Юбилей Великой Октябрьской социалистической революции (а для кого-то осуществленный наймитами германского Генштаба переворот) со всей очевидностью продемонстрировал так и не преодоленный в обществе раскол на красных и белых.

Масла в огонь подливает фигура Троцкого, коей посвящен целый сериал на центральном канале. В этой связи стоит поговорить о роли личности в истории. Взять того же Троцкого или Ленина, Буденного, Ворошилова, Думенко, Киквидзе, Миронова. Этих очень разных людей объединяет общая черта: за ними готовы были идти и за них умирать. Они обладали способностью зажечь сердца верой в правоту своего дела. Бесспорно, названные большевистские военачальники и политики обладали харизмой, помноженной – в случае с Лениным и Троцким – на беспощадность к врагам. И это привело красных к победе.


В последние десятилетия много пишут о деятелях Белого движения, переиздают их мемуары, дневники. Историки, анализируя причины поражения сил контрреволюции, обращают внимание на многие факторы: военные, политические, экономические. Однако на мой взгляд, одна из ключевых причин поражения Белого движения кроется в факторе вождя. С апреля 1918-го по апрель 1920 года объединенные силы контрреволюции на юге России возглавлял генерал-лейтенант Антон Деникин. Он оказался наиболее успешным белогвардейским полководцем, сумевшим довести свои армии почти до Москвы.

Герой, но не лидер

Очевидцы вспоминали: ни в Русско-японскую, ни в Первую мировую, ни в Гражданскую войну пулям Деникин не кланялся, за чужие спины не прятался, в дни новороссийской трагедии в марте 1920-го на отплывающий в Крым корабль, как и подобает главнокомандующему, вошел последним. В годы Второй мировой жил в нищете, но отказался сотрудничать с немцами, умер убежденным противником большевиков в ситуации, когда многие эмигранты, впечатленные успехами Красной армии, готовы были принять советскую власть.

Казалось бы, непреклонный к врагам, аскетичный в быту, храбрый и честный генерал, не изменивший убеждений под ударами судьбы, – личность харизматическая. Его даже одно время, когда белые достигли на юге России значительных военных успехов, называли «царем Антоном». Но был ли Деникин «царем» в глазах ближайших соратников или хотя бы нижних чинов?

Антона Ивановича публично критиковали подчиненные генералы, скажем, Петр Врангель, допускали к нему обращение в грубой форме (Михаил Дроздовский), не исполняли в полной мере его оперативных распоряжений (командарм донцов Владимир Сидорин).

Деникин не был способен поддерживать веру в себя у подавляющего большинства офицеров, среди части которых пользовался популярностью Врангель, оставивший любопытную характеристику главнокомандующего: «По мере того как я присматривался к генералу Деникину, облик его все более для меня выяснялся. Один из наиболее выдающихся наших генералов, недюжинных способностей, обладавший обширными военными знаниями и большим боевым опытом, он в течение Великой войны заслуженно выдвинулся среди военачальников. Впоследствии в роли начальника штаба Верховного главнокомандующего в начале смуты он честно и мужественно пытался остановить развал в армии, сплотить… все русское офицерство. Он отлично владел словом, речь его была сильна и образна. В то же время, говоря с войсками, он не умел овладевать сердцами людей. Самим внешним обликом своим… он напоминал среднего обывателя. У него не было всего того, что действует на толпу, зажигает сердца и овладевает душами. Пробившись сквозь армейскую толщу исключительно благодаря знаниям и труду, он выработал свой собственный и определенный взгляд на условия и явления жизни, твердо и определенно этого взгляда держался, исключая все то, что, как казалось ему, находится вне этих непререкаемых для него истин.

Сын армейского офицера, сам большую часть своей службы проведший в армии, он, оказавшись на ее верхах, сохранил многие характерные черты своей среды – провинциальной, мелкобуржуазной, с либеральным оттенком. От этой среды оставались у него бессознательное предубежденное отношение к «аристократии», «двору», «гвардии», болезненно развитая щепетильность, невольное стремление оградить свое достоинство от призрачных посягательств.

Судьба неожиданно свалила на его плечи огромную, чуждую ему государственную работу, бросила его в самый водоворот политических интриг. В этой чуждой ему работе он, видимо, терялся, боясь ошибиться, не доверял никому и в то же время не находил в самом себе достаточных сил твердой и уверенной рукой вести по бурному политическому морю государственный корабль».

В данном случае важно наблюдение Врангеля о неспособности Деникина зажигать сердца и овладевать душами, что мастерски умел делать сам барон, – почитаем приказы, вышедшие в годы Гражданской войны из-под пера двух достойных военачальников.

Именно Врангель (и не только он) метко заметил: Деникину не хватало того, что сегодня назвали бы антуражем и чем обладал сам барон, имевший в отличие от Антона Ивановича эффектный внешний вид. Он был высокого роста, худой, поджарый, с зычным голосом. И если облик Врангеля нес на себе печать харизмы и являл образ подлинного вождя, способного подчинять своей воле окружающих, то внешность Деникина, напротив, не содержала ничего героического.

В этом смысле многие большевистские лидеры также отличались импозантностью и умением овладевать толпой. Троцкий превращал свои выступления в настоящие драматические спектакли, надолго запоминавшиеся солдатам. Как правило, «Лев революции» опаздывал – надо полагать, сознательно – к назначенному сроку своего появления на сцене. Когда беспокойство, вызванное отсутствием оратора, накапливалось до предела, он в черной кожаной шинели врывался на сцену и быстрыми шагами подходил к краю ее, резким движением обеих рук распахивал шинель и на мгновение замирал. Все сидящие в зале видели красную подкладку шинели, фигуру человека в черной кожаной одежде, выброшенный вперед клок бороды и сверкающие стекла пенсне. Гром аплодисментов и крики приветствий были ответом на эту мизансцену.

Чтобы оживить интерес к своей речи, Троцкий мог неожиданно вывести из рядов солдата и, обратившись к нему, заявить – цитирую историка Юрия Емельянова: «Брат! Я такой же, как ты. Нам с тобой нужна свобода – тебе и мне. Ее дали нам большевики (показывает рукой в сторону красных позиций). А оттуда (резкий выброс руки в сторону противника) сегодня могут прийти белые офицеры и помещики, чтобы нас с тобой вновь превратить в рабов!».

Невозможно представить, чтобы подобным образом себя вел Деникин, вообще не любивший «пышную фразу». Иной раз его неумение говорить с войсками, в первую очередь с рядовыми, зажечь их сердца приводило к военным неудачам. Поручик Сергей Мамонтов так описывает выступление главнокомандующего накануне кавалерийского сражения под Егорлыкской, во многом решившего исход кампании весной 1920 года: «Прилетел на самолете генерал Деникин и обратился к нам с речью. Но был ветер и плохо слышно. Кроме того, он говорил долго и вскоре это стало утомительно и скучно. Тут нужен был бы Врангель, в черкеске, на чудном коне, осадивший коня и кинувший несколько слов. Это могло бы зажечь казаков. А не сутулая пешая фигура Деникина и длинная малопонятная речь».

Антон Иванович не стал харизматическим лидером даже для узкого круга военных и политиков, каковым был генерал от инфантерии Лавр Корнилов, а позже в более широком масштабе армии – Врангель. При этом у белых вообще не оказалось общероссийского вождя или трибуна, подобного Ленину и Троцкому.

В сознании рядовых бойцов и просто обывателей харизматическая личность мифологизируется. Так было с Троцким, которого именовали красным Бонапартом и о котором американский исследователь Ричард Пайпс писал, что он «есть отчаянный сын тамбовского губернатора и вступился, хоть и другого звания, за рабочий класс».

О Деникине мифов не слагали. Само его назначение командующим Добровольческой армией после гибели Корнилова в апреле 1918-го состоялось ввиду того, что он имел поддержку в узком кругу военных: генералов Маркова, Алексеева, Лукомского, Романовского. Все они относились к нему с уважением, но отнюдь не преклонялись перед ним и не отмечали в нем качеств, присущих вождю. В обстоятельствах, когда Деникин возглавил армию, необходим был человек, способный вывести ее из-под удара, а не повести за собой в бой. С поставленной задачей Антон Иванович справился блестяще, и скорее всего если бы не он, Белое движение на юге России оказалось бы разгромлено уже весной 1918-го.

Не мог и не хотел

Генерал-лейтенант Петр Махров, оставивший интереснейшие психологические портреты наиболее известных белогвардейских военачальников, размышляя об отношении к Деникину в армии, писал, что если молодежь с восторгом относилась к Врангелю, то опытные офицеры с надеждой смотрели на Деникина. По мнению дежурного генерала штаба главнокомандующего генерал-майора Сергея Трухачева и его помощника генерал-майора Николая Эрна, Антон Иванович был единственным, кто понимал создавшуюся обстановку и подходил к вопросам о военных операциях с точки зрения не только стратегической, но и государственной, политической.

Важно отметить, что харизматическая личность не может находиться под чьим-либо влиянием. Близко наблюдавший Деникина протопресвитер Добровольческой армии Георгий Шавельский вспоминал: «Наибольшим влиянием на ген. Деникина пользовался начальник штаба ген. И. П. Романовский, в свою очередь очень прислушивавшийся к «кадетам», среди которых первую роль играли Н. И. Астров и М. М. Федотов (фигуры, напрочь лишенные качеств вождей. – И. Х.). Драгомиров и Лукомский боялись влияния на Романовского «кадетов» и не одобряли влияния последнего на Деникина. Лукомский прямо говорил про себя, что он не в чести у главнокомандующего, который считает его слишком правым… К сожалению, надо сказать, что ни в гражданских, ни в военных кругах ген. Деникин особой популярностью не пользовался».

Сам Деникин и не стремился стать подлинным вождем, заявляя в одном из писем Врангелю: «Никакой любви ни мне не нужно, ни я не обязан питать. Есть долг, которым я руководствовался и руководствуюсь. Интрига и сплетня давно уже плетутся вокруг меня, но я им значения не придаю и лишь скорблю, когда они до меня доходят».

Однако значение интригам Антон Иванович все-таки придавал. Именно из-за опасения стать их орудием он замкнулся в себе, стараясь общаться только с преданными военными соратниками, прежде всего с весьма непопулярным в офицерских кругах генерал-лейтенантом Иваном Романовским. То есть избрал путь, совершенно неприемлемый для харизматической личности, подавляющей все интриги вокруг себя, как это делал сменивший Деникина на посту главнокомандующего Врангель. Он удалил из армии всех своих критиков, в том числе и людей, чей авторитет в Белом движении стоял на высоком уровне: бывшего командующего Донской армией генерала Сидорина, его начальника штаба профессора генерал-лейтенанта Анатолия Кельчевского, генерал-лейтенанта Якова Слащева, сумевшего удержать весной 20-го Крым, знаменитого генерал-майора Андрея Шкуро.

Таким образом, нет достаточных оснований для утверждения, что Деникин стремился к тому, чтобы быть «царем», ощущал себя им, общаясь с армией. При этом, вероятно, он действительно тяготился властью, особенно в 1918-м, когда Добровольческой армии приходилось сражаться с превосходящими силами врага, не имея надежного тыла. Тогда жизнь высших белогвардейских военачальников постоянно находилась под угрозой – в том году убили Корнилова, погиб Марков, был смертельно ранен Дроздовский, едва избежал гибели или плена Врангель.

Очевидно, что Деникин не стал да и не мог стать символом Белого движения, о чем написал в воспоминаниях глава военного духовенства при Русской армии Врангеля митрополит Вениамаин (Федченков): «Говорили «деникинцы», «белые», «кадеты», но редко «генерал Деникин». А здесь про все движение (когда его возглавил барон. – И. Х.) обычно говорилось кратко: «Генерал Врангель» или еще проще: «Врангель»».

Напрашивается вывод о том, что Деникин не являлся в армейских кругах и казачьей среде личностью, способной сплотить вокруг себя войска и повести за собой. Хотя справедливости ради надо заметить, что объединить все южнорусские контрреволюционные силы в монолитное движение было крайне сложно, если вообще возможно. Слишком полярные цели ставили перед собой, например, казаки и добровольцы. Последние стремились избавить от большевиков Россию, казаки – особенно кубанцы – готовы были удовлетвориться освобождением собственных станиц и, если новая власть согласится на их независимость, признать легитимность Советов.

Еще раз подчеркну: Деникин не был человеком властолюбивым и совершенно искренне воспринимал власть как тяжкий крест, ниспосланный Всевышним. Но отсутствие властолюбия мешает человеку стать подлинным вождем. И то, что Антон Иванович не желал быть вождем, обрекало Белое движение на поражение. Ведь если войска не верят в избранность вожака, то никакая стратегия не приведет их к победе, тем более на полях именно Гражданской войны.

Представляется, трагедия Деникина, как, впрочем, и многих других белогвардейских генералов и офицеров, в их внутренней раздвоенности, в отсутствии цельности. Об этом, рисуя довольно точный психологический портрет Антона Ивановича, написал исследователь его биографии Владимир Черкасов-Георгиевский. Пытаясь понять мотивацию поступков Деникина, этот автор отмечал: «В чем же был убежден Деникин своим происхождением, детством, молодостью? Да не оказалось цельности, единой системы координат. Признак таких «раздвоенных» людей – делать одно, воображать другое. Деникинская судьба, конечно, ярче пути какого-то разночинца. В ней блеск оружия, и слава императорских побед, и «терновость» Белой гвардии. Но в ней и любовь к младотурецкому рационализму, хотя сам живешь не умом, а сердцем. А в Антоне Ивановиче все это интеллигентски расхожее пыталось ужиться и с подлинным православным аскетизмом». Причина кроется во внутренней раздвоенности русской интеллигенции. Еще Сергей Мельгунов говорил о том, что Добровольческая армия «…была армия русской интеллигенции в широком смысле слова». Тысячи ее представителей в годы Первой мировой надели военные мундиры, сменив на полях сражений выбитый кадровый состав армии. После революции военные интеллигенты стали основой и лидерами Белого движения. Верховного правителя Александра Колчака мы помним и в качестве ученого-полярника, генерала Деникина – как талантливого писателя и публициста. Алексеев и Марков до войны занимались преподавательской деятельностью и являлись профессорами. Барон Врангель получил образование горного инженера, генерал Корнилов владел несколькими восточными языками и был автором серьезного научного труда по Туркестану.

Уже в изгнании в Русской армии Врангеля интеллигенция играла преобладающую роль. В Галлиполи после исхода из Крыма находилось 50 процентов офицеров, а остальные в огромном большинстве – солдаты из интеллигентов.

Их общая трагедия – в отсутствии у многих харизмы, в аморфности политических взглядов, в неспособности на понятном и доступном для простого народа языке сформулировать цели и задачи борьбы. Примечательно, что отчасти схожим с Деникиным образом современники характеризовали и Колчака. О нем нередко говорили: «Трагическая личность», «Роковой человек, умевший управлять кораблем, но неспособный руководить страной». Мог ли такой да еще и обремененный принципами и нравственными ориентирами победить в Гражданской войне?