иконы были в золотых и серебряных окладах, украшенных драгоценными камнями и жемчугом.

Жемчуг добывали на реке Иксе, близ Сольвычегодска, и около хозяйских хором в Сольвычегодске, на «жемчужном» строгановском озере, где искусственно разводили жемчужные раковины. Во главе этого жемчужного промысла, как говорили в народе, стоял «немец, доктор и аптекарь», и очень возможно, что это был кто-то из пленных иностранцев, выкупленных Аникой Федоровичем из московской тюрьмы. Приобретались «от заезжих греков в Москве и дорогие киоты, резные кипарисные, и божницы, частицы мощей». Все это требовало расходов, на которые без разговоров шел обычно прижимистый и не склонный к расточительству хозяин.

Аника Строганов прожил долгую по тем временам жизнь – более 70 лет. От двух жен он имел 13 детей, из которых большинство умерло в младенчестве, а не вышедшие замуж дочери пострижены в монахини. Три его сына – Яков, Григорий, Семен и их потомство составили сольвычегодскую ветвь Строгановых, сохранившую семейное дело и богатство. Рассказывают, что незадолго до смерти Аника благословил своих сыновей, напомнил им о «союзе братском». Похоронен он в своем родовом гнезде – в Сольвычегодске. Смерть основателя сольвычегодской и пермской вотчин была отмечена многочисленными и богатыми вкладами его сыновей в монастыри.

Со смертью Аники в управление обширными сольвычегодскими и пермскими вотчинами вступили его сыновья, которые сразу же произвели раздел. Известно, что при этом происходила борьба из-за богатств Аники Федоровича. «Союза братского», как завещал отец, не получилось. При разделе «своровал» Семен Аникиевич. В чем выразилось это «воровство», неизвестно. Но, видимо, «своровал» так крупно, что обиженные братья – Яков и Григорий – пожаловались правительству, которое в 1573 году «июня 27 прислало царскую грамоту» с распоряжением «выдать им брата их Семена головою со всем его животом и с его людьми». Поэтому семейный раздел был заново произведен «по распоряжению царской грамоты… сольвычегодскими посадскими людьми из местных солепромышленников и богачей – Леонтием Пырским и Семеном Клисовым сыном Просужева».

Вмешательство правительства в семейную ссору братьев объясняется его заинтересованностью в делах строгановских вотчин. Строгановы были не просто рядовыми вотчинниками, но своего рода агентами правительства на восточных рубежах в Приуралье. Поэтому то, что происходило в пермских вотчинах у Строгановых, правительству было далеко не безразлично. Семен Строганов на некоторое время был отстранен от управления вотчинами, но уже к 1577 году вернул доверие правительства и возвратился к делам своего хозяйства.

Яков и Григорий Аникиевичи больше времени проводили в пермских вотчинах, подолгу пребывая в городках Орле и Нижне-Чусовском. Семен Аникиевич после опалы принял на себя управление сольвычегодской вотчиной и безвыездно жил в Сольвычегодске в своих хоромах у Благовещенского собора, в то время еще строившегося. Старшие братья Яков и Григорий Аникиевичи Строгановы умерли один за другим в 1577 и 1578 году. Еще ранее, в 1575 году, в одной из своих деловых поездок был убит старший сын Якова Аникиевича – Григорий Яковлевич Строганов. Вместе с ним были убиты «разбойниками» (скорее всего, мстившими ему разоренными посадскими) дворовые люди, приказчики, сопровождавшие своего хозяина, а также жена Ананья и сын Яким. Таким образом, с 1578 года в самостоятельное управление вотчинами вступают племянники Семена Аникиевича – Максим Яковлевич и Никита Григорьевич Строгановы. Первому из них был 21 год, а второму – всего 16 лет.

Главным центром управления всеми вотчинами Строгановых после смерти Аники Федоровича остается Сольвычегодск. Он, кроме того, служит основной базой военного снабжения городков пермской вотчины. Яков, Григорий и Семен Аникиевичи, а позже Семен Аникиевич со своими племянниками – Максимом и Никитой строят в городе величественный Благовещенский собор со сложной системой «подпапертных мест» и тайников в толщах стен, с секретными лестничными переходами. Успевают они следить и за постройкой Введенского монастыря, растянувшейся с 1565 года, когда Яков, Григорий и Семен Строгановы «срубили первую в монастыре деревянную церковь, а монастырь обнесли оградой». В 90-х годах XVI века Никита Григорьевич Строганов в ограде Введенского монастыря рубит несколько храмов, строит надвратную церковь «Во имя всех святых», под колокольней ставит Богоявленскую церковь и соединяет их переходами.

Хоромы Строгановых в Сольвычегодске. Гравюра XVII века

Но глубокая религиозность Строгановых ничуть не умеряла растущие стяжательские аппетиты этих «рыцарей первоначального накопления», что не раз приводило к кровавым драмам. В ночь на 22 октября 1586 года во время вооруженного восстания посадских и ночного штурма ими дворов, принадлежавших Строгановым, был убит Семен Аникиевич.

Это восстание было направлено против всех Строгановых, их растущего стяжательства и жестокого закабаления ими посадского населения. Засев в своем родовом гнезде на Никольской стороне Сольвычегодска, Строгановы, как свидетельствуют документы, «скупкой, закладами, ростовщическими сделками подбирали посадские варницы, посадские лавки, амбары, кузницы и дворы», обращая вчерашних мелких собственников в своих работных людей, а посадскую бедноту «крепостили и доводили до положения ярыжек и казаков». Сольвычегодские хоромы «знали свирепые расправы хозяев с дворовыми холопами и работными людьми, которых здесь били, увечили и даже заживо замуровывали в тайнички трехсаженной толщины стен строгановского Благовещенского собора». Неудивительно, что разоренные и не желавшие попадать в кабалу свободные посадские люди и доведенные до отчаяния жестокостью хозяев дворовые часто поднимались на борьбу. Не раз от невыясненных причин горели в строгановском кремле хозяйские канцелярии и хранившиеся здесь архивы с кабальными документами.

После смерти Семена Аникиевича остались его малолетние сыновья: шестилетний Андрей Семенович, пятилетний Петр Семенович, а также дочь Марфа. Управление вотчина ми их отца перешло к его вдове, матери малолетних наследников Евдокии (Стефаниде) Нестеровне Лачиновой, боярской дочери, сестре Соликамского воеводы. Во главе других строгановских вотчин стояли Максим Яковлевич и Никита Григорьевич Строгановы.

Конкистадоры Урала и Сибири

Молодые Строгановы вступили в управление обширным хозяйством, когда силы московского правительства на огромных, еще не мирных пространствах Прикамья были слабы, их явно не хватало, чтобы справиться с управлением новым краем. Когда, например, в 1552 году ногайские татары напали на Соликамск, а теснимые ими соликамцы попросили прислать войска для защиты, Иван IV, ведя битвы у Казани, только и смог послать им на помощь образ Николая Чудотворца с грамотой о том, что святитель защитит их от врагов.

В это время Сибирское татарское царство «потрясалось изнутри борьбой за власть между династией ногайских князей и династией Шейбанидов-Чингисидов», что выражалось в дворцовых переворотах, убийствах правителей, противостоянии феодальных группировок мурз. От ослабленного междоусобицей Сибирского царства откалывались местные национальные группы. Именно в это время, 4 апреля 1558 года, правительство Ивана IV санкционирует своим пожалованием организацию пермских вотчин Строгановых с целью освоения территорий, лежащих между Чердынью, Соликамском и Казанью и соприкасающихся в верховьях рек Яйвы, Чусовой и Сылвы с землями, подвластными Сибирскому царству.

Это вполне укладывалось в русло восточной политики, проводимой Русским государством в то время. Налицо было совпадение личных корыстных устремлений Строгановых с государственными интересами – охраной восточных рубежей Русского государства, созданием потенциальной базы будущего наступления на Сибирь. Этим объяснялась мощь и сила Строгановых, которые «становятся не только землевладельцами – феодалами, предпринимателями и купцами в девственном и только что колонизуемом крае, но и выходят на роли государственных деятелей, проводников восточной политики московского правительства». Отсюда понятны милости двора Строгановым, постоянно даруемые им льготы и новые пожалования огромных территорий и иммунитетов. Пермские вотчины Строгановых в 60-70-х годах XVI века постоянно находились в поле зрения московского правительства ввиду событий, происходивших в Сибирском царстве. Да и само «дело» Строгановых все более развивалось и крепло, рождало у них стремление перешагнуть через Каменный пояс, через Урал, в земли «страшного Кучума», сулившие новое приращение богатств.

Очередной дворцовый переворот 1563 года в столице Сибирского ханства Искере привел к трагической гибели прежнего правителя Сибири хана Едигера, зарезанного братьями Шейбанидами – Кучумом и Бекбулатом. Кучум пришел к власти, однако он не мог чувствовать себя прочно: сын Едигера Сейдяк скрывался в Ишимских степях, не все мурзы признали власть нового хана. Против Кучума восстал пелымский князь с подвластными ему манси, не подчинились также князьки племен ханты. Целых семь лет, с 1563 по 1570 год, Кучум борется за укрепление своей власти. Пользуясь родственными связями с ногайской ордой, он создает у себя армию из ногайцев, включает в нее киргиз-кайсаков, становясь независимым в военном отношении от подвластных ему татарских мурз. Со своей армией Кучум подавляет восстания ханты и манси, усмиряет непокорных мурз, укрепляет власть внутри своего государства, проводя активную исламизацию населения.

В 1572 году агрессивными действиями против пермских вотчин Строгановых Кучум дает понять о прекращении своих обязательств перед Москвой. Черемисский бунт обрушился на пермские владения Строгановых. К взбунтовавшимся черемисам, живущим близ русских поселений, присоединились татары и другие местные народности. Восставшие напали на торговых людей, многих из них убили, сожгли несколько деревень, а жителей увели. Царская грамота к Строгановым от 6 августа 1572 года содержит факты избиения 87 торговых людей подвластными Кучуму черемисами. Да лее в грамоте излагается правительственный план военной кампании против отложившихся данников, который Строгановы и уполномочены осуществить. Им предоставляется право выбрать из собственного войска «голову добру» и с ним казаков со всяким оружием и «ходить войною и воевать изменников: черемис, остяков, вотяков и нагайцев».

По усмирении бунта Строгановы известили царя, что виновником восстания черемисов был «салтан Кучум», что он запрещает остякам, вогуличам и югричам платить Москве дань и грозит разрушением городов и острожков по Каме и Чусовой.

Военные набеги ханты, татар, манси, инспирированные властителем Искера, нарушили нормальное развитие пермских вотчин, и московское правительство пришло к выводу о необходимости разрешить Строгановым иметь свою военную дружину в дополнение к тем гарнизонам, которые находились в их городках и у чердынского воеводы. Это право было дано Строгановым царской грамотой от 30 мая 1574 года. Однако реализовали они это право лишь через несколько лет.

Помог благоприятный случай. Донские казаки, «по излишней своей вольности» совершавшие грабежи и разбои на Волге и в Каспийском море и нападавшие на проезжих иностранных купцов и послов, настолько осмелели, что учинили нападение на московского посланника Карамышева, снаряженного царем в Персию с большим посольством. Самого посла казаки убили, а казну его расхитили. Такая дерзость вызвала гнев Ивана Грозного, повелевшего для пресечения разбойных нападений послать в 1578 году против казаков значительное войско. Пойманные казаки были казнены, но многие спаслись бегством на Нижнюю Волгу. Слухи об этом событии дошли до Строгановых, и они решили использовать беглых донских казаков для охраны своих пограничных городков и для продвижения в глубь Сибири. Хотя они и побаивались царевой немилости, но вместе с тем полагались на царские грамоты, разрешавшие им «призывать вольных людей и посылать их в сибирскую сторону» для войны и приведения Сибирского царства под Российскую державу. Однако Строгановы не собирались раньше времени разглашать свой замысел. На Волгу, в Астрахань, были тайно посланы верные люди с заданием вербовать беглых казаков на службу к Строгановым.

К числу известных буйством и разбоями казачьих атаманов принадлежал Ермак Тимофеев. Со своими товарищами он наводил ужас не только на мирных иностранных путешественников, но и на соседние кочевые улусы. Его опыт военных столкновений с кочевниками мог очень пригодиться Строгановым. В грамоте, присланной ими в апреле 1579 года казакам вместе с дарами, говорилось: «Имеем крепости и земли, но мало дружины: идите к нам оборонять Великую Пермь и восточный край христианства». Был брошен клич, и под знамя атамана вскоре собралась ватага казачьей вольницы, чтобы отправиться в дальнюю дорогу. 21 июня 1579 года (по другим сведениям, в конце года) донской атаман Ермак Тимофеев с большой дружиной казаков, проделав на легких стругах долгий путь от Астрахани до притоков Камы, прибыл в пермские владения Строгановых.

Еще задолго до этого Строгановы обращаются к царю с просьбой о пожаловании им территории за Уралом, по реке Тоболу и ее притокам «от устьев и до вершин» для того, чтобы расширить свои владения за пределы Урала, в Сибирь. Просьба Строгановых была удовлетворена грамотой от 30 мая 1574 года, о которой говорилось выше.

Вся логика событий и политика администрации Ивана Грозного подводили Строгановых к задаче овладения землями сибирского хана Кучума, поэтому поход Ермака в Сибирь трудно считать единоличной инициативой самих Строгановых или казаков во главе с Ермаком. Если Строгановы и проявили инициативу в деле непосредственной отправки дружины Ермака в Сибирь, то этот шаг «соответствовал духу и смыслу общих указаний и инструкций» из Москвы.

Ермак. Скульптор М. М. Антокольский

По прибытии к Строгановым Ермак дважды «ходил воевать» соседние племена вогулов и других народностей, нападавших на русские селения, но перевалить через Каменный пояс Урала и выйти в Сибирь ему не удалось. Из-за неправильно выбранного пути (есть, правда, и другие версии) казакам приходилось зимовать в пустынной, малонаселенной местности и возвращаться обратно. Оба «Ермакова похода» обошлись Строгановым «в 20 тысяч рублев». Третий поход отряда Ермака в Сибирь начался с задержкой. В позднее для тех мест время – 1 сентября 1581 года струги с казаками отплыли вверх по реке Чусовой.

Сибирская экспедиция Ермака не была экспромтом, вызванным исключительно нападениями на вотчины Строгановых. Она подготавливалась ими в течение нескольких лет. На это указывают и призыв с Волги Ермака с отрядом казаков еще за два года до нее, и построение на строгановской верфи на Северной Двине двух мореходных кочей для отправления под руководством строгановского «послужильца голландца Оливера Брюнеля» северным морским путем в устье Оби одновременно с выступлением в поход Ермака Тимофеевича. На предварительную подготовку Строгановыми похода Ермака в Сибирь указывает и то, что в пермских вотчинах для него отливали «затинные пищали».

Одновременная организация Строгановыми в 1581 году сухопутного похода Ермака на Иртыш и Обь и мореходного – под командой Оливера Брюнеля, по мнению историков, была не случайной. «Очевидно, тот или иной выход на эту реку (Обь) казался им желательным в целях их торговли с азиатскими странами – в первую очередь с Мангазеей, а затем со Средней Азией и даже с Китаем».

Основное бремя организации сибирского похода Ермака пало на Семена Аникиевича и Максима Яковлевича Строгановых. По подсчетам исследователей, стоимость снаряжения Ермаковой дружины составляла не менее 10 тыс. рублей.

Отряд Ермака был снабжен «пищалями скорострельными семипядными». Так называемая «сорока» представляла собой связку семи стволов «пищалей ручных», врезанных в общую дубовую доску. Эта комбинация имела в казенной части общий металлический желоб для пороха, поджигание которого обеспечивало эффективный одновременный выстрел всех семи стволов.

Численность дружины Ермака до сих пор окончательно не установлена. Строгановская летопись называет цифру 540 человек. «Новый летописец» оценивает дружину Ермака, пришедшую к Строгановым с Волги, в 600 человек. К казакам дружины Ермака Строгановы прибавили охочих людей из населения чусовской вотчины, число которых не могло быть велико, так как «постоянное мужское население пермских строгановских вотчин составляло не более 400 человек крестьян-ремесленников («деловых людей») и приказных». «Новый летописец» указывает 50 охочих людей, Строгановская летопись – 300. Более поздние авторы также не пришли к единой оценке.

Дружина Ермака, получившая от Строгановых вооружение, боеприпасы и провиант, была хорошо организована. Ермак разделил ее на сотни, имевшие свои знамена и сотников – командиров. Имена их сохранены сибирскими летописцами. Самый известный – Иван Кольцо, заочно приговоренный к казни за прошлые разбойные похождения на Дону и Волге, посланный Ермаком к Ивану Грозному с известием о присоединении к Москве сибирских земель и на радостях помилованный и обласканный царем. Имена других сотников – Яков Михайлов, Никита Пан, Матвей Мещеряк.

Ермаку Тимофеевичу во время похода могло быть 40–50 лет, если основываться на показаниях казака Ильина, который «полевал» с ним 20 лет. Ермак являлся бывалым и опытным атаманом-полководцем, умевшим поддерживать воинскую дисциплину в составлявшей его дружину казацкой вольнице.

Итак, 1 сентября 1581 года отряд Ермака, погрузившись в струги, отплыл вверх по Чусовой. Но буквально в тот же день произошло вторжение в Пермь Великую «войска в 700 человек пелымского князя Кихека, прошедшего старой сибирской дорогой по реке Лозьве на Вишеру». Первый удар отряды Кихека обрушили на столицу края Чердынь. Чердынский воевода князь И. М. Елецкий и второй воевода В. Перепелицын, несмотря на внезапность появления неприятеля, сумели хорошо организовать оборону, и Кихеку не удалось взять город. В это время вогульский князь Бехбелей Ахтанов напал на Сылвенский острожец и другие строгановские поселения, но был настигнут Семеном и Максимом Строгановыми и разбит. В следующем, 1582 году он повторил свое нападение теперь уже на Чердынь, но был отбит, а затем и полностью разбит. Сам князь от полученных ран скончался.

Продвигаясь в течение лета и осени 1582 года в глубь Сибири и покоряя один за другим татарские городки и улусы по рекам Иртышу и Оби, Ермак приблизился к главному городу Кучумова царства. 23 октября произошла решающая битва. Стрелы ничего не могли сделать против ружей и пушек, хотя воины Кучума дрались так отчаянно, что казаки потеряли 107 человек. Татары бежали. 26 октября 1582 года Ермак с казаками вступил в столицу Сибирского царства Искер.

Поход Ермака в Сибирь. Из летописи

Это событие стало историческим для Руси. В то время, когда Иван Грозный с 300-тысячным войском терпел поражения на западных границах государства, так и не пробившись к берегам Балтийского моря, горстка храбрецов завоевала для России огромные, неизведанные территории за Уральским хребтом, далеко раздвинув ее восточные пределы.

По словам H. M. Карамзина, «три купца и беглый атаман волжских разбойников дерзнули без царского повеления именем Иоанна завоевать Сибирь». Этими купцами были Максим Яковлевич, Никита Григорьевич и Семен Аникиевич Строгановы. Ермак дал знать Строгановым, что он «Кучума-салтана одолел, стольный город его взял и царевича Маметкула пленил». И сам Ермак, и Строгановы известили об этом событии Москву, получив благодарность и награды от царя, раньше называвшего их действия «воровскими». Гнев был сменен на милость.

Однако после гибели Ермака 6 августа 1584 года, отступления остатков его войск и отряда князя Волховского, присланного ему на помощь, Сибирь была на короткое время потеряна. Московскому правительству пришлось заново ее завоевывать. Но делать это теперь было легче: Ермак «нанес непоправимый и страшный удар татарской государственности».

Второе завоевание Сибири прошло также при активной помощи пермских вотчин Строгановых, являвшихся основной базой правительственного наступления. Здесь же проходило формирование необходимых военных сил. Самым надежным средством закрепления завоеванных сибирских земель за Москвой было строительство городков, заселение их и окрестных мест русскими людьми. Царские воеводы Сукин и Мясной основали на берегу реки Туры город Тюмень, а воевода Чулков – Тобольск. В царствование Федора Ивановича были построены Пелым, Березов, Сургут, Тара, Нарым, Кетский острог. В 1598 году русские воеводы в Сибири «ходили на царя Кучума, оного войска разбили и взяли его 8 жен, 3-х сыновей, которых прислали в Москву». И за то «оным воеводам и служивым даваны были золотые, а Строгановым великие земли в Перми». Царевичам же определили «безскудный корм и честное содержание».

Завоевание Сибири Ермаком Тимофеевичем послужило «началом великому движению русского народа от Уральского хребта на восток». Оно привело к освоению необъятных пространств Сибири русскими людьми, вышедшими позже на берега Великого (Тихого) океана.

Именитые люди

Всеобщая смута, охватившая Русское государство в начале XVII века, и польско-шведская интервенция не поколебали положения Строгановых и не затронули сколько-нибудь серьезно строгановские вотчины в Пермском крае. Наоборот, в обстановке кризиса власти пермские вотчины продолжали хозяйственно крепнуть и территориально расти.

Однако в процессе увеличения территории пермских владений Строгановых были и свои «шероховатости». Так, в 1588 году правительство царя Федора Ивановича провело конфискацию на Каме-реке всей «орловской вотчины» Никиты Григорьевича Строганова, которая была отписана на государя. О причинах гнева правительства на Никиту Григорьевича не известно, но он не был продолжительным. Уже в 1591 году Строганову была вручена царская грамота о пожаловании вновь «вотчиною его Орлом городком с правом несудимости». С возвращением вотчин Никита Григорьевич вернул доверие и расположение к себе правительства. В апреле 1597 года он получает новое «государское жалованье» – земли, лежащие по рекам Каме, Сылве, Нытве, Югу, Очеру и Ошапу Этим пожалованием вотчина Никиты Григорьевича Строганова увеличивалась, по расчету Ф. А. Волегова, на 586 382 десятины 634 сажени.

В годы царствования Бориса Годунова Строгановы «замкнуты в сфере своих узко вотчинных интересов», в их де ятельности не видно «государственной оценки событий». Операции с хлебом Строгановы продолжали и в голодные годы начала XVII века, когда царь Борис Годунов пытался приостановить народное бедствие организацией широких общественных работ, установлением твердой цены на хлеб, энергичной поддержкой дворянских поместных хозяйств. Но Строгановы в эти годы «остаются крупными предпринимателями, стяжателями в сольвычегодскои вотчине, а как вотчинники восточных рубежей государства в Приуралье продолжают выполнять функции правительственных агентов по проведению восточной политики».

Даже воцарение Лжедмитрия I не принесло заметных изменений в жизнь строгановских вотчин. Грамота Лжедмитрия I от 6 июня 1605 года с объявлением о его вступлении во власть была доставлена в Сольвычегодск 18 июня устюжским целовальником Пятко Кисельниковым. Из этой грамоты Строгановы официально узнали о том, что «Бог нам великому государю Московское государство поручил» и что уже на Москве новому царю присягнули «Боярская дума, освященный собор и бояре большие, и жильцы, и дворяне, и приказные люди, и дети боярские, и гости московские». Скоро в Сольвычегодск прибыла и грамота от 12 июня 1605 года о приведении к присяге гостей, посадских и черных людей с приложением текста «подкрестной записи». 23–25 июня в Соль вычегодске все население было приведено к присяге. Безропотно присягнули и Строгановы.

Тобольск. Гравюра

Время крестьянского восстания под руководством И. И. Болотникова Строгановы проводят спокойно в Сольвычегодске. Нормальный ход жизни вотчин ничем не нарушался, так как сольвычегодские и пермские вотчины были расположены слишком далеко от районов крестьянской войны. В годы восстания И. И. Болотникова из Сольвычегодска выезжают приказчики для руководства промыслами в пермскую вотчину и города Поволжья и Прикамского края – для принятия нужных мер по торговле. В 1606 году возникло село Новое Усолье, сыгравшее большую роль в истории хозяйства Строгановых.

Появление второго самозванца в 1607 году также вначале не нарушило спокойствия Строгановых. Отсиживаясь в Сольвычегодске и наблюдая за развертывающимися событиями, они получали информацию из «достоверных источников»: непосредственно от правительства, от ростовского, ярославского и устюжского митрополитов, местного воеводы и от своих приказных людей, возвращавшихся с отчетами из разных городов. В течение двух-трех месяцев Строгановы, как и все поморское население, полностью распознали характер новой власти «тушинцев» как откровенных грабителей и разбойников. Они знали, как настойчиво требовали от гетмана Сапеги польские дворяне, возглавлявшие отряды интервентов и служивших им казаков, занятия Вологды, потому что «на Вологде много куниц и соболей, и лисиц черных, и всякого дорогого товару, и питья красного» и что «государева казна тут на Вологде великая от Корабельной пристани». А все Поморье много раз вплотную сталкивалось с панским грабежом, насилием и разорением.

Но Строгановы выжидали и старались не дать втянуть себя в разлившуюся по стране смуту, в тщетной надежде как-нибудь отсидеться в своих поместьях за крепкими стенами. Лишь приближение вражеских отрядов к границам сольвычегодской вотчины заставило их наконец подняться на борьбу. Начиная с 1608 года и до избрания на престол новой династии – Романовых – сольвычегодские Строгановы в союзе со старостами самоуправляющихся общин Поморья и местными воеводами под руководством правительства Шуйского ведут борьбу с «тушинцами».

По-прежнему отсиживаясь в своих укрепленных хоромах в Сольвычегодске и в пермских городках, они вместе с тем активно организуют отряды народного ополчения, вооружают и снабжают их провиантом и боеприпасами, финансируют правительство царя В. И. Шуйского. По его просьбе Строгановы послали в январе 1609 года хорошо вооруженный отряд для обороны Москвы от Лжедмитрия П. В том же году царской грамотой Семену Строганову велено в Соли Вычегодской, с посада и Усольского уезда собрать ратных людей с копьями и пищалями, и «со всяким ратным боем, сколько будет пригоже», и послать их в Вологду. Получив грамоту, Семен с «великим успехом» собрал жителей разных чинов и, дав им от себя «помощные деньги», немедленно отправил в назначенное место.

Максим Строганов в это смутное время получил письмо от князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского, в котором говорилось: «Ратным людям иноземцам наемным дать нечего и в государевой казне денег мало, а государь от воров на Москве сидит в осаде и чтоб они, господа Строгановы, на наем ратных людей денег к нему в полки послали». Вскоре и от царя в Чусовские городки к Максиму с братьями пришла грамота, в которой содержалось требование взаймы денег «на дачу ратным людям» и обещалась за то великая царская милость и уговор те деньги возвратить после сбора государевых доходов. Максим и Никита Строгановы, получив грамоту, тотчас «с усердием ему, великому государю» послали в мае 1000 рублей. А уже 2 июня правительство берет у Андрея и Петра Семеновичей Строгановых огромную сумму в 1500 рублей. С Максима и Никиты Строгановых, принимая во внимание, что они уже дали 1000 рублей, назначено взять 500 рублей. Эти деньги понадобились правительству Шуйского для экстренной уплаты жалованья пришедшим на службу в Москву «украинских и северских городов дворянам и детям боярска».

Грамотой от 1 декабря 1609 года «воевода и думный дворянин» Прокопий Ляпунов извещает Андрея и Петра Стро гановых, что он именем царя взял у их приказчика Офонка Гаврилова «в заем 300 рублей». Из царской грамоты от 24 марта 1610 года видно, что у Андрея и Петра Строгановых правительство заняло 2000 рублей. А вскоре в том же 1610 году послана Семену и Максиму Строгановым еще одна царская грамота, в которой опять содержалось требование, ввиду того, что «казна наша истощила», дать заем денег на жалованье служивым людям. И «после того, как литовских людей и русских воров одолеем, будет милость и великое жалованье, и честь примите, и от всех людей похвалу получите». Строгановы со всем возможным «поспешанием» послали Шуйскому многотысячную денежную сумму в придачу к пожертвованным изделиям из жемчуга, драгоценным сосудам из серебра и подводам с хлебом и фуражом.

Московское правительство, щедрое на обещания, не спешило их выполнять. Строгановым пришлось напомнить в своих челобитьях правительству Шуйского об обещанных наградах. Ответом на это явились царские грамоты 1610 года Максиму, Никите, Андрею и Петру Строгановым. Каждому из них были пожалованы обычные «гостиные» льготы, но с необычным для представителей купечества правом именоваться впредь «с вичем» (т. е. с полным отчеством), наряду с боярами и окольничими того времени. Это выделило Строгановых из корпорации гостей в особое положение «именитых людей». Этот титул закрепился за ними более чем на 100 лет, до 1722 года.

Из длительной полосы кровавых междоусобиц, крестьянских восстаний, иноземных нашествий, голода и разорения государство вышло чрезвычайно ослабленным. В опустошенной государственной казне практически не было денег. И при новой династии Строгановы продолжали широко финансировать правительство, которое при исчислении сумм экстренных налогов на богачей определило финансовую мощь дома Строгановых примерно в одну пятую денежных средств от всех крупных владельцев. В жалованной грамоте именитому человеку Григорию Дмитриевичу Строганову было «исчислено», что во время междуцарствия и при Михаиле Федоровиче «взято в казну деньгами, жемчугом, серебром, хлебом и солью в виде добровольных приношений и чрезвычайного налога 423 706 рублей; да у отца его Дмитрия Андреевича при царе Алексее Михайловиче 418 056 рублей, всего 841 762 рубля, что составило в пересчете более 2,5 млн рублей серебром». Славился своими большими взносами в государственную казну и Данило Иванович Строганов.

В XVII веке Строгановы приобретают громадное влияние и исключительное положение не только в торговом мире, но и в высших кругах государства. Значение имело и то обстоятельство, что царица Евдокия Лукьяновна Стрешнева, жена Михаила Федоровича Романова, оказалась дальней родственницей Строгановых. Братья Андрей, Петр, Семен и Иван Максимовичи Строгановы поднесли новорожденному царевичу, будущему царю Алексею Михайловичу, четыре серебряных кубка весом полпуда, ценою в 100 рублей, четыре «сорока» соболей на 225 рублей. Всего же ими было преподнесено даров на крупную по тем временам сумму в 520 рублей и сверх того 100 золотых, о чем говорится в книге дворцовых разрядов.

Строгановы пользовались большим почетом при дворе. Они стали вхожи в хоромы главы правительства патриарха Филарета, который имел прочные связи с торговой средой, «бывали в тесном кругу приближенных и на торжественных обедах у Филарета». При царе Алексее Михайловиче они также пользовались уважением при патриаршем дворе. Запись в Хрониках 1667 года гласит: «Обед у Патриарха был в Крестовой палате, в кривом столе с боярами сидели именитые люди Строгановы – Дмитрий и Данило». О богатстве Строгановых слагались легенды и поговорки: «Богаче Строгановых не будешь», «Не тряси берегом – Строганов соль весит». По донесению Петру I начальника уральских горных заводов Геннина, в начале XVIII века «прежде сего жили они, как Танталус, все в золоте и огорожены золотом».

Породниться с богатейшими уральскими «володетелями» считали за честь многие знатные семейства. Строгановы XVII столетия находились в родстве с виднейшими боярскими и княжескими домами. Дочь Петра Семеновича Строганова, Анна, была замужем за князем Алексеем Юрьевичем Звенигородским, внучка Петра Катерина Федоровна отдана за боярина Алексея Петровича Салтыкова, а сестра ее Марфа – за Михаила Тимофеевича Лихачева. Дмитрий Андреевич Строганов женат был на княжне Анне Васильевне Волхонской, а после ее кончины – на Анне Ивановне Злобиной. Его дочь Пелагея вышла замуж за князя Андрея Ивановича Голицына. Дочь Данилы Строганова, Стефанида, была выдана за князя Петра Семеновича Урусова.

В звании особого почетного сословия, именитых людей, Строгановы были неподсудны обыкновенным властям (подлежали только личному царскому суду), тогда как сами могли вершить суд на своих территориях. Они имели право строить города и крепости, содержать ратных людей для обороны уральских городков и поселений, лить пушки, воевать с владетелями Сибири, вести беспошлинную торговлю с инородцами. С них не брали подати за провоз караванов с солью и другими товарами на ярмарки. Они освобождались от всяких постоев на своих дворах, а сами могли беспрепятственно и безвозмездно останавливаться на любом постоялом дворе.

Исключительное, почетное положение Строгановых было закреплено Уложением 1649 года. В нем было определено «за бесчестие Строгановым» наложение двойного денежного штрафа в 100 рублей против обычного размера за «бесчестие гостей» в 50 рублей. Но самым главным были новые громадные пожалования земель. 30 июня 1614 года царь Михаил Федорович подтвердил Строгановым все ранее выданные жалованные грамоты на земли и привилегии. С началом каждого последующего царствования не только подтверждались все прежде дарованные Строгановым грамоты на владение землями и на разные привилегии, но ко всем прежним пожалованиям прибавлялись новые. Подтвержденные жалованные царские грамоты были выданы Строгановым 31 января 1641 года, 27 июня 1688 года, 25 июля 1692 года. Общая площадь пожалованных Строгановым земель в XVI–XVII веках при царях Иване Грозном, Федоре Ивановиче, Михаиле Федоровиче, Иване и Петре Алексеевичах составляла в Перми Великой, по рекам Каме, Чусовой, Веслянке, Лологе и за Уральским хребтом 10 382 347 десятин.

Сначала земли жаловались Строгановым лишь во временное владение. Сподвижник Петра Великого Григорий Дмитриевич Строганов исходатайствовал у государя грамоту, утверждающую его и его наследников в вечном владении всеми дарованными землями. В результате в конце XVIII – начале XIX века правительство было вынуждено вести со Строгановыми в интересах казны продолжительные и сложные земельные процессы, вследствие которых в разное время у них было отобрано около 3,75 млн десятин.

Жалованные Строгановым земли в большинстве случаев официально считались «пустыми», на деле же они были заселены, хотя и весьма слабо, различными местными народностями, которые по мере усиления притеснений стали защищать свои права с оружием в руках. Но Строгановы оказались «прекрасными колонизаторами». Привлекая разного рода льготами «нетяглых и бесписьменных людей», Строгановы весьма успешно стали населять прибрежные полосы Камы, Чусовой и других рек. Они строили «городки», «острожки» (небольшие крепости), в которых на свой «кошт» держали «пушкарей, пищальников и воротников» для охраны своих владений и удержания в повиновении местное население.

Сибирская крепость. Начало XVII века

Вотчины Строгановых, занимавшие добрую половину Перми Великой, представляли как бы самостоятельное неподвластное царским наместникам и воеводам государство со своими законами, установлениями, распорядком и управлением. Именитые владетели имели исключительное право чуть ли не по всем делам сноситься непо средственно с Москвой, минуя местную администрацию. Они имели практически неограниченную возможность распоряжаться судьбами подчиненных им людей, бесконтрольное право творить над ними суд и расправу.

В челобитной царю за 1636 год от строгановского приказчика Афанасия Русинова сообщается, что у Ивана Максимовича Строганова «людям ево, крепостным и крестьянам ево чинятся многие напрасные смерти в темнице. Сидячи в колоде в железах тяжких, сидят года по три и по четыре и больше, и умирают от великого кроволитья, от кнутьяных побоев без отцев духовных, морят дымом и голодом. Уморен Семенка Шада, Ждан Оловешников да Офонасей Шещуков в колоде и в железах дымом уморены, знаючи за ними государьское слово, а положены на старом городище, погребал их Андрей поп… да в вотчине их на Усолке уморен в колоде и в железах человек их Ярило без отца духовного». Сам челобитчик – «вольный человек», нанятый на год, был ограблен, на дворе Строганова «раздет донага, бит ослопьем» и посажен «в колоду» на цепи в полтора пуда весом, где и сидел 5 лет.

На рубеже XVI–XVII веков у Строгановых в пермских и сольвычегодских вотчинах находилось около 1200 дворовых людей, не считая промыслового и транспортного наемного люда (ярыжек). В их главной резиденции в Сольвычегодске работных людей разных степеней крепостной зависимости содержалось до 120 человек. Условия подряда вольнонаемных рабочих того времени «были пропитаны кабальными элементами», да и бытовые условия службы во дворе купца-вотчинника, где можно было получить, помимо обусловленной платы за труд, «ссуду денежную или хлебную, кабалившую должника в случае ее не отдачи в срок», также грозили быстрой потерей свободы.

Особенно тяжелым было положение дворовых и работных людей, находившихся в полном подчинении у хозяев. В сольвычегодском замке Строгановых имелся набор различных инструментов для пыток и истязаний – «людских желез», а подпапертные каменные «полатки» в поместном Благовещенском соборе служили и камерами пыток, и тайными тюрьмами для непокорных. Неудивительно, что в землях и вотчинах Строгановых в XVII веке неоднократно (в 1659, 1672, 1700 годах) вспыхивали волнения крестьян и промысловых людей.

Происходили выступления и местных народностей. В 1616 году Строгановым пришлось усмирять бунт казанских татар, черемисов, вотяков и башкир, вспыхнувший под Казанью и Сарапулом. Опасаясь, что восстание перекинется на их вотчины, Строгановы собрали большой отряд из своих и наемных людей, снабдили их оружием, припасами и, не дожидаясь царского приказа, отправились к Сарапулу и Осе. Они освободили эти укрепленные поселения от осады, перебили многих восставших, а затем разорили деревни самих бунтовщиков, жестоко расправляясь не только с мужчинами, но и с женщинами. При царе Алексее Михайловиче Строгановы держали на Кунгуре и в Стефановом городище для защиты от мятежных татар и башкир ратных людей на своем коште.

Хозяйство дома Строгановых в XVII веке

В развитии производительных сил Русского государства дом Строгановых в XVI–XVII веках играл очень заметную роль. Правительство царя Михаила Федоровича при определении суммы экстренных налогов с богатых людей во втором десятилетии XVII века считало, что Строгановы должны дать государству около 15–20 % этих налогов из доходов со своих промыслов и торговли. Таким образом, доля дома Строгановых в доходах Русского государства в это время была очень высокой.

Хозяйство строгановских вотчин имело многопрофильный характер. Основной отраслью производства, которое развивалось Строгановыми в течение пяти столетий, было солеварение. В одном лишь Сольвычегодске в течение XVII века Строгановы произвели своими пятью варницами примерно 3 млн пудов соли. Большая часть ее реализовывалась «по розным городам», в основном в Вологде. Но к концу XVII века в Сольвычегодске строгановские варницы пришли в полный упадок.

Значительно больше была производственная мощь строгановского солеварения в их пермских вотчинах, где боль шая крепость соляных рассолов обеспечивала выработку на одну варницу до 24–30 тыс. пудов соли в год. В пермских вотчинах на протяжении XVII века Строгановы с успехом вели борьбу со своими конкурентами-солеварами и к 1700 году сумели стать здесь монополистами. Борьба эта полна драматических моментов. Не обходилось и без применения Строгановыми недостойных приемов в этой борьбе.

В солеваренном производстве были заняты работные люди разной квалификации: буровые и трубочные мастера и мастера по выварке соли («повара» и «подварки»), кузнецы-циренщики, плотники-конструкторы подъемных воротов, рассольных насосов, плотники-строители варниц и подсобных помещений, ярыжки, казаки, работавшие соленосами, возчиками дров, грузчиками.

Сельское хозяйство у Строгановых было более развито в пермских вотчинах. Оно имело подсобный характер и лишь в небольшой степени давало товарную продукцию. Так, все солеваренные промыслы имели конные базы для подсобных работ, доставки больших партий дров для солеварения и перевозки грузов на склады, что вызывало необходимость делать заготовки хлеба, овса, сена. Их излишки сбывались на местных и иногородних рынках.

В строгановских вотчинах широко было поставлено кожевенное и железорудное дело, судостроение, производство кирпича, иконопись. Кожевенные мастерские действовали в Сольвычегодске, Вологде, Ярославле, Казани, Перми. Железоделательное производство в поморских вотчинах Строгановых стало угасать в XVII веке, но в их пермских владениях оно продолжало развиваться и в XVII веке, и особенно в XVIII и XIX веках. Основание железоделательного производства в пермских вотчинах относится к началу XVII века. Около 1630 года Строгановы начинают разрабатывать на реке Яйве Кушгурский рудник. Около 1640 года они вводят в эксплуатацию железоделательный завод в устье реки Камгорки, возле Пыскорского монастыря, и передают его вотчинному монастырю. Невдалеке от него Строгановы открыли Григоровский медный рудник и начали плавить медь. Медеплавильный завод Строгановы вскоре также передали Пыскорскому монастырю.

В пермских вотчинах Строгановых с начала XVII века активно производился розыск золотой, серебряной, медной и оловянной руд. Эти работы велись силами работных людей уже не для самих Строгановых, а в пользу государства, у которого усиливается интерес к добыче золота, серебра и меди в связи с оскудением государственной казны после крестьянской войны и польской интервенции.

Фрагмент оклада Евангелия. XVII век

Важную роль в строгановском хозяйстве играло изготовление солевозных и товарных судов силами плотников-крестьян и дворовых людей. Суда, на которых перевозились строгановские товары, назывались лодьями. Они были трех типов: большие, имевшие около 35 сажен в длину (лодьи и межеумки); средние – длиной около 25 сажен (в Поморье они назывались дощаниками, или белозерками, в пермских вотчинах – бархотами); малые суда – 10–15 сажен в длину – шитики. Первые два типа судов были недолговечны, строились только на одну навигацию, а затем шли на слом. Шитики делали прочнее, они служили несколько навигационных сезонов и ходили вверх по реке бурлацкой тягой.

Грузоподъемность лодей составляла 60–70 тыс., дощаников – до 30–40 тыс., шитиков – до 10–20 тыс. пудов. Построенную лодью ярыжки загружали солью в рогожных кулях в Сольвычегодске, на пристани возле Благовещенского собора и строгановских дворов. Нанималась судовая команда ярыжек (от 50 до 150 человек) и кормщик, командир лодьи. В наемном договоре оговаривались заработная плата и объем работы во время судового хода. Балтазар Койэт, описавший путешествие голландского посольства Конрада фон Кленка, видел на Вычегде и Двине строгановские суда, шедшие с солью из Сольвычегодска. Эти суда «тащили вверх по 40, 50, 60 и даже по 70 человек, вплоть до Вологды, где груз выгружается», – замечал он. И «каждый человек за каждую поездку получает не более 8 гривен, или 4 гульденов, помимо пищи, которая очень скудна и состоит в хлебе, чесноке, соли и воде».

Наряду с крупными промыслами по соледобыче, выделке железа и кожи, целиком рассчитанными на широкий рынок, у Строгановых имелись производства более скромных размеров, служившие лишь потребностям вотчинного строгановского хозяйства. К ним относятся жемчужный промысел и писание икон в «иконных горницах». Именно в этих «горницах» мастера-художники создали художественный стиль строгановской школы иконописания.

Жемчуг, добываемый Строгановыми, в основном шел на украшение окладов икон, на шитье «златотканых пелен и разнообразных вышивок на женский и мужской парадный наряд хозяев», использовался в изделиях строгановских «серебряников» – ювелиров. Небольшие партии жемчуга Строгановы направляли в подарок «сильным и нужным людям» в Москве, продавали на рынках, жертвовали в различные монастыри, так как жемчуг в XVI–XVII веках в значительной мере считался ритуальной драгоценностью, им украшали иконы, хоругви, пелены и чаши.

Строгановская икона была и предметом производства и выдающимся художественным произведением, открывшим новую, блестящую страницу в развитии русского искусства. Произведения строгановских иконных мастерских широко использовались для оформления Благовещенского собора, Пыскорского монастыря, Введенского монастыря в Сольвычегодске с приписанным к нему Коряжемским монастырем, для обустройства их вотчинных городских и сельских церквей.

Историки давно пришли к выводу о наличии особого направления в русском искусстве, которое по праву следует называть строгановской школой живописи. Эта школа сумела самостоятельно развиться в XVI–XVII веках, «когда новгородское искусство отцвело, а московское еще не сложилось в блеске своей зрелости». Известны имена строгановских мастеров, таких крупных художников, как Истома Савин, Никифор, и менее значительных дарований (Фекта Снозин, Сенка Иванов, Пятунка Самсонов, Митка Стрекаловский). Расцвет строгановской школы иконописания приходится на период с 80-х годов XVI века до половины XVII века и связан более всего с именами двух братьев Строгановых: Никиты Григорьевича и Максима Яковлевича. После их смерти иконное дело в их вотчинах угасает.

Еще одна великолепная страница русского искусства – строгановское деревянное зодчество. Шатровая форма храмов была создана именно в Поморье, и это «высочайшее достижение народного творчества было перенесено московскими зодчими с дерева на камень, совершенным результатом чего явилось рождение сказочно-лучезарного храма Василия Блаженного». Отличительная особенность строгановской церковной архитектуры – сочетание «строгих форм Старого Завета» и шатрового искусства народного поморского зодчества.

Строгановы распространили по всей стране «полифонию в церковно-певческих хорах» через своего «служилого человека», композитора и дирижера Дилецкого. Они «пустили на книжный рынок рукописные, каллиграфически оформленные книги, писанные в их мастерских». Распространение строгановской иконописи, церковной музыки, старопечатной книги было тесно связано и с большой миссионерской деятельностью Строгановых в осваиваемых районах. Среди самих членов их семьи было немало монахов и схимников. Строгановы имели тесные связи с представителями церковной иерархии. Можно говорить и о том, что с именем Строгановых связаны истоки возникновения меценатства на Руси в предпринимательской среде.

Строгановы вели крупную торговлю продукцией своих вотчин. Главным центром этой торговли был Сольвычегодск. Со второй половины XV века до 1685 года он оставался основной резиденцией дома Строгановых. В XVII веке здесь, как и в других важных пунктах, располагался укрепленный острог, обнесенный глубоким рвом и недоступным тыном. В стенах, защищавших крепость, имелись выездные ворота с надвратными храмами и часовнями, башни по стенам и на углах. Был тут и «государев двор зелейный» с погребами, заполненными «казной про всякого вора и недоброго человека, с ядрами железными разных размеров, медными пищалями, пульками свинцовыми и прочим снадобьем». Здесь находился центр управления всеми поморскими и пермскими вотчинами Строгановых. Здесь они решали вопросы ведения сельского хозяйства, промышленных заведений и организации разветвленной торговли в Прикамье, Поволжье, Поморье, а также через Колу, Холмогоры, позже и через Архангельск, с заграничными рынками Англии и Голландии, а через Астрахань – и со Средней Азией и Персией.

Но сольвычегодский торг был тесен для строгановской торговли. И не здесь наживали свои капиталы «многомочные именитые люди» XVII века. Ареной коммерческой деятельности Строгановых были поморские города, Архангельск, и в особенности города Замосковного края. Много товаров шло на продажу на посадских рынках Москвы, Ярославля. Строгановы имели свои хозяйственные дворы для крупной торговли в Вологде. Казань и Нижний Новгород служили «широкими воротами» для выхода на приволжские рынки соли из пермских вотчин. В 1649 году в Нижний Новгород прибыло на 13 лодьях до 400 тыс. пудов соли. Для их проводки Строгановы наняли 1523 человека и уплатили в таможню налог 1523 рубля 26 алтын. Крупным пунктом строгановской торговли была Тверь, где Строгановы держали свою контору.

Широко велась обменная торговля с местным нерусским населением в пермских вотчинах, где Строгановы выменивали драгоценную пушнину для перепродажи ее на отечественных и заграничных рынках.

Для закупки иноземных товаров Строгановы посылали своих приказчиков, а то и сами навещали архангельский торг. Они прокладывали торговые пути в Среднюю Азию, посещали далекую Бухару, обменивая свой товар на чеканные кубки и блюда с восточным орнаментом.

И все же основным источником обогащения Строгановых в этот период была соледобыча и продажа соли на внутреннем рынке страны. Цены на соль все время возрастали. Если в XVI веке рыночные цены на соль в среднем выросли, по подсчетам исследователей, на 33 %, то в первые десятилетия XVII века они поднялись уже на 100 %, а к 1647 году – на 200 % против уровня самых высоких цен XVI века. На увеличении доходов солепромышленников сказывались и падение стоимости производственного оборудования, и быстрота денежного оборота, так удивлявшая англичан-торговцев, знакомых с русским купечеством, но более всего – уменьшение накладных расходов из-за усиления эксплуатации крепостного труда в солеварении, на заготовке и транспортировке дров к варницам и труда транспортных ярыжек на солевозных судах.

Крупной статьей доходов Строгановых была также оптовая и полуоптовая продажа хлеба, цена на который только в XVI веке выросла в 4 раза. Наблюдалось у них и характерное для русского купечества соединение оптовой торговли с розничной торговлей мелочными и разнообразными товарами.

В XVI–XVII веках Строгановы не были единственными крупнейшими «гостями» в Московском государстве. Рядом с ними успешно действовали их многочисленные конкуренты, крупные торговцы и промышленники: Филатьевы, Светешниковы, Шорины, Никитниковы, Веневитиновы, Босые и др. Были и настоящие короли розничной торговли, как, например, Юдины, имевшие в одной Москве до 30 каменных лавок. Были «гости», ведшие большую заграничную и внутреннюю торговлю, как, например, Стоянов. Одни предприниматели (Суровцевы, Ростовщиковы) вырастали из мелких промышленников, постепенно расширяя свои промыслы и вкладывая торговые капиталы в производство. Другие (Филатьевы, Никитниковы), так же как и Строгановы, вкладывали полученные доходы в расширение соледобычи. Но Строгановы выделялись мощью своих капиталов в этой торгово-предпринимательской среде. В начале XVII века они имели «от четверти до одной пятой денежных богатств всех гостей Русского государства».

По своему происхождению и по месту расположения их основных промысловых предприятий Строгановы принадлежали к провинциальной среде поморского купечества, но по размаху своей деятельности являлись, по сути, столичными «гостями», не порвавшими связей с Поморьем. Поэтому Строгановы чрезвычайно интересны и как яркие представители столичного купечества, и как предприниматели, длительное время сохранявшие в своем облике своеобразие провинциальных черт. Бывшие одновременно и крупными землевладельцами, успешно развивавшими в своих имениях сельское хозяйство, и крупными оптово-розничными торговцами, действовавшими в различных районах страны, и удачливыми организаторами соляного промысла, Строгановы сочетали в своем семейном предприятии такую разнообразную деятельность, которая вряд ли могла часто встречаться в среде столичных «гостей». В то же время она не была редкостью в купеческой среде Поморья.

В истории династии Строгановых допетровской эпохи обращает внимание их особая близость к верховной власти, которой не было ни у одного из «гостей» Русского государства XVI–XVII веков. Строгановы в этот период – «влиятельные и авторитетные агенты русских царей». В XVI веке, будучи «городовыми приказчиками по правительственному управлению Сольвычегодском и уездом», они имеют неограниченную власть также в пермских вотчинах, где «строят пограничные крепости-городки, содержат свою вотчинную армию, ведут по своему усмотрению пограничную войну с нерусскими народами, подданными сибирского хана Кучума», организуют поход Ермака в Сибирь, контролируют деятельность английской торговой компании. По полномочию митрополита Московского и всея Руси они строят церкви в пермских вотчинах, назначают и смещают священников. В XVII веке Строгановы являются полномочными финансовыми агентами правительства по таможенным и кабацким сборам, заимодавцами, снабжающими правительство безвозвратными и срочными ссудами на большие суммы, советниками правительства при выработке нового торгового устава.

Сподвижник Петра Великого

Время старой, допетровской Руси подходило к концу. Наступала эпоха коренных преобразований и реформ, связанных с именем Петра I. С этого времени начинается новый период в истории династии Строгановых.

С XVIII века меняется образ жизни и место постоянного пребывания Строгановых. Они уже не живут вдали от столиц, в своих вотчинах, непосредственно своим личным участием и властью организуя хозяйственную жизнь необъятных поместий. Теперь богатейшие люди своего времени предпочитают постоянно жить в Москве и Петербурге, служа придворными, дипломатами, военными, высшими чиновниками, а управление поместьями доверяют многочисленным управляющим. Само их имя становится в России, с одной стороны, синонимом богатого российского вельможи – мецената, чудака, подчас самодура, прожигателя жизни, а с другой – символом европейской цивилизованности, просвещения и культуры. Под воздействием европейского образования и роскоши постепенно смягчаются нравы, оттачиваются и приобретают аристократический лоск манеры и поведение, облагораживаются вкусы потомков пермских солепромышленников. Все большую роль в их жизни начинают играть наука и искусство, коллекционирование и меценатство. Во многом меняются направления, формы и методы их предпринимательской деятельности. Все три ветви Строгановых к этому времени уже почти сами не занимались производством и торговлей, давая лишь указания, а иногда и полностью перепоручив все главноуправляющим, управляющим имений и приказчикам.

Деление единой вотчины Строгановых многочисленными потомками этого рода, а впоследствии представителями и других фамилий ослабляло экономическую и финансовую мощь строгановского дома. В связи с этим интерес представляет яркая и противоречивая личность последнего «именитого человека», Григория Дмитриевича Строганова (1656–1715), не только не растерявшего состояние, а, наоборот, значительно увеличившего его. Безжалостно обирая родственников, он к середине 80-х годов XVII века сумел правдами и неправдами сосредоточить у себя в руках все строгановские владения. Григорий Дмитриевич превратился в крупнейшего солевара не только Пермского края, но и всей страны. К концу своей жизни Строганов поставлял в казну более 60 % годовой добычи соли в стране.

В начале XVIII века Г. Д. Строганову принадлежала территория вдвое большая, чем площадь Голландии того времени. Только в его великопермских владениях на территории более 10 млн гектаров располагалось 20 городков и «острогов» и 200 деревень, в которых насчитывалось более 3 тыс. дворов. И это не считая зауральских, сольвычегодских, устюжских, нижегородских и подмосковных имений. Всего в его владениях было до 45 тыс. душ мужского пола. Можно сказать, что в тот период он был самым состоятельным человеком в государстве. Именно тогда появилась поговорка: «Богаче Строганова не будешь». По некоторым сведениям, царь Петр даже одно время подумывал ограничить не только привилегии, но и само состояние Строганова, однако вторая женитьба того в 1697 году на Марии Яковлевне Новосильцевой, пользовавшейся расположением государя, предотвратила эти намерения.

Громадные средства позволяли Строганову пополнять государственную казну в критические моменты российской истории. В 1686 году царем и «государем всея Руси» стал Петр Алексеевич. Но еще до официального вступления его на царский престол последний «именитый человек» в роду Строгановых помогал расплачиваться со стрельцами жалованием. Григорий Дмитриевич энергично поддерживал реформы, проводимые Петром I, активно участвовал в петровских преобразованиях. В 1700 году, находясь в Воронеже, Григорий Строганов построил на воронежских верфях и подарил Петру I два хорошо оснащенных военных фрегата, отправленных сразу в турецкий поход. Позднее, при посещении вместе с Петром I архангельской корабельной верфи Адмиралтейства, он построил за свой счет еще два военных судна и передал их флоту. Помимо этого он строил корабли на Дону на паях с Л. К. Нарышкиным, дядей царя. Велики были и его денежные пожертвования во время Северной войны. Сохранился рассказ о том, как однажды Григорий Строганов пригласил Петра к себе на обед, поданный на бочке. При этом хозяин заявил, что «не потчует своего господина и благодетеля вполовину, а просит смотреть на бочку как часть угощения». Бочка оказалась наполненной золотом.

В свою очередь, царь высоко ценил деловые качества промышленника. Он пожаловал ему новые громадные земельные наделы на Урале в вечное и потомственное владение. В результате число строгановских крепостных увеличилось более чем на 14 тыс. душ мужского пола. Петр оказывал ему особое внимание, даже крестил его второго сына. Г. Д. Строганов имел украшенный бриллиантами портрет государя, который всегда носил в петлице кафтана. Нагрудного портрета Петра удостоилась позднее и супруга последнего «именитого мужа», Мария Яковлевна Новосильцева. Вообще супруги Строгановы пользовались большим расположением монаршей четы. При рождении сына Екатерина лично уведомила их запиской об этом событии. Григорий Строганов нередко писал Петру I письма, в которых не только высказывал свое мнение, но и давал советы. Есть свидетельства, что Петр I после казни сибирского губернатора князя Гагарина за взятки и лихоимство искал на эту должность лицо, на бескорыстие которого можно было бы положиться, и предложил ее Г. Д. Строганову, громадное богатство которого было, по-видимому, ручательством, что он не станет наживаться на губернаторском месте. Строганов, однако, отклонил это предложение, ссылаясь на свои преклонные годы и на необходимость лично управлять своими собственными обширными землями.

Вместе с тем были в отношениях Строганова с Петром и темные периоды. В 1711 году на Строганова было заведено дознание по «доношению», поступившему на него в царскую канцелярию от «прибыльщика» Г. Юрьева и трех строгановских приказчиков. Они вознамерились раскрыть царю глаза на мошенничества своего хозяина, поставлявшего в казну соль по сильно завышенным ценам. Юрьев в письме приводил следующий подсчет: «Григорий Строганов и прочие соляные промышленники против настоящей цены возьмут в Нижнем передаточных денег из твоей Великого Государя казны тысяч с полтораста и больше». Друзья и покровители Строганова предупредили его об опасности. Жалобщики были схвачены. Но Юрьев сумел в переданной лично Петру челобитной довести до сведения царя о произведенной над ним незаконной расправе: «Его, Григорьев, человек с подсыльными ухватили меня на дороге и привели в поместный приказ, и в том приказе не было мне никакого розыска, и без наказу бит я кнутом безо всякая пощады и с ссылкой на каторгу на 10 лет без вины, напрасно, по челобитью Григория Строганова за то, что доносили мы тебе, Великому Государю, на него, Григорья, о соляном подряде правду». Петр повелел Сенату произвести дознание о том, какой должна быть действительная цена на соль в Нижнем, прибавив: «Чаю, что много лишнего платят». Неизвестно, чем закончилось это расследование, но в конечном счете Петр своим указом назначил цену, поставив зарвавшегося солепромышленника на место и значительно умерив его аппетиты.

После 1685 года Сольвычегодск перестает быть главной резиденцией Строганова. Промышленник перебирается в Нижний Новгород. Переселение было вызвано его желанием находиться поближе к центральным районам России, где он все шире развертывал торгово-промышленную деятельность. Отсюда было ближе и к Москве, куда Строганову приходилось наведываться по различным административным и торгово-промышленным делам. Его новой резиденцией вначале становится заречное село Гордеевка, расположенное против Нижнего, на другом берегу Волги. Это вотчинное село Строганова, состоящее из добротных каменных господских домов и каменных надворных построек, имевшее красивую, выстроенную в стиле барокко церковь Смоленской Богоматери, выглядело гораздо внушительнее, чем Нижегородский кремль. Ведь и сам кремль, и административные здания в нем, и даже дворец губернатора были срублены из дерева.

Путешествовавший тогда по России голландец Корнилий де Бруин так описывал открывшуюся перед ним картину кипящей торговой жизни в Нижнем Новгороде: «Река здесь постоянно заставлена множеством судов, приходящих или уже пришедших сюда со всех сторон. На другом берегу этой реки лежит большое село, принадлежащее Григорию Дмитриевичу Строганову, с прекрасной каменною церковью и близ нее с каменным же господским домом, где живет по временам он сам. Сим вечером отсюда отплыло 48 больших 9-весельных барок, на которых в каждой было человек по 40…Все эти барки, находившиеся в сем городе, принадлежали этому купцу, которого считают… самым богатым в России».

Позднее из Гордеевки Строганов перебрался в Нижний. На берегу Волги, рядом с пристанями, он возвел новое «обширное подворье с каменными палатами, службами, амбарами и складами» и начал строить удивительную Рождественскую церковь, возвышавшуюся над городскими улицами и пристанями. В народе ее называли «строгановской». «Всякими красками раскрашена», – рассказывали о ней очевидцы. Украшал ее каменной резьбой из сказочных цветов знаменитый мастер Г. Иванов. На церковной колокольне, под крестом, был установлен флюгер, показывавший направление ветра. Укрепленные на колокольне куранты с музыкальным боем отмечали фазы Луны и времена года. Сохранилась легенда, будто бы образ Спаса Вседержителя, изображенного на иконе с символами власти, весьма напоминающими царские, сильно походил на самого Григория Строганова. А писал образ, по-видимому, его крепостной художник, обучавшийся живописи в Италии, Стефан (Степан) Нарыков. Однако Строганов не дождался конца постройки храма. Все лучшие мастера были отозваны на начавшееся строительство новой столицы – Санкт-Петербурга. Одновременно Петр запретил по всей стране возведение каменных зданий. Императорский указ был отменен лишь в 1721 году.

Строганов становится полновластным хозяином в Поволжье и прилегающих районах. Однако здесь его торговля, несмотря на впечатление, которое она производила своим размахом на иностранцев, происходила далеко не так безоблачно, как это могло казаться со стороны. Местные власти чинили большие препятствия свободному прохождению товаров. Строганов терпел громадные убытки, и нужны были его авторитет, богатство и связи в местной и приказной администрации, чтобы преодолевать бесчинство воевод, а позднее и губернаторов, не знавших удержу своему стяжательству. В Кашире, на Оке, как только подплывали к заставам нагруженные солью струги его и «купецких всякого чина людей», их останавливали и находившихся на судах кормщиков, подрядчиков и работных людей отводили в город, где сажали в острог и держали до тех пор, пока хозяева не давали за них выкуп. Так же действовали и в других городах. В Белеве воевода просто перегородил реку толстым канатом, не пропуская купеческие караваны без выплаты дани. Челобитные, подаваемые на имя царя, не действовали, так как подобное самоуправство воевод, по мнению царских властей, способствовало пополнению местной казны.

Но и Строганов в своих вотчинах являлся полновластным хозяином, на которого не было управы. Так, в 1693 году в Сольвычегодске по его указу, зачитанному собравшемуся народу, били батогами нещадно, сняв рубаху, на площади перед приказной избой крестьянина Степана Пустынникова. Вся же его вина заключалась в том, что он «по совету с малыми людьми» осмелился послать на царское имя жалобу на Строганова.

Нередко крестьяне бежали из владений Строганова в глубь Сибири целыми общинами, вступая в настоящие сражения с хозяйскими преследователями. Об одном из них рассказывает докладная, посланная в Сибирский приказ: «И в нынешнем 1700 году в генваре и в феврале месяце семей с двести и больше из Пермских, Чусовских его вотчин, отбиваясь от людей его боем и стреляя из ружья и из луков, пошли явно в те же сибирские городы на вечное житье…»

Вместе с тем Григорий Строганов по-своему заботился о физическом и нравственном здоровье своих крестьян и работных людей. При этом он мог позволить себе не согласиться даже с царскими указами. Когда в 1697 году вышел указ Петра о торговле табаком, Григорий Дмитриевич отказался пускать в свои владения табачных торговцев, заявив, что подобную торговлю велено вести при кабаках, а в его вотчинах кабаков нет. Существуют свидетельства, что сами Строгановы тайно склонялись к старообрядчеству, которое было распространено в их владениях.

В 1703 году Григорий Строганов вновь переселяется, теперь уже в Москву. После второй женитьбы он решил устроить семейное гнездо поближе ко двору. Его молодая супруга пользовалась милостью царской четы, и Строганов подумывал о государственной службе для своих трех сыновей. Да и на Волге становилось все тревожнее. Вскоре после его отъезда в Поволжье уже полыхало начавшееся на Дону восстание казачества и крестьян под руководством Кондратия Булавина, с трудом подавленное регулярными войсками.

В Москве Строганов прославился своим гостеприимством и хлебосольством; дом его был открыт «не токмо друзьям его, но и всякого чина людям»; со всеми он «добр и ласков, а бедным был старатель». Григорий Дмитриевич с успехом занимался собиранием старинных рукописных книг. Из обращенной к нему в 1707 году просьбы митрополита Ростовского Димитрия выслать книгу, «глаголемую Хронограф, еже и Летописец», видно, что Строганову принадлежал один из двух существовавших в то время экземпляров этой рукописи.

Как из Нижнего Новгорода, так и из Москвы Григорий Дмитриевич ежегодно ко времени отправления караванов с солью ездил с женой в свои пермские владения для надзора за ведением хозяйства. Знакомилась с хозяйством и его молодая жена Мария Яковлевна. С годами отношение Строганова к своим крепостным стало более мягким и внимательным, хотя это в большой мере было продиктовано заботой о платежеспособности крестьян. В предписании от 12 июля 1706 года чусовским приказчикам говорится: «А всякие платежи с крестьян наших сбирать с великим рассмотрительством: на ком мочно все вдруг взять, и на тех всякие платежи имать что доведется, а кои скудные и заплатить вдруг нечем, и вам бы с них поборы имать в год и в два, а не вдруг, смотря по их исправе, чтоб крестьянам нашим от того тягости и разорения не было, понеже ныне стали великие государевы подати. Также смотреть накрепко, чтобы им ни от чего обид и тягости не было, и в обиду их и разорение никому не давать и во всем оберегать». В свою очередь, Строганов пользовался популярностью среди населения Пермского края.

Г. Д. Строганов

Один эпизод очень хорошо иллюстрирует эту популярность. Григорий Дмитриевич ежегодно весною отправлял с людьми на Новоусольские промыслы значительные денежные суммы на текущие расходы и оплату наемных рабочих. В 1712 году туда было послано 50 тыс. рублей. У Сольвычегодска к строгановским людям присоединился приказчик московского купца Евреинова с 10 тыс. рублей. Поднимаясь на стругах по реке Келетме, посланные встретились со «славным вором» Коньковым, у которого была «воровская шайка» в 60 человек. Коньков после небольшой перестрелки, жертвой которой пало двое из строгановских людей, забрал остальных в плен и отнял все деньги. Узнав, однако, что люди и деньги принадлежат Строганову, «славный вор» тотчас всех освободил, возвратил деньги, «весь шкарб до малейшей вещи» и заявил: «Нам ли батюшку нашего, Григория Дмитриевича, обидеть?» Деньги же Евреинова оставил у себя. История эта имела продолжение. Купец Евреинов, узнав об ограблении, пожаловался Петру I, прося, чтоб он велел «пограбленные его деньги» взыскать со Строганова, ибо те разбойники ему известны. Петр отказал купцу в просьбе и пожелал, «чтобы он был также до воров добр, как и Строганов».

Г. Д. Строганов коллекционировал иконы, увлекался церковным песнопением. На свои средства он построил за четыре года (1689–1693) каменный собор Введенского монастыря в Сольвычегодске, являющийся образцом строгановского архитектурного стиля, возвел Казанскую церковь в Устюжне (1694) и заложил нарядную г. д. Строганов Богородицкую церковь в Гордеевке под Нижним Новгородом (освящена в 1719 году). Часто по его заказу расписывали храмы, резали иконостасы и писали иконы. В это время под влиянием новых веяний и петровских преобразований стали чаще приглашать иностранных мастеров либо своих художников, обучавшихся в Европе. Приобретали также картины иностранных мастеров. Согласно одному рассказу, Строганов перекупил для своей Рождественской церкви в Нижнем Новгороде два произведения знаменитого итальянского художника Луи Каравакка, предназначавшихся Петром I для Петропавловского собора в Петербурге. Возможно, поэтому царь повелел опечатать уже действующую церковь во время своего посещения Нижнего Новгорода в 1722 году, и она была вновь открыта лишь после его смерти, в 1727 году.

Большой любитель церковного пения, Григорий Дмитриевич, еще будучи в Нижнем Новгороде, завел прекрасный хор, слава о котором дошла до Москвы. В апреле 1689 года цари Иван и Петр и царевна Софья писали Строганову: «Как известно, у тебя есть киевского пения спеваки; то прислал бы из них в Москву двух лучших басистов и двух же самых лучших альтистов, а за сие ожидал бы царской милости». А грамотой от 2 июня того же года цари дали знать Григорию Дмитриевичу, что присланные им «спеваки» приняты в Новгородский приказ, а за присылку они его «жалуют, милостиво похваляют». Для дальнейшего обучения своих знаменитых хоров «басистых и тенористых спеваков» он пригласил с Украины музыкального теоретика и композитора Н. П. Дилецкого, который перевел на русский язык свой трактат «Идея грамматики мусийской» с таким посвящением: «Во благородных благородному, во именитых именитому, господину своему благодетелю Григорию Дмитриевичу Строганову».

Первым браком Строганов был женат на княжне Вассе Ивановне Мещерской, а после ее смерти сочетался вторым браком с 19-летней Марией Яковлевной Новосильцевой. От второй жены он имел сыновей: Александра (1698–1754), Николая (1700–1758) и Сергея (1707–1756).

Умер Строганов 21 или 22 ноября 1715 года в Москве накануне своего 60-летия, погребен при церкви Николая Чудотворца, что в Котельниках.

После смерти мужа Мария Яковлевна практически одна до совершеннолетия старшего сына (1720) управляла имением. Петр I всегда был расположен к ней, отличал за здравый ум и хозяйственность. Он любил приезжать к ней в гости, где его угощали домашней наливкой, приготовленной самой хозяйкой дома. Когда в 1724 году Петр короновал свою жену Екатерину, Мария Яковлевна подала ему прошение: «Пожалованы мы… в комнату государыни царевны. А я, раба ваша, не сведома, каким порядком себя между другими вести; также и сыновья мои чину себе никакого не имеют, а указом Вашего Величества всему гражданству определены различные чины и места по своим рангам, чтоб всяк, между собою, свое достоинство ведал. Просим, дабы я пожалована была местом, а дети мои чинами». В результате император учредил придворное звание статс-дамы и первой его получила Мария Яковлевна. По этому случаю Петр пожаловал ей свой нагрудный портрет, украшенный бриллиантами, который новоиспеченная статс-дама носила на голубой ленте. Но надеть «немецкий наряд» она наотрез отказалась. И ей единственной царь разрешил носить при дворе старинный русский костюм. В нем она и запечатлена в дошедшем до нас портрете кисти художника И. Никитина.

После смерти императора Мария Строганова, проявив немалую сообразительность и дальновидность, стала посылать богатые дары забытой всеми монастырской затворнице, бывшей царице и первой супруге Петра I – Евдокии Лопухиной. Поэтому, когда на трон взошел Петр II, сын казненного царевича Алексея, подвергший опале всех, кто был близок Петру I, Строгановы ее избежали. В 1728 году Евдокия Лопухина в письме своему внуку, ставшему императором, просила за них: «Поехал к Вам на встречу Александр Строганов, и ты, пожалуй, мой вселюбезнейший внук, будь к нему милостив – того ради, что мать ево ко мне и они очень искательны».

Мария Яковлевна Строганова отличалась благочестием, много жертвовала на церковные нужды. Она закончила строительство церкви в Нижнем Новгороде, воспитывала сирот девушек-дворянок и выдавала их замуж с приданым, приобретенным на собственные средства. На ее деньги в Москве у Тверской заставы были выстроены Триумфальные ворота в честь победы России в Северной войне. Умерла она 9 ноября 1734 года на 57-м году жизни. В память о ней Академия наук издала книгу «Умозрительство душевное». Погребена Мария Яковлевна в Москве при церкви Николая Чудотворца, рядом с мужем.

Бароны Российской империи

Трое сыновей Григория Дмитриевича – Александр Григорьевич, Николай Григорьевич и Сергей Григорьевич 6 марта 1722 года были возведены Петром Великим в дворянское баронское достоинство Российской империи «в награду за помощь и труды, и за заслуги предков». По другим сведениям, событие это произошло 30 мая 1722 года по случаю празднования Петром Великим 50-летия своего рождения. До этого баронский титул в России получили лишь А. Остерман и П. Шафиров.

Когда дети Г. Д. Строганова получили звание баронов, они дали обет построить в честь этого события три церкви: Александр – в Великом Устюге, Николай – в Нижнем Новгороде, Сергей – в селе Новое Усолье. Проекты эти вскоре получили свое воплощение.

Сыновья Григория Дмитриевича первыми из строгановского рода поступают на государственную службу и начинают вести образ жизни, присущий новой российской аристократии. Старший из них на первых порах оставался в московском родовом гнезде, а средний и младший братья отправились в столицу, где у Строгановых имелись под застройку дворов несколько участков.

В 1747 году братья произвели раздел всех оставшихся после отца имений и заводов на три равные части. В дальнейшем ранее нераздельное имение их отца также претерпело дробление.

Строганов Александр Григорьевич, старший сын Григория Дмитриевича, в 1720 году ездил в пермские и сольвычегодские вотчины, где в продолжение полугода знакомился с состоянием хозяйства вообще и солеварения в частности. Убедившись в убыточности сольвычегодских промыслов, Александр с согласия матери и младших братьев ликвидировал эти промыслы, остальные же значительно улучшил, построив новые и исправив обветшавшие варницы.

По отзывам современников, А. Г. Строганов был большим благотворителем, человеком добрым и для своего времени весьма образованным. Он знал несколько иностранных языков, много читал и перевел несколько книг, в том числе с французского – «О истине благочестия христианского» Гуго Тропля и с английского – «Потерянный рай» (в переводе назван «Погубленный рай») Мильтона.

На побывавшего в 1722 году в московском доме Александра Строганова иностранца Ф. В. Берхгольца, находившегося в составе свиты голштинского герцога Фридерика во время его визита в Россию, произвели немалое впечатление богатство, щедрость и тонкий художественный вкус хозяина. «Он живет здесь, – писал Берхгольц, – в большом каменном дворце, стоящем на горе, и оттуда такой чудный вид, какого не имеет ни один дом в Москве», гостей ждал «стол, убранный истинно по-царски и с таким вкусом, какого я здесь и не воображал». Во дворце был устроен и своего рода показ русской моды того времени. В зале вдоль стен выстроилось множество красивых девушек в богатых национальных костюмах. В роли манекенщиц выступали, как пояснили гостям, сами вышивальщицы из знаменитых строгановских мастерских. На празднике, устроенном Строгановым в честь высоких иностранных гостей, присутствовало, как отметил Берхгольц, очень мало представителей русской знати. «Войдя в комнату, где должны были танцевать, мы нашли там очень мало дам, и ни одного кавалера». Московское дворянство явно игнорировало купеческого выскочку. «Генерал Ягужинский, которому поручен от императора надзор за ассамблеями, сердился, что общества там мало… сказав молодому Строганову, чтоб тот на другой день доставил ему список всех, кто у него был и кто не был».

В том же 1722 году Строганов и его братья, как уже говорилось, были возведены в баронское достоинство. Произошло это, по-видимому, когда Петр I с армией отправился в Персидский поход или незадолго до этого в Казани. Александр Строганов сопровождал его от Москвы до Симбирска, и в Нижнем Новгороде принимал императора у себя в доме. 26 мая на нижегородской пристани Петра встречали все городские власти и духовенство с архиереем во главе. Едва показался царский корабль, как ударили пушечные залпы, и колокольный звон разнесся по городу. Александр встречал царя, словно негласный хозяин Нижнего. Петр, по сведениям И. И. Голикова, посетив присутственные места города и получив благословение архиерея, «благоволил откушать у барона Строганова» и только «на другой день сделал сию же честь губернатору». 29 мая он слушал всенощную в строгановской церкви. А на следующий день царь вновь пировал в его доме, празднуя день своего тезоименитства. Из Симбирска, несмотря на все просьбы Строганова дозволить ему идти дальше, он был «с честью» отправлен обратно в Москву.

В 1723 году Александр женился на дочери князя Василия Петровича Шереметева, Татьяне Васильевне. Петр Великий был посаженым отцом и «довольно на том браке изволил веселиться купно с государынею императрицею, их высочествами принцессами и прочими знатными особами, а особливо с его светлостью голштинским герцогом Фридериком». Татьяна Васильевна в браке прожила всего три года, скончавшись в 1726 году. Спустя восемь лет Строганов женился на дочери контр-адмирала Василия Дмитриевича Мамонова, Елене Васильевне, но и эта супруга прожила недолго. Значительно позже Александр вступил в третий брак, с Марией Артемьевной (Артамоновной) Загряжской.

Александр Григорьевич первым из братьев был зачислен на службу. По просьбе матери императрица Екатерина Алексеевна в 1725 году пожаловала его действительным камергером, хотя звание это было только номинальным, так как он в придворных церемониях никакого участия не принимал и жалованья не брал; позже он был произведен в генерал-поручики и тайные советники.

Умер Александр Григорьевич 7 ноября 1754 года, не оставив наследников мужского пола. От второго брака он имел дочь Анну, от третьего – Варвару. Анна Александровна вышла замуж за князя Михаила Михайловича Голицына (сына генерал-адъютанта, также Михаила Михайловича) и получила половину состояния. Остальная же половина перешла к князю Борису Григорьевичу Шаховскому, за которым была замужем вторая дочь Строганова Варвара.

Деятельность Александра Григорьевича как солепромышленника и собственника громадных родовых владений неразрывно связана с деятельностью Николая и Сергея Григорьевичей. Братья всегда составляли как бы одно юридическое лицо и в своих диктуемых обстоятельствами совместных действиях неизменно выступали с общего согласия. С их именем связан постепенный упадок пермского солеварения, сделавшегося при их отце одной из самых значительных отраслей тогдашней русской промышленности. Однако причины, способствовавшие упадку, не зависели от Строгановых: это были неблагоприятные для них правительственные меры и экономические условия (прежде всего, недостаток в рабочих руках) и, наконец, открытый источник более дешевой добычи соли – Эльтонское озеро.

Строганов Николай Григорьевич родился 2 октября 1700 года в Воронеже, где в это время находились его родители, а также Петр Великий, наблюдавший за постройкой флота. Восприемником мальчика был сам царь, который сделал новорожденному щедрый подарок в виде обширных земель по рекам Обве, Инве и Косве. В 1724 году, правда, вышел указ, согласно которому пришлось уплатить за них немалые деньги.

В 1726 году Николай Григорьевич женился на Прасковье Ивановне Бутурлиной. В следующем году он вместе с нею ездил в пермские вотчины для установления денежных и хлебных оброков с крестьян, урегулирования промысловых работ и вопроса о расположении при селах владельческих пашен и сенных покосов. Все это он исполнил «точию со льготами» для крестьян. При императрице Елизавете Пет с. г. Строганов ровне он был пожалован сначала в «штатские» (статские), а затем в тайные советники, а также награжден орденами Св. Александра Невского и Св. Анны.

Скончался Н. Г. Строганов в июне 1758 года, оставив трех сыновей: Григория, Сергея и Александра, и трех дочерей: Марию, вышедшую замуж за графа Мартына Карловича Скавронского и тем самым породнившую Строгановых с царствующим домом, Анну, вышедшую замуж за князя Михаила Ивановича Долгорукова, и Софию, обвенчавшуюся с генерал-поручиком Степаном Матвеевичем Ржевским.

С. Г. Строганов

Младший сын Григория Дмитриевича Сергей Григорьевич (генерал-поручик и кавалер ордена Св. Александра Невского) был известен своей добросовестной службой при дворе императрицы Елизаветы Петровны и пользовался ее благосклонностью. Действительный камергер и кавалер ордена Св. Анны I степени, в день рождения великого князя Павла Петровича 20 сентября 1754 года он был пожалован званием генерал-лейтенанта. После кончины в 1737 году жены Софьи Кирилловны (в девичестве Нарышкиной) он целиком посвятил себя единственному сыну Александру, рожденному от их брака.

Сергей Григорьевич Строганов, как и его братья, был хорошо образован, имел богатую библиотеку, увлекался коллекционированием произведений искусства и сам был не лишен творческих способностей. Рассказывают, что даже свое завещание он умудрился написать русскими и латинскими стихами. Младший из братьев много сил и средств отдавал благотворительности. В некрологе в «Академических ведомостях» по поводу его смерти говорилось, что «он око был слепых, нога хромых и всем был друг».

Младший сын Григория Дмитриевича положил начало созданию знаменитого дворца Строгановых на Невском проспекте, у Полицейского моста через реку Мойку. Здесь в 1738–1743 годах был сооружен первоначальный строгановский дом, как предполагают, по проекту архитектора Михаила Земцова, в 1753–1756 годах значительно расширенный и перестроенный гениальным Франческо Бартоломео Растрелли. В этом дворце просвещенный вельможа разместил картинную галерею, послужившую основой будущих громадных строгановских коллекций. Он вынашивал мысль о постройке в столице большого собора, продолжая родовую традицию храмового строительства, и передал эту мысль как завет своему сыну, Александру Сергеевичу.

Родовая линия, идущая от барона Сергея Григорьевича, известна лучше других ответвлений династии Строгановых, что связано с судьбой двух выдающихся деятелей этого семейства. Но в дальнейшем история Строгановых в большей степени обязана своим продолжением потомкам барона Николая Григорьевича.

Вельможа екатерининского века и меценат

Многие представители строгановского рода являлись известными меценатами, но первым из них был сын Сергея Григорьевича Александр Сергеевич (1733–1811). Его титулы и звания к концу жизни были весьма многочисленны – граф Священной Римской империи, граф Российской империи, действительный тайный советник 1-го класса, обер-камергер, член Государственного совета, сенатор, кавалер орденов Св. Андрея Первозванного, Св. Владимира I степени, почетный командор ордена Св. Иоанна Иерусалимского, президент Академии художеств, главный директор императорских библиотек и петербургский губернский предводитель.

Александр Сергеевич был, пожалуй, первым из русских вельмож-меценатов, систематически, с большим художественным чутьем и вкусом собиравшим произведения искусства и сделавшим очень много для русского искусства и как любитель, и как президент Академии художеств. Он составил галерею картин, написанных известнейшими художниками, собрал коллекции эстампов, медалей и камней. Особенное внимание он обращал на составление библиотеки, которую по огромному числу находившихся в ней редких изданий считали одной из первых в Европе.

В доме отца будущий меценат под руководством лучших учителей получил блестящее образование. По обычаю аристократических семейств тех лет Александр Сергеевич с рождения был записан в лейб-гвардии Семеновский полк, куда впоследствии поступил сержантом. Но случай помог ему избавиться от чуждой его характеру военной карьеры. Ведя однажды караул по Невскому проспекту, он споткнулся и упал. Случилось это в присутствии императрицы Елизаветы Петровны. На другой день она сказала его отцу: «Твой сын не годится для военной службы. Я его возьму к себе». Так началась его придворная жизнь.

Для завершения своего образования юный Строганов в мае 1752 года в сопровождении гувернера, двух служителей и целой свиты дворовых людей отправился за границу. Проехав Нарву, Ригу и Данциг, 5 июля он прибыл в Берлин, где радушно был принят генералом Кейтом, англичанином, ранее находившимся на русской службе. Кейт был активным деятелем масонского движения, и, видимо, встреча с ним молодого Строганова состоялась по рекомендации отца, тоже являвшегося членом масонской ложи. В Берлине юный путешественник осмотрел картинную галерею, библиотеку, кунсткамеру, дворец и 26 июля покинул город.

Затем он отправился в Ганновер, где его встретил друг отца граф П. Г. Чернышев, бывший посланником в Пруссии.

А. С. Строганов

2 августа 1752 года граф писал барону Строганову: «В бытность здесь Вашего сына, я его как королю, так и знатнейшим персонам обоего пола представил. Мы ежедневно были вместе. Вам с особым удовольствием могу сказать, что воспитанию его, учтивости и персональным качествам все должную похвалу воздали». Август путешественник провел в Ганау и Франкфурте-на-Майне, а 19 сентября прибыл в Страсбург, повсюду много времени уделяя осмотру произведений живописи и особенно библиотек.

Лишь в конце года Строганов достиг Женевы, продолжая осматривать по дороге все достопримечательности в области искусства, науки и промышленной техники. В Женеве, где были сосредоточены лучшие силы науки того времени, Александр Сергеевич пробыл два года, посвящая время преимущественно слушанию в университете лекций выдающихся профессоров, в частности историка Вернета, с которым остался в дружественных отношениях на всю жизнь.

В сентябре 1754 года Строганов переехал в Италию. Встреча с известным историком живописи Дезальи Д'Аржинвиллем имела решающее значение для зарождения в душе Строганова увлечения коллекционированием. Будущий меценат осмотрел художественные сокровища Турина, Милана, Вероны, Болоньи, Венеции и Рима. Он не обошел своим вниманием ни одного музея, сделав ценные покупки, послужившие основой собранных им впоследствии богатейших коллекций, познакомился с известными учеными, художниками. Многих из них молодой Строганов покорил своим воспитанием и прекрасной образованностью, остроумием, свободным владением языками. По свидетельству барона К. Е. Сиверса, Александр великолепно знал немецкий, французский и итальянский языки, «на которых он для меня толмачит». «Через него я познакомился со всеми здешними учеными, – писал Сивере из Венеции С. Г. Строганову, – и нельзя не заметить, что он всеми любим». А поверенный в делах в Париже Ф. Д. Бехтерев восклицал, что «желательно было бы, чтобы все россияне в чужих краях приобретали столько славы, сколько он».

Зимой 1756 года 23-летний барон направился в Париж, где пробыл два года, предаваясь светским удовольствиям, и в то же время изучая физику, химию, металлургию, посещая фабрики и заводы. Для молодого человека, располагавшего громадными денежными средствами и прекрасными для блестящей карьеры связями, изучение разных научных отраслей не было ширмой для прикрытия светской жизни, а действительным трудом и даже любимым занятием.

Отовсюду он аккуратно посылал отцу своеобразные письма-отчеты, не забывая просить у него денег на покупку редких «картин и куриозных вещей», а нередко и просто на жизнь. В ответных письмах Сергей Григорьевич описывал жизнь двора и столицы, посещение его дома императрицей. На балу в доме Строгановых, устроенном по случаю обручения двоюродной сестры Александра, Марии, и графа М. К. Скавронского, Елизавета Петровна поздравляла молодых, а в начале сентября 1753 года она чествовала самого хозяина.

1 ноября 1753 года первый дом Строганова на Невском проспекте, где происходили эти празднества, был уничтожен пожаром. И старый Строганов совершает чудо – по проекту архитектора Ф. Б. Растрелли строит на этом месте новый великолепный дворец всего за полтора месяца. С согласия императрицы, наряду со строгановскими мастеровыми, к строительству были привлечены казенные мастера и материалы со складов строящегося Зимнего дворца.

Строгановский дворец в Санкт-Петербурге

Свадьба Марии Николаевны Строгановой с графом Скавронским происходила уже в новом дворце. Здесь же 19 октября 1754 года Сергей Григорьевич устроил грандиозный костюмированный бал по случаю рождения внука императрицы – Павла Петровича. На званом вечере присутствовало более 500 человек. Сергей Григорьевич прожил в новом доме три года и умер 30 сентября 1756 года, не дождавшись сына, которого звал скорее вернуться в отчий дом. По следние месяцы нетерпение его было так велико, что он прекратил высылку денег в Париж, надеясь ускорить возвращение сына домой. Похоронен он был в Александро-Невской лавре.

Известие о кончине отца застало Александра в Голландии. Через графа И. И. Шувалова он просил императрицу разрешить ему остаться еще за границей «для окончания наук», но получил в ответ приказ немедленно вернуться в Россию. Александр прибыл в Петербург 23 июля 1757 года. В новом, недавно отстроенном дворце он нашел не только бумаги, связанные с получением наследства, но и обращенное к нему рукописное завещание в стихах:

Смотри, чтоб жребий мой душе твоей достался.
Старайся обращать, как сыны, все благие
Учения плоды на пользу всей России,
Священным музам, друг, во всем ты верен будь.

Это была, по существу, программа всей его будущей деятельности, которой он старался следовать всю жизнь.

Исполняя волю отца и желание государыни Елизаветы Петровны, Александр вскоре женился на дочери вице-канцлера графа М. И. Воронцова, Анне Михайловне – 14-летней девочке, крестнице императрицы и великого князя Петра Федоровича. Мать супруги, Анна Карловна (урожденная Скавронская), приходилась родственницей императрице.

Александр браку не противился. «По моему мнению, партия так хороша, что лучше и желать нельзя», – сообщал он дяде. В день венчания 18 февраля 1758 года, на котором присутствовала сама императрица Елизавета Петровна, молодой хозяин пермских земель был пожалован в «действительные камер-юнкеры», получив первый чин на придворной службе. Теперь он должен был постоянно посещать двор вместе со своей юной красавицей супругой.

Желая показать Строганову свое расположение, государыня в октябре 1760 года отправила его в Вену для принесения поздравлений австрийскому двору по случаю бракосочетания эрцгерцога Иосифа. Там от вдовствующей императрицы Марии-Терезии он получил «взамен унаследованного баронского титула титул графа Римской империи», данный ему «в ознаменование к нему истинного благоволения». Правда, некоторые современные историки, да и историки прошлого, сомневаются, что графский титул мог быть пожалован А. С. Строганову вдовствующей императрицей. Скорее всего, это было сделано правящим в то время императором Францем I, но с подачи его матери.

Последовавшие в скором времени политические события разрушили семейное счастье Александра Сергеевича Строганова. Вместе с низвержением Петра III пал и граф Воронцов, который в качестве канцлера играл первую роль в государстве. Супруга Строганова вместе со всем семейством (известно, что двоюродная сестра ее, Елизавета Романовна Воронцова, была фавориткой Петра III) являлась безусловной сторонницей свергнутого императора. Сам же Строганов находился в числе приверженцев Екатерины П. Он даже упоминается историками в числе «заговорщиков» – сторонников Екатерины из среды елизаветинской знати. Этот разлад в политических воззрениях сказался и в семейных отношениях. В ноябре 1764 года Анна Михайловна возвратилась в дом отца. Вслед за тем началось дело о разводе. Екатерина II отказалась решать его, предложив супругам обратиться к духовному суду. Дело о разводе тянулось вплоть до февраля 1769 года, когда Анна Михайловна внезапно скончалась.

А. М. Строганова

В первый же год своего царствования Екатерина II пожаловала Строганова камергером, в 1770 году тайным, а через 5 лет – действительным тайным советником и сенатором. В первое путешествие Екатерины II в Москву в 1762 году он находился безотлучно при ней. В числе немногих Александр Сергеевич был постоянным зрителем театра в Эрмитаже и нередко сам распоряжался и театром и Он был одним из постоянных собеседников императрицы, сопровождал ее в путешествиях по Финляндии, Белоруссии, в Ригу и Крым, плавал с ней по Волге. Особенно ценила государыня Александра Сергеевича за его остроумие, умение вести беседы, непринужденное поведение, равнодушие к служебной карьере, невмешательство в политику и придворные интриги.

А. С. Строганов всегда был готов способствовать мерам по развитию просвещения и более цивилизованных, гуманных форм жизни в стране. В 1767 году именно в его доме собирались депутаты, избранные в комиссию по составлению проекта нового Уложения. Будучи членом комиссии, Строганов особенно настаивал на устройстве школ для крестьян. Когда императрица задумала постройку «Воспитательного дома» для сирот, одним из ее главных помощников в этом деле был Строганов. Она часто прибегала к его советам относительно преобразования России. Как владельцу обширных имений в Перми, она поручила ему составить проект «административных и хозяйственных улучшений» этого богатого края с быстро увеличивающимся населением. Осенью 1787 года он по поручению императрицы с сыном Павлом и двоюродным братом Александром Николаевичем отправился в Пермь открывать там наместничество, которое в торжественной обстановке было провозглашено 18 октября.

Сохранились также отрывочные сведения о том, что в это время Александр Сергеевич принимал участие в масонских ложах, усвоил нравственный кодекс масонов, который пытался применить в отношениях со своими крестьянами. В 1786 году он составил своему главному управляющему пермским имением предписание и правила об управлении: «Во всех твоих предприятиях и расположениях помни, что ты сердцу моему ни спокойствия, ни же сладкого удовольствия принести не можешь, когда хотя б до миллионов распространил мои доходы, но отягчил бы чрез то судьбу моих крестьян; в таком случае приказываю тебе всегда предпочесть моим выгодам выгоды тех людей, коим я должен и хочу быть более отцом, нежели господином». «Судить беспристрастно, – писал он управляющему в другом письме, – прибегать к чувствам любви родительской… обиды забывать всегда… иметь сердце открытое к бедствиям вдов и сирот, угнетенных бедностью». В соответствии с его распоряжением крестьяне, работающие на соляных варницах и заводах, распускались летом по домам для посева и уборки хлеба и сена. Только 500 человек находились на варницах постоянно.

Заботился он и о распространении образования в своих владениях. 24 июня 1794 года в селе Ильинском, где располагалось главное правление, было открыто первое в строгановском имении приходское училище.

В 1790 году граф Александр Сергеевич Строганов совершил один из самых впечатляющих своих поступков. «Подражая ревностной любви к отечеству своих предков, – писал он в прошении к императрице, в котором отказывался от 10 млн десятин земли, пожалованных его предкам, – по собственной и доброй воле оставляю те места за казенными заводами и государственными селениями».

В начале 1771 года Строганов женился на известной красавице, юной княжне Екатерине Петровне Трубецкой – дочери сенатора и бывшего генерал-прокурора. Сразу после свадьбы молодые уехали в Париж, где поселились в купленном ими доме в парижском предместье Сен-Жермен. Они пробыли во Франции свыше семи лет. О Екатерине Петровне мемуаристы писали в восторженных тонах: «Характера высокого и отменно любезная. Беседа ее имела что-то особо заманчивое. Она была одарена многими прелестями природы, умна, мила, приятна. Любила театр, искусство, поэзию, художество». Во время путешествия по Европе супруги посетили Вольтера, который встретил их весьма приветливо. Екатерина Петровна уже на старости лет любила вспоминать о комплиментах, которыми ее одарил престарелый мудрец. Однажды после прогулки больной Вольтер, встретив у порога своего дома графиню Строганову, приветствовал ее словами: «Ах, мадам, вы так прекрасны, что подарили мне и солнце и воздух».

Е. П. Строганова

В Париже А. С. Строганов возобновил свои связи, приобретенные еще в первом заграничном путешествии в различных масонских организациях. Он «успевал участвовать в делах сразу нескольких лож вольных каменщиков и добился в них такого авторитета, что в 1773 году участвовал в реформировании французского масонства». Позднее он даже принял в одну из лож под названием «Девять муз», где членами состояли многие выдающиеся художники, музыканты и литераторы, Вольтера.

Вместе с тем Строганов, будучи глубоко верующим человеком, стремился соединить в своей душе просветительские ценности европейского масонства с духовными ценностями православия, и именно в Париже, по-видимому, окончательно сложились его оригинальные, глубоко духовные и гуманные взгляды на свое предназначение. Во Франции Строганов сделал значительные и ценные приобретения картин и разного рода редкостей. В Париже 7 июня 1772 года родился его единственный сын Павел Александрович. За границей родилась также и дочь Строгановых Софья, умершая в 16 лет.

По возвращении в 1779 году в Петербург Строганов во второй раз пережил семейную драму: его жена увлеклась фаворитом Екатерины II И. В. Римским-Корсаковым, ответившим ей взаимностью. Разгневанная императрица повелела Корсакову немедленно удалиться в Москву, куда, к всеобщему удивлению, последовала и Екатерина Петровна.

Так граф в 46 лет снова остался в одиночестве с малолетним сыном на руках. Он предоставил в распоряжение супруги дом в Москве, значительную сумму ежегодно и одно из своих подмосковных имений, село Братцево; сам же посвятил себя воспитанию сына, покровительству талантам и дальнейшему собиранию произведений искусства.

А. С. Строганов славился своим несметным богатством. Екатерина II нередко говаривала, что два человека делают все возможное, чтобы разориться, и не могут. Под такими счастливцами она разумела Льва Александровича Нарышкина и Александра Сергеевича Строганова. Великолепные приемы Строганова во дворце на Невском проспекте или на Каменноостровской даче остались в памяти современников.

Екатерина II, Павел I и Александр I неоднократно посещали вельможу, присутствовали у него на обедах и балах.

На принадлежавшем ему земельном участке около устья Черной речки А. С. Строганов разбил громадный сад и по проекту архитектора А. Н. Воронихина выстроил загородный дом. Сад был открыт для публики и сделался в скором времени любимым местом гулянья жителей Петербурга. По парку можно было кататься в экипажах и верхом, посетители сада развлекались за счет Строганова музыкой, песенниками, фейерверками и иллюминациями. Сам граф, смешавшись с гуляющими, вступал с ними в разговоры, одинаково равный всем – и вельможе, и простому мастеровому.

В саду была открыта доступная каждому библиотека. Но посетители сада стали «растаскивать книги в свою собственность». В первый же день графу донесли, что недостает нескольких томов. Добродушный меценат решил, что многие посетители взяли книги домой для прочтения и затем вернут их. Но в другие дни недочет оказался еще большим. К концу лета недоставало уже многих сотен книг, весьма дорогих в то время. Опыт просветительства оказывался явно убыточным. Это обстоятельство вынудило Строганова библиотеку для публики закрыть.

Была в саду еще одна диковина, о которой говорил весь образованный Петербург. В первую русско-турецкую войну офицер флота Домашнев, командовавший морским десантом, на одном из островов греческого архипелага нашел саркофаг, привез его в Россию и подарил Строганову. При виде саркофага восхищенный граф воскликнул: «Не памятник ли это Гомера?» Это его восклицание переходило из уст в уста, и все решили, что Строганов действительно владеет гробницей Гомера. На деле же фигуры на саркофаге изображали Ахилла, переодетого в женское платье.

О грандиозных праздниках и приемах А. С. Строганова ходили легенды. Во время пребывания в России в августе 1796 года шведского короля Густава IV и его дяди герцога Зюндерманландского все петербургские вельможи, стараясь угодить Екатерине II, давали роскошные балы в честь высоких гостей. Но размахом устроенных торжеств всех превзошел граф А. С. Строганов, поразив даже своих царственных гостей. Густав IV и императрица провели на даче графа весь день. А вечером была устроена прогулка на лодках. В саду долго хранился камень, на котором граф пил чай с высокими гостями.

А. С. Строганов слыл среди современников большим чудаком и остроумцем. Все европейские путешественники обязательно появлялись в его доме, который был открыт для всех посетителей независимо от знатности, должности и чина. Никто в доме не спрашивал приходившего, кто он такой. Рассказывают, что один незнакомый человек постоянно являлся к обеду графа и садился на свое привычное место. Но однажды граф не нашел его между гостями и, обеспокоенный, спросил: «Где тот, который всегда садился против меня?»

А. С. Строганов любил пошутить и повеселиться. Так, однажды позвав своих друзей на обед, он неожиданно объявил им, что повар его неизвестно куда исчез. Когда приглашенные собрались уходить, граф незаметно отодвинул широкую зеркальную дверь, и глазам изумленных гостей предстала картина роскошно сервированного стола.

Сохранилось много сведений о поездках графа «в маскарад», о концертах и постановках в его доме. А. С. Строганов писал небольшие пьесы для Эрмитажного театра. Известна, например, его пьеса «Утро любителя драгоценностей». Знали и об актерских способностях мецената: он умело подражал манерам и голосу Екатерины П. Артистическая натура Строганова проявлялась даже в его кулинарных способностях: он придумал рецепт знаменитого мясного блюда бефстроганов.

Вообще Строганов слыл большим гурманом. На обеды и ужины с друзьями он не жалел денег. В столовой гости на античный манер возлежали вокруг стола, облокотясь на подушки. Еда у Строганова была чрезвычайно изысканная. На закуску, для возбуждения аппетита, подавали особое блюдо, готовящееся из селедочных щек. На одну тарелку такого угощения шло более тысячи селедок. Предлагали гостям и такие пикантные блюда, как лосиные губы, разварные лапы медведя, кукушки, зажаренные в масле и меду, жареную рысь.

Александр Сергеевич был своим, домашним человеком во дворце. Он зачастую мог позволить себе в присутствии императрицы вести себя таким образом, что вряд ли сошло бы другим. Однажды, когда Строганов играл с ней в карты и императрица допустила ошибку, она позвала фрейлин и сказала им, указывая на Строганова: «Он кричит на меня. Как бы ему не вздумалось драться». Екатерина звала его кумом, шутя про него говорила: «Я с кумом боюсь одна быть. Он горяч».

Даже сумасбродный император Павел I, перессорившийся, кажется, со всей петербургской знатью, не доверявший ей, удостаивал Строганова всеми знаками дружбы. Он ездил к нему запросто, как к домашнему своему другу, и часто звал к себе обедать. Принц Евгений Вюртембергский писал, что Строганов «казалось, был любимцем монарха: он слыл за остряка и очень умного человека, а низенькая, сухопарая и скорченная фигура придавала ему вид настоящего дипломата».

«Гробница Гомера» в строгановском саду

И впоследствии не проходило дня, чтобы кто-нибудь из августейшей фамилии не был у графа. Император Александр I и его супруга, императрица Елизавета Алексеевна, великий князь Константин Павлович, великая княжна Мария Павловна очень часто посещали его дом. Вдовствующая императрица Мария Федоровна испытывала к Строганову самую искреннюю дружбу, называла его в своих письмах «mon bon ami» («мой дорогой друг»), часто прибегала к его советам и принимала от него пожертвования для разных благотворительных учреждений.

Все мемуаристы сходятся во мнении, что это был тип истинного русского вельможи, которыми так славилось екатерининское время. Вместе с тем некоторые из них писали о Строганове как о человеке, которому нельзя доверить серьезные государственные дела, как о любителе разного рода «курьезностей», который имеет несметные богатства и потому иногда играет роль мецената.

Даже один из друзей Александра Сергеевича, поэт Державин, превозносивший его в одах и стихотворных посланиях, в своих воспоминаниях довольно зло писал: «Граф Строганов… по малодушию своему всегда был угодником двора и в дела почти не входил, а по привычке своей или по умышленной хитрости, при начале чтения оных шутил и хохотал чему-нибудь, а при конце, когда надобно было давать резолюцию, закашливался; то и решали дела другие; а он, не читая их и не зная, почти все то, что ему подложат или принесут, подписывал; но когда он чью брал сторону и пристрастен был к чему-либо по своим, а паче по дворским видам, то кричал из всей силы и нередко превозмогал прочих своею старостию, знатностью и приближенностью ко двору».

Г. Р. Державин

Образ чудака и неудачника в любви использовала и сама императрица Екатерина II в своей комедии «Обольщенный», где Строганов предстает в образе одного из персонажей пьесы – болтуна Радотова (от нем. radoter – болтать), вечно забывающего о том, что происходит вокруг него. Не слишком лестная характеристика дана Екатериной и персонажу другой ее комедийной пьесы «Обманщик», направленной против масонов, в которой главный герой Самблин (в нем современники узнавали А. С. Строганова) едва не лишается своих бриллиантов, отданных проходимцу с многозначительной фамилией Калифалжерстон. В этом персонаже были представлены все знаменитые авантюристы того времени, начиная с графа Калиостро. Конечно, эти характеристики, несмотря на верно подмеченные недостатки характера графа, не всегда справедливы. Личность этого незаурядного и талантливого человека была гораздо глубже, и он доказал это своей деятельностью на благо отечества.

Красной нитью через всю жизнь А. С. Строганова проходит его страсть к собиранию произведений живописи и скульптуры. При Екатерине II русское собирательство достигло своего расцвета. Ею были приобретены во Франции и Англии самые ценные собрания Эрмитажа. Примеру императрицы последовали ее вельможи. В те годы в России возникли крупнейшие частные коллекции.

Первые сведения о покупке картин Строгановым относятся ко времени его первого путешествия за границу. Пребывание в Европе позволило А. С. Строганову не только приобрести первоклассные произведения, но и воспитать у себя подлинно художественный вкус, «приобщиться к европейской культуре собирательства». Во время второго путешествия за границу он является уже авторитетным знатоком живописи и, по некоторым свидетельствам, консультантом императрицы в вопросах приобретения ею произведений искусства. Имя Строганова постоянно встречается в каталогах распродаж. Он покупает картины (А. Ван Дейка, Д. Тенирса, Я. Веникса и др.) из самых знаменитых парижских коллекций. Для него пишут известные французские живописцы – Ж. Б. Грёз (портрет маленького сына Павла), Гюбер-Робер (пейзажи). Он посещает мастерскую скульптора Ж. А. Гудона.

В петербургском дворце на Невском проспекте А. С. Строганов разместил свою знаменитую картинную галерею, в которой уже в 1793 году, согласно составленному им каталогу, насчитывалось 87 картин наиболее известных художников различных школ – флорентийской, римской, ломбардской, венецианской, испанской, голландской, фламандской и др. В его коллекции были картины Боттичелли, Джотто, Рембрандта, С. Рейсдаля, П. Рубенса, А. Ван Дейка.

В одном из залов находились портреты членов семьи Строгановых, написанные Д. Г. Левицким, А. Варнеком, Лампи, Э. Виже-Лебрен и др., большое количество фамильных миниатюр, собрание скульптур, изделий прикладного искусства. Тогда же Александр Сергеевич лично составил и издал описание своей коллекции. Его собрания эстампов, камней, медалей и особенно монет, которых у него было свыше 60 тыс. экземпляров, не имели себе равных в России.

Огромная, богатая редкими рукописями библиотека, которой пользовалась сама императрица, располагалась во дворце Строганова. Он разбил все книги на пять разделов, раскрывающих энциклопедический характер интересов владельца собрания. И на строгановской даче меценат хотел «в малом варианте» осуществить свою давнюю идею публичной библиотеки, занимавшую его с 1760-х годов, когда он подал императрице «План публичной российской библиотеки в Санкт-Петербурге».

Владея такими редкостями и в такое время, когда в России еще почти не было ни музеев, ни значительных общественных книгохранилищ, А. С. Строганов любезно предоставлял возможность пользоваться своими сокровищами любому серьезно интересовавшемуся той или другой областью искусства или литературы. Его дом «был в то время средоточием истинного вкуса» и посещался почти всеми известными художниками и писателями. В числе лиц, которые пользовались дружбой, а зачастую и материальной поддержкой А. С. Строганова, были художники А. Е. Егоров, А. И. Иванов, В. К. Шебуев, Д. Г. Левицкий, В. Л. Боровиковский, О. А. Кипренский; писатели Д. И. Фонвизин и Г. Р. Державин, посвятивший ему несколько стихотворных посланий, переводчик «Илиады» H. И. Гнедич, закончивший и издавший свой грандиозный труд только благодаря щедрому пособию мецената, поэт И. Ф. Богданович, баснописец И. А. Крылов, скульпторы И. П. Мартос, С. И. Гальберг, композитор Д. С. Бортнянский, архитектор А. Н. Воронихин, вышедший из его дворовых людей, и другие.

23 января 1800 года «ввиду исключительной страсти к произведениям искусства, тонкого понимания его разнообразных областей и широкой популярности среди художников» А. С. Строганов был назначен императором Павлом I президентом Академии художеств, почетным членом которой он состоял с самого момента ее основания. При его президентстве Академия достигла наивысшего расцвета. Из ее стен вышли выдающиеся таланты, для поддержки которых и для предоставления им возможности продолжить свое образование за границей А. С. Строганов никогда не жалел собственных средств.

Благотворительной и меценатской деятельности Строганова помогало то, что он был «нейтрален в разного рода политических делах», особенно в конце своей жизни. Поэтому, несмотря на долголетнюю дружбу с Екатериной II, при новом царствовании он не только остался в числе приближенных лиц императора Павла I, но и получил новые награды. Тотчас по восшествии на престол император произвел А. С. Строганова в обер-камергеры и пожаловал орденом Иоанна Иерусалимского. 21 апреля 1798 года Павел возвел его в звание графа Российской империи в дополнение к имевшемуся титулу графа Римской империи. Через два года император назначил его директором Публичной библиотеки, при которой А. С. Строганов организовал общество для печатания книг и переводов.

Павел I поручил ему также сооружение памятника Суворову, который был выполнен под наблюдением мецената скульптором М. И. Козловским, и строительство Казанского собора в Петербурге.

При императоре Александре I Строганов был назначен членом Главного управления училищ. Ему же поручалось управление Петербургским учебным округом во время отсутствия попечителя. В течение 27 лет (с 1784 по 1811 год) он был петербургским предводителем дворянства. В 1806 году Строганов находился в числе депутатов, поднесших от имени сената Александру I благодарственный адрес по случаю манифеста о предстоящей войне с Наполеоном и пожертвовал 40 тыс. рублей на создание милиции для этой войны. Наконец, при учреждении Государственного совета он был в числе первых его 27 членов.

Последние 10 лет своей жизни Строганов почти всецело посвятил постройке собора Казанской Божией Матери в Санкт-Петербурге. В возрасте 67 лет он возглавил созданную по указанию императора Павла комиссию по строительству собора. Взявшись за это труднейшее дело, граф продолжал вековые традиции Строгановых, выполнял завет предков строить храмы на Руси, что соответствовало духовным стремлениям самого мецената.

При строительстве собора Строганов поставил целью доказать возможность создания выдающегося архитектурного сооружения «из русского камня» одними русскими силами. Патриот своего отечества, он понимал всю важность формирования национальной архитектурной и художественной школы в то время, когда в городском строительстве, особенно в столице, практически безраздельно царили архитекторы-иностранцы. К работам были привлечены исключительно русские силы. Ни один иностранный художник и мастеровой не были допущены к строительству собора. Начиная от простого камня, положенного рукою каменщика, до мысли зодчего – все было русское.

А. С. Воронихин, воспитанник графа, «возведенный им на степень высших чинов», был назначен зодчим этого великолепного храма. Художники В. К. Шебуев, О. А. Кипренский, Г. И. Угрюмов и др. писали образа; Ф. Г. Гордеев и Ф. Ф. Щедрин создали барельефы. И. П. Мартос выполнил колоссальные статуи Иоанна Крестителя, Андрея Первозванного и многие барельефы. Несмотря на преклонный возраст, А. С. Строганов не щадил ни сил, ни здоровья, вникая во все детали строительства, взбираясь с больными ногами на леса неоконченного собора.

А. Н. Воронихин

15 сентября 1811 года собор был торжественно освящен. После окончания службы граф подошел под благословение к митрополиту и, как бы предчувствуя близкую смерть, сказал: «Ныне отпущаеши раба твоего, Владыко, с миром». Самое главное дело его жизни было завершено. За постройку Казанского собора Строганов получил чин действительного тайного советника 1-го класса. Вечером, после освящения храма к меценату приехали его многочисленные друзья, чтобы поздравить с окончанием строительства. Он приветствовал гостей, сияя радостью и счастьем, забыв о своих недугах. Дворец был украшен иллюминацией, окна растворены. Граф сильно простудился. 27 сентября А. С. Строганов скончался.

Гроб с телом покойного, согласно его последнему желанию, был поставлен в Казанском соборе, и митрополит Филарет произнес над ним последнее слово. Все члены августейшей семьи сопровождали гроб до самой могилы в Александро-Невской лавре. Поэт К. П. Батюшков в письме к Н. И. Гнедичу так отозвался о Строганове: «Был русский вельможа, остряк, чудак, но все это было приправлено редкой вещью – добрым сердцем».

Грандиозный храм вскоре стал восприниматься как символ духовного героизма и стойкости русского народа в Отечественной войне 1812 года. После ее окончания в нем были размещены военные трофеи русских войск, ключи от 17 городов и 8 крепостей Европы, 105 знамен и штандартов.

Решетка у Казанского собора

В соборе был захоронен прах фельдмаршала М. И. Кутузова. А в 1837 году перед собором установлены памятники главнокомандующим русской армией в войне с Наполеоном М. И. Кутузову и Барклаю-де-Толли.

«Гражданин Очер»

Традиции коллекционерства, меценатства и благотворительности, развивавшиеся Строгановыми в пределах своих вотчин и поднятые на общероссийский уровень А. С. Строгановым, были продолжены его сыном графом П. А. Строгановым и супругой сына Софьей Владимировной.

Павел Александрович Строганов родился в Париже, по одним сведениям, в 1774 году, а по другим – в 1772 году. В 1779 году его родители возвратились в Россию. Вскоре в Петербург приехал француз-воспитатель Жильбер Ромм, с которым Строганов заключил долгосрочный договор о преподавании наук и воспитании сына до 18 лет. Маленький Павел почти ни слова не говорил по-русски, и его воспитатель решил немедленно вместе с ним заняться изучением русского языка.

Приезд Ромма в Петербург совпал с размолвкой четы Строгановых. Мать Павла уехала в Москву вслед за И. Н. Корсаковым, опальным фаворитом Екатерины II, отец оставался в Петербурге. Надо было по возможности скрыть от мальчика это двойственное положение. И тогда по настоянию Ромма решено было совершить путешествие по России, чтобы ребенок знакомился с различными бытовыми сторонами жизни и на практике изучал русский язык.

В грандиозный вояж мальчик и его гувернер отправились в сопровождении лакеев, егерей, гвардейского унтер-офицера, а также крепостного художника Строгановых Андрея Воронихина. Подобные путешествия с посещением родовых вотчин продолжались с перерывами с 1781 по 1786 год. Ромм вел подробный дневник, записывая путевые впечатления. Одним из приемов обучения своего воспитанника Ромм сделал переписку между ними, что привело к появлению обширного архива. И многие письма сохранились. В 1784 году они посетили Олонецкую губернию, Финляндию, Выборг и Иматру побывали в Москве, Нижнем Новгороде, Казани, Пермской губернии, добрались до Алтая и Байкала. В следующий раз путники отправились на Валдай, побывали в Новгороде, Москве и Туле. В 1786 году Ромм со своим воспитанником надолго задержались в Киеве, осмотрели Украину (Малороссию), Новороссийский край, Крым.

После возвращения в Петербург молодой граф П. А. Строганов, числившийся в списках конной гвардии корнетом, был переведен поручиком в Преображенский полк с зачислением адъютантом к князю Потемкину, что дало ему возможность получить разрешение уехать за границу для завершения своего образования. В путешествие за границу, в Швейцарию и Францию, продолжавшееся более трех лет (1787–1790), Павел и его воспитатель отправились вслед за другим молодым представителем рода Строгановых – бароном Григорием Александровичем (1769 или 1770–1857). Единственный сын барона Александра Николаевича ехал за границу для учебы в Страсбургском университете.

П. А. Строганов

В ноябре 1787 года путешественники прибыли в Женеву, ученый мир которой встретил их весьма радушно. Здесь к ним присоединился Григорий Александрович. Строгановы посещали лекции химика Тенгри, физика Пикте, встречались со знаменитым Лафатером, совершали поездки по горам и к ледникам, осматривали рудники, фабрики и заводы, что было важно для них как будущих уральских заводчиков.

После годового пребывания в Швейцарии в первые месяцы 1789 года Строгановы отправились в Париж. Здесь они собира лись упражняться в фехтовании и искусстве верховой езды, посещать лекции в Сорбонне. В приписке к письму Павла отцу от 16 декабря 1788 года Ромм сообщал Александру Сергеевичу: «Ваш сын должен прослушать здесь такие необходимые для его образования курсы, как естественная история и горная химия». В письме от 12 февраля 1789 года воспитатель развертывал перед отцом целую программу обучения во французской столице: «Париж предоставляет нам широкие возможности для всех видов учебы, но и скрывает также в себе немало подводных камней. Дабы обойти последние и не отвлекаться от достижения поставленной цели, я счел нужным изменить имя Вашего сына, избавившись тем самым от необходимости выполнять пустые и бесполезные обязанности, которые налагало бы на нас его родовое имя… Я с удовлетворением замечаю, что эта перемена имени, больше не являющаяся тайной, указывает на тот образ жизни, которому мы решили следовать, а потому нас до сих пор еще не беспокоили в нашем уединении. Вы на сей счет не высказали никакого мнения, и я хотел бы знать, одобряете ли Вы нас. Ваш сын не посещает здесь никаких зрелищ, поскольку в Париже они могут быть опаснее для молодого, неопытного человека, чем где-либо еще. Я ему дозволяю лишь те удовольствия, которые он имел в детстве. Учится он математике, рисованию, работе с картой, что должно подготовить его к изучению фортификации, осваивает металлургическую химию и механику. Я предлагаю давать ему уроки английского языка и несколько подтянуть его в немецком. Он неизменно занимается историей, которая преподается ему так, чтобы он дополнительно мог получить представление о французской художественной литературе… Что касается юриспруденции, то я нахожу его пока слишком легкомысленным и недостаточно усидчивым для ее изучения. Надеюсь, он смог бы приступить к нему через год или два. Я жду наступления теплого времени для возобновления его занятий плаванием и другими упражнениями, укрепляющими тело… У Вашего сына нет хорошо осознанного стремления к учебе, но он относится к работе добросовестно, проявляя при этом большую сообразительность и точность суждений».

В столице Франции становилось неспокойно, и Ромм решил из предосторожности переменить, как это видно из цитированного письма, фамилию своего воспитанника на Павла Очера (по названию речки, протекавшей около одного из пермских заводов в строгановских владениях). В апреле 1789 года пришло известие о кончине барона и действительного тайного советника Александра Николаевича Строганова, и сын его, Григорий Александрович, немедленно выехал в Россию вместе со своим гувернером. Юный граф Павел и его воспитатель остались в Париже одни.

Всеобщее недовольство, брожение умов, финансовый кризис указывали на скорое падение династии Бурбонов. Уже шли выборы в Национальное собрание, заседания которого совпали с приездом в Париж Жильбера Ромма и его воспитанника. В июне 1789 года Ромм и П. Строганов начали регулярно посещать заседания Генеральных штатов в Версале и активно интересоваться прессой и публицистикой. 26 июня 1879 года Павел писал отцу о ситуации во Франции: «Мы здесь имеем весьма дождливое время, что заставляет опасаться великого голода, который уже причинил во многих городах бунты. Теперь в Париже премножество войск собрано, чтобы от возмущений удерживать народ, который везде ужасно беден».

События 14 июля 1789 года, связанные со взятием парижским людом королевской тюрьмы Бастилии, получили огромный резонанс не только во Франции, но и далеко за ее пределами. 20 июля Павел известил отца о случившемся: «Вы, может быть, уже знаете о бывшем в Париже смятении, и вы, может быть, неспокойны о нас, но ничего не опасайтесь, ибо теперь все весьма мирно».

Но революционные события стремительно нарастали, и Жильбер Ромм вовлек в водоворот политических событий своего юного воспитанника. Он стал посещать народные сходки и митинги с юным Павлом и чуть ли не ежедневно ездил в Версаль на заседания Национального собрания. 10 января 1790 года Ромм основал Клуб друзей закона. И в числе первых членов клуба была фамилия Павла Очера. Клуб стремился влиять на ход голосования в Национальном собрании.

Ромм знакомил Павла со всеми знаменитыми деятелями революции.

Заседания Клуба друзей закона происходили в доме Теруань де Мерикур, получившей известность среди парижской бедноты своими пламенными речами и оригинальностью костюма во время взятия Бастилии и похода парижских женщин на Версаль. Революционные газеты изображали ее в красной амазонке, большой шляпе, украшенной перьями, с мужским поясом, на котором висели сабля и два пистолета. Ромм был увлечен ее патриотизмом, а юный Павел со всей пылкостью и безоглядностью юности влюбился в прекрасную и жестокую «красную амазонку» Французской революции, которая, по свидетельствам современников, едва ли не собственноручно отрубила голову монархисту Сюло. Красавица Теруань заведовала архивом Клуба друзей закона, а юный Строганов отвечал за библиотеку, которую он купил для клуба на деньги отца.

Немудрено, что, вращаясь в таком своеобразном обществе, Павел Очер вскоре вступил и в Клуб якобинцев. 7 августа 1790 года ему был выдан диплом за подписью председателя и трех секретарей. Поощряемый своим воспитателем, Павел переводит на русский язык «Декларацию прав человека и гражданина». Восхищение юного Строганова вызывали речи популярных ораторов революции, и особенно выступления адвоката Мирабо. В то время он записывал: «Лучшим днем моей жизни будет день, когда я увижу Россию, обновленную такой же революцией. Может быть, я буду играть в ней такую же роль, какую здесь играет гениальный Мирабо».

Поведение молодого русского аристократа привлекло внимание королевской полиции и российского посланника в Париже. Хотя Ромм регулярно отправлял А. С. Строганову свои донесения и массу брошюр, едва ли старый граф отдавал себе ясный отчет в том, что «проделывает безупречный гувернер с его сыном». Зато императрица сразу во всем разобралась, и ее ответ на донесение посланника Самойлова из Парижа был весьма категоричен: «Чтобы генералу Брюсу (петербургский губернатор. – М. Г.) поручено было сказать графу Строганову, что учитель его сына Ромм, сего человека молодого, ему порученного, вводит в клуб Жакобенов и Пропаганды, учрежденный для взбунтования везде народов противу власти и властей, и чтобы он, Строганов, сына своего из таковых зловредных рук высвободил… ибо граф Брюс того Ромма в Петербург не впустит».

В конце августа 1790 года Ромм и его воспитанник, подчиняясь настоятельным требованиям графа А. С. Строганова, отправились из Парижа в провинцию, в Овернь. Судя по их письму от 19 августа 1790 года, они покидали столицу с разным настроением. Тон Павла спокоен и жизнерадостен: «Вышедши из Парижа августа второго дня, мы довольно счастливо сделали наш путь пешком и прибыли сюда 16-го дня». Напротив, Ромм почти не скрывает раздражения и пишет едва ли не вызывающе, подчеркнуто демонстрируя, что никоим образом не разделяет негативного отношения старого графа к происходящему во Франции: «Верные своему намерению, о котором мы известили Вас в своем последнем письме, мы покинули Париж. Мы прервали все полезные отношения, которые связывали бы нас в столь сложной ситуации с теми событиями, что стали для истории величайшим чудом, а для правителей – величайшим уроком».

В деревушке Жимо, где они поселились, серьезно заболел и умер преданный слуга молодого графа Клеман. Ромм не допустил к умирающему священника и устроил гражданские похороны. Весть об этом дошла до России и окончательно поколебала доверие старого графа к гувернеру своего сына. Он послал H. H. Новосильцева, приходившегося двоюродным братом Павлу Александровичу, с поручением забрать его у Ромма и отвезти в Россию. Расставание Павла со своим воспитателем произошло в Париже 1 декабря 1790 года.

Сам Ж. Ромм закончил свою жизнь трагически. Он стал членом Конвента, находился среди подписавших смертный приговор Людовику XVI. Им был составлен революционный календарь. Когда «Гора» была побеждена, Ромм и пять его товарищей были арестованы, приговорены к казни на гильотине и покончили с собой, чтобы не отдаваться живыми в руки палача. Влияние Ж. Ромма на своего воспитанника не прошло бесследно, что видно из последующей жизни и деятельности Павла Александровича.

По возвращении П. А. Строганова в Россию императрица приказала выслать его подальше от столицы, в Братцево, подмосковное имение его матери, где он оставался до смерти Екатерины II в 1796 году. Еще живя в Братцеве, Павел Александрович часто посещал дом княгини Натальи Петровны Голицыной (впоследствии послужившей прообразом «пиковой дамы» А. С. Пушкина) и в 1794 году женился на ее дочери, Софье Владимировне (1774 или 1775–1845). В 1795 году у них родился сын Александр, а впоследствии еще четыре дочери: Наталья, Аделаида, Елизавета и Ольга.

С воцарением Павла I, который был крестным отцом Павла Строганова, молодые супруги переехали в Петербург, где сблизились с семьей наследника, великого князя Александра. Софья Владимировна становится придворной статс-дамой, близкой подругой супруги наследника, Елизаветы Алексеевны, Павел Александрович – камергером и личным другом Александра. Размышляя в это время о путях преобразования России, П. А. Строганов прочитал книгу А. Н. Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву». Интересен его отзыв о ней: «Действительно необходимость была согласиться с началами, господином Радищевым предложенными. Нет сомнения, что он был исполнен рвения к добру, но… мне кажется, он не взял в этом деле истинный путь».

Павел Александрович был «первым из друзей Александра, который удостоился слышать мысли его о предстоящих преобразованиях». По-видимому, Александр, будучи еще наследником, делился с ним своими планами. «Мне думалось, – писал он, – что если когда-либо придет и мой черед царствовать, то вместо добровольного изгнания себя я сделаю несравненно лучше, посвятив себя задаче даровать стране свободу… Это… было бы лучшим образцом революции, так как она была бы произведена законной властью, которая перестала бы существовать, как только конституция была бы закончена, и нация избрала бы своих представителей… Всего-навсего нас только четверо, а именно: Новосильцев, граф Строганов и мой князь Чарторыйский».

В первые годы своего царствования Александр опирался на небольшой круг друзей, который сложился около него еще до восшествия на престол. П. А. Строганов, H. H. Новосильцев, В. П. Кочубей, А. Чарторыйский по-прежнему запросто приходили к Александру в гости, а заодно обсуждали государственные дела.

Именно из этого кружка выходили все реформаторские проекты в начале александровского царствования. Старшее поколение возмущенно называло молодых реформаторов вольтерьянцами и якобинцами. В адрес Строганова также не раз делались злые выпады. Так, Ф. Ф. Вигель язвительно замечал по его поводу: «Приятное лицо и любезный ум жены его сблизили с ним императора Александра, а его добродетель не могла после разлучить с ним. Ума самого посредственного, он мог только именем и фортуной усилить свою партию».

Именно П. А. Строганов, желая скорее «выйти из сферы неопределенных разговоров» и стремясь «создать почву для обсуждения государственного преобразования», в записке, поданной императору Александру 9 мая 1801 года, предложил учредить «Негласный комитет», работы которого «должны оставаться в тайне, чтобы не возбуждать преждевременных толков в обществе». Александр одобрил записку, и 24 июня 1801 года комитет собрался в первый раз в составе Кочубея, Новосильцева, Чарторыйского и Строганова. Председательствовал в комитете сам император. Заседания комитета проходили регулярно в течение двух лет до конца 1803 года.

Александр I

Характеризуя П. А. Строганова как государственного деятеля, один из современников, граф В. Н. Головин, писал в своих записках, что Строганов был «одним из тех объевропеившихся русских аристократов, которые умели как-то связывать в своем уме теоретические принципы равенства и свободы со стремлениями к политическому преобладанию высшего дворянства». Павел Александрович, по воспоминаниям современ ников, в это время «принадлежал к числу ревностных почитателей Мирабо и гласно изъявлял заимствованный от запада свободный образ мыслей». Строганову принадлежала ведущая роль не только в организации комитета, но и в подготовке вопросов, ставившихся на его рассмотрение. Стремясь направить императора на путь реформ, он разрабатывает проект конституции, так называемый «Общий кодекс» – план государственного устройства России. Протоколы заседаний «Негласного комитета», сохранившиеся в строгановском архиве, свидетельствуют о том, что наиболее радикальные предложения реформ вносил П. А. Строганов.

Из всех советников Александра I он был единственным, кто высказался «самым решительным образом в пользу улучшения быта крестьян и пришел к заключению, что если во всем этом вопросе есть опасность, то она заключается не в освобождении крестьян, а в удержании крепостного состояния». На заседании 18 ноября 1801 года П. А. Строганов выразился весьма резко о дворянстве: «Это сословие самое невежественное, самое ничтожное и в отношении к своему духу наиболее тупое». Самому принципу преобразований Александр I безусловно верил, но практическое осуществление пугало его. Как писал Строганов Новосильцеву в одном из писем, государь впадал в нерешительность и в результате получалось нечто «вялое и трусливое».

П. А. Строганов выдвинул предложение все важнейшие государственные дела обсуждать в Совете, состоявшем из всех министров. Он предугадал, таким образом, важную роль Комитета министров, созданного взамен коллегий 8 сентября 1802 года. Мысль об учреждении министерств целиком вышла из недр «Негласного комитета».

Но вскоре после этого реформаторский пыл императора стал быстро угасать. Хотя он продолжал аккуратно посещать заседания Комитета министров, но стало заметным его охлаждение к делам внутренней политики. Александр хотел прослыть спасителем Европы и возглавить готовившуюся коалицию против Наполеона. Следствием такого его настроения стала военная кампания 1805 года.

Время реформ подходило к концу. «Негласный комитет» был расформирован в конце 1803 года, заседания его прекратились. В начале 1804 года заболел канцлер граф А. Р. Воронцов, и император настоял, чтобы его заменил князь А. Чарторыйский, хотя современники отмечали, что «решение назначить поляка-патриота на одну из важнейших должностей в империи возбудило в современном обществе и в придворных сферах сильнейшее неудовольствие». Министром внутренних дел был назначен В. П. Кочубей, а П. А. Строганов получил пост его заместителя (товарища).

Все члены «Негласного комитета» сопровождали императора в кампании 1805 года и были свидетелями аустерлицкого разгрома. Возможно, именно в это время у Строганова зародилась тайная мысль перейти на военную службу. Вскоре после Аустерлица Александр I отправляет Павла Александровича с дипломатическим поручением в Лондон, куда он прибыл в феврале 1806 года. Сначала он был заместителем российского посланника С. Р. Воронцова, а затем сменил его, проявив на этом посту немалые дипломатические способности. Но после отставки А. Чарторыйского с поста министра иностранных дел и назначения вместо него барона Будберга П. А. Строганов начал тяготиться своими обязанностями дипломата, хотел совсем отойти от дел. Из Лондона он писал жене: «Я решился не возвращаться в Россию. Останусь здесь, уеду в Индию или Америку, но не возвращусь в Россию». Однако император Александр требовал скорейшего приезда Строганова в Петербург, намереваясь дать ему новое назначение в дипломатической сфере.

В начале военной кампании 1807 года против Наполеона П. А. Строганов сопровождает императора и принимает неожиданное для многих решение поступить в действующую армию добровольцем. Еще до получения перевода на военную службу он отправляется волонтером в отряд казачьего атамана Платова. И это при том, что П. А. Строганов имел чин тайного советника и был сенатором.

Граф Павел Александрович являлся решительным противником всякого сближения с Наполеоном, а его поездка в Англию еще более укрепила в нем эти чувства. И он не без основания опасался, что его «употребят по дипломатической части в сношениях с врагом Европы и России». Писатель Юрий Тынянов сказал о Строганове, что «ненависть к Напо леону сделала его военным». Кроме того, как отмечали современники, наблюдались перемены в отношениях императора с прежде близкими к нему людьми: «Достойные слуги его были удалены или удалились сами», «доверие императора было обращено к новым лицам».

Первое же боевое крещение принесло Строганову блестящий успех. Атаман Платов, командовавший авангардной группой русской армии, поручил ему один из казачьих полков, который 24 мая 1807 года атаковал обозы корпуса маршала Даву. Главнокомандующий генерал Беннигсен писал в донесении по этому поводу: граф П. А. Строганов, «перейдя вплавь реку Алле… мгновенно атаковал неприятеля, разбил его, положил на месте, по крайней мере, до 1000 человек и взял в плен 4 штаб-офицеров, 21 офицера и 360 рядовых». Добычей русских сделались канцелярия маршала Даву, его экипаж и вещи. Так началась военная карьера графа Строганова. Наградой за его успехи на новом поприще был орден Св. Георгия III степени и перевод из тайного советника и сенатора в генерал-майоры. Первый военный подвиг сразу же принес ему уважение и признание. Правда, не всех. Ф.Ф. Вигель в своих записках язвительно замечал, что «граф Строганов, отличившийся во фраке с казаками против французов, поступил в военную службу генерал-майором».

После заключения Тильзитского мира П. А. Строганову не пришлось долго бездействовать. 27 января 1808 года он назначается командиром полка лейб-гренадер. Когда началась война со Швецией, Строганов сначала командовал резервом, собранным у Вильманстранда, а позднее поступил под начало Багратиона, корпус которого должен был занять Аландские острова. Четыре колонны князя Багратиона выступили из Адо 26 февраля 1809 года и по льду двинулись на Большой Аланд. Граф Строганов с пятой колонной должен был обойти остров по льду с южной стороны и занять пролив, отрезав неприятелю путь отступления. «Я согласен, – писал Багратион Строганову, – что переход этот довольно труден, но я уверен, что Ваше сиятельство не пропустит случая, который принесет Вам большую честь и увенчает начатую экспедицию несомненным успехом». Строганов оправдал надежды Багратиона. «Благодарю Вас весьма за быстрый поход», – писал он 6 марта Строганову. Шведы запросили мира, и уже 8 марта начался обратный поход с Аланда.

Едва окончилась война со Швецией, как началась русско-турецкая война. Багратион был назначен главнокомандующим Южной армией, и Строганов последовал за ним. Он снова действовал в авангарде казачьего генерала Платова. В сражении под Рассеватом Строганов провел с казаками несколько удачных лихих атак и преследовал с ними турок до Силистрии. За это дело он был награжден золотой шапагой с надписью «За храбрость». 23 сентября 1809 года великий визирь двинулся со своими главными силами для освобождения крепости Силистрия, но был встречен авангардом Платова с шестью казачьими полками в первой линии под началом графа П. А. Строганова. Турки не выдержали атаки и обратились в бегство. За эту победу граф был удостоен ордена Св. Анны I степени. Строганов участвовал во всех боях июня и июля 1810 года, особенно отличившись в жаркой схватке с турками под Шумлой, за что получил алмазные знаки на орден Св. Анны.

После ухода Багратиона из Дунайской армии Строганов выехал в Петербург. В столице он был встречен с почетом.

Император пожаловал его званием генерал-адъютанта. В сентябре 1811 года скончался старый граф Александр Сергеевич Строганов, дела которого оказались очень расстроенными. Роскошный образ жизни этого блестящего екатерининского вельможи, широкое гостеприимство, устройство одной из лучших в России картинных галерей, стоившей нескольких миллионов, собирание ценных редкостей, постройка собора, благотворительные дела, меценатство – все это значительно уменьшило его громадные богатства, состоявшие в землях, лесах, крепостных, соляных варницах, заводах. Сыну, помимо имущества, достался долг на сумму около 3 млн рублей. Павел Александро вич думал даже прибегнуть к займу в Англии под залог пермских заводов, но, к счастью, отказался от этого намерения. Государственный заемный банк нашел возможность ссудить графу несколько миллионов рублей, что быстро поправило его дела.

С. В. Строганова

В личной жизни граф Павел Александрович был вполне счастлив. Дети подрастали. Жена его, Софья Владимировна, обращала на себя внимание красотой, разносторонностью образования и умом. В молодые годы сам Александр I был не на шутку увлечен Софьей Владимировной. Но графиня вела себя с большим тактом и достоинством и сумела сохранить дружеские отношения с царской четой.

Военная карьера оставляла мало времени ее мужу для управления своими имениями. В Петербурге он бывал наездами, и всеми делами по управлению обширным вотчинным хозяйством и содержанию строгановского дворца фактически ведала Софья Владимировна. Она обладала врожденной способностью ко всякого рода деятельности – от административно-хозяйственной до художественной.

В память о своем тесте, графе А. С. Строганове, президенте Академии художеств, Софья Владимировна предложила увеличить число стипендий воспитанникам академии из своих средств. Художественное творчество относилось к числу ее сильных увлечений. Она была прекрасным рисовальщиком и живописцем. Ее тонкие лирические пейзажи, выполненные акварелью, хранились во дворце на Невском еще в начале XX века. Французская художница Виже-Лебрен, работавшая у графа Александра Сергеевича, вспоминала, что он «приставил к ней слугу, умевшего мыть кисти, ибо ту же обязанность нес он при невестке графа». Свою любовь к живописи графиня передала и дочерям, неплохим художницам. Софья Владимировна и ее старшая дочь Наталья владели искусством гравирования. В 1819 году на ее средства было выпущено написанное Семеном Кирилловым «Руководство к познанию живописи, изданное для юношества обучающегося». А пять лет спустя графиня стала одним из учредителей «Общества поощрения художеств», сыгравшего немалую роль в распространении культуры в России.

Строгановы традиционно держали двери дворца открытыми для представителей литературного и художественного мира. Меценатка была прекрасно знакома с современной ей русской литературой, постоянно принимала у себя поэтов и писателей. В ее никогда не пустовавшем салоне строгановского дворца завсегдатаями были баснописец И. А. Крылов, поэт и царедворец В. А. Жуковский, с восторгом отзывавшийся о ней. Г. Р. Державин посвящал ей стихи.

Сам Павел Александрович иногда позволял себе дома в Петербурге некоторые причуды. Его зять С. Г. Строганов вспоминал про тестя, что иногда «под влиянием воспоминаний молодости, тот чудил и вдруг, ни с того ни с сего, уходил в комнаты слуг, садился с ними запросто обедать и наслаждался равенством».

Однако в наступавшее бурное время П. А. Строганову уже некогда было заниматься личными, семейными делами. В битвах России с наполеоновской Францией он командовал дивизией и корпусом, был несколько раз ранен, стал Георгиевским кавалером двух степеней.

Весной 1812 года Строганов принял на западной границе сводную дивизию, входившую в состав 3-го корпуса генерала П. Н. Тучкова. После вторжения Наполеона в пределы России дивизии пришлось участвовать в тяжелых боях под Смоленском. В Бородинском сражении был момент, когда весь натиск французов сосредоточился на дивизии графа Строганова, однако дружным штыковым ударом неприятель был оттеснен. За Бородино П. А. Строганова произвели в генерал-лейтенанты.

В лагере под Тарутиным Строганов принял начальство над 3-м корпусом генерала П. Н. Тучкова, смертельно раненного в Бородинской битве. 11 октября армия двинулась из Тарутина к Малоярославцу, где произошла кровопролитная битва, в которой активную роль сыграли и части корпуса Строганова. 5 ноября под Красным Строганов при содействии отряда князя Д. В. Голицына (родного брата его жены и будущего московского генерал-губернатора) помог генералу М. А. Милорадовичу разбить корпус маршала Нея.

После сражения под Красным П. А. Строганову было разрешено уехать в Петербург для лечения, но пробыл дома он недолго. Тщетно семья уговаривала графа поберечь себя – его тянуло на поля сражений, которые к тому времени уже переместились на территорию Германии. В начале 1813 года он возвратился в армию, взяв с собой единственного сына Александра – 18-летнего юношу. Они успели к началу решающих сражений, завершавших военную кампанию в Европе против Наполеона. Самым крупным событием этого периода войны стала «битва народов» под Лейпцигом. В этом сражении граф Строганов, находясь в войсках генерала Беннигсена, вновь проявил свою доблесть, за что был награжден орденом Св. Александра Невского.

В ходе дальнейшей кампании Строганов успешно дрался под Шампобером и Вошаном. 23 февраля 1814 года в битве под Краоном во Франции он командовал резервным отрядом. В разгар сражения Строганову донесли о гибели единственного сына. Известие настолько потрясло отца, что он, будучи не в состоянии лично завершить блестяще разработанную им операцию, передал командование М. С. Воронцову. В рапорте генерала Сакена Барклаю-де-Толли 27 февраля 1814 года сказано: «Юноша храбрый и милый граф Строганов тут же жизнь свою положил и многие другие офицеры». Несмотря на глубокое потрясение, отец участвовал в Лаонском сражении, находясь все время под сильным огнем неприятеля, как бы ища смерти на поле битвы.

Эта трагедия потрясла юного А. С. Пушкина, еще учившегося в лицее, когда хоронили в Петербурге сына, а через два года и отца Строгановых. Позднее он написал такие строки:

О страх, о горькое мгновенье,
О Строганов, когда твой сын
Упал сражен, и ты один
Забыл и славу, и сраженье.
И предал славе ты чужой
Успех, достигнутый тобой.

Старые друзья Строганова глубоко сочувствовали его семье. Князь А. Чарторыйский писал Н. Н. Новосильцеву:

«Слыхали ли вы уже, милый друг, о случившемся несчастье? Бедный Александр Строганов убит почти на глазах своего отца, который в полном отчаянии. Что будет с бедной графиней Софьей Владимировной? Выдержит ли она этот ужасный удар? Редко что-либо меня так огорчало… Несчастие этого семейства ужасно; несчастье, которое постигло таких друзей, как эти, надрывает сердце».

П. А. Строганову так и не довелось вновь увидеть Париж – город своей юности. С разрешения императора он покинул армию, получив свою последнюю боевую награду – Георгия II степени, и через всю Германию отправился с прахом сына в Петербург. Вскоре Павел Александрович заболел. Симптомы болезни ясно указывали на чахотку, поэтому решено было увезти его в теплые края, в Лиссабон.

Но заграничная поездка запоздала. 10 июня 1817 года П. А. Строганов скончался на борту фрегата «Святой Патрикий» вблизи Копенгагена. По странному совпадению за два дня до этого в датской столице умерла Теруань де Мери-кур – его парижская любовь. Тело Строганова было доставлено в Петербург и погребено рядом с сыном на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры в фамильной усыпальнице в присутствии императорской семьи. Со смертью графа Павла Александровича пресеклась младшая линия Строгановых.

Судьба этой героической личности является символом гражданского мужества, служения отечеству. Осознав невозможность проведения преобразований в России, граф Павел предпочел придворной и дипломатической карьере военную службу. Возможно, военное дело не было той сферой, где он смог наиболее полно раскрыть свои способности. Вместе с тем действующая армия – а это было время непрерывных сражений и походов – более всего соответствовала романтическим идеалам мятежной юности Павла Строганова, отвечала его стремлению к действию, к проявлению личного мужества, желанию приносить конкретную пользу родине, его нравственным понятиям о чести и достоинстве.

Просвещенная графиня

За несколько месяцев до смерти Павел Александрович подготовил завещание и майоратный акт, по которому все его имущество (имения и заводы) вошло, во избежание дробления, «в общий состав под именем нераздельного имения». По этому акту его супруга, Софья Владимировна, вступала в пожизненное владение майоратным имением, а затем наследницей майората становилась старшая дочь, Наталья Павловна. Майоратный акт был утвержден 11 августа 1817 года, уже после смерти Строганова, императором Александром I. В указе о строгановском майорате сказано, что он утверждается «в знак уважения, отличного усердия и преданности» графа Павла к особе государя, а «равно в награду услуг и ревности, оказанной им и его предками российскому престолу». Имения, поступавшие в майорат, находились в 5 уездах Пермской губернии: Пермском, Оханском, Соликамском, Кунгурском и Екатеринбургском – и включали 45 875 крестьян мужского пола. Кроме того, в майорат вошли 119 душ в Нижегородской губернии, с землей и усадьбой в Нижнем Новгороде, два дома в Санкт-Петербурге, дом у Полицейского моста и земля со строгановскими дачами на Выборгской стороне.

Софья Владимировна сумела укрепить пошатнувшееся после долгов тестя и бедствий 1812 года семейное состояние. Жила она то в Петербурге, то в имении Марьино под городом Тосно Новгородской губернии, пользуясь всеобщим уважением. Вступив во владение майоратом, она обязала управляющего Ф. А. Волегова «больше всего заботиться о благосостоянии своих крепостных людей и уже потом о доходах с имения». Чтобы иметь грамотных управляющих и приказчиков, графиня задумала создать в Петербурге Школу земледелия, горных и лесных наук. Свой проект она представила в 1824 году в Вольное экономическое общество, членом которого состояла. Школа, куда, кроме способных крестьянских детей из ее имений, принимались сыновья других крепостных и вольных людей, вскоре была открыта. Она просуществовала до 1844 года. Из ее стен вышли сотни образованных специалистов, которые впоследствии стали управляющими и администраторами, смотрителями промыслов, приказчиками и бухгалтерами, горными мастерами, лесничими, агрономами, преподавателями. Теоретическое отделение школы находилось в Петербурге, на Васильевском острове. Практические занятия проводились в Марьино, где были построены школа, мельница, рига и птичий двор. Заботясь об улучшении земледельческой культуры среди крестьян, Софья Владимировна в 1825 году основала земледельческую школу для мальчиков-сирот. Окончивший школу крестьянин после женитьбы получал участок земли до 30 десятин, под хлебопашество, сенокос и лес.

Управлять огромными имениями было нелегко. Большие убытки приносили различные стихийные бедствия и пожары. Знаменитое своими соляными промыслами владение Строгановых Новое Усолье, к примеру, горело с 1737 по 1842 год семь раз. 24 июля 1842 года пожар опустошил село Ильинское, где располагалась центральная контора Строгановых по управлению имением. Сгорело 120 домов, до 40 лавок и амбаров. Управляющий Волегов доносил графине, что, вместо того чтобы тушить пожар, «мужики напали на кабаки» и занялись не пожаром, а пьянством.

Но были в имениях Строгановых и праздничные дни. О том, как они проходили, рассказывает очевидец: «В Прокопьев день, 8 июля, в селе Новое Усолье бывает самый большой и веселый праздник для простого народа. За столы у одного графа Григория Александровича садится от 500 до 600 человек, а у всех пяти владельцев более 2000. Кушанья состояли из калачей, пирогов с рыбой, холодного, щей, каши и жаркого. Все сопровождалось тремя большими стаканами вина и хорошего пива – без меры, а сколько душе угодно». Отмечалось, что в этот день не случалось драк, хотя почти все были пьяны. Дела управления огромной вотчиной требовали множества инструкций, которые составляла сама Софья Владимировна. В 1819 году ею было написано «Положение для учреждения третейского суда» в ее поместьях, в 1827 году – «Положение об управлении Пермским нераздельным имением». Согласно Положению, имение было разделено на пять административных округов. В каждом округе были открыты новые школы, библиотеки, госпитали. Позднее она утвердила правила о пенсиях служащим, мастеровым (1841) и лоцманам соляных караванов (1844). В эти же годы ею была выпущена книга «Беседы сельские. Чтение для учеников в Марьинской школе графини Строгановой – Свод наставлений по всем вопросам крестьянской жизни».

Н. П. Строганова

Графиня также деятельно занималась своим петербургским хозяйством. В начале 1830-х годов она купила соседний с ее дворцом дом на Невском проспекте, состоящий из двух разноэтажных жилых корпусов. Они были перестроены по проекту архитектора Садовникова в обычный 3-этажный жилой дом. Часть помещений Строганова сдавала в аренду под ресторан и портновскую мастерскую. Здесь же располагался трактир «Строгонов», рекламировавшийся в указателе «Невский проспект» как лучший трактир столицы в середине XIX века.

Умерла Софья Владимировна в 1845 году от паралича сердца, оплакиваемая всеми, кто ее знал. Погребена она, как и ее муж, в Александро-Невской лавре. Император Николай I приезжал поклониться ее праху.

После смерти графини владелицей майората стала ее старшая дочь Наталья Павловна (1796–1872). Согласно завещанию Павла Александровича, распорядителем майоратного имения после смерти матери и наследником графского титула становился муж его старшей дочери. Решением семейного совета женихом Натальи Павловны стал барон Сергей Григорьевич Строганов, сын Григория Александровича – троюродного брата ее отца. Свадьба состоялась в январе 1818 года. Для вступления родственников в брак было получено особое разрешение императора Александра I. Женившись на графине Наталье, Сергей Григорьевич приобрел и графский титул. Тем самым соединились две линии династии Строгановых, ведущие свое происхождение от младших братьев, баронов Николая и Сергея Григорьевичей – сыновей последнего «именитого человека» в роде, Григория Дмитриевича Строганова.

Три другие дочери Павла и Софьи Строгановых вышли замуж за представителей известных аристократических фамилий Российской империи. Бракосочетание их любимой дочери Адели (Аделаиды) с князем Василием Сергеевичем Голицыным состоялось в феврале 1821 года. Молодой князь Голицын был сверстником единственного погибшего сына Строгановых, Александра. Он также в юном возрасте принял участие в Отечественной войне 1812 года и заграничных походах русской армии. В 1819 году Голицын посетил Англию, и несколько недель знакомства с Лондоном и его окрестностями произвели на него неизгладимое впечатление, сделав убежденным англоманом. Как и многие представители русской знати той поры, он увлекся масонством, став мастером ложи «Святой Георгий», основанной при российском оккупационном корпусе в Лидсе, во Франции. Назначенный в год свадьбы флигель-адъютантом императора, князь Голицын совершил затем по просьбе Софьи Владимировны инспекционную поездку в пермское имение с целью реорганизации управления, где у него возникла мысль о создании школы для крестьян, реализованная затем его тещей, графиней Софьей.

Мужем другой дочери Строгановых, Елизаветы, в 1827 году стал светлейший князь Иван Дмитриевич Салтыков, внук фельдмаршала Николая Салтыкова, победителя прусского короля Фридриха Великого.

Младшая дочь, Ольга Павловна, в 1829 году стала женой гвардейского кавалергарда графа Ферзена, причем весьма романтическим способом, обвенчавшись тайно от родных. Почт-директор Петербурга К. Я. Булгаков писал в те дни брату в Москву: «Вчера было происшествие в строгановской семье. Графиню Ольгу увезли в ночи. Все спали. Князя Василья (мужа Аделаиды. – М. Г.) разбудили, но что было делать, где искать? Догадывались, что увез ее кавалергард граф Ферзен, и не ошиблись. Когда графиня Софья Владимировна встала и о сем узнала, несмотря на горе, удивление и скорбь свою, поступила как умная женщина и добрая мать. Написала к дочери: прощаю, благословляю и ожидаю. Тем дело и кончилось. Они уже были обвенчаны».

Строптивый дипломат

До сих пор речь шла в основном о представителях младшей линии Строгановых, которая дала ряд известных деятелей российской истории. Но и средняя линия Строгановых, ведущая свое начало от барона Николая Григорьевича, также явила несколько одаренных, блестящих личностей.

Его третий сын, действительный тайный советник Александр Николаевич, был страстным путешественником и «европейцем», подолгу жил за границей. Любопытную характеристику Александру Николаевичу дает его племянник, известный писатель XVIII века И. М. Долгоруков: «Барон Строганов одарен был от природы наружностью самой привлекательной. Он имел сердце чувствительное и разум основательный. Будучи богат и уже смолоду в значительных чинах, он ни мало сими преимуществами не гордился, жил хорошо, без роскоши и скупого расчета. Слабое здоровье подвергало его частым болезням, а сие положение тяготило добрую его душу. Елизавета Александровна (Загряжская, его жена. – М. Г.), быв с ним в Париже, занемогла и повредилась, никакие средства не могли изменить ее безумства. Оно год от году усиливалось и дошло, наконец, до того, что надобно было ее запирать. Столь жалкое ее положение расстраивало природную веселость духа барона… Многие пенсионы людям бедным свидетельствовали, сколь он охотно помогал ближним…» Но вместе с тем «и он имел свои пороки. Насмешливый нрав и язвительные шутки делали его несносным и многих приближенных к нему так едко оскорбляли, что самые благодеяния его теряли всякую цену, и даже обращались в тягость. В шутках своих он часто не щадил ничего святого, хотя после бурных дней своей молодости он сделался настоящим христианином. Много способствовало к исправлению его мыслей насчет религии то, что он попал в секту мартинистов».

Его дочь Елизавета Александровна в 1797 году вышла замуж за богатейшего уральского заводчика из знаменитого рода Демидовых, впервые соединив родственными связями две известные горнозаводские династии.

Большую известность на дипломатическом поприще приобрел сын Александра Николаевича Григорий Александрович. Он родился в 1770 году (по другим сведениям, в 1769 году) и после обучения под руководством домашних учителей отправился в 1786 году с французом-гувернером за границу для завершения своего образования, как и его двоюродный брат Павел.

Любопытное сравнение характеров двух братьев Строгановых этих лет оставил воспитатель Павла Жильбер Ромм: «Один посоветуется, выслушает и послушается; другой более горд и независим – он советуется и выслушивает, когда ему захочется, сам обсуживает и разбирает поданный ему совет без всякого уважения к советнику и без доверия к его здравым доводам, он принимает или отвергает советы, как ему вздумается». Первый портрет – Григория, второй – Павла. Ромм отмечал большие успехи Григория в учении и ставил его в пример своему воспитаннику.

Кончина отца в марте 1789 года заставила Григория срочно возвратиться на родину. Вступив в права наследства, молодой барон женится на представительнице знатного рода Трубецких, княжне Анне Сергеевне. В 1794 году у супругов родился сын, названный Сергеем, а в следующем – второй сын, Александр. Еще через год барон Григорий Александрович был пожалован в действительные камергеры и поступил на службу в Берг-коллегию, ведающую горнозаводскими делами. Однако его больше привлекала карьера дипломата, и в начале XIX века он перешел на дипломатическую службу.

В 1805 году Григорий Александрович был направлен полномочным посланником в Мадрид, с тем чтобы содействовать перемирию между Испанией и Англией. Но события в Европе внесли коррективы в намеченную программу действий. В марте 1808 года испанский король Карл IV отрекся от престола. Новым королем был провозглашен брат Наполеона Жозеф Бонапарт. В июле 1808 года Г. А. Строганов получил письмо от канцлера Н. П. Румянцева, в котором сообщалось, что Александр I намерен признать нового короля и поручает посланнику поздравить Жозефа Бонапарта. Однако Григорий Александрович уклонился от выполнения этого предписания. Вместе с испанскими патриотами Строганов признал законным наследником Карла IV принца Астурийского Фердинанда VII. Вокруг принца группировались противники Наполеона, которые, как считал посланник, пойдут на «великие жертвы» ради национальной свободы. Строганов вступил в переписку с главой Центральной верховной хунты, принявшей на себя функции правительства.

Вместе с тем был момент, когда ему как русскому послу в Испании угрожала опасность. Наполеон продвигался к Мадриду. Строганов искал предлог для отъезда из страны. «Мое пребывание здесь и характер отношений, которые я здесь использовал, несовместимы с пустующим троном Испании. Я собираюсь уехать отсюда, как только позволят обстоятельства», – писал он в Россию. Предлог вскоре нашелся. В здание российской миссии в Мадриде ворвалась толпа и потребовала выдать ей французов, находившихся на русской службе. Послу с трудом удалось вырваться на улицу и отправиться за помощью. Порядок вскоре был восстановлен, виновные наказаны. Однако Строганов объявил о своем отъезде из страны, мотивируя это тем, что «в нынешних условиях, когда правительство не может обеспечить безопасность иностранных представителей, его дальнейшее пребывание в Испании невозможно».

Г. А. Строганов

В октябре 1808 года Г. А. Строганов по собственной инициативе покинул Мадрид. Этот поступок не был одобрен в Петербурге. Румянцев сообщал посланнику о желании императора снова видеть Строганова в Мадриде. Образ мыслей и поведение посланника признавались «с обязанностями службы несовместимыми». Тем не менее Строганов сумел привести веские доводы, чтобы убедить Александра I в необходимости предпринимаемых им действий. Будучи посланником России при Карле IV, объяснял Строганов, он уже не мог представлять интересы российского императора при Жозефе Бонапарте. «Из всех жертв, – писал он Александру I, – на которые я готов пойти ради славы Вашего Императорского Величества, потеря чести является единственной жертвой, которую я не могу по своей воле принести». Признав эти доводы убедительными, Александр I вынужден был назначить посланником в Мадрид Н. Г. Репнина, который из-за военных действий так и не смог добраться до места назначения.

Во время дипломатической службы Г. А. Строганова в Испании ярко проявились его политические симпатии, самостоятельный образ мыслей, решительность в действиях. В одной из записок о положении дел в Испании, составленной в 1810 году, он писал, как бы предвидя события Отечественной войны 1812 года в России: «Когда речь идет о защите своих домов, церквей и могил предков и свободы… тогда все – женщины, подростки – принимают участие в войне… Это война одновременно и религиозная, и политическая, и индивидуальная, поскольку речь идет о том, потерять ли все и склониться перед врагом, или защитить своего Бога, страну, семью и свободу».

Казалось бы, строптивый дипломат не мог рассчитывать на новое назначение. Тем не менее в 1813 году Григорий Александрович отправляется на новое место службы – в Швецию. На этом посту ему сопутствовал успех, предопределенный дружескими и союзническими отношениями России и Швеции. Российское правительство положительно отнеслось к выбору наследника шведского престола – Бернадотта, бывшего наполеоновского маршала – и к присоединению Норвегии к Швеции, в чем последняя искала поддержки. Совместные военные действия против наполеоновских армий укрепили русско-шведский союз. В своих депешах из Стокгольма Строганов подчеркивает дружеское расположение шведского правительства к России, о котором ему многократно приходилось выслушивать от членов королевской фамилии.

В 1816 году Г. А. Строганов получил новое назначение – возглавить миссию в Константинополе. Он оказался в центре национальных движений за освобождение народов Сербии, Молдавии, Валахии и Греции от османского ига. Оказывая поддержку христианским подданным Турции, посланник вызывал нарекания со стороны османского и российского правительств, хотя и стремился действовать в рамках полученных предписаний.

После заключенного в 1812 году русско-турецкого Бухарестского мирного договора оставался ряд вопросов (разграничение на Кавказе, статус Дунайских княжеств и Сербии, режим судоходства через проливы), решить которые вменялось в обязанность новому посланнику. Наиболее деликатной была проблема предоставления Сербии статуса самоуправляющейся провинции Османской империи, что предусматривалось статьей VIII Бухарестского мира.

По прибытии Строганов получил инструкции, в которых подчеркивалось неоспоримое право России на покровительство христианским подданным Порты и намечались задачи, которые должны быть решены в результате его миссии. Прежде всего это была выработка основ для мирных русско-турецких отношений. Г. А. Строганов являлся сторонником решительных действий в отношении Османской империи и имел твердое убеждение в бесполезности дипломатических дискуссий с ней. Его взгляды на балканскую политику России строились на распространенной в то время идее мессианской роли России среди православного населения Османской империи.

В Константинополе Строганов установил связь с лидерами освободительного сербского движения, с сербскими депутатами, прибывшими в турецкую столицу для передачи Порте требований своего народа. Он вступил в переписку с вождем сербов Милошем Обреновичем. В 1815 году Милош возглавил второе сербское восстание. Оно не принесло решительного успеха сербам, однако в результате переговоров с османскими властями Милошу удалось добиться устного соглашения о предоставлении Сербии ряда политических свобод. Этот договор не был подтвержден турецкими документами и, следовательно, не являлся юридически правомочным актом. Турки в любой момент могли отказаться от выполнения его условий. Поэтому ближайшей задачей Ми-лоша стало получение от Порты документа, подтверждающего внутреннюю самостоятельность северной провинции Османской империи. Достигнуть этой цели Милош рассчитывал с помощью России.

На сербско-турецких переговорах в 1816–1821 годах Строганов пытался отстоять права сербов, зафиксированные в русско-турецком договоре 1812 года. Он явился автором требований сербского народа к Порте, ставших фактически планом конституционного устройства страны. На этом пути Г. А. Строганов встретил препятствия не только со стороны османского, но и российского правительства. С самого начала он повел переговоры с османскими министрами в резкой, наступательной манере. Это вызвало тревогу со стороны Порты и недовольство российского императора. Александру I было весьма нежелательно какое-либо обострение отношений с западноевропейскими державами. Строганову предписывалось «впредь тщательно избегать в ходе переговоров всяких угроз войной».

Неожиданные препятствия возникли и со стороны сербского руководства. Строганов подчас не мог получить нужных сведений для компетентного представления Порте сербских требований. Это прежде всего касалось текстов договоров, заключенных сербами с османскими властями с 1813 года. Посланник фактически ничего не знал о сложившихся взаимоотношениях султанской власти с сербскими подданными, и получить эти сведения он рассчитывал от самих сербов. Однако сделать это оказалось непросто. Несмотря на продолжительную переписку с Обреновичем, Строганов так и не получил всех требуемых документов. Присланные летом 1818 года «ферманы» свидетельствовали, что сербский вождь не был заинтересован в их исполнении, поскольку в них ничего не говорилось о предоставлении ему титула наследственного князя. Непоследовательная, колеблющаяся позиция Милоша сказалась и в том, что в 1817 году он послал Порте благодарственное письмо, в котором выражал султану признательность за дарованные милости, утверждая, что «сербы спокойны и счастливы, как и предки их не бывали».

Подобные действия помешали посланнику в его переговорах с османским правительством. В последовавшем ряде встреч Строганова с турецкими министрами постоянные ссылки на благодарственное письмо Милоша служили основным аргументом Порты для прекращения обсуждения сербского вопроса как полностью урегулированного.

Тогда Строганов занялся выработкой программы автономного устройства будущего сербского государства. Милош обратился к нему за помощью, признавая несовершенство сербских проектов подобного рода. Представлять Порте условия, изложенные в строгановском проекте, сербы должны были самостоятельно. Разработанный Строгановым в 1820 году проект прошения Порте, явившийся, по существу, планом государственного устройства автономного княжества и прообразом конституции, лег в основу всех дальнейших требований сербского народа к османскому правительству. Он был составлен на основе народных прошений. Опасения Петербурга вызвали, однако, планы установления авторитарной власти Обреновича, который был готов любыми средствами добиться от Порты признания за собой титула наследственного князя. Ради достижения этой цели сербский вождь намеревался пожертвовать насущными интересами всего сербского народа, использовать любую поддержку западноевропейских держав. Поэтому российское правительство было сторонником установления в Сербии власти, ограниченной Сенатом. В данном случае пожелания, исходившие из российской столицы, были созвучны позиции посланника.

В одном из личных писем сербскому князю Г. А. Строганов писал: «Порта видит сильное желание Ваше получить наследственный сан княжеский; она решилась воспользоваться сим благоприятным для нее обстоятельством, дабы, лаская видам Вашим, посредством Вас совершенно поработить Сербию и лишить всех способов к улучшению жребия угнетенных. Ужели мыслите Вы, что она сдержит все обещаемое Вам, когда примет от Вас требуемую присягу? Ужели Вы сами согласитесь купить княжество ценою счастия своих соотечественников?.. Должно, прежде всего, устроить дела общественные, а потом уже ласкаться успехом своих собственных; без того последуют одни неудачи и позднее раскаяние».

Поддерживая требование об ограничении власти князя в Сербии, Строганов выражал и собственное желание видеть в стране конституционную монархию. Парадокс ситуации заключался в том, что предложение это исходило от самодержавной России. Конституционный проект государственной власти в Сербии, воплощения которого добивались как сербские депутаты, так и российские дипломаты, был составлен Г. А. Строгановым в 1820 году.

19 января 1821 года А. Ипсиланти поднял восстание в Молдавии, позднее оно распространилось на Грецию. Опасаясь поддержки восстания со стороны сербов, Порта прекратила с ними всякие переговоры, их делегаты в Константинополе были арестованы. Объявив поход против «неверных», османские власти устроили массовую резню христианского населения турецкой столицы. Протесты Строганова остались без внимания.

Получив известие о восстании в Греции, царское правительство осудило действия повстанцев, о чем Строганов был уполномочен известить Порту. Однако позиция российского посланника резко расходилась с официальной позицией правительства по этому вопросу: он считал, что отказ от поддержки освободительного движения балканских народов противоречит политическим интересам России, и требовал полномочий для оказания помощи греческим патриотам.

Летом 1821 года Турция наложила эмбарго на товары, провозимые кораблями под русским флагом, и запретила греческое судоходство в проливах, что нанесло ощутимый вред русской торговле.

6 июля Строганов направил Порте ноту с требованием прекратить преследование христианских подданных и восстановить свободное судоходство в проливах. В установленный срок Порта ответа на ноту не дала. Считая бесполезным продолжать переговоры и имея полномочия принимать самостоятельные решения, посланник и вся российская миссия в Константинополе покинули турецкую столицу. Этот шаг означал разрыв дипломатических отношений с Турцией.

Правительства великих держав опасались новой русско-турецкой войны и последующего господства России в проливах и в Турции. Александра I упрекали в том, что поведение его посланника поощряет революционные выступления в Европе, и в частности в Греции.

Османское правительство ожидало от России решительных действий. В скорой войне были уверены и на западе. Однако в правящих кругах России мнения на этот счет разделились. Руководители Министерства иностранных дел К. В. Нессельроде и И. Каподистрия возглавили две противоборствующие партии. Каподистрия выдвигал планы вооруженного решения русско-турецких противоречий. Его поддерживали влиятельные русские дипломаты: вернувшийся из Турции Г. А. Строганов, Ю. А. Головкин – в Вене, Х. А. Ливен – в Лондоне, К. О. Поццо-ди-Борго – в Париже. Группировка К. В. Нессельроде считала необходимым сохранение верности принципам Священного союза и находила несовместимой с ними военную поддержку революции в Греции.

К. В. Нессельроде

То, что Александр I склонился к мнению этой партии, серьезно повлияло на дальнейшую политику России на востоке и повлекло за собой отставку сторонников войны.

Руководители Министерства иностранных дел, да и сам император, не всегда одобряли точку зрения Г. А. Строганова на ту или иную проблему, однако, как правило, вынуждены были соглашаться с оценками событий и действиями К. В. Нессельроде посланника как наиболее приемлемыми в сложных ситуациях. Вместе с тем и Строганов во время своей дипломатической службы принужден был действовать согласно инструкциям и тем внешнеполитическим принципам, которых придерживалось российское правительство в тот или иной период. Но нежелание изменять своим взглядам и корректировать поведение в зависимости от получаемых указаний привело к тому, что после 1821 года Строганов навсегда покинул дипломатическую службу. Миссией в Константинополе завершилась дипломатическая карьера Г. А. Строганова. Несколько лет он провел за границей, в 1826 году вернулся в Петербург, где был определен в департамент экономии. Во время коронации Николая I Г. А. Строганов получил графский титул со всем своим нисходящим потомством. В 1838 году Григорий Александрович официально представлял Россию на коронационных торжествах английской королевы Виктории. В конце жизни граф Г. А. Строганов – Андреевский кавалер, обер-камергер, член Государственного совета. Скончался он в 1857 году в возрасте 87 лет.

Григорий Александрович был дважды женат. После кончины первой супруги, княгини Анны Сергеевны Трубецкой, он женился на графине Юлии Петровне (Жулиане) Д'Эга, урожденной Д'Алмейда, с которой познакомился еще в Мадриде. Супруги, графиня Юлия и Григорий Александрович, были очень дружны с А. С. Пушкиным, которому Строганов приходился свойственником через Наталью Гончарову. Юлия Петровна дежурила у постели умирающего поэта; граф Строганов взял на себя материальные расходы, связанные с его похоронами, а затем был опекуном осиротевшей семьи.

Ю. П. Строганова

У Г. А. Строганова от двух браков родилось пять сыновей. Второй по старшинству сын, Александр (1795–1891), – граф, генерал-адъютант, член Государственного совета, пользовался немалой известностью. Воспитание он получил в корпусе инженеров путей сообщения, по окончании курса которого поступил в лейб-гвардии артиллерийскую бригаду. А. Г. Строганов находился в рядах войск, преследовавших отступавшего из России Наполеона, участвовал в сражениях под Дрезденом, Кульмом, Лейпцигом. В 1831 году Строганов участвовал в подавлении польского восстания, в 1834 году был назначен товарищем министра внутренних дел, каковым пробыл до 1836 года, когда получил пост генерал-губернатора черниговского, полтавского и харьковского. В 1839–1841 годах он вновь в Министерстве внутренних дел, теперь уже в качестве управляющего министерством. С 1849 года А. Г. Строганов являлся членом Государственного совета. Пробыв год (1854) военным губернатором Петербурга, он около девяти лет состоял новороссийским и бессарабским генерал-губернатором. Таков внушительный послужной список этого государственного деятеля.

Александр Григорьевич, как и многие другие Строгановы, начиная со второй половины 1850-х годов, принимал активное участие в крупных коммерческих предприятиях. Длительное время он являлся председателем образованного в 1856 году Главного общества российских железных дорог – первого акционерного железнодорожного общества в России, на которое была возложена грандиозная задача постройки трех тысяч верст железнодорожного полотна, по существу, создания сети железных дорог в стране.

Известен он был и как меценат. В бытность свою в Одессе Строганов состоял президентом тамошнего «Общества истории и древностей российских», сделал много ценных пожертвований в его музей. В 1857 году он представил государю свой проект преобразования Ришельевского лицея в Новороссийский университет с юридическим и агрономическим факультетами, но по финансовым соображениям осуществление проекта было тогда отложено. После отставки от должности новороссийского генерал-губернатора Строганов был избран почетным гражданином Одессы, в которой провел последние годы жизни. Скончался он в возрасте 96 лет. Его громадная библиотека, согласно завещанию, досталась Томскому университету.

Государственный деятель и меценат

Наибольшей известностью из нового поколения Строгановых пользовался старший сын «строптивого» дипломата Сергей Григорьевич (1794–1882) – выдающийся государственный деятель и меценат, с именем которого связан новый этап в истории старинной русской династии, ее возрождение и продолжение. Когда грянула Отечественная война 1812 года, Сергей Григорьевич заканчивал курс в Институте инженеров путей сообщения, куда поступил в 15 лет. Зачисленный на военную службу, он участвовал в войне с Наполеоном, отличился в Бородинском сражении. С. Г. Строганов прошел всю войну, находился в рядах русских войск, триумфально вступивших в 1814 году в Париж.

После возвращения войск в Россию С. Г. Строганов с января 1816 года служит штаб-ротмистром в лейб-гвардии гусарском полку, расквартированном в Царском Селе, где в то же время заканчивал учебу молодой лицеист Александр Пушкин. В лицейские годы Пушкин был влюблен в Наталью Кочубей, жившую с родителями в летние месяцы на царскосельской даче. Среди знакомых юной красавицы, несомненно, был и молодой гвардейский ротмистр. В сентябре 1820 года она стала женой барона Александра Григорьевича Строганова, родного брата Сергея Григорьевича.

Н. В. Кочубей

Продолжая военную службу С. Г. Строганов (с сентября 1828 года – генерал-майор) участвует в русско-турецкой войне 1828–1829 годов. В это же время он привлекается к работе различных государственных комитетов. Еще в чине полковника граф стал членом Комитета устройства учебных заведений (1826–1835). Первым опытом работы комитета стал новый устав гимназий, изданный 8 декабря 1828 года. Строганов принимал участие и в подготовке нового университетского устава, вступившего в силу в 1835 году.

Служебная карьера С. Г. Строганова складывалась удачно. В 1831 году, будучи губернатором в Риге, граф заслужил доверие жителей благоразумными мерами во время холеры. В 1832–1834 годах Строганов – военный губернатор в Минской губернии, где также оставил по себе добрую память. Он имел звания генерала от кавалерии, генерал-адъютанта, участвовал в Крымской войне 1853–1856 годов, был сенатором, кавалером ордена Св. Александра Невского.

Сергей Григорьевич не забывал о своих научных и художественных увлечениях. Он – основатель и председатель (пожизненно) Императорской Археологической комиссии, располагавшейся в его петербургском дворце в течение 23 лет. Строганов состоял членом высочайше утвержденной комиссии для построения храма Христа Спасителя в Москве.

Москве он отдал лучшие годы. Высочайшим указом от 1 июля 1835 года Строганов был назначен попечителем Московского учебного округа и Московского университета. Его 12-летнее управление связано с блестящей эпохой процветания различных учебных заведений Москвы, и прежде всего Московского университета. Это было «самое счастливое время для университета по отсутствию всяких стеснений и формализма». «При нем, – вспоминал о Строганове профессор Б. Н. Чичерин, – университет весь обновился свежими силами. Все старое, запоздалое, рутинное устранялось. Главное внимание просвещенного попечителя было устремлено на то, чтобы кафедры были замещены людьми со знанием и талантом. Он отыскивал их всюду…» В эти годы С. Г. Строганов оказал поддержку плеяде молодых профессоров университета во главе с Т. Н. Грановским. Он многое сделал и для нужд студентов, для улучшения положения гимназий, расширил возможности образования для мещан и ремесленников.

Т. Н. Грановский

Являясь известным государственным и общественным деятелем, граф Сергей Григорьевич Строганов был вместе с тем крупным меценатом и коллекционером, продолжая давние традиции Строгановых в этой области. В 1847 году конфликт Строганова с министром народного просвещения графом С. С. Уваровым побудил его подать в отставку с поста попечителя Московского учебного округа. Оставив временно государственную службу, он занялся коллекционированием предметов археологии, нумизматики и пополнением своей картинной галереи. Надо сказать, что у Сергея Григорьевича была своя эстетическая программа, во многом отличавшаяся от художественных привязанностей Строгановых Екатерининской эпохи. Он почитал древнее русское искусство, отрицательно относился к тому новому, что появилось в России с эпохой Петра Великого. Также отрицательно граф относился и к самому Петербургу, его архитектуре и потому, видимо, предпочитал жить в Москве. В доме на Мясницкой он разместил коллекцию икон строгановской школы XVI–XVII веков, о которой мечтал после первого знакомства с иконами старого письма, вывезенными из фамильных усадеб Сольвычегодской земли. Равнодушен Сергей Григорьевич был и к строительству, делая исключение лишь для возведения храмов.

Как бессменный (в течение почти 30 лет) председатель «Общества истории и древностей российских», Строганов много сделал для издания трудов общества. Ему удалось добиться постоянной государственной субсидии для этих целей. По высочайшему поручению он руководил многотомным изданием «Древностей Российского государства», выходившим в свет в 1837–1874 годах под его непосредственным наблюдением и часто на его средства. Граф сам писал статьи по археологии. С его именем связаны археологические раскопки в Крыму и на юге России, создание скифской коллекции Эрмитажа. Он составил и издал в 1849 году книгу «Дмитриевский собор во Владимире на Клязьме, строенный с 1194 по 1197 год». Сам храм реставрировался также на его средства. Им написаны книги: «Русское искусство и Е. Виолле-де-Дюк» и «Архитектура в России от X до XVIII столетия» (1878). Строганов – автор статьи «О серебряных вещах, найденных во Владимире и Ярославской губернии в 1837 году». Как вспоминает Б. Н. Чичерин, «уже восьмидесятилетним стариком он вдруг с любовью занялся собиранием мексиканских древностей».

Собирал С. Г. Строганов и старинные монеты. Вместе с коллекционером А. Д. Чертковым он значительно поднял научный интерес к русской нумизматике. Собрание графа (свыше 44 тыс. монет) по своей ценности считалось третьим в мире. Интересовался он, хотя и не в той мере, как Строгановы XVIII столетия, голландской и итальянской живописью. Сергей Григорьевич, продолжая старую семейную традицию, имел и домашнего художника, А. Колюччи.

Большую роль Строганов сыграл и в деле поддержки русской национальной школы живописи. Вместе с секретарем Общества поощрения художников писателем Д. В. Григоровичем он всячески помогал начинающим талантливым художникам. Многие из знаменитых художников «обязаны ему как своим воспитанием, так равно и первыми шагами на поприще самостоятельной деятельности».

Меценату обязана своим появлением и знаменитая «Строгановка», существующая и поныне. В 1825 году он основал на свои средства в Москве на Мясницкой «бесплатную рисовальную школу, приспособленную к искусствам и ремеслам», которую содержал на своем иждивении почти 20 лет. В ней могли учиться и крепостные. В 1860 году школу преобразовали вначале в Строгановское училище технического рисования, а затем – в Императорское Строгановское художественно-промышленное училище. Семья Строгановых продолжала финансировать его до 1917 года.

Сергей Григорьевич, как крупный промышленник, владелец замосковных и уральских горных заводов, занимал одно время должность председателя Московского отделения Мануфактурного совета, способствуя на этом посту развитию промышленности московского заводского района. А. И. Герцен в своем «Дневнике» неоднократно отмечал «личное благородство» С. Г. Строганова. «Я уважаю и люблю его, – писал он. – Доселе из всех аристократов, известных мне, я в нем одном встретил много человеческого». Однако не стоит чрезмерно идеализировать личность графа С. Г. Строганова. По своим взглядам, сформировавшимся в Николаевскую эпоху, это был весьма консервативный деятель, убежденный сторонник самодержавия. В 1848 году под влиянием революционных событий в Европе он подал Николаю I записку с предложением чрезвычайных мер по усилению цензуры и вошел в состав секретного комитета Д. П. Бутурлина, созданного для рассмотрения этого вопроса. Строганов выступал против крестьянской реформы и особенно противился, как крупный землевладелец, освобождению крестьян с землей. Во время знаменитого обсуждения в Государственном совете законопроекта об освобождении крестьян, происходившего в присутствии императора Александра II в начале 1861 года, С. Г. Строганов был одним из самых резких критиков законопроекта, выступая против «нарушения прав собственности дворянства». И впоследствии, уже при Александре III, в начале 1880-х годов, С. Ю. Витте называл его главой консервативной партии в «петербургских сферах».

В его противоречивой натуре легко уживались любовь к культуре и великодушие с самодурством николаевского крепостника. Современник вспоминал о нем: «Если кто ему не нравился или если что-нибудь не по нем, он обрывал с резкостью старого вельможи, иногда даже совершенно незаслуженно и некстати, ибо он в чужие обстоятельства никогда не входил и вообще мало что делал для людей, имея всегда в виду только пользу дела. Вследствие этого многие, имевшие с ним сношения, его не любили. В особенности не жаловали его славянофилы, которых он со своей стороны весьма недолюбливал, видя в них только праздных болтунов. Погодин и Шевырев жаловались иногда на притеснения».

Служебная карьера С. Г. Строганова тем временем развивалась по нарастающей линии. 8 сентября 1859 года граф по высочайшему повелению назначается «Попечителем Государя Наследника Цесаревича Николая Александровича». В 1860-е годы он – главный воспитатель великих князей, с 1859 года – член Государственного совета, в 1859–1860 годах – московский генерал-губернатор, в 1863–1865 годах – председатель Комитета железных дорог. С. Г. Строганов имел звание генерал-адъютанта. Генерал-адъютантский мундир у него был с вензелем Александра I, в память о том, что Строганов сопровождал тело императора из Таганрога.

Личная жизнь С. Г. Строганова была также счастливой. От брака со старшей дочерью Павла Александровича Строганова, Натальей, он имел четырех сыновей – Александра, Павла, Григория и Николая и двух дочерей – Софью и Елизавету. Наталья Павловна, обремененная большой семьей и хозяйством, давно забросила увлечения юности – рисование и гравирование, хотя когда-то подавала большие надежды.

После женитьбы к Сергею Григорьевичу впоследствии перешел и майорат семьи Строгановых. В 1845 году жена его исходатайствовала у Николая I право перехода майората, находившегося после смерти матери в ее собственности, в пожизненное владение мужа. Указ об этом от 3 апреля 1847 года присоединял к майорату имения, доставшиеся ей от отца и брата Александра с 13 тыс. душ.

В этот период Сергей Григорьевич неоднократно приезжал в пермские имения для проверки состояния дел и решения вопросов управления огромным хозяйством. В 1846 году он пробыл там весну и лето, «обозревая все части управления». С 25 июля по 2 октября 1850 года граф подробно осматривал Очерский, Добрянский, Билимбаевский заводы, побывал в Инвенских селениях, в Ильинском, в Перми, в Усолье, после чего отправился в Москву. Во время этой поездки Строганов не только принимал меры в связи с различными нарушениями, но и оказывал милости с целью поощрения подчиненных ему людей. Так, крестьянам и мастеровым были прощены недоимки и долги на сумму более 280 тыс. рублей серебром, служители получили прибавки к жалованью и в качестве подарка до 20 серебряных часов. На разного рода поощрения было истрачено более миллиона рублей. Такого рода отеческий патронаж и благотворительность были характерны для управления Строгановых в крепостное время. Они делали налоговые послабления для крестьян, открывали школы и училища, строили церкви.

В первые пореформенные десятилетия С. Г. Строганов значительно укрепил майорат. После освобождения крестьян в нераздельном имении насчитывалось вместе с собственной частью Сергея Григорьевича 94 тыс. душ. После наделения крестьян землей у Строгановых осталось 1,3 млн десятин. Выкупных денег им полагалось 7,57 млн рублей. Из них Сергей Григорьевич уступил крестьянам 2,3 млн рублей. Тем не менее даже за вычетом этой суммы в распоряжении Строганова оставался внушительный капитал.

Вынужденный отдать часть земли крестьянам, С. Г. Строганов, используя возможности майората, обеспечил закрепление за ним оставшейся части земель и крупной суммы денег. В балансе хозяйства появилась статья «неприкосновенный капитал». Он был образован из выкупных сумм, обращен в облигации и хранился в качестве нераздельного капитала пермского имения (3 736 000 рублей серебром) в Государственном банке. Неприкосновенный капитал придавал определенную прочность хозяйству и мог быть использован в критический момент для проведения любой крупной операции, связанной с его развитием.

Разумно управляя громадными вотчинами, С. Г. Строганов сумел погасить все долги, оставшиеся от прошлых владельцев, и завещал своему наследнику, внуку графу Сергею Александровичу, имение в прекрасном состоянии. Скончался Сергей Григорьевич в пасхальную ночь в Петербурге 28 марта 1882 года и похоронен, как и другие Строгановы, в Александро-Невской лавре.

Наследником С. Г. Строганова по владению майоратом должен был стать его старший сын – граф Александр Сергеевич. Он родился 7 декабря 1818 года, учился в Дрездене, закончил курс Московского университета. Был назначен флигель-адъютантом императора Николая I, служил также егермейстером двора. А. С. Строганов был женат на дочери обер-егермейстера двора князя В. Васильчикова. Граф много путешествовал, а затем поступил на военную службу. Был полковником лейб-гвардии Преображенского полка и первым командиром вновь учрежденного 1-го гвардейского стрелкового батальона. Александр Строганов участвовал в венгерском походе российской армии 1848 года, а затем в Крымской войне 1853–1856 годов. С воцарением Александра II он уволился со службы и посвятил себя воспитаниюдетей – сына Сергея и четырех дочерей и коллекционированию медалей и монет. Граф, в отличие от других Строгановых, не интересовался живописью, предпочтя ей нумизматику, и собирал преимущественно римские монеты. Он являлся одним из основателей в 1846 году Петербургского археологического общества истории и древностей российских и действительным членом Одесского исторического общества. Был известен в ученом мире также как собиратель средневековых и новоевропейских монет и часто ездил за границу, где пополнял свою коллекцию. Александр Сергеевич предпочитал жить в доставшемся от жены имении Волышово, расположенном в 40 км от города Порхова Псковской губернии. Умер он в 1864 году, так и не вступив в права наследства, перешедшие к его сыну.

Второй сын С. Г. Строганова, Павел Сергеевич (1823–1912), окончил юридический факультет Московского университета, после чего поступил в Министерство иностранных дел и был послан в Рим третьим секретарем посольства. С 1847 по 1862 год он находился в вечном городе, где увлекся коллекционированием картин, для приобретения которых часто посещал Париж и Голландию. Получив в наследство от деда дом в Петербурге, расположенный недалеко от Летнего сада, на Сергиевской улице, П. С. Строганов в 1857 году начал его перестройку по проекту архитектора Ипполита Монигетти, «повторив жизненный путь своего предка, президента Академии художеств». Продолжая традицию екатерининского мецената, превратившего свой дворец в музей, Павел Сергеевич придал внешнему виду своего дома-дворца «подобие Академии художеств». В Петербурге появился еще один строгановский дворец, соперничавший красотой залов со старым дворцом на Невском проспекте. Великолепные внутренние интерьеры дворца «были немыслимы без наполняющих их произведений искусства самого высокого достоинства». Меценат перевез в Россию из Рима 83 картины крупнейших европейских мастеров, в основном XVII столетия. Эти художественные полотна и составили основу коллекции нового дворца, насчитывавшую до 100 картин лучших мастеров итальянской, испанской, фламандской и голландской школ. Позднее они были перенесены в старый строгановский дворец на Невском проспекте (у Павла Сергеевича не было детей). Восемь из них (Ф. Липпи, Корреджо и др.) по его завещанию поступили в Эрмитаж. Во дворце на Сергиевской улице находилось большое количество старинной мебели, скульптур, изделий из китайского фарфора. Как считают исследователи, «атмосфера поклонения Версалю», царившая в этом строгановском дворце, «подготовила почву» для создания художественного объединения «Мир искусства» на рубеже XIX и XX веков.

Третий сын Сергея Григорьевича Строганова, Григорий (1829–1912), уже не жил в России, постоянно пребывая за границей. Он в еще большей степени развил усиленно проводившуюся в жизнь его братом Павлом идею «приобретения западноевропейских картин в качестве элемента светской жизни». Его собрание, насчитывавшее не менее 150 картин, было самым крупным и последним собранием семьи Строгановых. Картины находились в его палаццо в Риме. Он так же, как и Павел, не имел детей. По его завещанию в Эрмитаж были переданы картины Фра Анжелико, С. Мартини и др.

Последний владелец «нераздельного имения»

Последним владельцем пермского нераздельного имения Строгановых, наследником С. Г. Строганова стал его внук граф Сергей Александрович Строганов (1852–1923 или 1931). Он родился в Главном придворном госпитале, при его крещении восприемниками были император Николай I и великая княгиня Екатерина Михайловна. Рано потеряв отца, Сергей Александрович находился под влиянием деда, с которым до последних дней его жизни состоял в переписке. С. А. Строганов интересовался морским делом и по окончании Петербургского университета стал одним из наиболее деятельных членов Императорского яхт-клуба в Петербурге. В 1876 году он совершил кругосветное путешествие (по другим сведениям, трансатлантический переход) на своей яхте «Заря», участвовал в боевых действиях Черноморского флота во время русско-турецкой войны, с июня 1878 года служил на коммерческих судах, являлся членом Комитета по созданию Добровольного флота.

В 1882 году лейтенант С. А. Строганов женился на 19-летней фрейлине княжне Евгении Александровне Васильчиковой, но вскоре (1884) овдовел. Последний владелец майората не имел прямого наследника. Потрясенный смертью жены, он в марте 1885 года вышел в отставку и уединился в своем псковском имении Волышово, занимаясь коннозаводством. В 1889 году им был основан конный завод «Графский хутор» на Кавказе, в 6 милях от Пятигорска. Во время русско-японской войны 1904–1905 годов граф пожертвовал миллион рублей на нужды русского флота, а в Ильинской больнице было все подготовлено, чтобы принять двадцать человек раненых воинов. Кроме того, семействам служащих и лесной стражи, участвовавших в войне, выдавалось пособие. В начале войны С. А. Строганов выделил большую сумму на приобретение в Германии парохода, который, однако, пришлось продать. Вырученная сумма (125 216 рублей) была передана Морскому министерству и положена в банк, составив «капитал имени графа С. А. Строганова», проценты от которого расходовались на выдачу премий за лучшие сочинения для матросов и на их издание. Во время революционных событий 1905 года Сергей Александрович надолго уезжает в Париж.

С. А. Строганов был весьма образованным человеком, много писал. В 80-90-е годы XIX века он серьезно изучал богословские вопросы и западноевропейских моралистов. К этому времени относятся его сочинения религиозно-нравственного содержания, образцы проповедей и назидательного чтения для народа.

Сергей Александрович много путешествовал, в том числе в дальние экзотические страны Востока, Южной Америки и Африки, увлекался, кроме яхт, лошадьми и охотой. В 1888 году вместе с сестрой Ольгой Александровной и ее мужем князем А. Г. Щербатовым Строганов совершил путешествие по Ближнему Востоку (Египет – Ливан – Сирия). В 1892 году вместе с четой Голицыных он отправился на яхте «Заря» к Антильским островам, подарив по возвращении столичному зоопарку редчайшего грызуна с острова Тринидад. В 1900 году, опять в компании с сестрой Ольгой и ее мужем, С. А. Строганов путешествовал по Верхней Месопотамии, в результате чего появилась их совместная работа «Книга об арабской лошади». Позднее Ольга уже самостоятельно написала книги об их совместных путешествиях: «Верхом на родину бедуинов в погоне за кровными арабскими лошадьми», «По Индии и Цейлону», «В стране вулканов».

Не оставался С. А. Строганов в стороне и от художественной жизни. В 1897 году на выставке историко-художественных предметов и картин, посвященной коронации императора Николая II, были представлены европейские коллекции рода Строгановых. В 1908 году во дворце С. А. Строганова на Невском проспекте с успехом проходила выставка художественной группы «Венок Стефанос». В 1914 году граф, продолжая традиции строгановского меценатства, организовал в своем дворце общедоступный художественно-исторический музей. Но вскоре началась Первая мировая война, и во дворце расположились учреждения Красного Креста.

Однако главной заботой последнего владельца майората оставались уральские промышленные предприятия. При своем вступлении во владение ими он заявил: «Глубоко чтя покойного деда, я могу только уважать сделанное им в имении и для имения, и оставляю в имении Пенсионный устав в полной оного силе и неприкосновенности. Равным образом система управления и состав всех служащих остаются… без всякой перемены». Тысячи рабочих-сталелитейщиков на уральских заводах Строгановых с 1900 года были заняты на основе участия в прибылях. В 1896 году пермское нераздельное имение экспонировало продукцию железоделательных заводов и лесного хозяйства на Всероссийской выставке в Нижнем Новгороде и получило право изображать герб России на железных изделиях и золотую медаль за образцовое ведение лесного хозяйства.

Пермский завод Строгановых

Однако далеко не все было благополучно в строгановской промышленной империи. Горнозаводское хозяйство с наступлением нового столетия постепенно приходило в упадок. С. А. Строганов унаследовал семейный майорат в 1882 году. К этому времени в нераздельное имение входили 8 заводов (Кувинский, Кыновский, Уткинский, Билимбаевский, Добрянский, Софийский, Павловский, Очерский) с приписанными к ним около 925 тыс. десятин земли горнозаводских лесных дач. К 1915 году общая площадь заводских земель уменьшилась до 772 тыс. десятин.

В годы кризиса начала 1900-х годов заводы Строганова не сумели обновить свое оборудование. Не соответствовала новым условиям схема их расположения, сложившаяся в XVIII веке. В 1909–1911 годах были закрыты Софийский, Павловский, Очерский, Кыновский заводы в силу их бесперспективности и нерентабельности. Причинами этого послужили истощение вблизи заводов лесов и рудных месторождений, высокая стоимость труда и отсутствие подъездных путей к железнодорожным магистралям и судоходным рекам.

И лишь оставшиеся Билимбаевский, Уткинский и Добрянский заводы за период 1908–1912 годов увеличили производительность. Однако в дальнейшем и на них выпуск продукции стал сокращаться. Происходило свертывание крупного производства.

С. А. Строганов попал в трудное положение. Серьезная техническая реконструкция уральских горнозаводских предприятий требовала крупных капитальных затрат. Но обращение к банковскому кредитованию таило угрозу акционирования предприятий и в конечном счете потерю над ними семейного контроля. Тем не менее исследователи считают, что заводчик был в состоянии осуществить модернизацию предприятий, если бы захотел, опираясь на вполне прочное общее финансовое положение своего майоратного хозяйства.

Оно резко отличалось по своей устойчивости от всех крупных горнозаводских хозяйств Урала.

Перед войной главная контора С. А. Строганова, помещавшаяся в его дворце на Невском, располагала совокупным капиталом около 5 млн рублей. Остатки текущих счетов конторы в банках в период Первой мировой войны составляли еще около 900 тыс. рублей. Стоимость одного лишь заповедного имения (майората) оценивалась в 11 млн рублей, а помимо этого С. А. Строганов владел землями (около 33 тыс. десятин), унаследованными от матери, жены и приобретенными им самим. Недвижимость графа в Петербурге уже в 1894 году включала 60 домов. Кроме того, ему принадлежала мыза в Санкт-Петербургском уезде, 2 каменных дома в Нижнем Новгороде, соляные варницы, золотые прииски, заводы. За границей он был хозяином дворца и поместья в Риме, квартиры в Париже, виллы под Ниццей и коллекции картин старых мастеров. По оценке одной английской газеты, все имущество С. А. Строганова перед Октябрьской революцией оценивалось более чем в 100 млн рублей.

Однако заводчик, боясь повторения судьбы других крупных промышленников Урала (князей Гендриковых, Гудовичей, Львова), обратившихся к коммерческим банкам за кредитом на условиях акционирования своих предприятий и в конце концов разорившихся, не стал реконструировать свои заводы. Он избрал иной путь развития хозяйства: широкое развертывание продажи товарного леса с заводских земель и подготовку горнозаводского сектора для передачи в аренду. На 1917 год было запланировано продать товарного леса на сумму свыше 4 млн рублей. В октябре того же 1917 года С. А. Строганов подготовил договор о передаче самого крупного Добрянского металлургического завода без лесных площадей в аренду франко-русскому обществу на 15 лет по 300 тыс. рублей в год и с отчислениями от чистой прибыли предприятия. И лишь революция остановила совершение этой сделки.

Революция определила и дальнейшую судьбу последнего владельца нераздельного имения. Не имея наследников, С. А. Строганов еще ранее назначил своим преемником во владении майоратом сына своей сестры Ольги, Олега (1881–1915), и передал управление всеми другими поместьями своему зятю (мужу Ольги) князю Александру Щербатову, сельскохозяйственному деятелю, возглавлявшему ежегодные ярмарки в Ростове-на-Дону. После Октябрьской революции С. А. Строганов сдал ключи от дворца и картинной галереи в Петербурге наркому просвещения А. В. Луначарскому и навсегда уехал за границу.

Сергеем Александровичем – последним хозяином майората завершается многовековая история основной ветви знаменитой российской династии промышленников и предпринимателей.

ЛИТЕРАТУРА

Арциховская-Кузнецова А. А. А. С. Строганов как тип русского коллекционера // Панорама искусств. – М., 1988. – Вып. 11.

Божерянов И. Граф Александр Сергеевич Строганов // Художественные сокровища России. – СПб., 1901. – № 9.

Брайцева О. И. Строгановские постройки рубежа XVII–XVIII веков. – М., 1977.

Буранов Ю. А. Финансовое положение хозяйства Строгановых в начале XX века // Генезис и развитие капиталистических отношений на Урале. – Свердловск, 1980.

Введенский А. А. Дом Строгановых в XVI–XVII веках. – М., 1962.

Веселовский С. Б. Семь сборов запросных и пятинных денег в первые годы царствования Михаила Федоровича. – М., 1908.

Вигель Ф. Ф. Воспоминания. – М., 1965. – Т. 2.

Волегов Ф. А. Родословная гг. Строгановых// Пермский край: Сборник сведений о Пермской губернии. – Пермь, 1895. – Т. 3.

Головачев П. М. Покорение Сибирского царства и личность Ермака // Сибирский сборник. – Иркутск, 1891. – Т. 1.

Горный журнал. – 1826. – Кн. 5.

Дмитриев А. А. Усольская летопись Ф. А. Волегова. – Пермь, 1882.

Дневник камер-юнкера Берхгольца, веденный им в России в царствование Петра Великого с 1721 по 1725 год. – М., 1860. – Ч. 2.

Долгоруков И. М. Капище моего сердца, или Словарь всех тех лиц, с коими я был в разных отношениях в течение моей жизни. – М., 1997.

Егорова Е. И. 500 лет рода Строгановых, меценатов искусств // Строгановы и Пермский край: Материалы научной конференции 4–6 февраля 1992 г. – Пермь, 1992.

Икосов П. С. История о родословии, богатстве и отечественных заслугах знаменитой фамилии гг. Строгановых, сочинена в 1761 году. – Пермь, 1881.

Именитые люди бароны и графы Строгановы. – Пермь, 1996.

Карамзин Н. М. История государства Российского: В 12 т. – М., 1994. – Т. 9.

Карнович Е. П. Замечательные богатства частных лиц в России. Экономическо-историческое исследование. – СПб., 1885.

Колмаков Н. М. Дом и фамилия Строгановых // Русская старина. – 1887. – Т. 54. – № 4.

Колмаков Н. М. Памяти графа Александра Сергеевича Строганова. – СПб., 1844.

Коровин В. К. Краткий исторический очерк дома Строгановых // Горный журнал. – 1862. – № 8.

Косточкин В. В. Чердынь, Соликамск, Усольск. – М., 1988.

Кудрявцева Е. П. Российский посланник в Константинополе Г. А. Строганов // Портреты российских дипломатов: Сб. научных трудов. – М., 1991.

Кузнецов С. О. Дворцы Строгановых. – СПб., 1998.

Кузнецов С. О. Собрания живописи дома Строгановых у Полицейского моста // Строгановы и Пермский край: Материалы научной конференции 4–6 февраля 1992 г. – Пермь, 1992.

Николай Михайлович, великий князь. Граф Павел Александрович Строганов (1774–1817). Историческое исследование эпохи императора Александра I. – СПб., 1903. – Т. 1.

Островская М. Земельный быт сельского населения русского Севера в XVI–XVIII веках. – СПб., 1913.

Платонов С. Строгановы, Ермак и Мангазея // Русское прошлое: Исторические сборники. – М.; Пг., 1923. – № 3.

Попов Н. А. Переписка барона Григория Александровича Строганова с Милошем Обреновичем в 1817–1826 годах. – М., 1867.

Предпринимательство и предприниматели России. От истоков до начала XX века. – М., 1997.

Провинциальная хроника // Дела и дни. – 1920. – Кн. 1.

Русский биографический словарь. – СПб., 1909. – Т. 19.

Род Строгановых: Практическое пособие для историков, краеведов и генеалогов // Сост. А. Н. Онучин. – Пермь, 1990.

Саплин А. И. Российский посол в Испании. 1805–1809 // Вопросы истории. – М., 1987. – № 3.

С. Г. Строганов. Некролог // Художественный журнал. – 1882. – № 4.

Тихонравов Н. С. Синодик и родительский летописец Строгановых. – М., 1884.

Трубинов Ю. В. Строгановский дворец. – СПб., 1996.

Тынянов Ю. Гражданин Очер // Прометей. – М., 1966. – Т. 1.

Успенский В. С. Павел Александрович Строганов // Вопросы истории. – М., 2000. – № 7.

Устрялов Н. Г. Именитые люди Строгановы. – СПб., 1842.

Чичерин Б. Н. Студенческие годы // Московский университет в воспоминаниях современников (1755–1917). – М., 1989.

Чудинов А. В. Ж. Ромм и П.Строганов в революционном Париже (1789–1790)// Россия и Франция: XVIII–XX века. – М., 1998. – Вып. 2.

Чупина П. О. Материалы к истории пермского майоратного имения графов Строгановых // Пермский край: Сб. сведений о Пермской губернии. – Пермь, 1893. – Т. 2.

Шилов В. В. Строгановы: из истории рода // Страницы истории Урала. – Пермь, 1995. – Вып. 2.

Шильдер Н. К. Император Александр I. Его жизнь и царствование: В 4 т. – СПб., 1898. – Т. 4.

Шубинский С. Н. Исторические очерки и рассказы. – СПб., 1908.

Рейтинг публикации:

5

Ключевые теги: Служение России
Комментарии (0) | Распечатать

Добавить новость в: