На Западе и в Америке за последнее время обращено внимание на кризис, который переживает наука в целом, и гуманитарные, общественные, дисциплины, особенно исторические, в частности.2)
Опасность, говорят, угрожает исследованию со стороны анализа, стремящегося растворить науку в бесчисленных работах более или менее узкого характера. Необходимо, пока не поздно, предотвратить дальнейшее развитие односторонне построенных, узко специальных, работ. Но как подойти к осуществлению намеченной цели? Следует, сохраняя в силе научно-исследовательский анализ, обратить самое серьезное внимание, как предлагает парижское учреждение «В защиту науки» (Pour la science), на построение синтеза (organisation de la synthèse).3)
Только организованная работа синтеза, при наличии аналитической обработки материала, будет в состоянии удержать науку в необходимом равновесии, лишит анализ возможности создавать исследование ради исследования и придаст научному изысканию, выводя его из изолированного положения, необходимую «установку» (Einstellung) на проблематику данной дисциплины. [27]
Своеобразный кризис мировой науки не случаен, и несомненно, имеет под собой общественную почву, созданную условиями современной культуры, в которой повсюду с большей или меньшей степенью давно борются центробежные и центростремительные силы анализа и синтеза. Кризис особенно усилился в течение войны, разделившей на долгие годы народы мира искусственно поддерживавшимися преградами ненависти.
Понятно, что забота о синтезе выступает с особой силой в наши дни и в СССР находит себе идеологическое обоснование не только в истории науки, но и в жизни общества: защитником синтеза является марксизм, в диалектическом учении которого основным является положение «об общей связи вещей и познание этих вещей».
Сложной проблеме увязки языка и материальной культуры была посвящена речь председателя Академии Истории Материальной Культуры в 1926 г.4)
Некоторым вопросам синтеза в области далеких тысячелетий доистории Средиземноморья я позволю себе посвятить дальнейшее изложение в благодарной зависимости от речи нашего Председателя.
I.
Поставить вопрос о древнеминойском периоде на Крите означает другими словами дать ответ о начале «Минойской» культуры. В такой постановке вопрос о первом, раннем, периоде Критской культуры становится частью общей и сложной проблемы о «началах» в истории и истории культуры (не говоря о «началах» в естественноисторических дисциплинах), если, конечно, оставить в стороне «условные» начала, нашедшие свое место в политических легендах или мифах того или другого народа. При этом подразумевается, что мы совершенно не можем признать наличие какого бы то ни было априорного начала, как такового.
Наше отношение к вопросу можно лучше всего иллюстрировать словами Французского исследователя начал изобразительного искусства Люке (Luquet), сказавшего, что «рождение живого [28] существа не является абсолютным началом: оно представляет лишь продолжение истории».5)
Сказанное в отношении живого существа справедливо и для социальной организации и ее порождений.
В соответствии с высказанной точкой зрения «началом» является новое образование, вызванное общественно-хозяйственным процессом, подвергающим постоянному изменению данную культуру и ее формы и продолжающим свое дальнейшее течение при наличии новых выработавшихся элементов.
Чтобы определить, что одно состояние культуры переходит в другое, необходимо, как упоминает Муке, наличие двух условий: нужно уяснить то состояние, которое подвергается изменению и, во-вторых, обладать знанием о качестве того фактора, благодаря которому прежнее состояние переходит в новое.6)
В нашем случае необходимо, следовательно, знать, что представлял собою критский неолит и какой фактор способствовал образованию новых форм, составляющих содержание древнеминойского периода и вовсе не указывающих на имевшее место в данную эпоху переселение или вторжение новых народов. Рассматривать в такой тесной связи неолит Крита и начальный период новой, «минойской», культуры возможно лишь благодаря тому, что раскопки на Крите, особенно последних лет, доказали с редкой материальной убедительностью отсутствие перерыва между исходными эпохами неолита и началом меднокаменного века.7)
На Крите повторяется то положение, которое, напр., Редер8) и Шарф9) за последние годы отмечают по отношению к доисторическому и раннединастическому Египту, вопреки мнениям Питри (Petrie), стоящего слишком под влиянием миграционных теорий, и резким словам Эдуарда Мейера, который, хотя и стоит на точке зрения непрерывности развития египетской культуры, однако, не хочет допустить связей с «более низко стоящими культурами».10) То же отношение неолитической Месопотамии, особенно в ее южной [29] части, к историческим временам наблюдает Геллер.11) Аналогичное положение рисует Дун в отношении неолита и энеолита Италии.12)
Критский неолит, охватывающий не менее 3 тысячелетий (6000—3000), мы вовсе не считаем возможным, как этого хочет Паульсен, отнести к типу «совершенно варварской и далекой культуры».13) Наоборот, можно говорить о сравнительно поздней и развитой стадии ново-каменного века на острове. Необходимо отметить, что в эти времена были уже несомненные связи с Египтом, обусловленные, как я думаю, наличием одинакового там и здесь этнического элемента в виде североафриканского населения, в своей основе потомка кроманьонцев,14) нашедших свое позднейшее этническое оформление в типе протоливийцев или берберийцев, которые сыграли, по мнению многих ученых египтологов, важнейшую роль в процессе развития культуры Египта15) и, по-видимому, Крита, как думает Эванс,16) а до него, напр., полагал Фуртвенглер.17)
Состояние культуры на Крите при неолите и в доисторическом Египте были по существу одинаковы, с известными местными изменениями, как и в других областях самых различных частей света периода полированного камня. Как и везде, небольшие группы населения продолжали жить в пещерах или под навесами скал, селились в круглых или прямоугольных хижинах и строили жилища на сваях. Человек пользовался полированным каменным орудием небольших размеров,18) делал на Крите и в додинастическом Египте характерные для эпохи «стеатопигические» статуэтки, иногда по форме поражающие своим сходством со статуэтками так наз. «Трипольской культуры».19) [30]
В керамике, с бедными и мало расчлененными формами, можно отметить в некоторых случаях сходство, напр., с обломками сосудов стоянки Редейф'а (Redeyef), около Туниса,20) или, особенно, с керамикой, найденной в некрополях доисторического и раннего додинастического Египта, напр., с черной, лощеной, «инкрустированной» белым, керамикой.
Менгин полагает относительно этой керамики, что «es eben doch nirgends eine Waare giebt, die der neolithischen aus Kreta ähn-licher wäre, als die weiss inkrustierte ägyptische Gattung».21) Сходство между инкрустированной керамикой Египта и Крита Менгин объясняет общим культурным субстратом. Быть может, связующим звеном была, думает он, Ливия.
Как известно, Фиммен признавал также отмеченное сходство, соглашаясь с Питри относительно того, что такая же керамика встречается в Испании, Боснии и Трое.22)
Геометрический орнамент на сосудах и статуэтках в Египте и на Крите являлся, наряду с остальными, мало дифференцированными, сторонами культуры, показателем социально слабо расчлененного общества земледельческо-скотоводческого уклада типа, который, напр., Гернес называет «примитивным симбиотическим хозяйством».23)
В более поздних периодах можно отметить наличие развитых форм неолитической керамики, которые принадлежат системе позднего неолита Балканского культурного круга с его связями в юго-восточном и юго-западном направлениях.
Сказанное можно наблюдать не только в керамике, в частности в форме ручек сосудов, но также в отношении некоторых глиняных статуэток24) «трипольского типа». Следует заметить, что только за последнее время наши сведения по неолитической керамике Греции начинают систематически обогащаться: впервые Бледжен (Blegen) в Аргосе обнаружил остатки неолитической керамики;25) также в окрестностях Коринфа обнаружена неолитическая керамика, родственная керамике северной и средней Греции.26) [31]
Этнический элемент этой поры в Греции, по-видимому, мы вправе относить к тому же типу, как и северо-африканское население: по южному и восточно-средиземноморскому побережью это население будет называться «пелазгами» в различных видоизменениях этого имени (этруски, расены, пуашати и др.), как мы это теперь знаем из руководящих работ Н. Я. Марра по яфетидологии, представляющей собою общее языковедение в его органической связи с историей материальной культуры и общественно-хозяйственным укладом общества.
Наличие североафриканского и южноевропейского элементов в неолитической культуре Крита служит показателем совершавшегося культурно-созидательного процесса: «нельзя», говорит Муке, «представить развитие племен и народов без соприкосновения гетерогенных элементов и без взаимного воздействия одних элементов на другие или даже без процесса смешения элементов между собой».
Так характеризует процесс этногении греков, вспоминая работу Кисслинга (Kissling), Муке — ученый, незнакомый с теорией Н. Я. Марра, в которой учение о скрещении принадлежит к числу основных положений.
Итак, в неолите на Крите укреплялась и видоизменялась культура, вырабатывавшаяся одним по существу этническим элементом, но представленным двумя его формами — африканско-ливийской и европейско-пелазгической в скрещенном виде.
Одинаковое с Критом этнологическое положение существовало также во всем неолитическом Средиземноморьи и далеко за его пределами на Востоке, как мы это вскользь уже отметили, говоря об южной Месопотамии новокаменного периода. Об условиях в Малой Азии мы скажем позднее.
Выдвигаемое нами положение об единстве состава этнического потока, отлагающего свои воды в различных этнологических формациях, возникает с необходимостью при постановке вопроса о начале древнеминойского периода, если к его решению не привлекать теорий переселений, как это, по установившейся традиции, делают с чрезмерной легкостью, Глотц,27) или Морган.28) К сожалению, выводы, отдаленно напоминающие основные положения яфетической школы, встречаются весьма редко.
Так, к сходным выводам приходили, напр., Пит,29) Сиджер,30) [32] а за последние годы аналогичные взгляды проводили Охран, считающий, что шумеризм представляет собою «аллотропическое» состояние индоевропеизма,31) или Гемпель, выдвигающий теорию общего этнологического субстрата для доисторической Греции и Палестины32) на основании раскопок в Бетсеане.33)
Все перечисленные ученые, не решающиеся формулировать с достаточной определенностью свои положения, хотят, однако, избежать необходимости вывода, приводящего на историческую арену из несуществующей прародины по несуществующим путям благодетельный народ, приносящий с собою новую культуру.
Пожалуй, только один Вильгельм Вебер взял на себя смелость печатно заявить и конструктивно провести положение о том, что «мы должны отвыкать связывать с изменениями в культуре сейчас же вопрос о переселениях народов» (wir sollten uns abgewöhnen an solche kulturellen Wandlungen sofort auch Völkerwanderungen zu knüpfen»).34)
Нельзя, в связи со сказанным, не отметить, еще раз яфетидологии, в которой с методологической последовательностью разъясняется, в целом ряде работ Н. Я. Марра и его школы, несостоятельность теории миграции для доисторических времен.
III
Под влиянием какого же фактора произошло изменение неолитической культуры, и в результате какого процесса можно объяснять возникновение его в весьма законченных формах древнеминойского периода?
Основным материальным признаком, указывающим на изменения, происходившие в неолитической культуре в доисторической Италии и дальше на Запад в Испании, в Египте и на Востоке, в Сирии и Месопотамии, служит появление в еще чистой неолитической обстановке редких поделок из меди.35)
Металлургия начинает медленно и без резких скачков развиваться и в разных центрах с различной скоростью вытесняет [33] каменное орудие, хотя кое-где, напр. в Месопотамии, оно сохраняется еще в бронзовом веке.
Появление металлургии сперва в очень примитивных технологических формах не могло все же не вызвать в неолитическом обществе относительно сильного развития новых производительных сил. Теоретически мы не можем не говорить о связи с началом металлургии изменений, которые должны были с неизбежностью происходить в тогдашнем общественном укладе.
Лет 12 тому назад я пытался в двух своих книгах показать, как под влиянием технического развития аттического хозяйства в определенных экологических условиях складывалась религия древних Афин.
Каким темпом происходило ослабление производства каменных орудий, и, наоборот, как укреплялась и развивалась новая техника, мы не можем проследить за отсутствием достаточных для этого данных, но факт появления новых форм в культуре налицо.
В связи с этим мы должны сделать одно заключение: новая форма экономических отношений, обусловленная развитием на Крите металлургии, несомненно, определила вид изменения критской культуры и дальнейшего ее развития.
Вторым отчетливым признаком изменения неолитической культуры служит возникновение и распространение хорошей, в технологическом отношении, керамики, украшенной обычно геометрическим орнаментом, выполненным одной или несколькими красками.
Какая существовала связь между появлением металлургии с ее плавильными печами и знакомством с высокой температурой огня и возникновением расписной керамики, начала которой представляют все еще далеко не разрешенную загадку,36) мы не можем пока сказать точно и, оставляя выяснение вопроса для специального исследования, ограничиваемся только констатированием несомненной работы такой органической связи. Можно также наблюдать в некоторых случаях начавшееся влияние форм металлических сосудов на керамику.
Изменения можно также отметить и в отношении других проявлении материальной культуры, на которых мы не будем сейчас [35] останавливаться. Не можем лишь не отметить одного явления, с которым связываются соображения методологического характера.
Новые формы культуры медно-каменного века на Крите, как и везде, выступают в весьма законченном виде. В какой мере можно говорить об эволюционном развитии?
Готовая и появившаяся в общем законченной живая форма, непосредственно не вытекающая из предыдущей, особенно среди обстановки продолжающей бытовать старой культуры, представляет, как говорят, загадочное явление.
Такие загадки хорошо знакомы доисторику из области возникновения памятников искусства в палеолите. Также и египтологу приходится только констатировать, как «из полной темноты чистого каменного века появляется законченная превосходная керамика».37) В области минойской культуры такую же загадку представляет появление в сплотившихся формах живописи в среднеминойском периоде.
Гернес решается объяснить появление палеолитического произведения искусства поразительной «мутацией» в области человеческой культуры.38) Шарф для Египта предпочитает ограничиться утверждением своего незнания. Вебер, которого мы цитировали выше, говорит о том, что в некоторых случаях создается впечатление, что как будто долго накапливаемые силы ищут своего «применения и разражаются в ширину».39)
Нам кажется, что в приведенных оценках Гернесом и Вебером Фактов «неожиданного» появления готовой Формы содержатся весьма важные мысли.
В области гуманитарных наук мы подходим к тому, что привлекает сейчас живое внимание некоторых естествоиспытателей.
Мутация с последующей эволюцией результатов, образовавшихся от «взрыва», по-видимому, может объяснить многое, перед чем останавливается вульгарная теория эволюции. При наличии прерывистой эволюции, о которой так много интересного сообщает английский естествоиспытатель Морган,40) мне кажется, возможно понять появление в неолитической среде форм, указывающих на начало новой культурной эпохи. [35]
Я не хотел бы обойти молчанием того обстоятельства, что явления мутационного порядка имеют очень крупное значение в области социально-экономических отношений.
В известном месте предисловия к труду: «Критика политической экономии» (1859 г.) Маркс проводит мысль о том, что ни одна общественная формация не погибает, прежде чем не разовьются все производительные силы, для которых она недостаточно широка. Новые, более высокие, производственные отношения никогда не устанавливаются, прежде чем в недрах старого общества не созреют материальные условия их существования.
Разрешение назревшей задачи, в результате которой возникают новые общественные формы, проявляется в форме изменения, лучшей аналогией к которому может служить мутация: (революция). Признаком происшедшей мутации, как и разразившейся революции, служит наличие двойственности элементов; культуры («Старое» и «Новое»).
Именно такой двойственный характер позднего критского неолита прекрасно отмечен вещественными находками. И только благодаря более точному учету такой двойственности, наблюдаемой в исходе неолита, Эванс конструирует теперь начало древнеминойского периода с большей отчетливостью, чем раньше.
Как известно, древнеминойский период представлял наибольшие затруднения в установке начальных границ, подтвержденных: памятниками. Между тем от установки «начал» древнеминойского периода зависит вся хронологическая сетка остальных периодов минойской культуры. Прежде всего выступали затруднения чисто археологического порядка.
До 1908 г. в Кносе не было обнаружено хорошо представленного древнеминойского слоя.
В Кносе слой, содержавший остатки древнеминойского периода, был снесен еще в минойские времена, когда на вершине холма расчищалось место для постройки первого дворца в начале среднеминойского периода I,41) Неясность создавали также условия раскопок в 1900 г. небольшого пробного колодца около так ваз. Pillars Room в юго-восточной части дворца — Эванс отнес находки сперва к древнеминойскому периоду III,42) а затем к среднеминойскому периоду I.43) Наконец, были неотчетливы условия находки [36] знаменитого обломка сиенитовой чаши 1900 г., по форме относимой ко времени I—II династий в Египте.44) В последнее время Эванс установил, что эта чаша была найдена на стратиграфической границе между неолитом и энеолитом.45) Наконец, в первые годы раскопок древнеминойский период был вообще мало исследован на острове.
Ныне положение с древнеминойским периодом существенно изменилось.
Древне-минойский период сейчас разносторонне представлен во всех своих эпохах часто в хороших стратиграфических соотношениях раскопками, прежде всего в различных частях восточного Крита, особенно на острове Мохле, около Гурнии, в Сфунгаре46) и южнее по перешейку в нижних слоях в Басилики и к востоку от Гиерапетры на берегу моря в Агии Фотии (Aghia Photia), в Палекастро. В северной части Крита необходимо отметить Кнос и находки в недавно открытой погребальной пещере Пиргоса около Ниру Хани (Nirou Khani),47) недалеко от Кноса. На южном Крите, кроме находок в Агии Триаде, очень важны памятники древнеминойского периода из многочисленных погребений на Мессарской равнине,48) а также недавно обнаруженные на острове Гаудосе около берегов Сфакии.49)
Принимая во внимание совокупность всех находок, Эванс, выполнивший за последние годы ряд проверочных раскопок, теперь устанавливает стратиграфически, что древнейшая стадия того, что определяется как минойская культура Крита, представлена многослойным напластованием, которое в Кносе и в других местах острова непосредственно лежит над слоем неолита.50)
Фаза культуры, представленная памятниками, обнаруженными в указанном напластовании, носит «широкий переходный характер» (is of а broadly transitional nature) и должна была продолжаться весьма длительное время. Эта переходная фаза, в свою очередь, представлена в ранней своей эпохе, как непосредственно [38] примыкающая к неолиту, хотя уже не неолитическая (subneolithic) — это несколько более поздняя эпоха, отличающаяся от первой появлением металлургии, древнейшим памятником которой является обломок медного ножа, найденный Сиджером в кувшинчике около V могилы несколько более поздней эпохи (древнеминойской II-III) на о. Мохле. Более позднюю эпоху переходной фазы Эванс уже относит к энеолиту (chalkolithic stage) и закрепляет за ней имя древнеминойского периода.51)
Таким образом, на основании раскопок, Эванс в поздненеолитической среде, в которой он наблюдает уже некоторые элементы, нашедшие свое завершение в древнеминойском периоде, напр., любовь к ярким горным породам,52) устанавливает наличие первого периода минойской культуры.
Характерным для последних работ Эванса является введение им, по указанию вещественных памятников, взамен ранее слишком точно ограниченных временных периодов, промежуточных звеньев, уничтожающих резкие пограничные линии классификации.
Переходный, текучий характер начального периода минойской, культуры, принимают теперь также некоторые доисторики. Так Менгин считает раннюю стадию древнеминойского периода энеолитической и отмечает, что он играет такую же переходную роль, как поздний неолит средней Европы.53)
Таким образом, мы в праве после всего изложенного еще раз подчеркнуть невозможность объяснять построения культуры теорией миграций.
Нельзя не вспомнить заслуженного историка-экономиста Допша, который в своей книге «Хозяйственные и социальные основы развития европейской культуры» выступает против теорий «катастроф», указывая, что «учение о мощных перерывах в культурах, которые вызываются так наз. переселениями народов, являются ни чем иным, как красноречивым выражением отсталости в области исследования культурной истории».54)
Смена культур, как мы старались показать, обусловлена более [38] сложными явлениями общественно-хозяйственного порядка, чем внезапное появление в нужный момент из каких-то особых мест на земле народов-носителей культур.
Благодаря новой формулировке данных о начале минойской культуры можно отчетливее поставить вопрос относительно ее примерных хронологических рамок.
Датировка периодов минойской культуры, как хорошо известно, зависит от хронологии, устанавливаемой для Египта.
Мы теперь, как и раньше в своей книге «Крит и Микены», склоняемся к цифрам, предложенным Борхардтом,55) хотя на его построения резко обрушивается Эд. Мейер.56)
Более высокие даты Борхардта лучше согласуются, на наш взгляд, с архаическим типом культуры древнеминойского периода. Мне очень приятно, что В. В. Струве в своем труде, «Манефон и египетская хронология» находит, что хронология Борхардта представляет, при современном состоянии знаний, большие преимущества по сравнению с так наз. «сокращенной хронологией» Эд. Мейера.
Применительно к датам Борхардта энеолитическая эпоха, покрываемая частью древнеминойского периода I, должна совпадать с «ранним временем» I и II династии и развивается до начала Древнего Царства, т. е., примерно, ко времени конца V и начала IV т. (4186—3938). Чистая стадия древнеминойского периода I совпадает тогда с III династией, открывающей Древнее Царство, ок. 3642—3430 г. В зависимости от закрепления эпох начального периода древнеминойский период II, входящий уже в бронзовый век, отмечается Борхардтом по совпадению его с IV—VI династиями или со временем от 3430—2920 г.
Последняя, III, эпоха древнеминойского периода попадает в тревожное и неясное время между VI и XI династиями, т. е. заканчивается, примерно, к 2000 г.57)
Мы не будем останавливаться на культурном содержании указанных трех периодов. Напомним, что детальная их характеристика дана в труде Эванса, а общая оценка отчетливо представлена в введении к изданию раскопок Ксантудидиса. [39]
Одно нам кажется несомненным: древнеминойский период возникает в скрещенной «ливийско-пеласгической» среде еще в течение неолита и, как самостоятельный период культуры, в своих трех эпохах занимает IV и III тысячелетия.
IV
Может показаться слишком элементарным, если мы поставим вопрос о том, как изучать древнеминойский период? Между тем такой вопрос встает с неизбежностью. Анализ слишком приучил исследователя изолировать изучаемое явление, черезчур далеко отодвигая от него все то, что могло оказаться в связи с ним, если бы явление исследовалось в сложной и насыщенной социальной среде.
Такая изоляция в изучении культур особенно отчетливо может быть наблюдаема, напр., в отношении Египта. И разве не покажутся странным, после истекшего недавно блестящего столетия египтологии, как науки, слова известного египтолога Редера: «Отношения Египта к народам, жившим на берегу Средиземного моря, сделались ясными только за последние десятилетия и становятся год от году удивительным образом все более и более отчетливыми. Эти отношения постоянно все более и более извлекают древних египтян из их изолированности и помещают в исконные, не прерывавшиеся и далеко распространившиеся, мировые связи. Так и египетское искусство с самого начала никогда не находилось в изолированном положении».58)
Слова Редера вовсе не выражают общепризнанного мнения и нарушают создавшуюся удобную традицию об обособленности Египта.
На Крите дело, казалось, обстояло с самого начала иначе. Эванс уже в первую свою кампанию, в 1900 г., в Кносе отметил связи Крита с Египтом и до последнего времени продолжает говорить об отношении Крита к Малой Азии, хеттам и Месопотамии. В своем большом труде Эванс посвятил даже несколько строк отношениям Крита к Северу, т. е. к южной Европе.
Но Крит в этих связях все же, по существу, остается в изоляции — речь в построении Эванса идет, ведь, лишь о типе культурных связей и взаимодействии, преимущественно иллюстрируемых вещами, и касается только некоторых избранных народов. [40]
По сравнению с Эвансом, Редер говорит о гораздо более глубокой форме связи. Египет в построении Редера соучаствует в мировой жизни народов и их культур.
Нам кажутся более отвечающими истине положения немецкого египтолога. Ценным и приятным исключением в значительной литературе по Эгейской культуре является не раз упоминавшаяся нами небольшая книжка Вильгельма Вебера. Основная мысль автора сводится к необходимости изучать ранний мир Средиземноморья и Месопотамии в системе объединенных культур.
«Почему», спрашивает Вебер, «движение культурного процесса в восточных и южных частях Средиземноморья не могло попросту быть частью общего развития всего Древнего мира, на границах которого люди Эгейского мира жили вовсе не оторванными от остального мира?».59)
Построения Вебера, заслужившие горячую оценку в некоторых руководящих немецких печатных органах,60) носят почти отпечаток социологического подхода к оценке историко-культурных явлений. Этот тон звучит также из прикрывающей марксизм всеми нужными нюансами фразы автора: «Историк неохотно считается с новыми, гегелеянски окрашенными настроениями и построениями».61)
После сказанного, нам кажется, поставленный вопрос о том, как следует изучать древнеминойский период, не был праздным.
В системе каких же культур находился древнеминойский период IV—III т. на Крите?
V.
Вполне бесспорным и важнейшим во всех отношениях элементом в системе культур IV—III т. является Египет, постоянные связи которого с Критом мы отмечаем уже в неолите и энеолите.
Не будет преувеличением сказать, что Египет и Крит составляли два центра, где происходили, на почве общего этнического субстрата, социально-культурные процессы, приведшие к созданию в Нильской долине раннединастического Египта, а на Крите — ранней минойской культуры, представленной в начальной своей эпохе прочной организацией общества в рамках «большой семьи» — рода и выработавшей, в течение ближайших эпох, [41] элементы, вошедшие впоследствии в состав нарождавшегося своеобразного строя Феодального типа.
Вопрос о тесной связи Египта и Крита в ранние эпохи, хотя и отмечается постоянно, но все же требует специальной обработки, особенно со стороны египтолога. Старая работа Биссинга должна быть, при наличии нового материала, значительно изменена.
Слова Эванса, сказавшего, что нельзя достаточно сильно подчеркнуть влияния Египта на Крит,62) в переводе на материальные отношения, показывают, что почти каждое движение складывающейся на Крите культуры имело в Египте свое направляющее указание, которым Крит пользовался, никогда не подпадая рабской подражательности.
Как можно убедиться из сопоставления Кеантудидисом Крита с Египтом, инвентарь ливийско-египетско-критских памятников материальной культуры весьма обширен. По-видимому, через Крит Египет IV—III т. находился в связи с некоторыми островными центрами Средиземноморья.
К числу интереснейших вопросов принадлежит теперь вопрос об острове Афродиты — доисторической Кифере.
Небольшие раскопки, которые были там проведены Стаисом (Staïs), показали, что остров участвовал в позднеминойской жизни. Можно ожидать находок и более ранних периодов, к которым, быть может, относится и найденный в раскопках «удивительный сосуд из стеатита с вырезанным орнаментом, представляющим сетку из спиралей».63)
Тогда встанет в необходимую материально-культурную связь чаша белого мрамора с надписью, относимая с 1897 г. археологами к микенскому времени, которую недавно Зете с полной убедительностью приурочил ко времени Узеркефа 1-го, царя V династии.* Надпись, несколько попорченная, оказалась не нечитаемой минойской, а хорошо дешифрируемой, египетской: в ней содержится в древней форме наименование «солнечного храма», который Узеркеф построил около своей пирамиды. Зете думает, что чаша, бывшая, вероятно, вотивным приношением, случайно попала на Киферу.64) [42]
Я хотел бы обратить внимание на то, что в Молфетте, в Апулии, обнаружена сходная по форме чаша из твердого голубоватого камня, по времени относящаяся тоже к III т. Майер полагает, принимая во внимание материал, что чаша или была привезена или сработана на месте по иностранному образцу.65) Нам кажется, что факт нахождения в пределах одного культурного бассейна двух сходных предметов указывает не на случайность заноса чаши на Киферу, но скорее отмечает культурные пути, которые связывают Киферу, с одной стороны, с Пелопоннесом, с другой — с Критом и через него с Египтом. Быть может, дальнейшие раскопки подтвердят предположения, которые уже были высказаны Каро о роли Киферы.66)
Необходимо принять также во внимание и другие соотношения, существовавшие между Египтом и Европой, хотя об этом надлежало бы говорить в специальной работе.
Известна последняя теория Питри о предполагаемых связях Египта с Кавказом в эпоху «бадарийской» (Badarian) культуры додинастического Египта. Согласно той же теории в «Книге мертвых» Древнего царства сохраняются культовые места причерноморского побережья Кавказа.67) Не забудем отмеченную выше инкрустированную, известную и на Крите, неолитическую ленточную керамику (Bandkeramik) европейско-египетского типа и упомянем о распространении в Египте, в эпоху Среднего царства, южно-европейской спирали, быть может, попавшей в Африку через Крит.
Нельзя не отметить также, что в Египте расписная керамика с орнаментацией, выполненной красной охрой, достигает своего расцвета в эпоху энеолита,68) т. е. в то же время, как и расписная керамика Дунайско-Днестро-Днепровского бассейна.
Итак, связи Египта с Европой очевидны. Положение Египта и его отношение к Криту будет, однако, недостаточно охарактеризовано, если мы не отметим, на основании новейших раскопок, политические и связанные с ними торговые и экономические интересы раннединастического Египта также в восточном Средиземноморье.
В Сирии, благодаря французским раскопкам на месте Библа, обнаружены остатки египетского храма, построенного, по мнению [43] Абрайта,69) не вполне согласного с предположениями Монте (Montet), может быть, во времена 2-го царя V династии, т. е. ко времени 3160—2920 гг., во всяком случае, в первой половине V династии, сношения которой с Сирией хорошо представлены письменными источниками. Впрочем, не исключается возможность приписать постройку фараону Ратуресу, предшественнику Менкаура.
Начавшиеся в эпоху Древнего царства сношения Египта продолжались, как показывают те же раскопки, и в более поздние времена, от которых дошли египетские погребения каких-то знатных лиц и остатки египетских укреплений и множество предметов Эгейской культуры.
Не забудем, что Сирия была богата медью, хлебом и вином. Сирия поднимает интереснейшие вопросы в области расписной керамики.70) В области религии особенно интересны проблемы, связанные с женским божеством аморейцев. Много интересного можно ожидать также от изучения процесса возникновения сирийского мужского божества. Какое место занимает, напр., бронзовая статуэтка сидящего мужчины, увитого змеями, в высокой тиаре,71) вызывающая невольно в памяти знаменитую «богиню со змеями » с Крита среднеминойской эпохи? С Сирией связывается некоторыми исследователями также вопрос о происхождении Озириса.72) В связи с религией возникают также не менее важные этнологические вопросы — по приведенному выше мнению Гемпеля доисторические Сирия и Греция обладали единым этническим и культурным субстратом. Особое значение приобретают «аморейцы»: высказывается предположение о том, что связь Крита с Востоком осуществлялась не через хеттов, а именно через аморейскую культуру III тысячелетия.73)
Словом, раскопки на месте Библа с поразительной отчетливостью выдвинули вопрос о значении Сирии в ранних культурах Средиземноморья. Теперь можно с уверенностью говорить о том, что Сирия являлась не только мостом из Египта и Эгейского мира в Малую Азию, но что она в то же время входила в более сложных отношениях органической частью в состав культур Малой Азии. [44]
VI.
Малая Азия, с которой медленно спадают покровы неизвестности, благодаря новым материалам, добытым недавними раскопками, может рассматриваться, как второе звено в цепи культур, синхронистичных с древнеминойским периодом на Крите. Давно и хорошо известно, что Малой Азии в географическом и историческом отношениях выпала роль гигантского моста между передне-, средне- и дальневосточными областями и Средиземноморьем.74) Не вызывало сомнений также и то, что естественно-историческими пролетами этого моста являлись в восточно-западном направлении Афганистан, Белуджистан, Персия, Азербайджан, Грузия, Армения и Турция. Иными словами мост складывался из трех плоскогорий: с востока — Иран и с запада — Малая Азия, соединенных плоскогорием Армении, пропускавшим через себя самые разнообразные культурные влияния.75) Наконец, неоспоримыми фактами поздней истории являлись движения по этому малоазийскому мосту греков, персов, галатов, сельджуков, османов и монголов. Также должно было обстоять дело и в более ранние времена в деле культурных взаимоотношений.
Но в этом отношении не хватало фактов, вследствие почти полной неисследованности Малой Азии в археологическом отношении. Многое еще и сейчас закрыто от исследователя, но все же можно уже дать некоторое объединение результатов в этнологическом и историко-культурных отношениях.
Прежде всего представляется возможным внести некоторую отчетливость в продолжающую во многих отношениях оставаться сложной хеттскую проблему.76) Теперь стало ясным, что автохтонное население Малой Азии составляли этнические группы, отличные от знаменитых хеттов II т. в Богаскеое77) и находившиеся, [45] по-видимому, в каких-то связях с этрусками, входящих, по теории Н. Я. Марра, в состав ливийско-пеласгийской группы народов.78)
Унгнад хочет называть дохеттских автохтонов Малой Азии прото-хаттиями.79) Впрочем, можно при желании придерживаться построений Отто Вебера, говорящего условно о «мало-азийско-сирийско-северо-месопотамской культуре», созданной значительным числом самостоятельных племен, начиная с III т.80) Прото-хаттии, представленные значительным числом самостоятельных племен с обожествляемыми еще при жизни царями, как Бимбира или Памба,81) заполняют, во всяком случае, конец IV т. половину III т. Некоторые эпизоды из истории Малой Азии начала III т. сохранились в письменных источниках Египта (Амарна) и Ассирии (Ассур). Развертывается интереснейшая, окрашенная современностью, картина колониальной политики могущественного царя Саргона I. Какие-то предприимчивые и смелые вавилонские купцы, уже к 3000 г., образовали свои фактории для торговых операций с местным населением в Ганеше (Ganesch), расположенном в центре Каппадокии, около Кесарии. Теперь это место, покрытое холмом, который местное население называет Кюль-Тепе (Kültepe), дало при раскопках ценную расписную керамику, входящую в систему III т.82)
Вавилонских купцов неоднократно притесняло местное население. Чтобы предохранить своих подданных, Саргон I (2800, по старой хронологии) предпринял большой поход против Бурушанды.83) Быть может, в связи с этим походом следует рассматривать недавно ставший известным любопытнейший документ, представляющий собой первый географический атлас, правда, оттиснутый на глине и снабженный клинописным текстом. В атласе Саргона I, помимо разных мест с указанием расстояний между ними, отмечен также и Крит-Каптара.84) Найденный документ красноречивее других говорит о реальном выходе в Средиземноморский бассейн, [47] через землю дохеттского населения, интересов обитателей далекой Месопотамии в эпоху древнеминойского периода и V-VI династий в Египте.
Клинописные источники III т. и археологические находки из Кюль-Тепе на днях пополнились результатами раскопок Робинсона, произведенных около современной Конии, впервые в этой части Малой Азии, с надлежащей полнотой. Здесь, около деревеньки Сизмы (Sizma), в округе, богатом медными рудами, был раскопан большой холм, скрывавший в земельных наносах, по-видимому, поселение доисторических рудокопов с их плавильными очагами. Найденная керамика, особенно черная и красная лощеная, более всего обнаруживает сходства с сосудами западной части Малой Азии, с северо-сирийскими и особенно с критскими древнеминойскими и, в частности, с некоторыми сосудами с острова Мохла древнеминойских периодов II и III.85)
Кто этнически составлял население Сизмы? Мне кажется, без особой смелости их следует, судя по остаткам культуры, отнести к тому же дохеттскому населению, что и поселение в Ганеше — Кюль-Тепе.
Робинсон высказывается в пользу единства происхождения населения Малой Азии и Кикладских островов, и мы не имеем основания возражать ему в этом пункте.
Итак, в эпоху ранних династий Древнего царства и древнеминойского периода на Крите, Малая Азия была, по-видимому, населена так наз. прото-хаттиями, переживавшими в конце IV и начале III т. свою эпоху энеолита. Это население, имевшее, по-видимому, связи с этрусками,86) не могло не быть, следовательно, также в этнологической связи с населением Сирии и доисторической Греции, объединенных, как думает Гемпель, одним этническим субстратом.
В то же время, весь малоазийский мир IV—III т. в Каппадокии и Ликаонии, во Фракии и на западном побережье Малой Азии находился в торговых и, следовательно, культурно-обменных сношениях с Факториями вавилонских купцов и испытывал политическое воздействие грозного царя далекой Месопотамии.
Что же представлял собою третий член в системе культур IV—III т.? [47]
VII.
Крупнейшим достижением науки о классическом Востоке за последние годы, благодаря новым раскопкам, является знакомство с древнейшими периодами культур Месопотамии.
Теперь впервые можно с уверенностью говорить о том, что южная Месопотамия пережила эпоху неолита, принадлежавшего, по укладу культуры, всецело к доисторическим временам.87) Некоторые факты можно уже установить также по отношению к концу неолита. Затем, как на Крите или в Египте, можно определить возникновение энеолитического века с двумя его признаками — металлургией и расписной керамикой.
Элементы неолита, в течение которого возникает энеолит, долгое время продолжают еще существовать в новых условиях создавшегося энеолита. В энеолите уже появляется письменность. Затем, чем больше энеолит входит в область истории, тем сильнее развивается металлургия. Наконец, появляется бронза: век Гудеа — уже эпоха бронзы, хотя в употреблении сохраняется еще медь: известная маленькая статуэтка Гудеа сделана из чистой меди. Интересно отметить, что ранняя историческая эпоха энеолита с его письменностью все еще культурно связана с неолитическими формами жизни.
Энеолит, этот основной «древнемесопотамский» период, который, по определению Андре (Andrae) представляет собою «золотой век» Месопотамии, интересен и важен своими несомненными типологическими совпадениями с Критом. Особый интерес привлекает богатая и разнообразная расписная керамика, которую некоторые ученые хотят назвать «протомесопотамской», избегая употребления расовой этикетки, как «протошумерийская».
Расписная керамика известна теперь из многих мест на всем пространстве Месопотамии, от Ашура до Персидского залива и дальше на Восток, по морскому побережью.
На севере, в Ашуре, находившемся в торговых сношениях с прото-хаттиями, малоазийская расписная керамика встречается около 3000 г.88) Южнее, в соседнем Керкуке (Kerkûk), расписная керамика, по-видимому, падает еще на более раннее время, [48] относится, примерно, ко второй половине IV т. В центре Месопотамии, в Кише (Kish-Oheimir) и недалеко от него на месте древнейшего, как кажется, города в Аккаде, современном Иемдет Назре (Jemdet Nazr), весьма ценный материал дали последние раскопки Ленгдона.89) Особенно богата представлена южная Месопотамия: здесь расписная керамика обнаружена на месте древнейших шумерийских городов — Адаба (Adab-Bismâya), Шурупака (Shuruppak-Fârah), Уммы (Yôkha).90) Такая же керамика найдена в Сургуле (Zurghul).91) В южном направлении нужно присоединить скудные старые находки из Лагаша (Lagash-Tell-Lò)92) и отметить богатейший материал с мест расположения городов соперников Лагаша, Урука (Erech-Warka),93) местностей около Ура (Ur el-'Obeid, el-Muqayar) и Эриду (Eridu-Abu-Shahrein), добытый систематическими раскопками Були и Томпсона.
Нужно еще отметить небольшие французские раскопки 1923 г. на правом берегу Евфрата, произведенные на месте цветущей некогда столицы области Ханы (Hana) — Тирки (Tirqa-'Ashârah).94) Находки здесь тем более интересны, что они обнаружены на месте, которое выступает, как связующее звено между восточной Сирией и областью среднего Евфрата. В этих же местах, два года спустя, была обнаружена английскими учеными упомянутая выше стоянка с расписной керамикой в долине Балика (Balîkh), притока Евфрата.95)
В связи со сказанным необходимо вспомнить известный крупный центр эпохи расписной керамики в Эламе, в Сузах (особенно Сузы I) и Муссиане, и дальше в восточном направлении находки Пезара (Pézard) в Бендер-Бушире (Bender-Bouchir).96) [49]
Албрайт предлагает расположить во времени различные типы месопотамской керамики на основе соотношения между расписной и «врезанной» керамикой в соответствии с другими памятниками материальной культуры в следующей эволюционной последовательности: 1) Сузы I (первая половина IV т.); 2) новые находки в Tell Zeidân, в долине реки Балика (Balikh), должны относиться ко времени около половины IV т.; 3) Эриду и древнейшие типы керамики из Тель-Эль-Обейда Альбрайт относит ко времени несколько более позднему, чем половина IV т.97)
Как можно легко убедиться, расписная керамика, занимая своим распространением значительную территорию, наблюдается на северо-западе в Ашуре, на юго-западе в восточной Сирии; на востоке она встречается с расписной эламской керамикой и дальше в восточном направлении обнаружена в Бендер-Бушире.
Система месопотамской расписной керамики представляет собою некоторое целое и примыкает к малоазийской расписной керамике.
Кроме того месопотамская керамика имела, быть может, через Элам отношение к культуре доисторического Туркестана (Анау около Асхабада, Мерв и Самарканд), а на востоке соприкасалась с областью расписной керамики Белуджистана,98) Сеистана,99) Афганистана,100) Вазаристана101) и Кашмира.102)
В этническом отношении трудно что-либо утверждать с достаточной определенностью относительно создателей древне-месопотамской культуры. Одно, по-видимому, подтверждается: во всех указанных местах заметно сильное влияние шумерийцев, которые в Кише, быть может, в периодах, предшествовавших 4000 г. и, во всяком случае, до Саргона I, определяли все направление культуры в Месопотами.103) [50]
Некоторые исследователи, как Букстон, полагают, что эти шумерийцы, по своему типу «не были непохожими» на протоегиптян или на представителей средиземноморской расы.104)
В таком случае шумерийцы представляли бы собою один из метисованных видов ливийско-пеласгической этнической группы. Впрочем, все эти антропологические отожествления пока вполне условны.
Высокоразвитая культура месопотамского энеолита и выясненные нами выше торговые связи с Малой Азией обеспечивали шумерийской Месопотамии роль живого члена в системе доисторических культур IV-III т.
VIII.
Мы проследили одну часть культур эпохи расписной керамики энеолита и ранней металлической эпохи, синхронистичных Криту древнеминойского периода и имевших своими центрами различные территории, расположенные, однако, в географической непрерывности смежных ландшафтов от Средиземного моря до Персидского залива.
Означенная «южная часть» системы дополняется комплексом сходных «северных» культур с двумя наиболее важными составными членами: с одной стороны, это культуры энеолитической материковой Греции с ее северными, юго-западными и юго-восточными связями, а с другой — находящиеся в связи с Грецией культуры Дунайско-Днестро-Днепровского круга.
В отношении материковой Греции теперь можно сказать почти то же, что мы говорили о Месопотамии. Как и в Двуречье, неолит в Греции,105) которого для Пелопоннеса еще не знает в 1923 г. Глотц (Glotz), был сменен энеолитом для Пелопоннеса и центральной Греции. В то же время неолит Фессалии получает «энеолитические изменения», отчетливо сказавшиеся в известной фессалийской керамике Сескла, и переходит в энеолит в эпоху Димини.106) Энеолит материковой Греции, включая неолит Фессалии, с его характерными признаками, по новой терминологии, предложенной Бледженом [51] и Уэсом, составляет содержание полуторы тысячи лет древнеэлладского периода (3500—2000).
Теперь же нужно сказать, что культура расписной керамики Фессалии, во многих отношениях продолжавшая существовать в неолитических условиях, представляет собой чрезвычайно важное звено, связывавшее общностью своих элементов, особенно в эпоху Димини, запад, север и восток. В Греции фессалийская керамика прослеживается ныне до Пелопоннеса включительно.107) Многочисленные элементы в расписной керамике Дунайско-Днестровского района могут быть поняты лишь в связи с Фессалией, а в восточном направлении «геометрический текстильный» стиль Сескла Губерт Шмидт наблюдает в Эламе, в Туркестане и на Крите.108)
Лучше всего с энеолитом Южной Греции нас знакомят превосходно проведенные в стратиграфическом отношении раскопка Бледжена в Кораку (Korakou), около Коринфа.109)
Вторым источником нашего знакомства с энеолитом Греции служит Арголида, где главный материал дали раскопки последних лет в Асине на восточном побережьи Арголиды, южнее Навплии. Эти шведские раскопки, очень отчетливо стратиграфически проведенные, выяснили отношение домикенской культуры, бывшей, в связи с северными областями, к микенской и домикенской — к Криту.110)
Помимо основных типов керамики древнеэлладского периода всех трех эпох, в Асине было найдено несколько весьма интересных печатей, имеющих ближайшие аналогии в критских печатях древнеминойского периода II или III эпохи. Некоторые из этих печатей служили в качестве амулетов, другие употреблялись для наложения отпечатка на глиняные пробки, закрывавшие сосуды с вином, привозимые, по-видимому, с Крита. Персон полагает, что эти печати или были привезены с Крита, или сработаны на месте по критским образцам.111) Затем, обломки сосудов древнеэлладского периода были обнаружены между Сикионом и Арголидой в юго-западной части акрополя доисторического Флиунта.112) [52] Наконец, с поздним греческим энеолитом знакомят недавние проверочные раскопки англичан на акрополе Микен.
Оказалось, что холм Микен уже в древнеэлладском периоде был занят обширным поселением, раскинувшимся частично по будущему «могильному кругу». От этого поселения сохранилась часть относящегося к нему могильника. Раскопки в Микенах дали также довольно значительное число керамики,113) среди которой особенно интересны образцы, указывающие на связь с Дунайским кругом культур. Аналогичная керамика найдена была за последнее время также в Тиринфе.114) Энеолитическая культура древнеэлладского типа, кроме Арголиды обнаружена, как стало недавно известно, в Аркадии,115) в Спарте116) и в Аттике, в нижней части акрополя Афин.117)
В древнеэлладской культуре необходимо отметить, что Асина указывает на бывшую связь с Критом. Не через Киферу ли лежал путь во владения Миноса?
С другой стороны, древнеэлладская культура, особенно ее расписная керамика и форма сосудов, с большой отчетливостью показывают на родственные связи с Дунайской культурой и, в частности, с культурами эпохи расписной керамики доисторической Венгрии, Румынии и Польши.
В этнологическом отношении трудно отказаться от предположения отнести создателей древнеэлладской культуры к представителям пеласгического типа.
Как бы то ни было, движения культуры эпохи расписной керамики материковой Греции шли в такт с аналогичными движениями культуры на Крите, в Египте, Сирии, Малой Азии, с ее дохеттским населением, шумерийцев древней Месопотамии и обитателей Элама.
Однако, построение международной системы культур эпохи расписной керамики, возникавших и развивавшихся в одинаковых социально-экономических условиях, нельзя считать законченным, если не принять во внимание работ по включению в систему ранних средиземноморских культур также культур Средней Европы. [53]
Основательное знакомство с древнеминойским периодом нар Крите и открытие в материковой Греции древнеэлладского периода IV-III т. не могли, конечно, не вызвать нового и более обоснованного, чем 25 лет тому назад, интереса к вопросу о возможных связях Средней Европы в областях бассейна Дуная с культурами Крита и доисторической Греции, хотя до сих пор работа в указанном направлении полна затруднений, отчасти, зависящих от того, что, по-видимому, связь между Дунайским кругом и областью крито-микенской культуры была не прямой, а опосредственною. Все же было бы актом несправедливости не отметить заслуг польских ученых, начавших в 70-80 гг. изучение эпохи расписной керамики, как Коперницкий, Киркор, Оссовский, в наши дни Деметрикевич (Краков) и, особенно, покойный ныне Гадачек, поставивший, по словам Антоневича, своей ученой целью изучение «der ausserordentlichen Erscheinung der eigentümlichen reichen Kultur der bemalten Keramik».118) Напомним, что, по мнению Гадачека, существовала широко распространенная восточно-европейская культура расписной керамики, ветви которой раскидывались в III т. по Днестру, Днепру, Малой Азии, Греции и греческим островам. Нужно также отметить работы Антоневича119) и Козловского, поставившего в своей последней книге расписную керамику доисторической Польши (б. Вост. Галиции) в систему синхронистичных культур Восточной Европы: Фессалии, Семиградья и Украины.120)
Не буду останавливаться подробно на работах, способствовавших выяснению энеолитического периода расписной керамики в Италии (Issel), особенно в Германии (Н. Schmidt) и Австрии (Hörnes, Menghin), в Венгрии (Teutsch и за последнее время, Тотра), в Чехо-Словакии (Palliardi, Stočky) и др.
Нельзя также не отметить систематические с 1922 г. работы Чайльда, объединенные частью ныне в его книге «На заре европейской культуры»,121) которая, при всех своих спорных местах, постановкой вопроса в пределах Европы в целом, несомненно, значительно продвигает понимание эпохи расписной керамики, которую [54] автор ставит, как нам кажется, совершенно правильно в систему международных и объединенных культур.
В неразрывной связи с дунайскими культурами энеолита, с его богатой расписной керамикой и редкими медными предметами стоит, как известно, земледельческо-скотоводческая культура патриархального типа юга СССР — Трипольская культура в Днестро-Днепровском бассейне.
Трипольская культура мало-помалу, и пока еще скупо, выясняет те же элементы, которые мы, в большей или меньшей степени, наблюдаем на Крите древнеминойского периода и в других частях обширной системы расписной керамики культур IV-III т.
Не останавливаясь на Трипольской культуре, отметим лишь, что в одном из последних построений Губерта Шмидта она входит в обширную по своему внутреннему содержанию формулу: «доисторическая Венгрия — Румыния — Триполье — Китай».122)
Дешифровка этой формулы завела бы нас слишком далеко, тем более, что она влечет за собою критическое рассмотрение вопросов «второго Средиземноморья», по выражению Сильвен Леви123) с его культурами в долине Инда (Mohenjo-Daro и Harappa) доисторической Индии124) и необыкновенно сложного индонезийского мира.
Одно можно сказать: исследовательская работа в этом направлении, как показывает статья Христиана, уже ведется,125) хотя в некоторых случаях синтез здесь опережает анализ.
Из всего сказанного можно сделать несколько выводов. Прежде всего, как мы видели, древнеминойский период особенно в его начальных эпохах выступает не как [55] изолированная островная культура, составляющая достояние одного только Крита. Наоборот, этот период представляет собою определенный тип культуры, закономерно выступающий по южной широте в эпоху перехода неолита к веку металла в энеолитический период и обладающий целым рядом общих признаков при наличии в то же время специальных черт, присущих именно критскому типу «древней культуры».
Почему возникает на почве неолита именно южный тип древнеминойской культуры с ее металлургией и расписной керамикой, среди орнаментики которой спираль играет главную роль, и женской статуэткой в то время, как на севере Европы последней нет, пока сказать невозможно. Однако, несомненность Факта налицо, и он отчетливо выступает перед нами, если мы подойдем к его оценке именно в системе культур, в которую входят, как мы видели, Египет, Сирия, Малая Азия, Месопотамия, материковая Греция и европейский цикл культур по Среднему и Нижнему Дунаю и в бассейнах Днестра и Днепра.
Вхождению указанных культур в одну систему способствовала, несомненно, географическая смежность областей, охватывающих, по существу, весьма незначительные пространства, как это справедливо отмечал Лушан.
Кроме того, фактором крупнейшего значения является то обстоятельство, что повсюду в указанных областях основное доисторическое население по существу, представляло собою видоизменение одного и того же этнического субстрата, выработавшегося, как мы думаем, от смешения северного, южно-европейского, уже в свое время скрещенных — «пеласгического» и южного, северо-африканского «ливийского» типа населения.
Процесс повторных скрещений в условиях того или иного ландшафта приводил к выработке различных вариаций основного типа. Мы, конечно, должны учитывать также и этнические вкрапления иных формаций, но нам кажется, что такие инородные образования, незначительные в общем по числу, должны были отличаться известной слабостью по сравнению с основным этническим массивом.
Наконец, однородный тип культуры при наличии несомненных вариаций местного характера дает указание на сходность той общественно-хозяйственной среды, в которой, при наличии определенной экологической обстановки, протекали социальные процессы, складывающие и изменяющие общество. [56]
Я не могу сейчас останавливаться на этой стороне вопроса, но мне кажется, что в указанном направлении весьма много выяснит «новая этнология», особенно в ее наблюдениях над матриархальными и патриархальными культурами различных типов.126)
Нельзя не отметить крупнейших достижений за последние годы в области подымаемых вопросов яфетидологии в ее связи с историей материальной культуры, достижений, которые позволяют ставить вопросы изучения культур далеких тысячелетий на более прочных основах.127)
Работы по яфетидологии нужно отметить тем более, что к системе, построенной нами на материале, собранном от Персидского залива до Средиземноморья включительно, и действующей в IV-III т., должна быть, несомненно, присоединена система Дальне-Восточных и прото-Американских культур типа древнеминойского периода, без знакомства с которыми трудно понять целый ряд явлений Восточно-Европейской культуры расписной керамики. Вряд ли из этой части мировой системы культур выпадает Тихоокеанский мир с его древнейшими типами человеческого общества.
Наконец, нужно отметить также, что возникновение системы, связь отдельных ее частей с другими и изменения в системе, а также ее замена другой, совершенно не могут быть удовлетворительно объяснены теориями миграций, и установлением прародин, из которых выходили прапутешественники с идеями и вещами, заносившие их в те или иные «варварские» области!
Как мы старались показать, на всем протяжении отмеченных ландшафтов и при наличии одного и того же, по существу, этнического типа и одинаковой общественно-хозяйственной организации, изменения в области материальной, социально-экономической и духовной культуры происходили, в основной своей массе, более или менее одновременно и без обязательных переселений и без переноса вещей.
Мы должны, следовательно, представлять себе эпоху расписной керамики, удалив из поля археологического зрения все, относящееся [57] к более поздним и ранним эпохам, как сплошную сферу действия вышеустановленной системы культур древнеминойского типа, стратиграфически расположенной на одном уровне в Афревразии и дальше в Америке и Океании.
Изменения элементов культур указанной системы, происходившие в одном месте, находили свой резонанс одновременно в различных ближних и самых отдаленных областях без того, чтобы какая-нибудь географическая область выполняла роль «спасительной» прародины.
Можно еще раз вспомнить мысли Вильгельма Вебера относительно общего хода развития культур, в котором соучаствовали и одинаково изменялись, как части целого, культуры древнего мира.
«Разве в других местах, кроме Крита» спрашивает Вебер, «нельзя наблюдать те же изменения выражений культуры, то же напряжение между началом и концом! При этом речь идет не о зависимостях от этого и того, — но не происходит ли одинаковым образом и, быть может, в одинаковом ритме, т. е., приблизительно, в одно и то же время, распадение более старого типа жизненного единства (Auflösung einer älteren Lebenseinheit), формы жизненного уклада и его содержания?».
Для нас, ученых СССР, вопросы немецкого автора особенно близки. Мысли Вебера, вызвавшие своей новизной к себе сочувственное внимание некоторой части ученой критики, представляют для Германии и вообще для всей Западной Европы действительно оригинальное построение. Между тем, это нужно сказать с чувством удовлетворения, в СССР исследование изменения какого-либо элемента, занимающего определенное место в сложной социальной системе, в органической связи с изменениями других элементов и даже всей системы составляет существенную часть метода исследования яфетидологии, как глоттогонического учения, плодотворно объясняющей процесс возникновения и изменения человеческой речи в неразрывной связи с социально-экономическим укладом доисторических и исторических обществ и с их материальной культурой.
В этом отношении яфетидология, как материалистическое учение, плодотворно встречается с марксизмом и его методом исторического материализма.
В заключение, возвращаясь к нашей теме, мы можем сказать, прибегая к языку образов и сравнений, что, при смене одной эпохи другой, происходила как бы своего рода подвижка льда. Назревшие [58] экономические причины подготовляли ледоход, и социальный поток уносил отдельные, переставшие удовлетворять общественные потребности человека, обломки «старой» культуры в тот великий океан общественной жизни, где мутационно возникали новые формы культурной жизни.
[27] — конец страницы.
Постраничная нумерация сносок заменена сквозной.
Орфография частично осовременена.
Сообщения Государственной Академии Истории Материальной Культуры, II. Л., 1929.
1) Речь, читанная на годовом собрании Академии Истории Материальной Культуры 18 мая 1927 г.
(II) Заголовок “II” отсутствует в оригинале.
2) Ценный материал по затронутому вопросу мне любезно сообщил С. Ф. Ольденбург.
3) Во Франции можно отметить создание обширной серии под названием «Библиотека исторического синтеза» (Bibliothèquo de synthèse historique), посвященной изложению проблем, рисующих эволюцию человечества. Большинство вышедших трудов появились также в английском переводе, составляя часть лондонской серии «Истории Культуры» (The History of Ciyilization), ставящей аналогичные задачи «суммировать в удобно обозреваемом синтезе результаты новейших открытий и теорий историков, антропологов, археологов и социологов».
4) См. Сообщения, I (Л. 1926), 36.: Н. Я. Марр, Лингвистически намечаемые эпохи развития человечества и их увязка с историей материальной культуры.
5) Luquet, Les origines de l'art figuré. YPEK, I (1926), 3.
6) Mucke, Die Urbevölkerung Griechenlands, Leipzig 1927, 4.
7) Evans, The Palace of Minos, L. 1928, II, 1.
8) Roeder, Die vorgeschichtliche Plastik Ägyptens in ihrer Bedeutung fdr die Bildung des ägyptischen Stils. YPEK, I (1926), 6.
9) Scharff, Vorgeschichtliches zur Libyerfrage. ZÄS, 61 (1926), 20.
10) Ed. Meyer, Die ältere Chronologie Babyloniens, Assyriens und Ägyptens, Berliıı 192S, 69.
11) Geller, Das babylonische Neolithikum und seia Verhältniss zur historischen Zeit. OLZ, 1908, 209.
12) Duhn, Italische Gräberkunde, Heidelberg 1924, 8.
13) Poulsen, Die dekoratire Kunst des Altertums, Leipzig 1914, 6.
14) H. Я. Марр, О происхождении языка. По этапам развития яфетической теории, Л. 1926.
15) За последнее время, напр., особенно Möller, Die Ägypter und ihre Hby-schen Nachbarn. ZDNG, 1924,1, и Scharff, Vorgeschichtliches zur Libyerfrage. ZÄS, 61 (1926), 16.
16) Evans, Huxley Memorial lecture, 1925. Рец. в КА, 1926, 80.
17) Furtwängler, Die antiken Gemmen, III, 22.
18) Топоры весьма часто повторяют европейский тип, напр., Morgan, L'humanité préhistorique, Paris 1924, 97.
19) Roeder, ук. с, табл. 26, с.
20) Hörnes-Menghin, Urgeschichte der bildenden Kunst in Europa, Wien 1925, 706.
21) Hörnes-Mengin, ук. с., 701.
22) Fimmen, Die kretisch-mykenische Kultur, Leipzig 1921, 153.
23) Hörnes-Menghin, ук. с., 113.
24) Roeder, ук. с., 8, пр. 1.
25) Woodward, Archaeology in Greece, JHS, 1925, 26. 1926, 226.
26) Karo, Archäologischer Anzeiger, 1915, 213.
27) Glotz, La ciyilisation ègéenne, Paris 1923, 36.
28) Morgan, ук. с., 89.
29) Peet, The bronze age in Italy, Oxford 1909.
30) Seager, Explorations in the island of Mochlos, Boston 1912.
31) Autran, La Gréce et l'Orient ancien, Paris 1924, 191.
32) Hempel, Probleme der Alttestamentlichen Forschung. OLZ, 1926, 771.
33) Hempel у Ebert, RL, s. v.
34) W. Weber, Die Staatenwelt des Mittelmeeres in dem früheren Griechentum. Stuttgart 1925, 18.
35) Для Египта Morgan, ук. с., 97, отмечает появление вместе о металлом изделий из твердых горных пород. Это наблюдение сохраняет силу для Крита эпохи энеолита.
36) Morgan, ук. с. 88, помещает расписную керамику в эпоху неолита, что нам не кажется достаточно обоснованным. Попутно он высказывает ценную мысль о том, что «la poterie peinte se montre, semblant n'étre que la déscendance d'arts plus anciens, dont les origines sont encore mystérieuses».
37) Scharff, ук. с. 20.
38) Hörnes, ук. с. 183.
39) Weber, ук. с. 16.
40) Морган, Теория эволюции в современном освещении, Л. 1926.
41) Seager, Explorations in the island of Mochlos, Boston 1912, 6.
42) Eyans, BSA, X, 20.
43) Cp. Mackenzie в JHS, XXVI, 224, 246, 252.
44) Ср. Burrows, The discoveries in Crete, London 1907, 48.
45) Evans, Palace of Minos, I, London 1921, 65. Рис. 28, 31.
46) E. H. Hall, Excayations in eastern Crete. Sphoungaras, Philadelphia 1912.
47) Xanthoudides, The vaulted tombs of Messara, London 1924.
48) Evans, Palace, I, 36.
49) BCH, 1926, 377 (= Bolletino d'arte, 1926, 123). Итальянские раскопки на о. Gaudos обнаружила неолит и образцы керамики от древнеминойского III до позднеминойского III.
50) Evans, Palace, I, 86.
51) Evans, Palace, I, 56, ср. 70.
52) Evans, Palace, I, 54.
53) Menghin в приложении к труду Hörnes, Urgeschichte, 795.
54) Dopsch, Wirtschaftliche und soziale Grundlagen der europäischen Kulturentwicklung, Wien 1918, I, стр. IX. Ср. обстоятельный разбор ук. соч. в статье А. П. Дьяконова, Раннее средневековье в новом освещении А. Допша. Сборник О-ва исторических, философских и социальных наук при Пермском Университете, Пермь 1926, 2, 136.
55) Borchardt, Die Annalen und die zeitliche Festlegung des Alteu Reiches der ägyptischen Geschichte. Quellen und Forschımgen zur Zeitbestimmung der ägyptischen Geschichte, Berlin 1917, I.
56) В книге на этом месте обозначена сноска 2. Но ниже на той же странице снова обозначена сноска 2, а внизу страницы напечатаны только 2 сноски — 1, с которой все в порядке, и 2, явно относящаяся к второй сноске 2 в тексте. HF
57) Cp, напр., Schäfer, Von ägyptischer Kunst, Leipzig 1919. Erman, Agypten, (2-ое издание). XII династия, по Борхардту, занимает время от 1996—1992 г.
58) Roeder, Die vorgeschichtliche Plastik Agyptens. YPEK, 1926, 1, 65.
59) Weber, ук. с., 9.
60) Напр., PhW, 1926, 1114.
61) Weber, ук. с., 9.
62) Evans, Palace, 1,17.19; The early Nilotic, Libyan and Egyptian relations with Minoan Crete. RAI (1923).
63) Karo, Arch. Anz., 1915, 196.
64) Sethe, Ein ägyptisches Denkmal des alten Reichs von der Insel Kythera mit dem Namen dos Sonnenheiligtums des Königs Userkef. ZfÄS, 1917.
65) Mayer, Molfetta und Matera, Leipzig 1924, 69 и рис. 4, табл. X.
66) Karo, Arch. Anz., 1915, 196.
67) Ср. И. И. Мещанинов, Египет и Кавказ, Баку 1927.
68) Morgan, ук. с., 97.
69) Abright, The date of the foundation of the early egyptian temple of Byblos. ZfÄS, 1926, 62.
70) Cp. Karge, Rephaim, Paderborn 1928, 216 сл.
71) Morand-Vérel, Le site de Mishrifé. L'Amour de l'art, 1927, 137.
72) Smith, The relation of Marduk, Ashur and Osiris. Journ. of egyptian Archaeology, 1922, 41.
73) Morand-Vérel, ук. с.
74) Напр., Götze, Die Hethiter. Neue Heidelberger Jahrbücher, 1926, 26.
75) Cp. Yon der Osten, Explorations in Hittite Asia Minor. The American Journal of Semitic Litteratur and Languages, 1927.
76) Götze, Die Hethiter, 11. Cp. Friedrich, Werden in den hethitischen Keilinschriften die Griechen erwähnt? Kleinasiatische Forschungen, 1927, 87.
77) Ungnad, Die ältesten Yölkerwanderungen Vorderasiens, Breslau 1923, 9. Von der Osten, An archaeological trip in Asia Minor. AIA, 1927, 96, отмечает не менее 23 мест, в которых можно усмотреть поселения и города «хеттов». По мнению автора, дальнейшие исследования прольют свет на «восточные» связи хеттов.
78) Н. Я. Марр, К вопросу о происхождении племенных названий «этруски» и «пеласги». Зап. Вост. Отд. Русск. Арх. Общ. XXV. Его же, Филистимляне, палестинские пеласги и расены и этруски. Еврейская Мысль 1926.
79) Ungnad, ук. с. 9.
80) Weber, Die Kunst der Hethiter, 7.
81) Sayce, Proto-Hittite. JRAS, 1924, 255.
82) Cp. Bossert, Das Ornamentwerk, Berlin 1924.
83) Weber, ук. с. 7.
84) Sayce, The Atlas of the empire of Sargon of Accad. Ancient Egypt, 1924, 1 3.
85) Robinson, The prehistoric Site at Sizma. AJA, 1927, 27.
86) Ungnad, ук. с. 9.
87) Geller, Das babylonische Neolithikum und sein Verhältniss zur historischen Zeit. OLZ, 1918, 209.
88) Albright, Proto-mesopotamian painted ware from the Ballkh Valley. Man, 1926, 3, 25.
89) Langdon, Excayations at Kish, Paris 1924. О раскопках в Jemdet Nazr, см. RA, 1926, 327.
90) Упоминание о раскопках в указанных местах и карта южной Месопотамии приведены в работах Н. R. Hall, The discoveries at Tell El-'Obeid in soutbern Babylonia and some egyptian compàrisons. Journ. of Egypt. Arch. 1922, 242, и Ur and Eridu: the British Museum Excavations of 1919, в том же журнале, 1923, 178.
91) Koldewey, Die altbabylonische Gräber in Surghul und El-Hibba. ZfÄ, 1887, 403.
92) Напр.: Heuzey, De la décoration des yases chaldéens. Nouvelles fouilles de Tello, Paris 1910, 38.
93) Hall, ук. с. и статьи в The Antiquaries Journal, а также статьи Thompson в Archaeologia с 1920 г.
94) Thureau-Dangin, Cinq jours de fouilles à 'Ashârah. Syria, 1924, 265.
95) Albright, ук. с. 41.
96) Pézard, Mission à Bender-Bouchir. Mémoires de la délégation en Perse, Paris 1914. Frankforth, Studies in early pottery of the near east, London 1924, I, 56.
97) Albrigth, ук. с.
98) Напр., недавние раскопки в юго-зап. части Белуджистана в Нале (Nal). См. The Illustrated London News, 1926, № от 6 марта. Ср. Mitra Panchanan, Prehistoric India, Calcutta 1923, 232 прим. 1.
99) Andrews, Painted neolithic pottery in Sistan, discovered by Sir Aurel Stein. Burlington Magazine, 1925, декабрь, 304.
100) Напр., Б. Н. Вишневский, Доисторический человек в России в книге: Осборн, Человек древнекаменного века, Л. 1924, 483, рис. 10, 6.
101) Упоминание в заметке J. Marshall, А new chapter in archaeology: the prehistoric civilization of the Indus. The Illustrated London News, 1928, № от 14 января, 78.
102) Напр., Wilcke, Kulturbeziehungen zwischen Indien, Orient and Europa, Leipzig 1923, 45, рис. 60.
103) Langdon, ук. с., 70. 64. {так. HF}
104) Buxton в указанном выше труде Langdon, Excarations at Kish, 62.
105) См. напр., ВСН, 1926, 344 (Коринф, Немея). Arch. Anz. 1925, 333 (Флиунт).
106) См. известные труды: Tsountas, Αι ηροϊστορικαι ακροπόλεις Διμηνίον και Σέσκλον, Athènes 1908. Wace-Thompson, Prehistoric Thessaly, Cambridge 1912. Childe, The east European relations of the Dimini culture. JHS, 1922, 2.
107) Karo, Arch. Anz., 1915, 213.
108) Schmidt, Prähistorisches aus Ostasien. ZfE, 1924, 133.
109) Blegen, Korakou, Boston 1921.
110) Frödin et Persson, Rapport préliminaire sur les fouilles d'Asiné, 1922—1924. Bull. de la Société Royale des Lettres de Lund, 1925.
111) Persson, Quelques sceaux et empreintes de sceaux. Bulletin, 1923-24, 168.
112) Arch. Anz., 192b, 333. Здесь же были обнаружены остатки неолитической керамики.
113) Wace, Mycenae. BSA, 1923-24, 64, 83, 109 и др.
114) Karo, Führer durch die Ruinen топ Tiryns, Athènes 1913. Buschor, Deutsche Ausgrabungen in Griechenland 1926. Gnomon, 1927, 188.
115) Goldman, Some aspects of the early Helladic Settlement at Eutresis. AJA, 1927, 94.
116) Woodward, Archaeology in Greece, 1928. JHS, 1926, 226.
117) Buschor, ук. с. 188.
118) Antoniewicz, Karl. Hadaczek und die Yorgeschichtsforschung in Galizien-WPZ, 1916, 1-5, 6.
119) Напр., Antoniewicz, Z dziedıiny organizacji nauki u podstaw archeologji prıedhistorycznej w Polscze, Warszara, 1926.
120) Kozlowski, Młodsza epoka kamienna w Polscze, Lwow 1924.
121) Childe, The dawn of european ciyilization, London 1925.
122) Н. Schmidt в ZfE, 1924, 133. Кроме литературы приведенной по доисторическому Китаю в моей статье «Китай на заре истории» в журнале «Новый Восток», 1925, 7, необходимой является работа Andersson, Preliminar Report on Archaeological research in Kansu, Peking 1925 (= Memoirs of the geological survey of China, Serie A nº 5). Попытка связать находки Андерсона в Кансу с этнологическим и историческим материалом Китая у Franke, Die prähistorischen Funde in Nord-China und die älteste chinesische Geschichte. Mitteilungen des Seminars für orientalische Sprachen zu Berlin, Berlin 1926.
123) S. Lévy, Préaryens et prédraridiens dans l'Inde. JA, 1923, 57.
124) Annual Report of the Archaeological Survey of India, 1923-24 ed. by John Marshall, Calcutta 1926. Заметки J. Marshall'a в The Illustrated London News, 1924 от 20 и 27 сентября и 4 октября и 1928 от 14 января.
125) Christian, Die Beziehungen der altmesopotamisehen Kunst zum Osten. Belyedere, 1926, 295.
126) Напр., Gräbner, Das Weltbild der Primitiyen, München 1924.
127) См. особенно Н. Я. Марр, Лингвистически намечаемые эпохи развития человечества и их увязка с историей материальной культуры. Сообщения АИМК, I (1926), 37; О происхождении языка в сборнике: По этапам развития яфетической теории Л. 1926; О происхождении американского человека. Восточный сборник, Л. 1926; Яфетическая теория, Баку 1928.
(9) В книге "XI". HF.
Источник: annals.xlegio.ru.
Рейтинг публикации:
|
