Несмотря на то, что война с Оттоманской Портой была событием прогнозируемым и давно ожидаемым, ее начало для Екатерины II оказалось неожиданным. Во всяком случае, к августу 1787 года четкого плана ведения боевых действий (в отличие от противника) не было.




Турки на первом этапе планировали высадиться в Крыму и очистить его от русских войск. Обязательным условием кампании была ликвидация флотилии в Днепро-Бугском лимане и уничтожение Херсона как главной на тот момент судостроительной верфи, принадлежавшей России на Черном море. Далее планировалось осуществить вторжение вглубь империи, разумеется, при благоприятных обстоятельствах, в возникновении которых в Стамбуле не очень сомневались. От западных партнеров была получена финансовая помощь для предотвращения «русской военной угрозы», турецкий флот имел достаточно боевых кораблей, часть из которых была построена по любезно предоставленным французским чертежам. Крепости, в частности Измаил, были за предшествующие годы основательно укреплены, опять же при самой тесной помощи инженеров, присланных Его Величеством королем Франции.





Незадолго до перехода эскалации с Османской империей в открытую фазу адмирал Самуил Карлович Грейг предлагал повторить успех первой Архипелагской экспедиции и вновь отправить на Средиземное море большую эскадру и не менее десяти тысяч войск для высадки десантов. Беря во внимание сильные антитурецкие настроения в Греции, поддерживаемые кроме того в нужном градусе многочисленными русскими консульствами, можно было рассчитывать на широкую поддержку местного населения. И она бы выражалась не только в словах и радостных возгласах – вооруженные ополченцы могли в некоторой степени усилить русские экспедиционные силы.

Грейг предлагал не ограничиваться мелкими диверсиями с захватом отдельных крепостей и населенных пунктов, а нанести удар непосредственно по Стамбулу: высадиться и захватить вражескую столицу. При решительных действиях, не теряя темпа, Грейг рассчитывал успешно прорваться через Дарданеллы и атаковать фактически сердце Османской империи. Против планов Грейга настойчиво выступал Григорий Александрович Потемкин. Вернее, он не то чтобы был совсем против послать флот в Средиземное море – князь считал, что Архипелагскую экспедицию следует провести в облегченном виде, то есть без десантного корпуса.

Вполне вероятно, что князь более рассчитывал на успех созданного при его активном участии Черноморского флота, а средиземноморской эскадре при этом отводилась вспомогательная роль: оттягивать на себя силы турок и нарушать вражеские коммуникации с Египтом, основным поставщиком продовольствия в центральные районы Османской империи. В итоге, после длительных обсуждений и согласований, было решено всё же послать в Средиземное море большую эскадру в составе 17 линейных кораблей, 8 фрегатов и большого количества транспортных и вспомогательных судов.

На них предстояло перебросить на Средиземноморье не только десантный корпус в 10–12 тысяч человек, но и большое количество оружия. Заготовленное вооружение и снаряжение позволяло на месте вооружить из местного, в первую очередь греческого, населения 6 тыс. пехотинцев, тысячу драгун и 2 тысячи конницы. Кроме того, Грейгу предполагалось выделить значительные финансовые суммы для обеспечения войск всем необходимым.

Можно предположить, что Екатерина II для операций против турок в бассейне Средиземного моря планировала создать небольшую, но достаточно хорошо вооруженную армию, чье присутствие и действия могли иметь широкие последствия. Часть русских войск должна была быть перевезена морем непосредственно с Балтики, а другая под командованием генерал-поручика Заборовского – совершить пеший марш до Италии.

14 марта 1788 г. последовал официальный указ о назначении Самуила Карловича Грейга командующим всеми русскими силами в бассейне Средиземного моря. 5 июня 1788 года авангард Архипелагской эскадры покинул Кронштадт и взял курс на Копенгаген.

Однако неблагоприятные обстоятельства большой политики внесли свои существенные поправки в замыслы Екатерины II и ее окружения. Подстрекаемая западными партнерами-доброжелателями и неуемной страстью к великим свершениям собственного короля, войну России объявила Швеция. Экспедиция Грейга была отменена в самом начале ее осуществления. Корабли, подготовленные для отправки на Средиземное море, разумеется, были задействованы в начавшихся боевых действиях на Балтике.

Как знать, в каком ключе развивался бы ход русско-турецкой войны в случае успешных операций традиционно инициативного и полного идей Самуила Карловича Грейга в случае беспрепятственной отправки его эскадры к первоначальному месту назначения. Возможно, при благоприятных обстоятельствах и разумном количестве инструкций и пожеланий Грейгу удалось бы не только перерезать турецкие линии снабжения с Египтом, но и, вполне вероятно, при широкой поддержке вооруженного местного населения взять под свой контроль обширные территории Балкан, в первую очередь Греции. Однако до практического осуществления основных положений «греческого проекта» было еще очень далеко.

Союзники

Войну Османской империи Австрия не торопясь объявила только в январе 1788 года, когда ее союзница Россия вела боевые действия уже целых полгода. Иосиф II также был не готов к войне, к которой готовился, однако был полон желания выполнить в меру собственных сил союзнический долг перед Екатериной II. Канцлер Венцель Кауниц, несмотря на самый искренний зубовный скрежет, был вынужден согласиться со своим императором. Кауниц выступал не только против греческого проекта, но и был не согласен с идеями о разделении Османской империи. Его, талантливого дипломата, куда больше волновали вопросы, связанные с агонизирующей Речью Посполитой и обузданием военных амбиций Пруссии.

Но Иосиф II целеустремленно смотрел на Балканы, обязуясь с началом боевых действий выставить контингент общей численностью не менее 250 тыс. человек. Однако одних обязательств казалось мало. Вступление Австрии в войну поначалу мало помогало русскому командованию – ее армия была распылена по обширной территории, выполняя функцию прикрытия границ и поддержания порядка в неспокойных регионах. Вдобавок в 1788 году в стране началась эпидемия, от которой страдало не только население, но и вооруженные силы.

То, что оказалось под рукой, было сведено в Галицийский корпус под командованием принца Фридриха Саксен-Кобургского численностью 26 тыс. человек. Этот контингент предназначался для овладения турецкой крепостью Хотин и поддержания связи с союзными русскими войсками. Свою главную армию Иосиф II начал собирать для похода на Балканы в районе Белграда. Этот город вновь стал турецким согласно мирному договору 1739 г., и теперь австрийцы вновь желали вернуть его под свой контроль. Формирование армии шло медленными темпами – контингенты подтягивались со всех концов империи, зачастую за многие сотни километров.




Традиционно войска Габсбургов отличались большим многообразием: тут были немцы, венгры, сербы, хорваты, выходцы из Трансильвании и Ломбардии. Сам Иосиф II со своей свитой также находился в лагере. Австрийскую армию в процессе подготовки наступления преследовали неудачи. Из-за болотистой местности и неудовлетворительной санитарной обстановки в войсках вспыхнула эпидемия, унесшая жизни многих тысяч солдат. В конце концов, все военные приготовления по-своему стремящегося выполнить союзнический долг Иосифа II закончились катастрофой.

К сентябрю 1788 г. австрийское командование приняло решение выступать по направлению к Белграду. Многонациональная армия откровенно маялась от безделья и еще больше от болезней, вызванных неудачно расположенным лагерем. 17 сентября 1788 г. отряду гусар было приказано форсировать реку Тимиш и произвести разведку. Однако вместо турок разведчики обнаружили там цыганский табор. Предприимчивые цыгане предложили бравым гусарам приобрести у них бодрящие напитки за умеренную плату, что и было немедленно сделано. Вскоре гусары стали еще более бравыми и, когда в усиление к ним подошел переправившийся пехотный батальон, пребывали в наивысшей степени воинственности.

Пехотинцы потребовали поделиться с ними бодрящей жидкостью, однако встретили категорический отказ. Вскоре между двумя подразделениями завязалась перебранка, быстро переросшая в драку, а после и в перестрелку. Толпа пострадавших в конфликте солдат ринулась обратно в лагерь, очевидно, за подмогой. В темноте австрийцы почему-то предположили, что к их лагерю приближаются турки. В поспешно просыпающемся лагере началась суматоха, имевшая все признаки зарождающейся паники. В наступившем хаосе из загона вырвались кавалерийские лошади, начавшие метаться между палатками. Дисциплина рухнула – австрийские солдаты были уверены, что в бивуак ворвалась вражеская конница.




Какой-то инициативный генерал отдал приказ нескольким пушкам открыть огонь, что внесло еще большую сумятицу. Проснувшийся Иосиф II в полной уверенности, что начался бой, попытался взять неуправляемую ситуацию под контроль. Из этого ничего не вышло – толпа обезумевших солдат сбросила императора с лошади, а сам он едва остался жив. Его адъютант погиб в давке.

Австрийская армия побежала, бросая оружие, обоз и пушки. Иосифу II c трудом удалось спастись. Еще совсем недавно многочисленное воинство оказалось неорганизованной бегущей толпой. Лагерь был брошен, огромное количество солдат дезертировало. Спустя два дня к разоренному австрийскому бивуаку действительно подошли турецкие войска, которыми командовал Коджа Юсуф-паша. Удивленные турки увидели горы трофеев и тысячи трупов своих противников. Тут же лежало множество солдат, раненных в давке, сумятице и перестрелке.

Коджа Юсуф-Паша не имел информации, почему австрийцы оказали ему любезную услугу, нанеся себе столь впечатляющий урон, и на всякий случай доложил в Стамбул о блестящей победе. Побоище, которое началось из-за оспаривания права послужить Бахусу, получило впоследствии название битвы при Карансебеше и обошлось армии Габсбургов в 10 тыс. погибших. Турки не брали пленных, а обезглавливали их.

Кампания 1788 года на Балканах была сокрушительно проиграна. Требовались время и усилия, чтобы полностью дезорганизованную и изрядно поредевшую толпу беглецов вновь превратить в боеспособное воинство. В довершение достигнутых «успехов» принц Саксен-Кобургский в том же году не смог взять Хотин. Впоследствии только его армия, действуя совместно с русскими войсками, смогла добиться в этой войне каких-то результатов. На Балканах их достижения отличались неторопливой скромностью, а после смерти Иосифа II в феврале 1790 года новый император Леопольд II начал проявлять подчеркнутое стремление к диалогу с турками.

Реалии




Война с Турцией началась в неблагоприятной для России внешнеполитической обстановке. Англия в лице Уильяма Питта Младшего стремилась четко придерживаться стратегии «равновесия». Равновесие в его островном понимании подразумевало не только поддержку «слабых стран»: Швеции, Османской империи и Речи Посполитой – и защиту их от русской экспансии, но и всемерное препятствование созданию крупных военных союзов, существование которых могло угрожать спокойствию просвещенных мореплавателей. Вышеупомянутые угрозы следовало нейтрализовать либо снизить за счет формирования собственных военно-политических блоков, где Англии была бы уготована скромная неофициальная доминирующая роль.

В начале 1788 года, когда «слабая» Османская империя, по-видимому, для защиты от русской экспансии, уже воевала с Россией, а другая страна, тоже «слабая», Швеция готовилась войну объявить, Англией был создан союз с Голландией и Пруссией. Соответствующие документы были подписаны в апреле и июне 1788 года. Формула, частично отработанная еще в годы Семилетней войны, должна была, по мнению Лондона, сохранить мир в Европе и защитить малые и слабые государства от российской и, в меньшей степени, от австрийской агрессии. Суть формулы сводилась к следующему: финансы Нидерландов, помноженные на финансы и флот Великобритании, подкрепленные мощной прусской армией.

Просочившиеся слухи о заключении альянса между Россией и Австрией и обсуждаемая этими странами тема о фактическом разделе Османской империи взбодрили многие головы и в английском парламенте, и в иных высоких кабинетах. Рост английской экономики, увеличение производства товаров неумолимо поднимали значимость колоний, в первую очередь Индии, как источника качественного и дешевого сырья. Любые попытки усиления России на Балканах и Ближнем Востоке рассматривались британцами как угроза их колониальным владениям.

Нарастание напряженности происходило также и в Персии, где начали сталкиваться интересы русских и английских купцов. Разумеется, осуществление в любом виде «греческого проекта», укрепление России в восточном Средиземноморье совершенно не входило в перечень желаний просвещенных мореплавателей. С началом войны с Турцией, а после и со Швецией, на дипломатическом фронте шла непрекращающаяся борьба.

Посланники британского и прусского дворов в Стамбуле, господа Энсли и Диц еще до начала русско-турецкой войны регулярно проводили великому визирю соответствующие внушения о пользе эскалации с Россией и о получении, в случае чего, помощи от этих держав. Подобные маневры весной 1787 года вызвали дипломатический скандал. Британскому послу в Петербурге был официально заявлен протест и требование разобраться с поведением Энсли в Стамбуле. Русский протест был попросту проигнорирован, и подстрекательство к войне со стороны английских дипломатов продолжилось.

Понятно, что просвещенные мореплаватели не ограничились старательной дрессировкой турецкого бульдога под ковром. В 1788 г. английское правительство ввиду готовящегося похода русского флота в Средиземное море запретило фрахтовать свои транспортные корабли, продавать провиант, вербовать матросов и офицеров на русскую службу. Вместе с тем британские корабли широко использовались для перевозки грузов военного назначения в интересах турецкой армии, что опять вызвало протест со стороны Петербурга. Как и ранее, он был попросту проигнорирован с самым невинным видом.

Не менее враждебно английская дипломатия действовала и на севере. Швеция, объявив России войну, не только сорвала Архипелагскую экспедицию, но и создала угрозу непосредственно Петербургу. Короля Густава III не только не отговорили от военной авантюры, но и всячески подстрекали его, общая помощь. На формально союзную русским Данию оказывалось сильнейшее давление. Британский посланник в Копенгагене Хью Эллиот прямо угрожал Дании войной в случае вступления ее войск на шведскую территорию и требовал прекращения боевых действий. Угрозы Пруссии оккупировать Голштинию в случае непонимания Данией всей серьезности положения довершили дело. Дания была вынуждена подписать со Швецией перемирие.

Уильям Питт вместе с подельниками вошел во вкус. В середине 1790 г., когда Россия еще воевала с Турцией и Швецией, а Франция уже погружалась в пучину революционного хаоса, в Рейхенбахе была созвана конференция, в которой с одной стороны участвовали союзные Англия, Пруссия и Голландия, а с другой – Австрия. Правильно сыграв, союзникам удалось склонить Леопольда II к подписанию сепаратного мира с Османской империей, к чему он, впрочем, и сам тяготел, – к возвращению довоенного статус-кво и обязательству впредь не оказывать России никакой военной помощи.

Укрепив свои внешнеполитические позиции, англичане еще более осмелели. Во второй половине 1790 г. они стали требовать от России заключения мира с Турцией и Швецией с возвратом всех занятых территорий (к этому моменту ряд турецких владений, в первую очередь Очаков, находились под русским контролем). Не ограничиваясь столь резко возросшими требованиями, в Лондоне стали всерьез рассматривать проект создания европейскими государствами некоего подобия федерации из независимых членов во главе с Англией. Это, по мнению британского посла в Берлине и доверенного помощника Питта Джозефа Уитворта, навсегда бы закрыло дорогу «русскому великану» в Европу. Однако начавшиеся вскоре проблемы с Францией похоронили этот проект до лучших времен.

А пока что англичане вовсю маневрировали в перипетиях русско-турецкой войны, стремясь, с одной стороны, принудить Россию заключить мир с соблюдением статус-кво, а с другой – оказывать давление на Порту, которая после череды сокрушительных поражений, желала поскорее завершить боевые действия. Османская империя начала мирные переговоры с Петербургом уже в 1790 году, но велись они чрезвычайно медленно и малоуспешно – турецкая сторона требовала уступок, ничего не предлагая взамен.

В начале 1791 г. Англия и Пруссия решили уже всерьез воевать с Россией. Предполагалось выдвинуть Екатерине II ультиматум, а в случае его неудовлетворения начать боевые действия. Началось вооружение английского флота, Уильям Питт обратился в парламент с просьбой о выделении кредитов. Однако далеко не вся британская верхушка жаждала воевать. Партия вигов, широко представленная торгово-промышленной буржуазией, выступила категорически против воинственных призывов Питта. Эта категория подданных Его Величества была крайне заинтересована в сохранении торговых отношений с Россией, поскольку оттуда получала недорогое сырье для своих производств.



И война не случилась. Питт поостыл, затем выровнял дыхание и Берлин. Османская империя, оставленная фактически один на один с не потерявшим боевого задора медведем, перекусившим к тому же Измаилом, была вынуждена заключить Ясский мирный договор. Разумеется, в таких очень сложных политических условиях, фактически преданная Австрией и противостоящая почти половине Европы, Россия не могла осуществить никакого «греческого проекта». Да и не особо к этому стремилась – война с Портой началась в весьма неудобное для Петербурга время, когда Черноморский флот еще не был полностью отстроен, не были возведены многие крепости, города и верфи на юге империи.




В противостоянии с западными «партнерами» русская дипломатия продемонстрировала с одной стороны гибкость, а с другой – твердость своих позиций. Да, союз с Австрией оказался явлением малополезным, а с Данией – фактически бесполезным. Однако все попытки Англии сколотить против России коалицию и пойти на нее войной окончились провалом. Черноморские проливы оставались под контролем Османской империи, и вопрос об их доступности для русских кораблей был открыт, несмотря на все договоренности с турками. Хорошо было известно, как быстро в Стамбуле может измениться настроение.

Греческий проект так и остался проектом – для его реализации требовалась иная расстановка сил и другая политическая ситуация. Назвать же своего внука именем последнего византийского императора и научить его греческому языку – этого было явно недостаточно, чтобы сделать великого князя Константина Императором Константином. В последующие годы Екатерина II не возвращалась к греческому проекту.

Однако стремление овладеть Черноморскими проливами не пропало у русской императрицы. Внимание всей Европы было сосредоточено на Франции, объятой революцией, раздавались полные праведного гнева призывы спасти короля Людовика XVI от расправы и заодно поправить свое материальное и, возможно, территориальное положение. Екатерина II на словах и совсем немного на деле поддерживала подобные стремления, а сама планировала совершенно другое предприятие. Своему секретарю Александру Васильевичу Храповицкому она говорила, что хорошо бы втянуть Пруссию и Австрию поглубже во французские дела, чтобы иметь свободные руки.

Именно для этих «рук» в Херсоне и Николаеве началось интенсивное строительство флота, в том числе большого количества канонерских лодок. С Балтики на Черное море был переведен большой контингент матросов и офицеров. В 1792 г., когда прусские и австрийские батальоны маршировали по дорогам Франции, главнокомандующим войсками на Юге России совершенно не случайно был назначен Александр Васильевич Суворов. Однако в 1793 году началось восстание в Польше, и все военные приготовления к захвату проливов и Стамбула были свернуты. Потом скончалась и сама императрица, а у ее наследника Павла Петровича были совершенно иные взгляды на ряд внешнеполитических проблем.