В прошлой статье (Высокая трагедия «княжны Таракановой» ) мы оставили наших героев в Италии.





Алексей Орлов, которого Екатерина II отправила в почетную ссылку – командовать русской эскадрой Средиземного моря, находился в тосканском городе Ливорно, расположенном на берегу Лигурийского моря.

Покинутая конфедератами и отчаянно нуждавшаяся Лжеелизавета была в Риме.

Роковая встреча

Еще в сентябре 1774 г. Алексей Орлов сам предложил Екатерине II план похищения самозванки. Он сообщил, что, по его мнению, за её спиной стоит французский Двор, и предлагал два варианта действий:


В письме от 12 ноября 1774 г. Екатерина II приказала ему действовать по второму варианту:


Она желала подвергнуть «соперницу» самому пристрастному допросу.

Теперь Орлов искал встречи с Лжеелизаветой. Но она, видимо, знала, что это за человек, и потому в письме, отправленному ему в августе 1774 г., сообщила, что находится в Турции и с надежной охраной. Однако обмануть ей тогда никого не удалось, русским было известно о её нахождении в Рагузе, и, в том же письме, Екатерина разрешила Орлову не обращать внимание на суверенитет этой небольшой республики:





Как это мило, не правда ли? Совершить агрессию против небольшого, но всеми признанного государства. Можно представить, какая антироссийская истерия поднялась бы в газетах Европы, и какой всплеск русофобии был бы спровоцирован такими действиями. Но Екатерина, прекрасно осознавая риск, всё же, отдаёт этот приказ. И ради чего всё это? Чтобы арестовать какую-то авантюристку? Это служит ещё одним доказательством сильнейшей обеспокоенности императрицы.


Но письмо опоздало, самозванка уже покинула Рагузу, и теперь находилась в Риме. Она уже была больна, теперь же признаки чахотки (туберкулеза) проявлялись всё явственней. Её мучили лихорадка и кашель, порой ей даже трудно было подняться с кровати.




Денег не было, и Лжеелизавета неосторожно написала английскому послу в Неаполе Гамильтону с просьбой о «займе».




Гамильтон денег не дал, а письмо переслал своему коллеге в Ливорно – Джону Дику, который передал его Алексею Орлову. С этой минуты самозванка, опрометчиво севшая «поиграть в политику» за один стол с Сильными Мира сего была обречена. Алексей Орлов всегда добивался цели, и его боялась даже сама Екатерина, вежливо выставившая своего прежнего «благодетеля» за пределы России.

В январе 1775 г. генерал-адъютант И. Христинек нашел самозванку в Риме, передав ей сообщение, что граф Орлов питает «живейшее участие» к судьбе «дочери императрицы Елизаветы». Через английского посла в Риме Дженкинса были оплачены её долги (даже задолженность перед польским конфедератом Радзивиллом пришлось погасить). Несмотря на отчаянное положение, самозванка, которая сама недавно обращалась к Орлову за помощью, видимо, предчувствуя недоброе, очень неохотно согласилась на встречу с ним. Под именем графини Силинской (Зелинской), она отправилась в Пизу, где и встретилась с предполагаемым сторонником – в феврале 1775 г.




Свидание не разочаровало ее: Орлов, который заранее снял для неё дом в Пизе (очень большой – ведь в свите самозванки было 60 человек, зарплату которым платили теперь из российской казны), «выказывал всяческое расположение, предлагая свои услуги, повсюду, где б она их не потребовала». Он клялся в верности, обещал возвести на русский престол и даже предложил выйти за него замуж. У авантюристки закружилась голова и она, возможно, впервые в жизни, не устояла перед мужчиной, а, может быть, даже и влюбилась в него.

Участвовавший «в интриге» английский консул в Ливорно Джон Дик послал Орлову письмо с ложным известием о столкновениях россиян и англичан, и требованием срочно вернуться к своей эскадре для «наведения порядка». 21 февраля 1775 г. Орлов, показав это письмо Лжеелизавете, пригласил её в Ливорно, дабы познакомиться со своей эскадрой.




Он уговорил её взять с собой лишь 8 человек – Доманского, Чарномского, горничную и пять камердинеров.

Похищение

В Ливорно Лжеелизавета остановилась 24 февраля в доме английского консула, который, во время обеда, помог Орлову уговорить её осмотреть российскую эскадру.

Отвлечёмся на время. Совсем недавно Россия принимала участие в Семилетней войне, сражаясь против Пруссии и союзной ей Англии на стороне Франции и Австрии. Проходит несколько лет, и Франция с Австрией поддерживают польских конфедератов, а Пруссия оказывается на стороне России. Франция активно участвует в интригах «эмигрантского правительства» Польши, официальные лица королевства принимают у себя «претендентку» на российский престол, пытаясь помочь ей и «добровольцам» попасть на фронт Русско-Турецкой войны. А три английских посланника в Италии в это время изо всех сил помогают Алексею Орлову – прямо, как родному А потом корабль с плененной авантюристкой спокойно заходит в гавань Плимута, и английские власти, прекрасно осведомленные обо всем, вежливо никому не задают никаких вопросов. И опять повисает в воздухе «проклятый» вопрос: зачем и почему Россия воевала против желавшей мира с нашей страной Пруссии и Англии, да ещё на стороне столь вероломных и лицемерных «союзников»?

Эскадра Алексея Орлова встретила девушку салютом и музыкой, матросы радостно приветствовали «великую княжну», казалось, что нет ничего невозможного, и сбываются самые заветные мечты. Позабыв про осторожность, она поднялась на борт флагманского корабля «Святой великомученик Исидор» и выпила вина в каюте адмирала Грейга.




В Европе, кстати, появилась версия, в которой Алексей Орлов и Хосе (Осип) де Рибас представлены какими-то невероятно циничными подлецами и богохульниками: перед арестом, на корабле, якобы, был проведен шутовской обряд венчания, роль священника на котором выполнил испанец. Ничего подобного в реальной жизни, разумеется, не было. Орлов и де Рибас, конечно, были далеко не ангелами, но до такого «трэша» додуматься мог только какой-то совершенно опустившийся щелкопер, и за совершенно небольшие деньги, которых разве что на «опохмелиться» хватило. К сожалению, эту откровенную фальшивку радостно подхватили и растиражировали наши писатели, вот и в пьесе Зорина, и фильме, поставленном по ней в 1990 г. мы видим эту сцену:




На самом деле Орлов и Грейг вдруг куда-то исчезли, зато явился капитан Литвинов с гвардейцами, который объявил об аресте самозванки. Вместе с ней были задержаны и члены её немногочисленной свиты. Потрясение было слишком велико, силы покинули авантюристку: она потеряла сознание и пришла в себя уже в каюте, которая стала первой тюремной камерой в её жизни. Из её людей при ней была оставлена горничная, остальных перевели на другие корабли.

Часто приходится читать, что русская эскадра сразу же отошла от берега, но она находились в Ливорно ещё 2 дня – до тех пор, пока из Пизы не были доставлены бумаги Лжеелизаветы. Все это время корабли окружали лодки местных жителей, которые удавалось держать на расстоянии лишь угрозой применения оружия. Генерал-адъютант Христинек сразу же по суше был отправлен в Петербург с донесением, вслед за ним выехал и Алексей Орлов. В Венеции он встретился с Пане Коханку – Каролем Радзивилом, о котором было рассказано в предыдущей статье. Магнат слёзно просил передать Екатерине «извинения» за связи с конфедератами и участие в авантюре с «княжной», и умолял выступить его заступником перед императрицей.

Совесть, видимо, беспокоила Орлова: до отъезда он так и не нашел в себе сил ещё раз встретиться с доверившейся ему женщиной, которая, как скоро выяснится, забеременела от него. Он успел получить от неё письмо с мольбой от помощи, на которое ответил, что сам находится под арестом, но верные ему люди освободят их обоих. Предполагают, что, подавая надежду, он хотел отвратить её от попытки самоубийства. И, действительно в надежде на скорое освобождение, пленница оставалась спокойной вплоть до прибытия в Плимут. Здесь девушка упала в обморок (или инсценировала его). Когда её вынесли на свежий воздух, она попыталась прыгнуть в проплывавшую рядом лодку – эта отчаянная попытка побега не удалась.

Действия Орлова, безусловно, нарушали международное право, и вызвали большое возмущение политиков некоторых стран – из числа тех, что теперь принято называть «партнёрами». Особенно сильно было оно в Италии и Австрии. В письме к Екатерине II Орлов писал, что он «в здешних местах (в Италии), опасаться должен, чтобы не быть от сообщников сей злодейки застрелену или окормлену, я всего более опасаюсь иезуитов, а с нею некоторые были и остались по разным местам».

Конечно, можно предположить, что Орлов указывает императрице на «особую сложность» её поручения и намекает на необходимость «быть благодарной». Но, думается, что, во время своего путешествия, он, действительно, чувствовал себя некомфортно, постоянно ощущая враждебность и местных властей, и частных лиц.

Всерьез ссориться с могущественной Российской империей из-за самозванки, впрочем, никто не пожелал, Орлов благополучно добрался до Петербурга, шум скоро утих.

А печальное плавание Лжеелизаветы продолжалось до 11 мая 1775 г., когда корабль с пленницей прибыл в Кронштадт. 26 мая она оказалась в западном (Алексеевском) равелине Петропавловской крепости.

Последние дни жизни авантюристки

Специальная комиссия, во главе которой был поставлен князь А.М. Голицын, начала следствие. Екатерина II не верила, что её соперница действовала самостоятельно: она требовала любой ценой и любыми средствами добиться от неё признания, «кто начальник сей комедии».

Комиссия выяснила, что имя Елизавета самозванка считает настоящим, что ей 23 года, и она не знает ни места своего рождения, ни родителей. До девяти лет она, якобы, жила в Киле, а затем её, зачем-то перевезли в Персию, где она прожила 15 месяцев – через Лифляндию и Петербург. Сопровождающие её люди (три мужчины и женщина) заявили, что делается все это по воле императора Петра III. Из Персии она бежала с каким-то татарином, который привез её в Багдад – в дом богатого перса Гамета. Затем её забрал в Исфахан «персидский князь Гали», который и сообщил девочке, что она – «дочь Елизаветы Петровны, а отцом называли по-разному, кто Разумовского, а кто – иного». В 1769 г. «персидский князь» почему-то вынужден был бежать из страны. Переодетую в мужской наряд девочку он взял с собой. Через Петербург, Ригу, Кенигсберг и Берлин они добрались до Лондона, где покровитель оставил её, подарив на прощание «драгоценных камней, золота в слитках и наличными деньгами великое число». Из Лондона она перебралась в Париж, далее – в Киль, где местный герцог предложил ей выйти за него замуж. Но она решила вначале отправиться в Россию, чтобы узнать «о своей породе», но вместо этого оказалась в Венеции, где познакомилась с князем Радзивиллом.

Порой она меняла показания, утверждая, что является черкешенкой, родившейся на Кавказе, но воспитывавшейся в Персии. Она, якобы, намеревалась приобрести полосу земли вдоль Терека, чтобы расселить на ней французских и немецких колонистов (помощь в этом должен был оказать ей жених – Филипп де Лимбург) и даже основать небольшое пограничное государство на Кавказе.

Молодая женщина, еще недавно, игравшая, словно с марионетками, с далеко не глупыми мужчинами, и ставшая на некоторое время серьезным фактором европейской политики, несла какой-то откровенный бред, причем, похоже, свято веря в свои слова. Трудно было поверить, что эта, по-видимому, психически не вполне здоровая девушка, настолько напугала тщательно заботившуюся о своей репутации за рубежом Екатерину, что вынудила её пойти на скандальное нарушение суверенитета Великого герцогства Тосканского, которым правили родственники австрийских Габабургов. Ей и не верили, мучая долгими допросами и постоянно ужесточая условия содержания. Екатерина требовала ответа на главный вопрос: кто из европейских, либо даже русских, политиков стоял за спиной самозванки?

«Хозяина» авантюристки найти так и не удалось, похоже, его, действительно, не было.

Между тем, симптомы туберкулеза у пленницы стремительно прогрессировали, самым тревожным из них был кашель с кровью. Кроме того, по некоторым сведениям, общение с Орловым не прошло даром, и было выявлено, что самозванка находится на пятом месяце беременности. На основании доклада медика, было принято решение перевести её в подвал под домом коменданта Петропавловской крепости, как более сухое помещение.

Из своей камеры она писала Екатерине, умоляя о встрече, эти письма остались без ответа.




В 1860 г. в газете «Северная пчела» был опубликован очерк П.И. Мельникова-Печерского, где приводилось свидетельство некоего Винского. Это был сержант гвардейского Измайловского полка, который за какие-то «политические» дела был заключен в Алексеевский равелин, причем оказался в камере «княжны Таракановой». Здесь он увидел слова «О mio Dio!», нацарапанные на оконном стекле. Очень старый сторож-ветеран, якобы, разоткронничавшись однажды, рассказал ему, что к молодой барыне, которая прежде находилась здесь, приезжал один раз сам граф Алексей Григорьевич Орлов, на которого она «очень бранилась» на иностранном языке и даже «топала ногами».От этого же сторожа Винский узнал, что «барыню» «привезли беременную, она здесь и родила».

Следует сказать, что не все исследователи склонны доверять данному рассказу. Впрочем, такая ситуация является правилом, а не исключением: история к разряду «точных» наук не относится, и на многие вопросы ответов предлагается гораздо больше, чем один.

Здоровье узницы резко ухудшилось в октябре 1775 г., 26 числа этого месяца Голицын сообщил императрице, что «лекарь отчаивается в её излечении и сказывает, что она, конечно, долго не проживет». Тем не менее, считается, что в ноябре она родила живого ребенка. Это был мальчик, которого некоторые исследователи отождествляют с Александром Алексеевичем Чесменским. Позже он служил в лейб-гвардии Конном полку и умер в молодом возрасте. Другие историки с этим, разумеется, категорически не согласны – всё, как всегда.

В начале декабря узница попросила прислать православного священника для исповеди, которая проходила на немецком языке. После этого началась агония, длившаяся двое суток. 4 декабря эта таинственная женщина умерла, ее тело было похоронено во дворе Петропавловской крепости.

Члены свиты самозванки, привезенные из Ливорно вместе с «княжной» (Доманский, Чарномский, горничная Мельшеде, камердинеры Маркезини и Анчиолли, Рихтер, Лабенский, Кальтфингер), которые ничего не смогли сказать о происхождении самозванки, после её смерти были высланы за границу. Им даже выдали деньги «на дорогу» (Доманскому и Чарномскому по 100 рублей, Мельшеде – 150, остальным – по 50), запретив возвращаться в Россию и настоятельно посоветовав «забыть» обо всем.

Интересно, что после смерти Александра I, в его личном кабинете в Зимнем дворце были обнаружены «Книга тайной экспедиции Сената» (в которой содержались материалы по делу Пугачева) и следственное дело «княжны Таракановой». Казалось бы: фигуры совершенно несопоставимого масштаба, но, даже внуку Екатерины II самозванка, видимо, казалась не менее опасной, чем знаменитый вождь Крестьянской войны. Мало того, обнаруживший дело «Таракановой» Николай I, приказал Д.Н.Блудову, параллельно с делом декабристов, подготовить для него полный доклад по самозванке. А, когда в 1838 г. в бумагах скончавшегося председателя Государственного совета Н.Н. Новосильцева обнаружили какие-то новые документы, связанные с Лжеелизаветой, последовал приказ императора: все бумаги, не знакомясь с содержанием, немедленно передать … Блудову! А потом с делом «Таракановой» пожелал ознакомиться новый император – Александр II. Что-то уж больно много внимания уделялось этой самозванке и Екатериной II, и ее наследниками. Может быть, мы до сих пор не всё знаем о ней?

Дело «княжны Таракановой» держалось в тайне, тем не менее, какие-то обрывочные сведения стали известны широкой публике, в результате, со временем, эта, и без того печальная история была драматически усилена слухом о гибели самозванки во время наводнения в Петербурге – 10 сентября 1777 года. В 1864 г. Константин Флавицкий написал знаменитую картину «Княжна Тараканова», которая способствовала окончательному закреплению этой легенды в народном сознании.




Успех картины Флавицкого побудил Александра II рассекретить некоторые из документов «дела княжны Таракановой» – потому что «картина лжива» и необходимо «положить конец пустым толкам».

Другим раздражающим для властей фактором, подтолкнувшим их к большей открытости, стало обращение к читателям редакции журнала «Русская беседа» в 1859 г.:





В итоге главноуправляющий II Отделением Собственной канцелярии и член московского Общества истории и древностей Российских В.Н. Панин опубликовал в 1867 г. две работы: «Краткая история Елизаветы Алексеевны Таракановой» и «О самозванке, выдававшей себя за дочь императрицы Елисаветы Петровны».




Позже «княжна Тараканова» стала героиней книг П. Мельникова, Г. Данилевского, Э.Радзинского, пьесы Л. Зорина, по которой был снят фильм «Царская охота», и даже мюзиклов.

«Принцесса Августа»

Менее известной претенденткой на роль дочери Елизаветы Петровны и Алексея Разумовского является реально существовавшая монахиня Досифея, которая в 1785 г. именным повелением императрицы Екатерины II была помещена в Московский Иоанно-Предтеченский женский монастырь.







Этот монастырь был основан Елизаветой Петровной в 1761 году, которая предназначила его «для призрения вдов и сирот» знатных и заслуженных людей империи. Однако жизнь внесла свои коррективы, и монастырь стал не только «домом престарелых», но и тюрьмой для «неудобных» лиц знатного происхождения. Любопытно, что, одновременно с Досифеей, в подземной келье Иоанно-Предтеченского монастыря содержалась знаменитая садистка «Дарья Николаева» (Дарья Николаевна Салтыкова, более известная, как «Салтычиха»).




Здесь она провела более 30 лет, с 1768 по 1801 гг. Следствием было доказано убийство ею 38 крепостных. А вот за что была заживо погребена в этом монастыре кроткая Досифея, которую было приказано бессрочно содержать в строжайшей изоляции? Единственным послаблением было разрешение приобретать на деньги, выделяемые из казны, к столу этой монахини продукты без ограничений (с учетом «постных» и «скоромных» дней, разумеется).

Размещена Досифея была в двух небольших кельях с прихожей неподалеку от покоев самой игуменьи. Окна этих келий всегда были закрыты занавесками, заходить в них могла только сама настоятельница и личный духовник Досифеи. Данные кельи не сохранились – были снесены в 1860 г.

Как это часто бывает, покров тайны вызвал небывалый интерес к таинственной затворнице: всё время собирались любопытные, надеющиеся хоть краем глаза увидеть её через щель в занавесках. Распространялись слухи о молодости и невиданной красоте монахини, её высоком происхождении. Лишь после смерти императрицы режим содержания Досифеи несколько улучшился: выходить из келий ей так и не разрешили, но более свободно стали допускать посетителей. Известно, что среди таковых оказался и митрополит Платон. Причётник монастыря утверждал, что некоторые из гостей держались, как вельможи, и вели с Досифеей разговоры на каком-то иностранном языке. Вспоминали также о том, что на стене её кельи висел портрет императрицы Елизаветы.

Досифея скончалась после 25-летнего заточения в возрасте 64 лет – в 1810 году. Её похороны удивили очень многих, так как отпевал эту монахиню московский викарий – епископ Дмитровский Августин. А при погребении присутствовали многие вельможи Екатерининского времени, явившиеся в парадных мундирах и при орденах. Тело Досифеи было погребено в Московском Новоспасском монастыре – у восточной ограды, на левой стороне от колокольни. На могильном камне было написано:


В этом монастыре довольно долго показывали ещё ныне не сохранившийся портрет инокини Досифеи, на обратной стороне которого можно было прочитать:





В 1996 г., во время реконструкции Новоспасского монастыря, останки Досифеи были изучены сотрудниками Республиканского центра судебно-медицинской экспертизы и профессором-криминалистом, доктором медицинских наук В.Н. Звягиным. Оказалось, что у нее был горб, ставший следствием какой-то, перенесенной в детстве, травмы.

Тайна монахини Досифеи

Но кем же была эта пленница Екатерины?

Некоторые утверждают, что от брака Елизаветы Петровны и Алексея Разумовского около 1746 года, действительно, родилась дочь, получившая имя Августа. Якобы, она была отдана на воспитание родной сестре фаворита – Вере Григорьевне, что была замужем полковником Малороссийского войска Е.Ф.Дараганом. После смерти Елизаветы, её, будто бы, отправили за границу – вдруг новому монарху «ненужная» родственница не понравится? Но, по приказу Екатерины II, в 1785 г. девушку привезли в Россию и определили в знакомый нам Иоанно-Предтеченский монастырь.

Сама Досифея, когда к ней стали более свободно допускать посетителей, ведя рассказ от третьего лица, поведала Г.И. Головиной:


В Петербурге её отвели к Екатерине II, которая рассказав о Пугачевском бунте и самозванке Таракановой, сказала: для спокойствия государства, ей, «чтобы не сделаться орудием в руках честолюбцев», следует постричься в монахини.

Вы, вероятно, обратили внимание, что этот рассказ очень уж сильно напоминает реальную историю похищения Лжеелизаветы Алексеем Орловым. И потому большинство историков уверены, что Досифея была слабоумной, либо психически нездоровой девушкой, которая, услышав от кого-то о настоящей самозванке, придумала для себя похожую историю. Видимо, она действительно, была особой знатного происхождения, раз в её деле приняла участие сама императрица. Ссылать в Сибирь дочь одного из её приближенных не стали, но, от греха подальше, навсегда заперли в привилегированном монастыре, назначив пожизненное содержание. Помещение умалишенных в монастырь, было весьма распространенной практикой тех лет. Знакомым говорили о благочестивом желании кого-то из родственников уйти от соблазнов грешной светской жизни, посвятив себя служению Господу. Это было тем более удобно, что в монастыре они получали новые имена, и как бы, растворялись в общей массе монастырских «братьев» и «сестер». Прежние имена и фамилии подлежали забвению, и безумие их не бросало тень на семью.

Но не у всех были средства, для внесения необходимого «вклада» в обитель или назначения «пенсии». И потому «юродивые» у папертей церквей также никого не удивляли.

Другие «дети» Елизаветы и Разумовского

Не менее скептически следует относиться к сведениям, будто у Елизаветы от Разумовского родился также и сын, который, то ли умер в одном из монастырей Переяславля-Залесского в начале XIX в., то ли, под фамилией Закревский дослужился до чина тайного советника.

Как будто этого мало, некоторые утверждают, что еще одна дочь императрицы, Варвара Мироновна Назарьева, до 1839 г. жила в монастыре под Нижним Новгородом. Другая предполагаемая дочь Елизаветы и Разумовского якобы жила в Московском Никитском монастыре. Легенды о «дочерях Елизаветы и Разумовского» рассказывали также в женских монастырях Арзамаса, Екатеринбурга, Костромы и Уфы. Как вы, наверное, догадались, таковыми считали безымянных знатных женщин, которых родственники определяли туда по причине их безумия.