9 февраля 2019-го исполнилось 35 лет со дня кончины Юрия Андропова.
Поскольку этот человек в те годы сыграл в моем становлении, и, стало быть, в моей судьбе немалую роль, я счёл долгом высказать ряд соображений касательно эпохи и ряда событий, вину в которых сегодня почему-то становится модным ему приписывать. С чем согласиться категорически не могу, рискуя навлечь на себя гнев друзей и даже родственников. И – тем не менее…
Историю позднего СССР нельзя понять из экономических и политических парадигм, привычных в современных условиях. Отталкиваться следует от того, что к середине 1970-х в СССР… был построен коммунизм. Иными словами - достигнута основная цель советского проекта.
Да, в СССР был реально построен коммунизм, поскольку в масштабах 1/6 мировой суши удалось (i) сформировать базовый уровень инфраструктуры (дороги, электрические сети, водопровод, канализация, газ и т.д.), (ii) бесплатно предоставить жильё абсолютному большинству населения и (iii) гарантированно обеспечивать основные жизненные потребности этого большинства – кров, тепло, коммунальные услуги, достаточный рацион питания, образование, медицину, пенсии. Тот стандарт, на котором советским государством соответствующие потребности удовлетворялись, значительно уступал тогдашним западным образцам, а сегодня может и вовсе считаться отстойным,- однако речь шла именно о минимуме, который гарантирует спокойную жизнь «с уверенностью в завтрашнем дне», как было принято говорить. Не требовалось волноваться, чем предстоит жить завтра, где брать деньги на оплату "коммуналки", отдых детей в Крыму или лечение какой-нибудь тяжелой болезни – все соответствующие возможности предоставлялись бесплатно или стоили копейки, которые вполне можно было отменить и их лишь символически сохраняли в качестве дисциплинирующего фактора, вроде уплаты смешного профсоюзного взноса.
Если бы в те годы волшебным образом перенёсся кто-нибудь их революционеров или комсомольцев 20-х, то он бы уверовал в правильность понесённых жертв – ведь это был идеальный общественный строй! Идеальный не в плане совершенства крошечной комнатёнки в «хрущобе» или немного лучшей брежневской «панели», а в том, что каждому человеку на протяжении всей жизни можно было не задумываться о крыше над головой и куске хлеба, вместо этого совершенствуясь в творчестве, занимаясь великими свершениями, науками и прочими замечательными вещами. Но как раз этого-то мы и не видели, а если и видели, то в большинстве случаев не знали, как вырваться из рутины и использовать во имя дальнейшего развития этот уникальный для мировой социальной истории фундамент «гарантированного бытия», добытый жертвами нескольких поколений.
Отсюда, вместо гордости за фактическое воплощение главной советской мечты и желания "двигаться вперёд", советские люди, в полной мере пользуясь достигнутым «гарантированным бытием», по-обломовски скучали, искали острых ощущений, увлечённо слушали иностранные радиоголоса и с каждым годом всё менее ценили собственную страну.
К началу 1980-х напряжённая, с полной самоотдачей работа прибрела черты анормальности – в СССР трудиться подобным образом перестали почти все. На заводах и в колхозах не более чем формально "выполняли план", совершенно не заботясь, что будет с их продукцией после того, как план зачтут (поэтому до 90% выращенных в СССР картофеля и овощей сгнивали на базах), в конторах и многочисленных НИИ рабочее время убивалось на чаепития и перекуры, технику и производственные фонды не берегли, ну а кто мог – подворовывали и воровали.
Если в рамках нынешнего коррупционного разграбления страны воруют по статусу и должности, при этом объем украденного исчисляется суммами со множеством нулей, то в те годы крали меньше, но зато в высшей степени массово. Широко известные сегодня коррупционные истории в московских верхах, на Кубани или в Узбекистане – лишь ничтожная капля в том море!
Вот лишь один пример. Годы 1981 и 1982 в моей семье пришлись на освоение садового участка – в хозяйственных магазинах и на лесоторговых базах было тогда шаром покати, зато ворота нашего садового товарищества в летние месяцы принципиально не закрывались: буквально каждые пять минут в них въезжал очередной ЗИЛ или КАМАЗ с предложением цемента, кирпича, бревен, шифера, дефицитнейшей обрезной доски, труб, тротуарной плитки и много чего иного – разумеется, украденных с государственных предприятий или у окрестных колхозов. Один раз подкатил грузовик с военными номерами и девственно пустым кузовом – на вопрос «Что же вы привезли?» ответ был: «Скажите, что надо!». У тех «партизан», помнится, мы заказали несколько бревен на обвязку – и они действительно спустя полчаса доставили отличный лес по какой-то совершенно смехотворной цене. Правда, радости от подобных удачных покупок было немного – все понимали, что страна идет вразнос и долго так не протянет.
Пили тогда много, чрезвычайно много, деревня спивалась на глазах, непросыхающие сорокалетние мужики выглядели на 70, в городской среде бесконечно костерили в анекдотах советскую власть… Или ещё: прицепят к электричке новенький, ещё пахнущий заводским лаком вагон – и буквально на следующий день видишь в нём порезанные сидения и разбитые окна… тогдашняя гопота с каким-то варварским остервенением крушила и гробила всё красивое и приличное.
Что ценой неимоверных усилий в СССР к тому времени был построен «базовый коммунизм», на фундамент которого следовало просто опереться и использовать, чтобы далее двигаться вперёд – это никого не интересовало и не воодушевляло, никто это не ценил. Иными словами, коммунизм не сработал – скорее всего, соответствующие ценности были созданы и переданы людям слишком рано, и их просто не научились использовать по назначению.
По моим ощущениям, главной тревогой тех, кого продолжала волновать судьба страны, были не проблемы с пресловутым дефицитом (почти всё можно было так или иначе достать), не со свободой мысли (книги Булгакова, Трифонова и даже Солженицына я спокойно доставал и читал, особо не таясь, просто когда ехал в метро или электричке, закрывал обложку газетой), а с отсутствием разумной и понятной модели будущего. Было совершенно неясно, как стране жить и развиваться после ожидаемого всеми ухода Брежнева. Очень много было опасений, что вернётся «тридцать седьмой год» - ибо других, от него отличных моделей приведения страны в порядок, тогда не существовало.
Не верьте нынешним стареющим либералам, когда они говорят, что мечтали в те годы о «свободном рынке». О чём-то вроде «западной демократии» по шведскому варианту, близкому к классическому социализму, действительно многие мечтали тогда. А вот о «свободном рынке» в современных нам сегодня формах - нет, нет и еще раз нет! Даже у сознательных противников советского строя имелось понимание, что вопиющее социальное неравенство, кризисы перепроизводства, биржевые спекуляции – всё это неправильно, всё это вчерашний день, нам нужно реформироваться по-другому. Зажиточное крестьянство, вольные фермеры, частные ресторанчики и магазины – вот, пожалуй, максимум реформ, на который тогда соглашались самые продвинутые либеральные умы.
Применять же простые «нэповские» решения для куда более серьёзной промышленной сферы, радикально что-то менять в чрезвычайно сложных механизмах балансировки продуктов и ресурсов – откровенно боялись. С эпохи индустриализации и до середины пятидесятых, когда число объектов промышленности оставалось сравнительно небольшим и все нюансы материальных потоков и расчетов между предприятиями конкретной отрасли в полной мере «помещались» в голове профильного сотрудника Госплана, советский промышленный механизм в условиях плановой экономики работал на отлично (вспомним хотя бы годы войны!). Затем, по мере того как «госплановские гении» уходили на пенсию, а подоспевшие им на замену первые компьютеры в условиях нарастающего объема информации и задач не могли осуществлять распределение ресурсов столь же грамотно и слаженно, система управления промышленностью становилась менее эффективной. А многочисленные предложения по ее реформированию, включая «косыгинскую реформу», в конечном итоге отвергались, поскольку допускали неизбежные сбои и потери, в то время как останавливаться и что-либо терять в советскую эпоху было категорически нельзя, ибо еще недавно за подобное ставили к стенке... Поэтому как именно следует поступать с промышленностью – не знал в те годы никто, и если сегодня вы случайно прочтёте, что «свободолюбивые экономисты тайно вели исследования и готовили оптимальные решения» - не верьте, это чушь. По промышленности не было решений ни оптимальных, ни неоптимальных – сплошная неизвестность, благодаря которой разве что докторские диссертации защищались быстро и относительно легко ("всё равно никто не понимал...").
Отсюда у Андропова, который где-то с середины семидесятых весьма многими воспринимался реальным сменщиком дряхлеющего Леонида Ильича, задача была не просто не из лёгких – она выглядела едва ли выполнимой вообще. Ибо требовалось не встряхнуть страну, но быстро и продуманно, без сбоев и падений перезапустить её экономический и социальный механизмы. А как перезапускать, на каких основаниях, в рамках каких теорий – этого толком никто не знал.
Было также известно - хотя, разумеется, не полагалось говорить о том вслух - что марксистская политэкономия устарела безнадежно, а марксистской теории хозяйства (марксистской Economics) не существует вовсе. Обращаться за знаниями к теориям буржуазным по понятным причинам считалось недопустимым, поэтому в начале 1970-х в недрах КГБ СССР, который благодаря усилиям Андропова понемногу становился ведущим мозговым центром страны, стали обращать внимание на достаточно мягкую и комплиментарную нам теорию конвергенции, впервые выдвинутую русским эмигрантом и основателем мировой социологии Питиримом Сорокиным и позже развитую Гелбрейтом, Ростоу и другими именитыми западными экономистами. Если говорить коротко, то суть теории конвергенции сводилась к тому, что в силу технической схожести государственной корпорации при социализме и постоянно укрупняющих частных корпораций западных экономик неизбежно их постепенное сближение и взаимообогащение.
На заре эпохи «разрядки», в 1972 году, Соединенные Штаты (при президентстве Никсона) и СССР учредили на территории нейтральной Австрии совместный научный центр, призванный вести работу в направлении той самой конвергенции – его название The International Institute for Applied Systems Analysis, он существует по сей день и является структурой Римского Клуба. Спустя четыре года по инициативе Андропова в Москве создается Институт системного анализа – создается как филиал австрийского проекта и Римского клуба соответственно.
Сегодня данный шаг воспринимается едва ли не как величайшая из диверсий, как мина замедленного действия под Советский Союз. Виданное ли дело – филиал масонского Римского Клуба возле станции метро «Профсоюзная»! Соучастие в разработке человеконавистнической теории «золотого миллиарда»! Хотя теория "золотого миллиарда" была совершенно не против бедных людей - она лишь обращала внимание, что не всякое повышение стандартов потребления идёт людям во благо, и занималась поиском решений, споосбных хотя бы как-то гармонизировать взаимоотношения успешных и по факту осталых стран.
Итак, Андропов санкционирует присоединение СССР к "передовой западной мысли", к самому Римскому клубу, о ужас! Только что, простите, следовало сделать взамен, откуда черпать актуальные знания и новые идеи? Собрать с дюжину престарелых начётчиков сусловской школы и поручить им написать Теорию Будущего? Или дать задание институту марксизма-ленинизма просветить рентгеном рукописи вождей пролетариата в поисках спасительной тайнописи? Сегодня, постфактум, легко рассуждать «об альтернативах», но ведь не было таковых в те годы! Даже у китайских товарищей не спросишь – там еще продолжалась "культурная революция" и здравствовал Мао Цзэдун.
Справедливости ради надо признать, что ни австрийский центр, ни Институт системного анализа не выполнили задач, которые Андропов предполагал с их помощью решить. И к 1983 году, когда Председатель КГБ СССР занял высший пост в стране, вменяемых концепций и оформленных планов реформирования советской экономики эти организации выложить на стол не смогли. Поддерживали научный обмен и стажировки, использовались в интересах разведки – но не более того.
Поэтому максимум, что сумел Андропов сделать в свой единственный год на высшем государственном посту – это завершил наиболее резонансные коррупционные дела (которые по меркам нынешним – так, фигня какая-то…), а также занялся «укреплением дисциплины» - преследованием «наслаждавшихся коммунизмом» в рабочее время граждан по магазинам, парикмахерским и баням. Однако даже эти косметические улучшения имели огромный и видимый для всех эффект – страна оздоровилась! Летом 1983-го ворованные стройматериалы по садовым кооперативам уже не возили на грузовиках с прицепами, наоборот, в подмосковных магазинах за многие годы впервые в достатке появились и цемент, и лес…
Если бы судьба подарила Андропову еще несколько лет во главе СССР – думаю, была бы проведена реформа по превращению союзных министерств в госкорпорации с последующим постепенным расширением сферы рыночного обмена, с определённого момента более неподвластной Госплану и Госснабу. Ну а далее, на более отдаленных этапах, взяли бы старт кооперативы, фермеры и прочий малый бизнес.
Идеи подобного рода в те годы действительно активно обсуждались и развивались, и даже теперь непросто найти в них изъян. Ведь единственное советское министерство, уцелевшее в качестве неделимой и эффективной корпорации,– это нынешний «Газпром», организация во всех отношениях более чем успешная. Правда, насколько я помню, заработная плата руководителей корпораций советских планировалась на уровне всего каких-то 5-10 тысяч долларов в месяц – что в те годы сулило колоссальнейшую мотивацию, хотя сегодня для рулевых отечественного бизнеса подобные суммы даже деньгами не принято считать!
Часто Андропову ставят в вину «сотворение коллективного Чубайса» - группы молодых либеральных экономистов в Ленинграде, из которой в начале 1990-х вышла большая часть «младореформаторов». Однако его вины в этом нет. Данная неформальная группа, находившаяся под присмотром УКГБ по Ленинграду и Ленобласти (я описал личный контакт с её представителями в своей повести "Плохое время для любви"), в полной мере была сформирована уже после смерти Андропова – правда, курировал ее небезызвестный Олег Калугин, в те годы второй или третий человек в ленинградской чекистской иерархии. Назначение Калугина в Ленинград осуществил, разумеется, Председатель КГБ СССР Андропов в 1980-м, если не ошибаюсь, году, но из этого совершенно не следует, что он и каким-то образом запрограммировал взращивание спустя десять лет недоброй славы либерального клана. Чубайсу тогда едва исполнилось 25, товарищ в свободное время подрабатывал фарцовкой, так что мог ли Андропов вообще различать из своего кабинета подобную мелюзгу?
Другое дело – Калугин. Создавая под прикрытием «конторы» данную неформальную группу, тот совершенно однозначно пытался копировать деятельность шефа по его московско-австрийским научным структурам. А то, что по прошествии ряда лет провинциальные экономисты в одночасье стали властителями умов и большей части отечественных денег – заслуга не столько его, сколько Анатолия Собчака, и это, как говорится, уже совсем другая история.
Еще Андропову любят ставить в вину… смерть руководителя советской Белоруссии Петра Машерова. Что Машерова вот-вот должны были перевести в Москву едва ли не в качестве преемника Брежнева, и чтобы этого не допустить, КГБ-де организовал автокатастрофу 4 октября 1980 года…
Глупости это. Шансы на высший государственной пост в Советском Союзе давал только статус члена Политбюро ЦК КПСС. Если слухи верны, то членом Политбюро Машеров мог стать на октябрьском Пленуме ЦК в 1980 году, одновременно с Горбачевым. При этом «высиживать» в Политбюро предстояло не менее 5-7 лет, то есть значительно более, чем кремлёвские медики в 1980-м давали жизни Брежневу – не будем забывать, что Леонид Ильич был фронтовиком с тяжелейшей контузией и травмой сосудов мозга, отнюдь не способствующих долголетию. То есть в лучшем случае Машеров мог попасть в «дальний резерв», чьё время должно было наступить уже после Андропова как очевидного брежневского преемника. Поэтому планам Андропова Машеров нисколько не мог угрожать.
Могли ли Машерова устранить, чтобы в октябре 1980-го гарантировать избрание в Политбюро именно Горбачёва? Исключено. К тому времени аппаратный статус Горбачева был значительно выше машеровского – он являлся секретарем союзного ЦК, в то время как Машеров всего лишь возглавлял республиканскую парторганизацию. Да и то, что молодой и деловитый Горбачев считался брежневским фаворитом – тоже не секрет. Уж скорее Андропову следовало за Горбачевым следить, протяни Брежнев ещё несколько годов на посту…
И если уж вспоминать – то настойчивые слухи о «вине КГБ» в гибели Машерова поползли сразу же после трагедии 4 октября 1980 года. Я сам, памятуя о них, до недавнего времени представлял себе дело таким образом, что злосчастный грузовик-убийца вырвался на перекресток со второстепенной дороги – ведь именно так все шепотом объясняли тогда, и такой внезапный выезд на перекресток, не будем греха таить, вполне соотносился бы с практикой спецслужб. Однако в реальности два роковых грузовика двигались по главной дороге, откуда и произошел выезд на встречку! Кому были выгодны слухи о грузовике с перекрестка – уж не противникам ли Андропова, тоже нацелившимся на освобождающийся трон?
Ну а программирование столкновения на встречке, на совместной скорости в 200 км/час (120 км/ч у машеровской «Чайки» и 80 км/ч у грузовика), тем более в эпоху, когда не было массовых устройств для мобильной связи – нонсенс и полная невозможность. Зато лихой разгон до 80 км/ч грузовичка с картошкой, привыкшего пробираться, в основном, по буеракам и бездорожью, прежде невероятный по степени водительского азарта разгон по первому отечественному автобану, только что отстроенному к Олимпиаде-80, где лежал не по-советски ровный асфальт и субботним вечером практически не встречалось машин – вот, увы, главная реальность и главное объяснение.
Такого рода трагедии, во множестве уносившие жизни людей, способных изменить судьбу Советского Союза, равно как и трагедии, которые подобно Чернобылю или Спитаку парализовывали и надламывали нашу волю, в те годы почему-то происходили практически непрерывно. Словно какая-то чёрная сила надвигалась на Союз – то ли расплатой за не самую безоблачную прежнюю историю, то ли волею каких-то надчеловеческих, демонических сил, грядущему всевластию которых наша страна начинала всерьез угрожать.
И очень похоже, что именно подобный трагический удар судьбы не позволил Юрию Владимировичу Андропову продержатся во главе страны еще хотя бы несколько лет – ведь болезнью почек он страдал с молодости, а кремлевская медицина располагала всеми возможностями поддерживать генсека в работоспособном состоянии. Однако в конце 1983 - начале 1984 гг случилась эпидемия особо тяжёлого гриппа – произошёл возврат вируса, породившего страшную «испанку» 1918 года, в немного более легкой форме повторившуюся в 1968-м... И ослабленный многочисленными недугами организм генсека попросту не выдержал этого внезапного удара.
Андропов прожил всего 69 лет - больше, чем Ленин (53), но значительно меньше Сталина (74), Хрущева (77) и Брежнева (75). Не случись того, что случилось,- он вполне мог оставаться во главе Советского Союза до начала девяностых.
Так что именно "испанка 1984 года", возможно, распорядилась судьбой СССР – что для человеческой истории, в которой одна лишь чума 1346 года убила и растоптала всё без остатка тысячелетнее европейское Средневековье, не такая уж редкость. Особенно учитывая, каким кровавым и трудным выдался последующий европейский век...
Поэтому остаётся надеяться, что наступившая новая эра окажется для России хотя бы немного более милостивой.
Ну а генсека Юрия Андропова, чья звезда столь ярко взошла и столь же быстро погасла на самом гребне перелома эпох, просто будем помнить. Он был умным и глубоко порядочным человеком, в меру своих сил боровшимся со злом.
И потому зло к нему не пристанет.
