В здании советского социализма частный бизнес играл двоякую роль — отдушины и громоотвода. Он снабжал потребителей товарами, которые не мог произвести госсектор, и становился объектом репрессий, когда власти требовались козлы отпущения. Отставной генерал МВД Иван Скороделов без всякого стеснения рассказывает о том, как в советские времена покупал армянскую обувь, сшитую подпольно из сэкономленных на государственных заводах материалов. «Они делали хорошую обувь, это был бренд», — вспоминает Скороделов, работавший в отделе по борьбе с расхищениями социалистической собственности (ОБХСС). Пользоваться услугами тех, с кем он должен был бороться, генералу приходилось из-за отсутствия в магазинах простых и нужных в хозяйстве вещей.

Подпольные бизнесмены были полезны советской системе в двух отношениях. Во-первых, они закрывали постоянно растущий зазор между предложением и спросом. Работавшая на войну советская экономика уделяла мало внимания выпуску потребительских товаров: обуви, одежды, хозяйственных мелочей. Во-вторых, на подпольных дельцов всегда можно было списать провалы собственной экономической политики, которой мешают «спекулянты» и «теневые предприниматели».

Частный бизнес активно развивался в СССР во времена НЭПа, но даже в сталинские годы он не прекратил существования. Запреты множились, но параллельно росло и количество лазеек, позволяющих их обходить. Частное производство быстро адаптировалось к советским условиям. В городах продавцы государственной газированной воды торговали в том числе и газировкой с сиропом, произведенным в домашних условиях. 

Точно так же поступали и работники пекарен: они покупали на свои деньги муку и продавали собственную выпечку вместе с государственной. И никакой фининспектор не мог разобраться, какой бублик лежит на прилавке — законный или нет.

Легализовать свою продукцию можно было и через комиссионные магазины. Например, во дворе одной из комиссионок на Красной Пресне работал кустарь, который мастерил электрические плитки и кипятильники. Материалы и сырье он покупал по доверенности магазина, а налогов не платил вообще, так как у него была справка о психическом заболевании. За 14 месяцев в 1934-1935 годах доход предприятия, на котором, если верить справке, трудился лишь псих-одиночка, составил 150 тыс. руб.

Прошедший в 1957 году VI Всемирный фестиваль молодежи и студентов открыл для граждан СССР с предпринимательской жилкой новый бизнес — фарцовку (скупка вещей у иностранцев для перепродажи). За несколько лет фарцовщики превратились в отдельную касту со своим жаргоном и строгой иерархией. Доставалы заводили знакомства с иностранными туристами или выездными согражданами, барыги продавали добытые вещи, валютчики занимались операциями с иностранными деньгами. Курсы валют на черном рынке были стабильны: в конце 1950-х доллар стоил около 5 рублей. Именно дело валютных спекулянтов Яна Рокотова и Владимира Файбушенкова привело в 1961 году к первой послесталинской волне гонений на подпольных бизнесменов. Первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев был возмущен слишком мягким, на его взгляд, приговором (подсудимые получили длительные сроки заключения) и заявил, что «за такие приговоры судей самих судить надо». Уголовный кодекс тут же пополнился расстрельной статьей за валютную спекуляцию. К Рокотову и Файбушенкову она была применена задним числом.

Многих владельцев подпольных заводов также ждала высшая мера — за хищение государственной собственности в особо крупных размерах. Купить сырье легально в СССР было невозможно, поэтому цеховикам приходилось экономить материалы, идущие на выпуск легальной продукции, чтобы было из чего производить нелегальную. Почти треть смертных приговоров в СССР приходилась на экономические преступления. С 1962-го по 1982 год было расстреляно более 4500 «хозяйственников». Это не мешало бурному росту подпольной экономики. В 1973 году в теневом секторе производилось около 4% ВВП. По оценке социолога Леона Косалса, в начале 1980-х практически не осталось директоров предприятий, которые так или иначе не были вовлечены в подпольный бизнес. Теневые цеха работали по всей России. Их «владельцами» выступали, как правило, руководители государственных заводов или начальники цехов, которые доплачивали сотрудникам за то, что они работали на государственном оборудовании дополнительную смену. Годовой оборот такого предприятия мог исчисляться сотнями тысяч рублей. Правда, потратить эту прибыль было весьма непросто: демонстрируя свое состояние, теневики подвергали себя смертельной опасности. Даже пустые бутылки из-под импортного коньяка могли побудить соседей позвонить в ОБХСС.

Бизнесмены из южных республик чувствовали себя более вольготно, чем столичные коллеги. К примеру, братья Лазишвили держали в Грузии цеха по производству трикотажных изделий. В республике они считались миллионерами, жили на широкую ногу, не скрывая своего богатства. От уголовного преследования их защищали связи в местном ЦК. Так продолжалось до тех пор, пока в начале 1970-х КГБ СССР не возглавил Юрий Андропов, а грузинский ЦК — Эдуард Шеварднадзе. Начались тотальные чистки партаппарата от людей, замешанных в коррупционных схемах. По некоторым оценкам, за пять лет правления Шеварднадзе в Грузии было арестовано более 30 000 человек, 40 000 государственных и партийных чиновников были отправлены в отставку. Братья Лазишвили получили длительные тюремные сроки. Аналогичные чистки прошли в Азербайджане и среднеазиатских республиках. «В те времена многие партийные лидеры с балконов попрыгали», — вспоминает Скороделов времена решительной борьбы с коррупцией.

Впрочем, борьба с коррупцией по-советски успеха не имела. В 1986 году директор государственного магазина рассказывал социологу Сергею Белановскому о том, что в советской торговле воруют все — от уборщицы до директора. Сотрудники ОБХСС закрывали на это глаза, получая от магазина по 500 рублей в месяц (официальная зарплата директора магазина — 100 рублей). «Работники ОБХСС боятся и поэтому берут, но [из-за усиления репрессий] с большой оглядкой, — рассказывал один из респондентов Белановского. — До этого они миллионерами были».

Давать деньги приходилось также пожарным, сотрудникам санэпидстанции, врачам, чтобы они провели медосмотр продавцов на месте. Большая часть подпольных цехов и фарцовщиков прекратила работу в конце 1980-х. После принятия закона о кооперации и постепенного открытия рынка для импортных товаров они стали не нужны.

Из интервью с бывшим минским фарцовщиком Геннадием Балабановичем:

— В 70-х я это все продавал, еще новенькими распечатывал, — рассказывает Геннадий. Самый примитивный и дешевый импортный магнитофон стоил 600 рублей. А могло доходить и до 2−3 тысяч. Автомобиль тогда стоил 7 тысяч. Поэтому при средней зарплате в стране 200 рублей такая аппаратура считалась серьезной покупкой. В то время на учебу в Беларусь приезжало большое количество студентов из Африки и Ближнего Востока. Как правило, многие из них были детьми состоятельных родителей. Транзитом с родины в Беларусь они закупались в Италии, Германии и Эмиратах и привозили к нам в запечатанных коробках фирменную аппаратуру: Теchnics, Sharp, JVС. Когда приезжали иностранные студенты, я ходил по общагам как на работу: нархоз, БИМСХ, политех. Брал технику из первых рук. У меня был поддельный студенческий билет лаборанта БПИ, и я мог свободно проходить через вахтеров. Когда шел в общагу, никогда не знал, что меня там ожидало. У меня были длинные волосы, я не был похож на студента. Всегда надевал капюшон и носил шапки. Несколько раз приходилось убегать через туалеты и выпрыгивать со второго этажа. Но оно того стоило. Геннадий работал мастером на камвольном комбинате с окладом 300 рублей. На фарцовке меньше 50 рублей он никогда не зарабатывал, хотя бывало и 100, реже 200. А с такими деньгами можно было месяц не работать. Геннадий вспоминает, что в те времена было много теневиков, которые не высовывались и работали на работе за 3 копейки для отвода глаз.

— Я ведь даже женскими трусами торговал. Тогда не было ажурных женских трусов. В магазинах продавались по виду как детские. Самые популярными были «Неделька» — 7 штук разноцветных. Я брал у иностранцев комплект за 5 рублей. Они были безразмерные, но красивые. Женщины за ними гонялись. Стоимость доходила до 100 рублей. Ползарплаты за трусы. И нормальной губной помады тоже не было. Мой друг привозил из Англии набор из 26 губных помадок. Я брал весь набор за 25 рублей и продавал одну штуку по 7−8, затем их в конечном итоге перепродавали по 10 рублей за штуку. Рубль вкладываешь — 10 получаешь. А еще скотч. Рулончик обычного скотча можно было продать за 100 рублей. У нас его не было, была синяя изолента. Я нагревал скотч с фирменных коробок, снимал, доставал магнитофон, слушал его, а когда находился покупатель, этим же скотчем заклеивал обратно. Считалось, если есть скотч на коробке — она новая. Скотч был на вес золота и подделать его было невозможно.

Некоторые цифры:

По подсчетам специалистов в 1979 году незаконное производство вина, пива и других спиртных напитков, а также спекулятивная перепродажа спиртных напитков, обеспечили доходы, равные 2,2% ВНП (валового национального продукта). Также в СССР процветал теневой рынок бензина, от 33 до 65% покупок бензина в городских районах страны индивидуальными владельцами автомобилей приходилось на бензин, продаваемый водителями государственных предприятий и организаций (бензин продавался по цене ниже государственной). В 1974 году на долю работы на частных и приусадебных участках приходилась уже почти треть всего рабочего времени в сельском хозяйстве. А это составляло почти 10% всего рабочего времени в экономике СССР. Примерно четверть продукции сельского хозяйства производилась на личных участках, значительная ее часть направлялась на колхозные рынки.

Источники:

"Теневики" http://www.forbes.ru/svoi-biznes/58497-teneviki

"Теневая экономика в СССР" http://www.km.ru/economics/2014/02/03/istoriya-sssr/731316-tenevaya-ekonomika-v-sssr-s-chego-vse-​nachalos

Минский фарцовщик о теневом рынке 80-х https://news.tut.by/kaleidoscope/465432.html

Ударники подпольного труда https://altyn73.livejournal.co...