Третья мировая началась в пятидесятом

Несколько месяцев шла война в Корее. В отличие от «братского» Китая Советский Союз непосредственного участия в боевых действиях не принимал. Да, наши инструкторы служили у Ким Ир Сена, который и сам едва успел сменить советский военный мундир на корейский. Тем не менее формально СССР оставался в стороне от корейской войны. Дальневосточные войсковые части несли службу в обычном режиме. День 8 октября 1950 года, как вспоминал позже генерал-лейтенант Лобов, выдался солнечным. На небе ни облачка. Личный состав только что пообедал. Накануне на аэродром временно перебазировали для участия в учениях часть 821-го авиаполка 190-й авиадивизии – обед длился чуть дольше, чем обычно, и закончился только в пятом часу пополудни. И вдруг над Сухой Речкой появляются два американских «Метеора» – так наши военные называли реактивные истребители-бомбардировщики «Локхид» F-80С. Американцы, которых с земли едва видно – шли они достаточно высоко, – вдруг резко спускаются вниз, буквально на бреющем полёте закладывают вираж над аэродромом и сбрасывают четыре бомбы. Взрывается один советский самолёт. Ещё вираж – и «Метеоры» начинают стрелять из пулемётов. Подбиты ещё семь наших машин. Расстреляв весь боезапас в течение нескольких минут, американцы спокойно улетают. Никакой погони: гнаться за реактивными «Метеорами» на оставшихся невредимыми «кукурузниках» По-2 или поршневых «Аэрокобрах» было бессмысленно. Из 20 наших самолётов уцелела половина.

Пилоты сбились с курса

Очень важно, что на протяжении нескольких десятилетий оба американских пилота, участвовавших в авианалёте на СССР, ведомый Аллен Дифендорф и ведущий Олтон Квонбек, в своё оправдание твердили, что они-де сбились с курса из-за плохой погоды и расстреляли аэродром по ошибке. Погода, как уже говорилось, была в тот день великолепной. На фюзеляжах советских самолётов хорошо были видны характерные знаки, не имеющие ничего общего с «оперением» корейских истребителей. Американцы прекрасно понимали, кого они бомбят. Кстати, Квонбек уже в те годы работал на ЦРУ. Впоследствии, уйдя из авиации, он работал в сенатском комитете по разведке. «У русских не было готовых самолётов или ракет, чтобы отразить нашу атаку. Это было в воскресенье после обеда. Для них это было как Пёрл-Харбор», – цинично написал Квонбек в своих воспоминаниях.

Лобову отправляют сводку о погибших – американцы перебили чуть ли не четверть остававшихся в тот день на аэродроме людей. Несколько офицеров ушли в увольнение – это спасло им жизни. А ещё к нескольким офицерам приехали подружки из соседней Славянки – их позже увезли хоронить в райцентр. Генерал-лейтенант отдаёт распоряжение: информацию о погибших считать строго секретной. Позже Лобов так объяснял, почему гибель наших солдат и офицеров он решил сделать тайной: «Вы знаете, что в маленьком Перевозном захоронены пять наших лётчиков, Героев Советского Союза? Там же имеется ещё несколько безымянных захоронений времён Великой Отечественной войны, пять или шесть. Ещё есть братская могила бойцов Дальневосточного фронта. Много героев сложили здесь головы. Мы о них помним. Но о подвигах этих людей кричать не принято».

Рапорт о погибших отправлен в Москву, наступает ночь на 9 октября. Долгая ночь, в течение которой никто на аэродроме не сомкнул глаз. Все ждали следующего налёта. Наутро, так и не получив из столицы никаких директив, Лобов объявляет приказ: считать авиаудар началом Третьей мировой войны. Привести все соединения в полную боевую готовность. Почему генерал отдал такой приказ, не дождавшись директив из Москвы? Возможно, у него просто сдали нервы, выяснилось, что налёт был не первой атакой американцев. Просто об этом тогда мало кто знал. В конце июня американцы обстреляли советское судно «Пластун» – погиб капитан-лейтенант Колесников, командовавший кораблём. В начале сентября произошёл ещё один инцидент. К порту Дальний – так в те годы назывался знаменитый Порт-Артур – подошёл американский корвет. В воздух подняли три советских самолёта – разведчик и два поршневых истребителя. Откуда ни возьмись, в небе появляется сразу 11 американских реактивных самолётов. Советские истребители спасаются бегством, разведчик А-20Ж подбивают, и он падает в воду, увлекая за собой экипаж из трёх человек во главе со старшим лейтенантом Корпаевым. Все люди погибли.

Советский Союз был готов к масштабному ответу

В то время как на Дальнем Востоке всё готово к началу Третьей мировой, из Подмосковья спешно перебрасывается 303-я авиадивизия с новейшими по тем временам Миг-15 – Москва 9 октября выступает с нотой протеста в ООН. Тон ноты скорее вопросительный: что это было, война или провокация? Ответа нет – американцы молчат 11 дней. В Москве в кабинете первого заместителя министра иностранных дел Андрея Громыко проходят переговоры с советником-посланником посольства США в СССР Барбуром. Лишь 20 октября президент Трумэн признаёт вину США и выражает «сожаление, что американские вооружённые силы оказались замешанными в инциденте с нарушением границы СССР и нанесением ущерба советской собственности». Трумэн сообщает, что командир авиаполка уволен, а лётчики переданы суду военного трибунала. Это ложь: Дифендорф ещё 30 лет прослужит в американских ВВС безо всяких взысканий, а Квонбека, устроившего Пёрл-Харбор на дальневосточном мирном аэродроме, тихо переведут на работу в ЦРУ. Ни один, ни другой пилот даже не помышляли о том, что их отдадут под трибунал.

Все 11 дней, пока молчали американцы, генерал Лобов готовил «удар возмездия». Поскольку лететь через океан было попросту нереально, решено было ударить по соединениям американских войск в Корее. Минобороны, специально перебросившее на Дальний Восток реактивные Миги, морально готово отдать приказ о нанесении «удара возмездия», но, в свою очередь, ждёт отмашки из Кремля. А отмашки нет. Все эти 10 дней полковник Савельев, командовавший оскандалившимся подразделением, продолжает нести службу, хотя приказ о его понижении в должности уже отдан – до особого распоряжения. Мало ли, вдруг начнётся война?.. И только 23 октября Савельева вместе с его заместителем подполковником Виноградовым отдают под трибунал. Материалы трибунала до сих пор засекречены – не потому ли, что в них перечислены наши реальные людские потери?

«После нападения ввели боевое дежурство в полках, – вспоминал лётчик 821-го полка Николай Забелин. – Этого с окончания Великой Отечественной войны не было. Мы сидели от зари до зари в кабинах или около самолётов. Возникло ощущение близкой войны».

 

Жители чтят память жертв американской агрессии

В 1990 году в Washington Post выходит статья Квонбека с провокационным заголовком «Моя короткая война с Россией». То, что пилоты якобы по ошибке пролетели 100 километров над территорией СССР, Квонбек оправдывает тем, что, мол, слишком высоко летели, почти на 10-километровой высоте. Но аэродром-то смогли разглядеть, значит, погода всё-таки была ясная, не так ли? А спикировав вниз и нанося авиаудары на бреющем, советские знаки различия на «кукурузниках» и «Аэрокобрах», стало быть, пилоты прекрасно видели.

Разумеется. Авиаудар по СССР американцы тщательно готовили несколько месяцев. Для этого на южнокорейскую базу Тэгу из Японии перебросили несколько новейших реактивных «Локхидов» – раньше на базе размещались только поршневые F-51. Изначально бомбить советский посёлок должны были четыре экипажа, но утром 8 октября у двух «Метеоров» неожиданно обнаружились поломки. А механиков, хорошо изучивших эти машины, на базу завезти не успели. Лететь пришлось двум лётчикам – Квонбеку и Дифендорфу. Лётчик Дифендорф на тот момент числился в списках 49-й истребительно-бомбардировочной эскадрильи, размещённой на Тэгу. Лётчик Квонбек в этих списках не числился.

Сегодня в селе Перевозное живёт несколько десятков человек. На кладбище, где упокоились в том числе и жертвы американского авианалёта, могилы более-менее ухожены – немногочисленные жители всё ещё хранят память о погибших.