(20 марта [1 апреля] 1873 — 28 марта 1943)
Знатное происхождение и отца и матери, множество государственных деятелей и военачальников среди предков Сергея – эти обстоятельства поначалу определяли выбор его будущей карьеры. Но когда подошло время поступать в Пажеский корпус, учеба в котором стоила весьма недешево, родители обеднели. И не зря говорится «не было бы счастья, да несчастье помогло»: мальчика, учитывая его увлечение музыкой, отдали учиться в Петербургскую консерваторию. Ему было девять лет. Рановато? По свидетельству той же С.А. Сатиной, учеба поначалу шла из рук вон плохо: «Он не готовил уроков, часто пропускал классы, предпочитая кататься на коньках или просто шататься по улицам. Одним из любимых его мальчишеских развлечений было вскакивать на конки (конные предшественницы трамваев – прим. ред.) и соскакивать с них на быстром ходу. Он сделался очень резвым и шаловливым».
«Добрым гением» мальчика в эти годы стала бабушка – С.А.Бутакова. В семье, где нередко возникали раздоры между родителями, он не был избалован лаской и вниманием – зато все это с избытком получил в качестве внука.
И тут невольно задумываешься о роли добрых бабушек, тетушек, нянюшек в формировании будущих талантов, их деятельной любви. Вспомним Пушкина, Лермонтова, Горького и многих-многих других выдающихся людей.
По окончании первого года учебы бабушка взяла Сережу к себе на лето, а потом еще дважды он проводил каникулы в имении под Новгородом, которое она купила по его просьбе. «Большую часть дня он проводил на свободе. Катался по Волхову на «душегубке», купался, резвился, и только изредка, когда к бабушке приходили гости, его принуждали сесть за рояль и поиграть гостям. Он большей частью импровизировал, выдавая эти импровизации за сочинения известных композиторов. Невзыскательные гости не разбирались в этом».
Три года учебы не принесли успехов. Видимо, в Петербурге, до переезда в Москву, не нашлось преподавателя, который сумел бы увлечь мальчика. Таким педагогом уже в Московской консерватории стал Н.С. Зверев, человек требовательный, строгих правил. У него были свои порядки – он принимал на воспитание двух-трех способных учеников консерватории – бесплатно (!). Но при этом ставилось условие: в первые годы учебы им не разрешалось уезжать на каникулы. Он брал их летом с собою на подмосковную дачу или в Крым.
Удивительно, что, несмотря на взыскательность педагога, которая принимала порой деспотический характер, ученики любили его. Нередко он заставлял их музицировать при гостях. Так, занимаясь еще в младших классах, Сергей познакомился с П.И. Чайковским, который сыграл немалую роль в его дальнейшей учебе и музыкальной карьере. Уже при переходе Рахманинова на старшее отделение Петр Ильич был почетным членом экзаменационной комиссии. Сергей исполнил на экзамене несколько песен. Они так понравились Чайковскому, что он к пятерке добавил еще три плюса. Отношение юноши к учебе кардинально изменилось. С 1889 года он посещает класс специальной теории для композиторов, что в будущем открыло путь к этому виду творчества. Добиваясь исключительных успехов и по классу фортепиано и по специальной теории, Рахманинов стал заметно выделяться среди других учеников. Это, однако, не привело к зазнайству – он всегда охотно помогал товарищам. Характер Сергея, как отмечают его родные, заметно меняется в эти годы – он становится сдержанным, даже замкнутым, исчезает шаловливость. Но, как и в детстве, возникал у него неудержимый смех, который вызывали чьи-нибудь остроумные шутки или выходки, – смехом он заражал всех окружающих, и это осталось у него на всю жизнь.
Закончил консерваторию Сергей на год раньше. Еще там он начал сочинять свой Первый фортепьянный концерт, первая часть которого и прозвучала с оркестром в стенах Alma Mater. Вместе с концертом завершает Трио для фортепиано, скрипки и виолончели. За месяц до выпускного экзамена студентам по классу композиции предложили написать одноактную оперу по поэме Пушкина «Цыганы» (либретто Вл.И.Немировича-Данченко). Рахманинов написал оперу «Алеко» с удивительной быстротой – за семнадцать дней! Прослушав ее в фортепьянном исполнении автора, члены комиссии во главе с Аренским, Танеевым и тогдашним дирижером Большого театра Альтани тут же поздравили восемнадцатилетнего композитора с блестящим окончанием консерватории, а ее Совет наградил его Большой золотой медалью. Весной 1893 года в Большом театре с громадным успехом прошла премьера оперы. Еще через два года Сергей начал концертную деятельность, которая продолжалась до самого конца жизни. По его собственному замечанию, зимой, когда начинались концертные сезоны, он был пианистом, а летом – композитором. И так – долгие годы.
Вот перечень вещей, которые он успел написать тем же летом за три-четыре месяца, остановившись в одном из имений в Харьковской губернии: духовный концерт «В молитвах Неусыпающую Богородицу», фантазию для двух скрипок, посвященную П.И. Чайковскому и состоящую из четырех частей, две пьесы для скрипки и фортепьяно, шесть романсов, наконец, симфоническую фантазию «Утес», которая была исполнена в Русском музыкальном обществе в том же году и имела шумный успех. Осенью вышли из печати сочиненные в 1892 году Фортепьянные пьесы (среди них – знаменитая Прелюдия cis-moll, а также «Элегия», «Мелодия», «Полишинель» и «Серенада»), после чего один из музыкальных критиков в восторженном отзыве об этих произведениях назвал их шедеврами. И Чайковский, встретивший Рахманинова, с улыбкой заметил: «А вы, Сережа, уже шедевры пишете».
Но, как отмечают близкие, материальное положение музыканта, выпущенного из консерватории «свободным художником», оставалось довольно трудным. Хотя все его сочинения печатались, гонораров не хватало. Приходилось давать частные уроки, чем он очень тяготился. Ведь педагогом Рахманинов был плохим, – как вспоминает одна мемуаристка, уже сам его вид на уроке убивал у несчастных учеников всякую охоту играть при нем. На укоры по поводу того, что он пропускал или откладывал уроки, Сергей Васильевич «только вздыхал и старался оправдаться тем, что ученицы его недостаточно даровиты, что, будь та или другая более талантливой, дело было бы другое, что ему невыносимо сидеть и слушать, как они ковыряют пальцами, а не играют». Неудачно сложилась и первая его гастрольная поездка по городам России с итальянской скрипачкой Терезой Туа. Не удовлетворенный концертами в провинции, утомленный нелегкой дорогой, он, прервав гастроли, вернулся в Москву.
Довелось молодому Рахманинову в ту пору споткнуться и на лестнице славы, по которой он так успешно начал подъем. В 1897 году с треском провалилась в Петербурге его Первая симфония, которую исполнил в симфоническом концерте А.К. Глазунов. Позже Сергей Васильевич рассказывал, что во время исполнения прятался на лестнице, зажимая уши, чтобы заглушить терзающие его звуки, мучительно стараясь понять, в чем ошибка. В результате – почти трехлетний перерыв в творчестве. Трудно поверить после сказанного в начале этого очерка, что «изумительный труженик», подобно Илюше Обломову, проводил целые дни, лежа на кушетке, мрачно молчал, почти не реагируя на все утешения.
Материальное положение ухудшалось. В ту пору он стал все чаще задумываться о дирижерской деятельности. И тут очень кстати в его жизни появляется новая фигура – предприниматель и меценат Савва Иванович Мамонтов, создавший свою Русскую частную оперу. Поддержке этого человека обязаны многие музыканты и художники – в том числе и Шаляпин, с которым вскоре свел дружбу Рахманинов и с которым вместе выступал в концертах на самых разных московских площадках.
В том же 1897 году Сергей Васильевич стал у Мамонтова вторым дирижером, с его участием ставятся «Самсон и Далила» Сен-Санса, «Кармен» Бизе, «Русалка» Даргомыжского, «Майская ночь» Римского-Корсакова. Эту должность Сергей Васильевич занимал недолго, однако уныние, связанное с неудачей Первой симфонии, проходит, рана залечивается. Очень помог ему врач-невропатолог Н.В.Даль, на сеансах гипноза у которого Рахманинов вновь обрел уверенность в себе, энергию, бодрость духа. Он берется за большое произведение и в 1900 году завершает свой знаменитый Второй концерт для фортепьяно с оркестром, который, кстати, посвящает Далю. В последующие годы появляются Соната для фортепьяно и виолончели, Десять прелюдий, Вариации на тему Шопена, Пятнадцать романсов, Вторая симфония, Первая соната для фортепьяно и наконец, «Остров мертвых». Творческая деятельность чередуется с концертами в Москве и Петербурге, в Лондоне и Вене, где пианисту сопутствует громадный успех. В 1904–1906 годах он по приглашению работает капельмейстером в Большом театре. По этому поводу один из музыкальных критиков замечает, что «Рахманинов жжет свою свечу с трех концов». Но в эти годы Сергей Васильевич обзаводится семьей, и ему необходимо обеспечить ее материальный достаток…
Однако у помянутой «свечи» есть и «четвертый конец». Совершенно неожиданно проявляется еще одна ипостась музыканта. О ней он сообщает в своих воспоминаниях, написанных уже в Америке, – в главе «Ивановка». Это название имения родственника композитора, где он проводил почти ежегодно свое творческое лето и где создано великое множество его произведений. «В каждом русском есть тяга к земле», – этой фразой начинается глава. И дальше: «Надо ли описывать это имение? Никаких природных красот, к которым обычно причисляют горы, пропасти, море, – там не было. Имение это было степное, а степь – это то же море, без конца и края, где вместо воды сплошные поля пшеницы, овса и т.п., от горизонта до горизонта. Часто хвалят морской воздух, но если бы вы знали, насколько лучше степной воздух с его ароматом земли и всего растущего… Последние годы моего пребывания там, когда имение перешло в мои руки, я очень увлекался ведением хозяйства. Это увлечение не встречало сочувствия в моей семье, которая боялась, что хозяйственные интересы отодвинут меня от музыкальной деятельности. Но я прилежно работал зимой, концертами «делал деньги», а летом большую часть их клал в землю, улучшал и управление, и живой инвентарь, и машины. У нас были и сноповязалки, и косилки, и сеялки в большинстве случаев американского происхождения, фирмы «Мак-Кормик».
Дальше он рассказывает о «пределе своей мечты» – покупке «сильного американского трактора» через Министерство земледелия. Знакомый директор департамента «долго отговаривал меня, убеждая, что при количестве лошадей, которые у меня были, а было их около 100, мне трактор не нужен совершенно. В заключение, довольно раздраженно поставил вопрос: «да что же Вы будете делать на этом тракторе?» – «Сам буду ездить», – ответил я. Он согласился, подумав, вероятно, что каждый человек по-своему с ума сходит, и обещав мне доставить нужный трактор к осенней работе. Трактора этого я так и не увидел никогда. В августе началась война. Говорить мне про это не хочется».
Можно понять нежелание говорить о дальнейших событиях, связанных с имением, которое уже через три года ушло из рук «помещика» (изумительного труженика!) в небытие.
В декабре 1917-го советская власть, еще не окончательно закрывшаяся «железным занавесом», выпустила Рахманинова на гастроли в Швецию, откуда он уже не вернулся. «Когда после революции я вынужден был покинуть свою любимую Россию, мне было разрешено взять с собой только по 500 рублей на каждого из четырех членов моей семьи, а из всей музыки я выбрал, чтобы увезти с собой, только одну партитуру – «Золотого петушка» Римского-Корсакова». И все-таки Рахманинову повезло – мог ведь он сгинуть в годы Великой русской смуты, как сгинули тысячи и тысячи талантливых людей. Повезло и всем нам.
Четверть века дальнейшей жизни маэстро связаны с заграницей, в основном с США, куда он позже перебрался из Европы. Там продолжалось творчество, там он возвеличил не только свое имя, но и славу России, потому что и на чужбине оставался русским композитором, а еще потому, что для музыки не существует государственных границ. Там, за рубежом, он вернул семье материальное благополучие. Он работал самозабвенно до самых последних дней. Рахманинов умер от тяжелого недуга в марте 1943 года, а всего за месяц до этого, по воспоминаниям жены, «играл в Чикаго… Первый концерт Бетховена и свою Рапсодию. Зала была переполнена, и при выходе Сергея Васильевича оркестр встретил его тушем, а вся публика встала, приветствуя его. Играл он чудесно, но чувствовал себя плохо».
…Музыка, созданная композитором, которого давно уже нет на свете, продолжает радовать и печалить, волновать и успокаивать. Таков удел гениальных произведений. Кстати, интересно, что, помимо собственно музыки и записей игры Рахманинова, сохранились его высказывания об искусстве. Вот лишь некоторые из них:
Артисту необходима поддержка в начале карьеры – ему нужны советники, которые предостерегут его от слишком раннего выступления перед публикой… Родители, конечно, часто портят детей, считая их вундеркиндами. Очень редко встречаются родители, которых можно убедить воздержаться от обогащения за счет своих детей.
Я чувствую себя хорошо только в музыке. Музыки хватает на всю жизнь, но целой жизни не хватает для музыки.
Поэт Гейне сказал: «То, что отнимает жизнь, возвращает музыка»… Музыка призвана приносить очищение. Она должна оказывать очищающее действие на умы и сердца.
Понимаете, я никогда не писал музыки в «коммерческих целях»… тот, кто пишет настоящую музыку, не может уподобиться портному, который отрезает кусок одежды для того, чтобы она пришлась впору ребенку. Музыку же нельзя резать ножницами. Вдохновение – это слишком серьезное и величественное явление, чтобы обращаться с ним подобным образом, и если это допустить, то уже нет места вдохновению.
После музыки я больше всего люблю поэзию… У меня всегда под рукой стихи. Поэзия вдохновляет музыку, ибо в самой поэзии много музыки. Они – как сестры-близнецы.
Сергей Васильевич Рахманинов умер 28 марта 1943 года в Беверли-Хилз, похоронен в Валхалле (близ Нью-Йорка, США).
