Реки крови и… капли чести
Сегодня принято считать, что распад Югославии, состоявшийся через 10 лет после смерти маршала Тито, был прямо-таки обусловлен невозможностью сосуществования всех федеративных республик в единой стране. Якобы все они дружно вынесли коллективный "приговор" единой Югославии. Но опыт целенаправленного раскола сильной державы, опробованный в СФРЮ, потом отнюдь не случайно был использован и для развала Союза ССР.
Считается также, что сам «развод» у югославов был повсеместно кровавым. Но такие сомнительные постулаты — это, мягко говоря, гипербола. Сегодня мало кто вспомнит, как тихо ушла из федерации Словения, как без жёстких столкновений сумела обойтись и Македония. Черногорцы же вообще фактически отсиделись у себя в горах, хотя на них страшно давили из Белграда, а совсем рядом пылал прекрасный Дубровник.
Лазар Мойсов. Его слушали даже в ООН
Приведём для начала точку зрения македонца Лазара Мойсова (1920-2011). Он был далеко не последним политиком последних лет Югославии — министром иностранных дел и членом Президиума СФРЮ от Македонии, и даже де-юре президентом Югославии — главой Президиума СФРЮ в 1987-1988 годах.
Готовили и ускоряли распад СФРЮ, прикрываясь показным "титоизмом" руководящие с середины 70-х политики республик, коим была чужда идеология общности славянских народов Югославии. По известным причинам идеологию югославского единства поддерживал хорват, но создатель послевоенной Югославии маршал Тито. Такой идеологии придерживались в православных Сербии, Македонии и Черногории, но не в иноконфессиональных Хорватии, Боснии, Косове.
Политик вполне обоснованно считал, что положение усугубляла
и размытость централизованных функций СФРЮ, инициированная Тито в противовес максимальной централизованности в СССР… Эти дестабилизирующие факторы ввиду их поэтапного стимулирования Западом и по мере ослабления руководящих прерогатив Тито и протитовцев в последние 5-6 лет его жизни привели страну к распаду. На что повлиял и скоротечный распад СССР.
Мойсов отмечал, что действительно кровавым югославский распад оказался
именно там, где активно отторгалась проправославная идеология югославского единства: в Хорватии, Боснии и Косове. Ускоряла крах страны и огромная территория центробежной и поддержанной Западом Хорватии, которая включала почти все порты и другие коммуникации единой страны.
Позиция Сербии, Македонии и Черногории, а также близкая к ним позиция Словении в пользу югославянского единства уже не могла изменить ситуацию. При этом спустя годы наиболее тяжелые последствия развала Югославии стали характерны как раз для православных Сербии, сербских районов Боснии-Герцеговины и Хорватии. Между тем небезызвестный Гаагский трибунал по бывшей Югославии сразу встал на позиции весьма сомнительного антиправославного, антисербского и в целом антиюгославского правового приоритета.
Гаагский трибунал стал своего рода пропагандистским брендом на Западе, и, как отметил известный российский балканист Алексей Дедков,
среди обвиняемых в Гааге было практически всё военное и гражданское руководство сербов, включая экс-президентов, членов правительства, начальников генштаба, высших военачальников, глав силовых ведомств и спецслужб. А вот от других наций обвиняемыми оказывались чаще всего солдаты, редко — офицеры и тем более представители высшего руководящего звена.
У кого македонский акцент
В качестве камня, с которого должна была начать сыпаться югославская кладка, выбрали именно Македонию. При этом никого не интересовало, что против обособленности Северной Македонии от ФНРЮ-СФРЮ выступала Греция. Там не без оснований давно опасались почти традиционных притязаний на эту часть Македонии со стороны адептов идеи "Великой Болгарии". Северная Македония для Афин всегда была предпочтительнее в составе Югославии, чем под контролем Софии.
Уже в начале 90-х годов греческий МИД предлагал своё посредничество в урегулировании проблем Югославии. Была идея также привлечь для урегулирования кризиса и функционеров Балканского пакта — политико-экономического объединения в составе Югославии, Греции и Турции.
Однако "последние" югославские власти были уверены в своей дееспособности для сохранения федерации. В Турции же на идею Афин вообще не отреагировали. А структуры Балканского пакта, включая основные — совет премьеров и совет министров иностранных дел — были к тому времени лишь декорацией. Они не собирались вместе со времени кончины Тито.
Несмотря на то, что Греция была членом НАТО и ЕС, «любые её власти, особенно военные, были склонны к националистической политике», отмечал по этому поводу многолетний генеральный секретарь греческой компартии Костас Колияннис. Тому же способствовало и соседство Греции не только с неприсоединившейся Югославией, которая оставалась вне НАТО, ЕС и Варшавского Договора, но и со сталинской Албанией.
"Король эллинов" — это был официальный титул королей Греции, которая была монархией с небольшим перерывом вплоть до 1974 г. Характерно, что в связи с националистическими претензиями "черные полковники" даже зондировали в Белграде почву насчет подключения Греции к Движению неприсоединения.
В рамках такой политики Греция не возражала провозглашению Македонии союзной республикой в 1945-м в составе Югославии. До распада Югославии позиция Афин не менялась. Но когда экс-югославские республики устремились в ЕС, а потом и в НАТО, греческие власти стали требовать смены названия Македонии, против чего возражало ее руководство.
В Греции, как отмечал Киро Глигоров,
по понятным причинам не хотели не только распада Югославии, но и того, чтобы северная греческая граница стала подконтрольной Брюсселю. Потому долго шла обоюдная политическая игра вокруг «непримиримости» Греции насчет названия Македонии и возражений Афин по её участию в ЕС и НАТО с прежним названием.
Киро Глигоров. Президент Македонии, которого заставили уйти
Но, по его мнению, на самом деле Запад раздражает упоминание пусть и бывшей, но единой Югославии в официальном названии Македонии: «Бывшая югославская республика Македония». Западные политики
советовали нам убрать напоминание об экс-Югославии, но безуспешно. Долгое время наша позиция была на руку Греции.
Доверяй, но… отделяй
Запад изначально не доверял независимой Македонии. Прежде всего потому, что её первый президент, Киро Глигоров, активно выступал за конфедеративное переустройство бывшей СФРЮ, против натовских бомбардировок Сербии и отделения от неё Косова. Более того, он заявлял, что
независимо от того, существует ли Югославия, все мы — югославяне. Потому мы обязаны понимать друг друга и стремиться к консолидации.
Уже с середины 90-х годов начались череда покушений на Глигорова и беспрецедентная пропагандистская травля. Это лишило его президентского поста в конце ноября 1999-го. Но и будучи в отставке, Киро Глигоров не менял своих позиций, регулярно заявляя о них в местных и зарубежных СМИ.
Отдалить Македонию от НАТО и ЕС могло бы тесное политико-экономическое взаимодействие её с Россией, за что выступали и Киро Глигоров, и македонский премьер Никола Груевский. Последний в ходе визита в РФ (2012 г.) предлагал создать политико-экономическую «цепочку» Черногория — Сербия — Македония — Россия с созданием зоны свободной торговли Македонии с Евразийским союзом (с Сербией такая зона существует у ЕАЭС с начала 2000-х).
Никола Груевский, пророссийский премьер Македонии
Энергичный премьер также предлагал реализовать при российском содействии уникальный стратегический проект ещё середины 70-х годов — строительство судоходного канала Дунай — Эгейское море. По маршруту Белград — Скопье на реке Вардар — порт Салоники на севере Греции могли бы пойти суда класса "река — море".
Этот амбициозный проект, способный заметно изменить экономическую карту Балкан, и сегодня поддерживает Сербия. Груевский представлял проект в Торгово-промышленной палате России ещё летом 2012 года, но российские деловые и политические круги его проигнорировали.
Груевский пошёл по стопам словенского президента Милана Кучана и того же Киро Глигорова, выступая за экономическое взаимодействие между странами экс-Югославии и выдвигая также идею обновлённой югославской конфедерации. Интересно, что и здесь Москва демонстративно осталась «нейтральной». Вот и получается, что Россия потеряла важного потенциального союзника на Балканах.
Нельзя не напомнить, что сама идея канала до Салоник отнюдь не нова: с ней ещё до Первой мировой войны носились в Вене, что стало одним из стимулов экспансии Австро-Венгрии на Балканах. Перед следующей мировой войной проектом всерьёз интересовались итальянский дуче и германский фюрер.
Однако первым всерьёз за него взялся маршал Тито. Ему-то было достаточно уговорить только греков, Впрочем, хозяин Югославии впервые обнародовал проект на переговорах в Белграде с вице-канцлером ФРГ Э. Менде. Ориентируясь на германский промышленный потенциал, идею вскоре поддержали греческая военная хунта и международная Дунайская комиссия (см. «Как Дунай впадает в Северное море, а Рейн — в Чёрное»).
Кстати, проект был выгоден и СССР, ибо позволял снизить зависимость от контролируемых Турцией черноморских проливов. При этом, с одной стороны, западное содействие реализации такого проекта укрепило бы политико-экономические отношения СФРЮ с Западом, и без того почти союзнические. Но с другой — Югославия выдвинулась бы на первые роли в Юго-Восточной Европе и особенно на Балканах. Да еще в "связке" с националистической греческой хунтой.
Чёрные полковники, забытые "хозяева" Греции
Это, разумеется, могло ослабить давно отлаженное Западом политическое партнерство с Югославией, в котором партию первой скрипки всегда исполнял отнюдь не Белград. Потому Запад предпочёл волокиту, а не помощь в сооружении такого канала, понимая, что Белград вместе с Афинами не могли освоить столь технологически сложный и высокозатратный проект (свыше 7 млрд. долл. в ценах середины 70-х).
Западные обещания содействовать созданию такой магистрали повторялись ежегодно, но не более того. Между тем И. Б. Тито предпочитал скорее выслушивать эти обещания, чем адресовать Москве просьбы о создании трансбалканского канала. Маршал не сомневался, что помощь СССР в этом проекте лишь усилит советский прессинг на СФРЮ по внешнеполитическим вопросам. И де-факто вовлечёт страну в Варшавский договор.
Канал "мечты" пока так и остаётся мечтой
Стоит ли удивляться, что в результате перспективный проект и поныне остаётся проектом. Только транзитные ежегодные доходы Югославии и Греции по этой водной магистрали могли составить в первые три года эксплуатации канала по 60-80 млн. долл., а на 4-й и 5-й годы — уже по 85—110 млн. долл. Это оценка многосторонней проектной группы.
Такие прибыли наверняка позволили бы Белграду и Афинам не только рассчитаться с инвесторами, но и предотвратить финансовое банкротство Югославии перед Западом к концу 80-х годов. Вряд ли стоит сомневаться, что оно только ускорило распад СФРЮ.
