Ян Матейко. «Грюнвальдская битва»
«Масса подавляющего материала в «Грюнвальдской битве». Во всех углах картины так много интересного, живого, кричащего, что просто изнемогаешь глазами и головой, воспринимая всю массу этого колоссального труда. Нет пустого местечка: и в фоне, и вдали — везде открываются новые ситуации, композиции, движения, типы, выражения. Это поражает, как бесконечная картина Вселенной».
И. Е. Репин
Искусство и история. Предыдущий материал с картиной «Богатыри» В. М. Васнецова заинтересовал многих посетителей «Военного обозрения», причем ряд из них высказывал пожелание, чтобы тема оружиеведческого анализа исторических картин была бы продолжена, и даже называли конкретных авторов и конкретные картины. Постепенно все это будет дано и рассмотрено, но не сразу: плановость — основа качественной работы. А по плану у нас сегодня еще одно эпическое полотно. Знаменитая «Грюнвальдская битва» польского художника Яна Матейко. Картина была написана в 1878 году. Ее размеры 426 × 987 см. Находится в Национальном музее в Варшаве. В годы Второй мировой войны гитлеровцы приложили немало сил, чтобы найти ее и уничтожить. Предлагали 10 миллионов марок, но никто ее местонахождения им не показал, а несколько человек расстались с жизнью, но тайну так и не открыли. Мнение нашего выдающегося художника И.Е. Репина об этой картине приведено в эпиграфе, оспорить его невозможно.
Но нас сегодня интересует другой вопрос. Не мастерство живописца, которое никем не оспаривается, и не патриотический настрой полотна – не будь его, 10 млн. марок за него бы не предлагали. А такой вот важный в определенном смысле аспект, как соответствие доспехов и оружия воинов исторической эпохе. Или… не важный, если художник ставит перед собой совершенно определенные задачи. Или отчасти он ему важен, а отчасти и не очень… То есть речь идет о целеполагании самого полотна и процентном отношении эпичности и историзма.
Заметим, что Грюнвальдская битва наиболее подробно описана в труде польского историка Яна Длугоша «История Польши», который хотя и не был ее современником, но жил, по крайней мере, в том же веке и мог пользоваться источниками из королевских архивов, а кроме того в этой битве принимал непосредственное участие его отец. Кстати, это именно Длугош еще в 1479 году первым в истории применительно к татарскому владычеству на Руси применил термин «иго». А еще в 1448 г. он на латинском языке описал 56 прусских хоругвей (знамен), захваченных поляками, из который 51 – трофеи Грюнвальда, одна захвачена под Короновом в том же 1410 г. и еще четыре в битве под Домпками в 1431 г., а краковский художник Станислав Дюринк их нарисовал в цвете. При жизни Длугоша эти хоругви находились на вавельской кафедре усыпальницы Св. Станислава, но впоследствии они пропали. То есть благодаря его стараниям мы имеем не только описание битвы, но изображениях знамен тевтонского воинства, которые могли реять над полем Грюнвальда.
Вот так выглядел типичный рыцарь 1450 года. На нем шлем бундхугель («собачья морда») с кольчужной бармицей, тканая бригандина (в данном случае из выцветшего красного бархата) и латные прикрытия рук и ног. Цельнокованых кирас, тем более украшенных узорами, мы на них не увидим. И примерно так же выглядели и рыцари, участвовавшие в Грюнвальдской битве как со стороны крестоносцев, так и со стороны польско-литовского войска. (Метрополитен-музей, Нью-Йорк)
Итак, полотно перед нами. Давайте же начнем рассматривать его слева направо и смотреть очень внимательно: вдруг увидим что-то такое, что позволит нам совсем иначе взглянуть на это полотно. Что же мы на нем видим?
Для начала определим, что на нем показан едва ли не самый важный момент битвы, а именно убиение магистра Тевтонского ордена Ульриха фон Юнгингена, то есть момент, когда польско-литовского воинства над «немцами» был уже ясен, но жестокая схватка еще продолжалась. И вот здесь сделаем первое замечание, равнозначно относящееся ко всему полотну. Все сражающиеся на нем рыцари первого плана показаны либо без шлемов, либо в шлемах без забрала. Понятно, что такого не могло быть по определению, но с другой стороны, а как бы тогда художник мог бы изобразить всех узнаваемых и знаковых персонажей. То есть мог бы, конечно, но… не стал, делать так, как надо.
Бацинет 1380–1410 гг. (Арсенал Хиггинса, Ворчестер, штат Массачусетс)
Слева на полотне в верхней его части мы видим, что начался уже бой за лагерь орденского воинства, а вот прямо перед нами три впечатляющие фигуры: рыцарь на вороном коне и в развевающимся синем плаще, обернувшийся к преследователю с копьем наперевес. Этот рыцарь — князь Казимир Пятый Щецинский, сражавшийся на стороне Ордена. Ну, так вот. Принес клятву верности и должен был ее выполнять. Кстати, второй поморский князь, хотя и подписал договор с крестоносцами, Богуслав Восьмой Слупский, воевать за них не явился. Преследует предателя Казимира польский рыцарь Якуб Скарбка с Горы. Причем его оруженосец пешим обогнал своего господина – всадника, и уже успел схватить вражеского коня за повод. Две детали здесь вызывают особенный интерес. Лук в руке у оруженосца показан почему-то со спущенной тетивой, выгнутым в обратную сторону. И вот вопрос: почему он его не натянет, а если тетива порвалась, то почему не бросит и не дерется мечом или что там у него припасено на этом случай? Тогда не пришлось бы ему хвататься за повод левой рукой, что неудобно во всех смыслах, если только он не левша. Вторая деталь – шлем Казимира. Он без забрала, но украшен впечатляющей «покрышкой» с павлиньими перьями, которая явно с его шлема свалилась, хотя за рукой с мечом ее и не очень хорошо видно. Зато видно навершие рукояти меча прорисовано весьма тщательно. Оно очень редкое по форме и несколько развернуто относительно перекрестия. Конечно, мэтрам живописи многое позволено, но это уже дело техники. На нем латные перчатки с пальцами, кстати, как и на многих других сражающихся. И это для 1410 года не характерно!
Латная рукавица 1440-1450 гг. Вес 479,1 г. Метролитен-музей, Нью-Йорк
Тогда в ходу были латные рукавицы без пальцев, а перчатки «с пальцами» появились лишь в XVI веке, когда латникам понадобилось стрелять из пистолетов. Кстати, под копытами коня Казимира лежит пушечное ядро. То есть художник учел и такую «мелочь» как применение в начале сражения артиллерии. Успеха рыцарям, правда, ее пальба не принесла никакого! Есть и третья деталь – это щит польского рыцаря Якуба. Он круглый с четырьмя умбонами. Типичный индийско-иранский дхал. У турок тоже были похожие щиты, но… позже и намного! Ему бы дать рыцарский тарч или павезу…
Вот этот кусочек картины… Как видите, все детали выписаны просто мастерски
Кстати, итогом этой схватки стало то, что Казимир, как и поддержавший Орден князь Олесницкий, Конрад Белый, попал в плен. И чтобы вы думали случилось потом? Их заковали в цепи, вздернули на первом попавшемся суку? Нет! Король Владислав пригласил их на пир по случаю победы. «Со стороны короля было проявлено более ласковое обхождение, чем это соответствовало их положению пленных. Их легко отпустили на свободу, хотя их злодейское деяние требовало бы достойного возмездия», — написал по этому поводу Ян Длугош.
Далее мы видим бородатого старца, где-то потерявшего своего коня, который с ужасом глядит на то, как убивают его магистра. Это комтур Эльбинга Вернер Теттинген, о котором мы знаем, что он стыдил магистра перед боем, видя нерешительность последнего, что, мол, нужно вести себя как мужчина, а не как женщина. Но сам, однако, повел себя не так, как советовал другим: сбежал с поля боя, и бежал до самого Эльбинга. Но не остался и там, а решил укрыться в неприступном Мариенбурге. Правда, возникает вопрос, где он коня-то взял, если в самом жарком месте боя, да еще и среди всадников метался пешим, да еще и с непокрытой головой?!
Вот как они его, вот как!
Правее этого бородатого старца мы видим магистра Ульриха фон Юнгинген. Конь под ним настолько мал, что его сразу и не разглядишь, хотя уж коня-то магистр мог бы наверняка иметь самого рослого и сильного. На него нападают два пеших воина: один полуголый, но почему-то в львиной шкуре, готовится ударить его копьем, и человек, похожий своим головным убором на палача, с топором в руке. Приглядевшись, мы увидим, что копье у этого литвина (а Длугош пишет, что убил магистра именно литвин, рогатиной в бок) не простое, а знаменитое «копье Судьбы», хранящееся сегодня в венском замке Ховбург. Очень странно и непонятно, как такое оружие могло попасть в руки простолюдина, кем бы он ни был. Тут налицо сплошной символизм, мол, само Провидение было против крестоносцев.
Кстати, литовские татары придерживаются мнения, что Великий магистр был убит в единоборстве с ханом Джелаль-эд-дином – командиром татарского отряда. Ряд европейских историков считают, что его убил некий Багардзин, впрочем, тоже татарин. Ранен он был в лоб (то есть шлем потерял!) и в сосок, значит доспех его был пробит насквозь. О том, что было дальше, Длугош сообщает, что тело погибшего магистра по приказу Ягайло было положено на телегу, покрытую пурпурной тканью, и затем отправлено в крепость крестоносцев Мариенбург.
Интересно и еще одно явно символическое изображение. Точно под топором «человека в красном» на земле изображен умирающий великий комтур Ордена Конрад фон Лихтенштейн
В центре мы видим сцену борьбы за знамя, то есть хоругвь Ордена, причем «Малую хоругвь» (судя по книге того же Длугоша), потому что «большая» имела три косицы у основания креста. И тогда самого Великого князя литовского Витовта, которого также звали Витольд, Витаутас и даже Александр. Это свое христианское имя он получил при крещении, и под ним его знали на католическом Западе.
Щит-павеза вроде того, что изображен на картине. Ок. 1450–1475 гг. Германия, Саксония. Надпись на щите вокруг фигуры Святого Георгия гласит: «Помоги, рыцарю Святой Георгий; помоги, Боже, твое вечное слово, тело здесь и душа там». Наверху изображен герб герцогства саксонского, украшенный скрещенными мечами, символ должности курфюрста Саксонии, как архимаршала Священной Римской Империи. Размеры: Высота 65,1 см, ширина 44,5 см. Вес 3230 г
Почему-то Витовт изображен на какой-то невзрачной, крохотной лошаденке, без панциря и без шлема, но с отстегнутой кольчужной маской и «закованными» в металл ногами, прикрытыми чешуйчатой «броней». На князе хорошо заметный красный йопул (разновидность дублета, популярного в Польше начала XV в.) и с княжеской бархатной митрой на голове, увенчанной сверху крестом. Явно это не костюм для боя, а уж щит в левой руке и вовсе из области фантастики. Длугош писал, что он «скакал, разъезжая по всему как польскому, так и литовскому войску»… и еще: «Во все время битвы князь действовал среди польских отрядов и клиньев, посылая взамен усталых и измученных воинов новых и свежих и тщательно следя за успехами той и другой стороны». То есть был князь и тут, и там, и все успел, и везде побывал. Пусть так, но все-таки коня бы ему стоило для всех этих «поездок» нарисовать побольше…
Витовт-Александр
Интересные «картинки» можно увидеть за спиной у князя. Это и лучник, пускающий стрелу куда-то в небо, как будто бы рядом врагов нет, и хорошо заметное рядом с мечом, что он держит в руке, копье с трезубым турнирным наконечником. Неужели художник не знал, что это такое? И никого не оказалось рядом, чтобы на это ему указать? Удивительно, просто удивительно!
Польский шлем XVII века. Вес 1984 г. Метрополитен-музей, Нью-Йорк
Этот же шлем, вид сбоку
Справа позади князя Александра изображен еще один любопытный персонаж: краковский хорунжий Марцин из Вроцимовиц, рыцарь герба Полукозы. В одной руке он сжимает древко развевающегося королевского знамени, а в другой у него рог. Видимо, он готовится трубить победу. Пусть так, но вот шлем у него на голове… совсем не 1410 года. Такие шлемы в польской коннице появились лишь в XVI веке, причем сами их «крылья» никакими дополнительными перьями не украшались. Еще правее мы видим уже сразу два анахронизма: турнирный шлем «жабья голова», также появившийся немного позднее, и опять же турецкий «тюрбанный шлем» XVI века. По-видимому, художнику было все равно, что носят на голове изображенные им воины. Тут же присутствует еще один лучник, пускающий стрелы на ветер, но нас интересует воин (опять же без шлема) в чешуйчатом панцире и с рогом за поясом, который рубит мечом рыцаря в зеленом джупоне и с оранжевой накидкой на голове.
Ян Жижка
Этот «панцирник» — легендарный Ян Жижка, участвовавший в этой битве в качестве наемника и потерявший в ней один глаз. А рубит мечом он Генриха фон Швельборна, комтура тухольского. Причем сзади подкрадывается кто-то, чтобы ударить Жижку кинжалом в спину, но видно не ударил, любо ударил, но броня выдержала. В правом нижнем углу картины татарин набросил на шею комтура Бранденбурга Маркварда фон Зальцбаха аркан и стягивает его с бьющейся на земле лошади. Судьба его была печальна, хотя в ней виноват был он сам. Дело в том, что во время встречи князя Александра с магистром Ордена в Ковно, он и еще один рыцарь по словам Длугоша оскорбили честь его матери (ах, как это нам всем хорошо знакомо, не так ли?!) и тем вызвали его справедливый гнев.
Пленение Маркварда фон Зальцбаха
Узнав об их пленении, он тут же приказал отрубить им головы. Ягайло удалось отговорить кузена от столь нерыцарского поступка, но Марквард, оказавшись перед лицом князя, нанес ему новое оскорбление. Ну и понятно, что долготерпение Александра на этом истощилось и оба рыцаря тут же лишились головы!
Завиша Черный
Немного выше опять-таки рыцарь без шлема с копьем наперевес и в фиолетовом плаще несется… непонятно куда и метит непонятно в кого, но самое главное, что это не кто иной, как известный польский рыцарь Завиша Черный из Габрова, герба Сулима. Известно, что прозвали его так потому, что он всегда одевался в черное. Зачем же тогда ему фиолетовый плащ? И вдобавок у него турнирное, а не боевое копье. Кстати, еще одно копье с тупым наконечником мы видим и на фоне хоругви города Браунсберга, изображенной в крайнем правом углу. Впечатляет также и бердыш, с дырочками по обуху, явно принадлежавший одному из городовых русских стрельцов либо сторожей XVII века. В них вставлялись кольца, и они ими гремели по ночам, обходя темные улицы дозором. Вот только зачем «это» здесь?
На заднем плане в том же правом верхнем углу мы можем увидеть короля Владислава, который в битве-то и не участвовал, в отличие от кузена Александра. Что, впрочем, и понятно — просто его телохранители сражаться короля не пускали, поскольку у него в то время… еще не было наследника.
Вот они, «крылатые гусары»!
Приглядевшись, как раз между фигурой Завиши и короля, можно увидеть и нечто совсем уже странное – крылатых польских гусар с «крыльями» за спиной, «вещь» в 1410 году ну совершенно невозможную. Кстати, под стягом Браунсберга мы видим рыцаря в шлеме с павлиньими перьями (явная дань роману Генрика Сенкевича «Крестоносцы») типа бургиньот, опять-таки совсем из другой эпохи. Причем это не просто бургиньот, а бургиньот «из Савойи» с характерным забралом, оформленным в виде гротескового человеческого лица.
Бургиньот-савояр итальянской работы (тип «Савойя», возможно изготовленный для Теодора Агриппы д'Обинье (1552-1630).
Ок. 1600–1620 гг. Вес 4391 г
Хоругвь Браунсберга из книги Яна Длугоша
Хоругвь рыцарей из Вестфалии
Ну, и конечно, эпичности картине добавляет фигура коленопреклоненного Св. Станислава, одного из небесных покровителей Польши, молящегося о победе польского оружия. Почему-то в небо к нему взлетают обломки рыцарского копья, сломавшегося от удара, как будто бы без этой детали ну никак невозможно было обойтись.
«Галицкие хоругви в Грюнвальдской битве 15 июля 1410 года» Художник Артур Орлонов. Здесь все исторично. Кроме разве что конного арбалетчика справа. А так… Шлемы, доспехи, все словно срисовано с фигуры из Метрополитен-музея… Но чего-то вроде бы как и не хватает? А чего именно? Да вот чего – эпичности!
В качестве итога можно сказать, что данная картина Яна Матейко, безусловно, шедевр и написана мастерски, и она законным образом получила международную известность как яркий пример романтического национализма. Но все-таки эпичности в ней слишком уж много, а вот историчности почти что нет совсем. Впрочем, мэтр, видимо, когда ее писал, такой перед собой задачи и не ставил.
