Автор предупреждает сразу: предлагаемая читательскому вниманию статья не является исторической. Она носит скорее геополитический характер и призвана ответить на вроде бы простой вопрос: зачем Российской империи было ввязываться в Первую мировую войну?

И действительно: зачем?

Кто-то видит в этом неумное стремление Николая II защитить интересы «братьев-славян», попираемые Австро-Венгрией. Неумное потому, что и братья-то вспоминают о нас только в час тяжелой нужды, причем исключительно своей и никогда – нашей. И потому что защитить не смогли, зато собственную империю потеряли, ввергнув российский народ в хаос революции и гражданской войны. Кто-то ищет коммерческую подоплеку: мол, очень уж царям российским хотелось Проливов, контроль над которыми обеспечивал беспрепятственные транспортные коммуникации с Европой. Кто-то рассматривает вопросы финансовые, упирая на то, что сильно задолжала Россия-матушка банкирам французским, вот и пришлось векселя кровью оплачивать. А иные говорят о несамостоятельности внешней политики государства Российского: мол, использовали нас англичане в защиту своих интересов ни за грош. И добавляют при этом, что если уж России и стоило участвовать в Первой мировой войне, то на другой стороне, в союзе с кайзером против вековечных своих врагов англичан, которые, как известно, завсегда против России злоумышляли. «Англичанка всегда гадит» — ну, вы же знаете…

Вот с Англии, пожалуй, и начнем

Что из себя представляло это государство? Первое, и самое главное ее отличие от остальных стран Европы является географическим: Англия, как известно, островное государство. И как таковое, оно не имело сухопутных границ с иными государствами Европы. Соответственно, когда государства Англии и Шотландии объединились под руководством одного короля а случилось это в 1603 г. путем личной унии, когда Яков VI Шотландский стал также и королем Яковом I Английским, уже не было нужды бояться никакого сухопутного вторжения. Отныне враждебные Англии войска могли попасть на ее территорию лишь по морю.

Другими словами, там, где Германии, Франции, России и иным державам требовалась армия, Англии нужен был флот. Звезды, можно сказать, сошлись: с одной стороны, флот для англичан был жизненно необходим для обороны собственной страны, а с другой – отсутствие необходимости содержать мощную армию позволяло изыскать средства на его строительство. Надо сказать, что и до 1603 г. англичане много ходили по морю, и уже создали свою колониальную империю. Однако на тот момент они приоритета на море еще не имели, и были одной из многих других колониальных империй – не менее, но и не более. Так, например, Англия сумела отстоять свои интересы, разгромив в 1588 г. «Непобедимую Армаду» Испании.



Но, строго говоря, военно-морское могущество государства испанского все же не было этим сокрушено, и англо-испанская война 1585-1604 гг. завершилась Лондонским договором, утвердившим статус-кво, то есть вернувшим воюющие державы на довоенные позиции. И по результатам этой войны Англию еще и ожидал экономический кризис.

Британцы далеко не сразу осознали ту исключительную роль, которую мог сыграть для них военный флот: но постепенно, конечно, поняли его важность. Доходы колоний очевидно свидетельствовали в пользу их расширения и желательности сосредоточения контроля над морской торговлей в одних (британских) руках.

Последовавшие за тем англо-голландские войны призваны были оспорить морскую власть Нидерландов в пользу Великобритании, но не привели к военному успеху. По сути дела, три войны, шедшие с небольшими перерывами с 1652 по 1674 гг. не привели к победе англичан, хотя первую из них они и выиграли. Тем не менее, в ходе боевых действий с голландцами, Англия значительно усовершенствовала тактику своего флота и получила великолепный опыт борьбы с опытным и упорным противником. А кроме того, англичане на собственном опыте убедились, насколько важным может быть наличие континентального союзника: участие в третьей англо-голландской войне Франции, заставило Голландию сражаться на 2 фронта – морского и сухопутного, что оказалось для нее чрезмерно тяжело. И хотя в этой войне британское оружие не снискало лавров, и вообще англичане полагали, что французы их используют, сберегая свои корабли для того, чтобы, когда Англия и Голландия истощат друг друга, перехватить господство на море, все равно дело закончилось победой Франции. Невзирая даже на то, что она была вынуждена «довоевывать» в одиночестве, потому что британцы вышли из войны до ее завершения.

Все вышесказанное, более ранний опыт и здравый смысл привели англичан к ключевой особенности их внешней политики, остававшейся неизменной до самой Второй мировой войны. Смысл ее заключался в том, чтобы, обладая мощнейшим в мире военным флотом, контролировать мировую морскую торговлю и, конечно, богатеть на ней, получая сверхдоходы, недоступные прочим державам. Со временем Голландия и Испания перестали быть первоклассными морскими державами, оставалась только Франция, но и ее морское могущество было сокрушено британскими моряками в эпоху наполеоновских войн.

Англичане, конечно, понимали, что роль «Туманного Альбиона», которую они себе придумали, устроит далеко не всех в Европе, и сверхдоходы от колониальной торговли у них постараются отобрать. Поэтому они, с одной стороны, не жалели денег на флот, а с другой – зорко следили за тем, чтобы ни одна европейская держава не построила флот, равноценный английскому. И вот здесь-то и родилась знаменитая британская максима: «У Англии нет постоянных союзников и постоянных врагов. У Англии есть только постоянные интересы». Настолько кратко и точно ее сформулировал Генри Джон Темпл Палмерстон в 1848 г., но, конечно, осознание этой нехитрой истины пришло к британцам намного раньше.

Иными словами, для англичан никогда не были врагами персонально Франция, Германия или Россия. Для них всегда являлось врагом государство, которое желало, или же хотя бы теоретически могло пожелать оспорить первенство Королевского флота на море. И которое, разумеется, обладало ресурсами для подкрепления свое желания реальными действиями. И потому Англия предпочитала «давить в зародыше» саму возможность возникновения такого желания, а выражалось это в том, что целью и сутью британской дипломатии стало управление противостоянием народов Европы между собой. Англичане выделяли наиболее сильную и развитую европейскую державу, которая могла бы подчинить себе остальные, или даже просто, не опасаясь сухопутной войны, начать строить мощный военный флот, и организовывали против нее коалицию более слабых держав, по возможности выравнивая шансы финансированием этой коалиции – благо, деньги у англичан были.

За примерами далеко ходить не нужно – так, наиболее последовательным и постоянным противником Наполеона была именно Англия, которая постоянно создавала и финансировала коалиции держав, готовых воевать с наполеоновской Францией, причем в ту пору Россия была для Англии «верным другом и союзником». Но стоило британцам решить, что Российская империя уж слишком усилилась – и вот уже британские и французские войска высаживаются в Крыму…





Разумеется, когда немцы, наконец-то объединились, образовав Германскую империю, и в ходе франко-прусской войны 1870-1871 гг. силой оружия «пододвинули» Францию с позиции европейского гегемона, англичане не могли не обратить на них своего «благосклонного внимания». А когда Германия достигла огромного прогресса в промышленности, и приступила к строительству сильнейшего военно-морского флота, то ее военное противостояние с Англией, очевидно, становилось только вопросом времени.

Конечно, все было вовсе не так просто и линейно. Несмотря на рост своего влияния, промышленной и военной мощи, Германия, конечно, нуждалась в союзниках, и довольно быстро таковых нашла. В результате в 1879-1882 гг. образовался Тройственный союз Германии, Австро-Венгрии и Италии. Он был тайным, но все же спустя некоторое время его направление стало вполне очевидным. Тройственный союз постепенно становился мощью, которой ни одна страна не могла бы противостоять в одиночку, и в 1891-94 гг. оформился франко-русский союз.

Англия к тому времени находилась в так называемой блестящей изоляции: британцы немножко зазнались и сочли, что, имея в своем распоряжении экономическую мощь «Империи, в которой никогда не заходит солнце» и сильнейший в мире военно-морской флот им вовсе необязательно связывать себя какими-то там еще союзами. Однако поддержка Германией буров в знаменитом англо-бурском конфликте (в ходе которого британский генерал Китченер подарил миру новшество под названием «концентрационный лагерь») показала англичанам, что изоляция – это не всегда хорошо и без союзников иногда бывает плохо. А потому Великобритания прервала свою изоляцию и присоединилась к коалиции слабейших против сильнейших: то есть завершила образование Антанты против Тройственного союза.

А с точки зрения геополитики

Однако, даже игнорируя складывающиеся союзы, на начало ХХ века складывалась следующая ситуация. В лице Германской империи, Второго рейха, Европа получила молодого и сильного хищника, который совершенно не был удовлетворен своим положением в мире. Германия считала необходимым расширить свои границы в Европе (термин «lebensraum», сиречь — жизненное пространство, вообще-то, придумал использовать в политике не Гитлер) и стремилась к перераспределению заокеанских колоний – разумеется, в свою пользу. Немцы считали, что имеют полное право на гегемонию в Европе. Но, самое главное, амбиции Германии были в полной мере подкреплены ее промышленным и военным потенциалом – по этим параметрам Германская империя в начале века однозначно доминировала в Европе. Вторая по силе западноевропейская держава – Франция, не смогла бы в одиночку остановить германское вторжение.

Итак, в Европе появилась доминирующая сила, стремящаяся серьезно поменять существующий миропорядок. Реакция Англии на это вполне ожидаема, предсказуема, и полностью соответствала ее политическим воззрениям. Давайте поразмыслим, как в такой ситуации следовало поступать Российской империи.

Россия и объединенная Европа

Обычно автор, размышляя о тех или иных исторических вероятностях, стремится поставить себя на место исторического лица, принимающего решение, и ограничить себя той информацией, которой оно располагало. Но в данном случае давайте, не стесняясь, воспользуемся послезнанием.

Начиная с 19-го века Европа трижды консолидировалась, причем все три раза это не предвещало России ничего хорошего. В первый раз европейские народы собрал под своей железной дланью Наполеон, и в результате на Россию обрушилось чудовищное по силе вторжение, во главе которого стоял, возможно, величайший полководец за всю историю Земли. Наши предки выстояли, но цена была велика: даже столицу нашей Родины пришлось на какое-то время сдать неприятелю. Второй раз Европу "объединил" Адольф Гитлер – и СССР понес тяжелейшие потери в страшной, продолжавшейся 4 года Великой Отечественной войне. Затем европейские страны консолидировались в НАТО, и опять это привело к противостоянию, которое, к счастью, не стало прологом полномасштабного вооруженного конфликта.

Почему так происходило? Что мешало, например, Александру I объединиться с Наполеоном, и выступить против Англии, уничтожить ее, и, поделив ее колонии, жить «в любви и согласии»? Ответ очень прост: Наполеон совершенно не видел в России равного союзника, делового партнера, и пытался уладить дела Франции за счет России. Ведь как фактически обстояли дела?

После гибели французского флота Наполеон на мог вторгнуться на Британские острова. Тогда он решил подорвать экономическое могущество «Империи, в которой никогда не заходит солнце» континентальной блокадой – то есть, попросту говоря, заставить Европу полностью отказаться от английских промышленных и колониальных товаров. Сделать это добровольно никто не желал, так как подобная торговля приносила огромный профит, и не только англичанам. Но Бонапарт размышлял просто: если для выполнения его воли нужно было эту самую Европу окончательно завоевать – что ж, пусть будет так. Ведь континентальная блокада могла сработать только тогда, когда все страны будут исполнять ее не за страх, а за совесть, потому что если хотя бы она держава не присоединится к блокаде, то британские товары (уже под марками этой страны) хлынут в Европу, и блокада будет сведена на нет.

Так вот, принципиальным требованием Наполеона как раз и было присоединение России к континентальной блокаде, но это для нашей страны было совершенно разорительно и невозможно. Россия тех времен представляла собой аграрную державу, привыкшую дорого продавать Англии зерно и проч., и дешево покупать первоклассные британские промышленные товары – отказ от этого неминуемо приводил к страшнейшему экономическому кризису.

И опять же – положение до некоторой степени могло бы исправить расширение торговли с Францией, но для этого следовало предоставить России определенные льготы, потому что Наполеон строил свою внешнюю торговлю очень просто – все завоеванные, или же просто вошедшие в орбиту наполеоновской политики страны рассматривались всего только как рынки сбыта для французских товаров, и не более того, при этом интересы французской промышленности соблюдались неукоснительно. Таким образом, например, Франция устанавливала любые таможенные пошлины на ввозные товары, какие ей желалось, а вот другим странам ограничивать подобным образом французские товары было категорически запрещено. В сущности, данная форма международной торговли представляла собой форму грабежа, и, хотя в этом вопросе Наполеон готов был пойти на небольшие уступки России, они совершенно не компенсировали убытков от прекращения торговли с Англией.

Иными словами, Наполеон был готов дружить с Российской империей исключительно на своих условиях, и сугубо для достижения собственных целей, а если при этом Россия «протянет ноги» — ну что ж, может быть, оно бы и к лучшему. То есть Российская империя, в теории, могла бы, наверное, найти свое место в мире «победившего бонапартизма», но это была печальная роль безгласного и нищего вассала, которому иногда достаются какие-то объедки с господского стола.

И то же самое происходило в годы Второй мировой войны. СССР длительное время пытался выстроить систему европейской безопасности наподобие Антанты, но не был услышан западными демократиями. В результате был заключен пакт о ненападении с фашистской Германией, сопровождавшийся и попыткой разделись сферы влияния, и наладить небезвыгодную торговлю для обеих сторон. Но сколько-то долговременный союз с Гитлером был совершенно невозможен, причем по той же самой причине, что и с Наполеоном: «непогрешимый фюрер» не терпел никакого противоречия собственной воле. Иными словами, тот политический максимум, который хотя бы теоретически можно было достичь, идя на все и всяческие уступки гитлеровской Германии сводился к тому, что Союзу Советских Социалистических Республик, возможно, позволили бы какое-то время существовать. Разумеется, при условии абсолютной покорности любой прихоти германского хозяина.

Что же касается НАТО, то здесь все еще проще. Конечно, кто-то скажет, что НАТО – не более чем защитная реакция европейских стран на «звериный коммунистический оскал» — угрозу вторжения Советского Союза. Однако этот тезис совершенно не выдержал проверки временем: когда СССР распался, а вновь образованные державы отчаянно тянули руки дружбы западным демократиям, не представляя для них никакой угрозы, что получила в ответ Российская Федерация? Ползучее расширение НАТО на восток, уничтожение Югославии, поддержку сепаратистов на территории России, и, как апофеоз – силовой переворот на Украине. Иными словами, несмотря на искреннее наше желание жить в мире и в согласии, и несмотря на то, что в военном отношении в 90-е и начало 2000-х РФ представляла собой лишь бледную тень могущества СССР, едва способную разобраться с бандформированиями в Чечне, друзьями с НАТО мы так и не стали. И вскоре (по историческим меркам) все вернулось на круги своя – в РФ все же вспомнили о необходимости государственной безопасности, и стали, насколько уж это было возможно, восстанавливать вконец запущенные вооруженные силы.



Правда в истории с НАТО хотя бы удалось избежать полномасштабного конфликта, и даже какое-то время мы жили более-менее мирно, но почему? Исключительно потому что военный потенциал послевоенного СССР в обычных вооружениях и уровне боевой подготовки исключал надежду на успех силового решения проблем, а затем вооруженные силы страны стали в массовом порядке получать ядерное вооружение, сделавшее любую агрессию совершенно бессмысленной.

Вывод из вышесказанного предельно прост. И сейчас, и ранее Россия может существовать как суверенная и самостоятельная держава перед лицом объединенной Европы. Но лишь в том случае, если мы будем располагать сопоставимым боевым потенциалом с вооруженными силами коалиции европейских держав. «Дружить семьями» мы, по всей видимости, не будем никогда, но относительно мирное сосуществование вполне возможно.

Увы, но на военный паритет мы смогли выйти только во времена СССР: возможности Российской империи были значительно скромнее. Да, России удалось уничтожить Великую армию Наполеона, но состояние русской армии, когда французы покинули пределы наших границ, не позволяло преследовать неприятеля: иными словами, мы сумели защитить свою страну, но речи о победе над коалицией европейских держав совершенно не шло. Для этого понадобились соединенные усилия многих стран, в том числе и бывших союзников Наполеона, увенчавшихся «битвой народов» под Лейпцигом.

И получалось так, что в случае консолидации Европы под знамена какой-либо страны-гегемона, Франции там, Германии, или кого еще, Россия оказывалась перед лицом превосходящей военной мощи, которая никогда не была дружелюбна нашей стране – рано или поздно, взгляд всех диктаторов обращался на Восток. Нам никогда не удавалось договориться ни с Гитлером, ни с Наполеоном на хотя бы минимально приемлемые для себя условия существования, да это, собственно, и не было возможно. И тот и другой искренне были уверены, что любые уступки России не нужны, так как они легко могут взять свое силой.

Кайзеровская Германия?

Но почему мы должны думать, что ситуация с Вильгельмом II должна была стать какой-то иной? Не нужно забывать, что сей государственный деятель отличался изрядной взбалмошностью и верой в свое божественное предназначение, хотя и был при этом очень волевым человеком. Уверенность «железного канцлера» Бисмарка в том, что война против России будет для Германии гибельной, он не разделял. Конечно, Вильгельм II не имел такой патологической ненависти к славянским народам, которая отличала Адольфа Гитлера, да и нельзя сказать, чтобы у Германии были какие-то значительные территориальные претензии к России. Но что случилось бы, если Первая мировая война началась без участия в ней Российской империи? В том, что она все равно бы началась, сомневаться не приходится – Германия вовсе не собиралась отказываться от своих чаяний, а они не могли быть удовлетворены без войны.

С высочайшей долей вероятности военные планы Германии оказались бы выполнены с чисто прусской пунктуальностью, и Франция потерпела быстрое поражение. После этого Европа, фактически, попадала под контроль стран Тройственного союза. Но добраться до Англии даже и после этого было бы не так легко – все-таки хохзеефлотте уступал Гранд Флиту, а дальнейшее состязание в скорости строительства новых дредноутов и линейных крейсеров затянуло бы противостояние на долгие годы, в то время как армия Германской империи оставалась бы не у дел. И много ли времени понадобилось бы Вильгельму II на то, чтобы сообразить, как полезно в политическом смысле было бы для него разгромить последнюю сильную конинентальную державу, способную стать союзником Англии, то есть – Российскую империю? А удара соединенных сил Германии и Австро-Венгрии Россия не смогла бы отразить.

Союз с Германией? Это, пожалуй, было бы возможно, но лишь при одном условии – Россия полностью отказывается от самостоятельной внешней политики в Европе и удовлетворяет все прихоти как немцев, так и австро-венгров. И нужно понимать, что после успешного для Германии завершения войны, их пожелания продолжали бы расти как на дрожжах. Без сомнения, в этом случае России пришлось бы либо соглашаться с положением молчаливого и терпеливого вассала, либо воевать за свои интересы – увы, теперь уже в одиночестве.

Выводы же из всего вышесказанного предельно просты. Первая мировая война началась не из-за убийства эрцгерцога в Сараеве, и последовавшего за ним австро-венгерского ультиматума Сербии. Она была предопределена стремлением Германии к мировому переустройству, и не добейся Гаврило Принцип успеха, все равно началась бы – возможно, годом или двумя позже, но началась все равно. России следовало определить позицию, которая она займет в грядущем мировом катаклизме.

При этом для Российской империи была совершенно невыгодна гегемония Германии, которая привела бы либо к невоенной вассализации страны, либо к прямому военному вторжению сил, с которыми Россия самостоятельно справиться не могла. Как ни странно это может прозвучать для некоторых, но консолидация Европы под властью какой-либо державы, была столь же невыгодна России, как и Англии, и потому, когда подобное происходило, Англия становилась нашим естественным союзником. Не в силу какого-то братства народов, и не в силу того, что Россию использовала некая зловещая «надмировая закулиса», а по причине банального совпадения интересов на данном историческом промежутке.

Таким образом, участие Российской империи в Антанте было предопределено ее интересами: не приходится сомневаться, что Николай II в данном случае выбрал правильно. А уж причина «решительного размежевания» со странами Тройственного союза могла быть любой: Сербский кризис, турецкие проливы, или же то, что германский император Вильгельм II за завтраком разбивает яйцо с тупого конца…