Начало Крымской войны европейских держав против России, как ни удивительно, было воспринято британской общественностью довольно прохладно. Многие английские политические и общественные деятели и просто активные граждане спешили выразить свое возмущение военными приготовлениями и считали, что Британская империя не должна вмешиваться в военный конфликт Османской Турции и России.
Сэр Родерик Импи Мурчинсон (1792-1871) к моменту начала Крымской войны был уже немолодым, умудренным опытом шестидесятилетним человеком. Почти за полвека до того, как Великобритания решила принять участие в войне против России, Родерик Импи Мурчинсон поступил на военную службу и восемь лет своей жизни отдал британской армии, успев поучаствовать в войне против Наполеона. Демобилизовался он только в 1815 году, а «на гражданке» занялся геологией и вскоре получил известность в качестве одного из наиболее профессиональных геологов своего времени. Три раза Мурчинсон посещал Россию, причем приезжал он в геологические экспедиции, побывав в самой настоящей русской глубинке. Видимо из этих поездок Мурчинсон и сохранил очень лояльное и уважительное отношение к российскому государству. Когда стало ясно, что Британия вот-вот нападет на Россию вместе с Францией и Османской империей, Мурчинсон пришел в лондонский Гайд-парк, где собрался многотысячный митинг. Активные британцы протестовали против начала войны. Сказал свое веское слово и пожилой геолог, не понаслышке знакомый с Россией.
«Даже если Россия расширяет свои владения за счёт сопредельных колоний, в отличие от остальных колониальных держав она отдаёт этим своим ново-приобретениям больше, чем берёт от них», — начал свою речь именно с этих слов знаменитый ученый и путешественник. Родерик Мурчинсон имел все основания давать свои оценки российской политике и российской экспансии. Ведь он лично бывал в разных регионах Российской империи и видел, насколько развились они после вхождения в состав российского государства. Российская империя действительно колонизировала земли по-своему, и эта политика колонизации имела мало общего с тем, как вели себя португальцы и испанцы, датчане и голландцы, французы и англичане в Африке, Азии и Америке.
Для европейских держав заокеанские территории рассматривались лишь как источник ценных сырьевых ресурсов, будь то золото, лес, пряности или, до определенного времени, живые люди. В лучшем случае колониальные владения ценили за удобство географического положения, дававшего военно-политические и экономические преимущества. С российской колонизацией все обстояло совершенно иначе. Россия, покоряя территории Сибири и Дальнего Востока, Прибалтики и Крыма, Кавказа и Средней Азии, стремилась интегрировать эти земли в орбиту не только российской экономики, но и российской цивилизации. Конечно, и здесь колонизация также сопровождалась войнами, насилием, человеческими жертвами. Но все же отличия ее от колонизации европейского типа очень существенны. И это прекрасно понимали сами передовые европейцы, тот же Мурчинсон.
Говоря об особом характере российской колонизации, Мурчинсон, в частности, обратил внимание на сохранение побежденными и включенными в состав российского государства народами своей духовной и социальной культуры. Здесь, конечно, можно возразить, что народы Сибири и Дальнего Востока, а также некоторые народы Поволжья подверглись насильственной или полунасильственной христианизации, были русифицированы. Однако нельзя не согласиться с тем, что и Средняя Азия, и Закавказье, и Прибалтика во время вхождения в состав российского государства сохраняли свое культурное своеобразие. Даже при жесткой национальной политике русских царей народам этих регионов жилось несравнимо лучше, чем народам Индии под властью британских колонизаторов, индонезийцам — под властью Нидерландов, а алжирским и тунисским арабам — под властью Франции.
В отличие от европейцев, жизнь которых улучшалась пропорционально росту числа колоний и возможностям их ограбления, основная часть населения Российской империи вряд ли выиграла в экономическом или социальном плане от вхождения в ее состав Закавказья, Средней Азии, Прибалтики. Но зато в перечисленных регионах началось строительство объектов индустриальной инфраструктуры, транспортных коммуникаций, происходило проникновение русской образовательной и научной традиции. Начнем с того, что письменность большинства малых народов России была или еще в дореволюционное, или уже в советское время разработана непосредственно российскими учеными, во многих случаях — при прямой поддержке государственной власти (особенно это касается советского периода отечественной истории, во время которого создание письменности, развитие языков малых народов имело очень большое значение для советской национальной политики). Целые регионы, сотрясавшиеся на протяжении столетий междоусобными войнами и бывшие объектами нападений соседних, более крупных или агрессивных государств и даже племенных образований, после вхождения в состав российского государства «умиротворились» и превратились в стабильно развивающиеся территории.
На специфический характер русской колонизации обращали внимание многие отечественные и зарубежные историки и социологи. Василий Осипович Ключевский считал, что история России это «история страны, которая колонизируется». По мере укрепления и роста российского государства происходило и расширение того пространства, которое выступало в качестве объекта российской колонизации. Россия расширялась на запад, восток, юг и север. Ученик Ключевского Матвей Любавский, известный историк, шесть лет, с 1911 по 1917 гг. возглавлявший Московский университет, написал очень интересную работу — «Обзор истории русской колонизации». Надо обратить внимание на различия внешней и внутренней колонизации. Сначала происходила колонизация внешняя, формирующая государственные границы в тех пределах, которые мы сегодня видим, а затем уже наступал черед внутренней колонизации.
Сам понятие «внутренняя колонизация» имеет несколько трактовок. В XIX-ХХ вв. и российские, и зарубежные историки, политики, философы неоднократно использовали это понятие для обозначения разных процессов. В частности, под «внутренней колонизацией» понималось повторное освоение какой-либо территории нацией или государством, осуществляющими экспансию. С другой стороны, под «внутренней колонизацией» понималось отношение к собственной территории и ее ресурсам как к колонии. В какой-то степени оно было присуще \многим государствам. Например, Британия осуществляла фактически колониальную политику в отношении ирландского, шотландского, валлийского населения. Конечно, эта политика была гораздо мягче, чем в Африке или Азии, ирландцы, шотландцы или валлийцы могли служить в британской армии, делать карьеру на государственной службе. Скорее их положение можно было сравнить с положением ряда народов Российской империи, тех же поляков к примеру.
Россия занималась «внутренней колонизацией» собственных обширных пространств, что отражалось и в отношении к человеческим ресурсам. Людей не жалели ни царское, ни временное, ни большевистское правительства. «Бабы еще нарожают» — в этом хрестоматийном утверждении коренится вся суть политики властей в отношении собственного населения на протяжении столетий. Чем эта позиция отлична от колонизаторской политики европейских держав по отношению к народам «мирового Юга» — Африки, Азии, Латинской Америки, Австралии и Океании?
Тем не менее, в целом российская колонизация периферийных земель была значительно мягче европейской. Народы периферийных территорий стремились поскорее интегрировать, включить в орбиту русского цивилизационного влияния, причем часто в ущерб собственно русскому населению. В порядке вещей было премировать татарского мурзу или грузинского князя деревней с русскими крепостными крестьянами. Знать присоединенных территорий, будь то туркменские или азербайджанские ханы, грузинские и армянские аристократы, черкесские князья, польская шляхта, автоматически получали права русского дворянства, возможность служить в российской армии на офицерских должностях. Сложно представить себе в XIX веке ангольца или гвинейца, командующего португальским пехотным полком, или алжирского араба в звании генерала, командующего французской дивизией. В этом и заключалось великое отличие России от европейских колониальных держав — Россия была готова принять все народы, проживавшие на бескрайнем евразийском пространстве, и открывала перед их представителями очень богатые возможности. Интеграционный потенциал еще больше увеличился в советское время. Происходило смешение народов, проживавшие на самой периферии государства этнические группы усваивали русский язык, воспринимали достижения русской культуры. Выходцы из периферийных регионов достигали самых вершин государственной власти.
Националистические и сепаратистские настроения, которые уже не одно столетие западные ненавистники России пытаются разжигать в ее национальных регионах, среди национальных меньшинств и малых народов, потому и сталкиваются с активным противодействием самих представителей этих национальностей, что очевидна их глубокая чуждость самому характеру русского государства и его национальной политики. Ведь многие народы России именно посредством вхождения в состав великого государства смогли не только реализовать себя и получить всемирную известность, но и сохранили свою национальную и культурную идентичность. Разве был бы у Иосифа Джугашвили шанс возглавить крупнейшее и сильнейшее государство мира, родись и вырасти он в независимой Грузии? И это утверждение справедливо по отношению к тысячам, десяткам тысяч политических и государственных деятелей, военачальников, ученых, деятелей культуры и искусства, которые родились в национальных регионах Российской империи или Советского Союза, но благодаря тому, что их родные земли входили в состав великой державы, добились влияния и известности далеко за пределами проживания собственных народов и этносов.
Россия внесла огромный вклад в освоение и «облагораживание» территорий, которые включались в ее состав на протяжении столетий существования сильного русского государства. Школы, больницы, дороги, фабрики и заводы, высшие учебные заведения открывались на самой периферии Российской империи и Советского Союза. Ни одна колониальная держава никогда не уделяла такого внимания развитию своих колониальных территорий. Взять хотя бы историю Туркестана. Уже к началу ХХ века здесь действовали гимназии в Ташкенте и Самарканде, реальное училище и учительская семинария в Ташкенте, другие средние учебные заведения. Поскольку росло количество образованных людей, встал вопрос и об открытии в Ташкенте высшего учебного заведения — университета. Однако реализовать этот проект удалось уже после революции. 9 марта 1918 года Совет Народных Комиссаров Туркестанского края постановил открыть в Ташкенте Народный университет, для учреждения которого были выделены помещения бывшего Ташкентского военного училища и дворец великого князя Николая Константиновича Романова.
В советское время развитию среднего и высшего образования в национальных регионах СССР уделялось огромное внимание. Были созданы специальные квоты для представителей республик, их активно набирали практически во все вузы не только в самих республиках, но и в столице и крупнейших городах Советского Союза. В результате довольно быстро удалось сформировать европейски образованную гуманитарную и техническую интеллигенцию коренных народов даже в тех регионах, где она практически отсутствовала до Октябрьской Революции — в Казахстане, республиках Средней Азии, национальных регионах Сибири и Дальнего Востока, Северного Кавказа. Разве можно представить себе аналогичную политику у европейских колонизаторов? Да, британцы и французы готовили кадры туземцев для административной или полицейской службы в колониях, но не более того. Лишь отдельные представители туземной знати имели возможность получения образования в Европе, да и то сталкиваясь с многочисленными трудностями и дорогой оплатой за обучение и проживание. В США до середины ХХ века афроамериканцы не имели возможности получения качественного образования.
Огромный импульс в советское время был дан и развитию науки в национальных регионах, тем более, если учитывать, что до 1930-х — 1950-х гг. наука как таковая во многих из них просто отсутствовала. Даже такие направления как сбор фольклора, его изучение и систематизация, разработка национальной письменности, не говоря уже об археологии и истории, получили свое максимальное развитие именно в советский период отечественной истории. При этом, во всех школах Советского Союза изучались произведения наиболее известных и талантливых писателей и поэтов из национальных регионов, приезжали с выступлениями национальные ансамбли, устраивались выставки и дни национальной культуры. Все это — наглядный пример неправоты тенденциозных политиков и историков, ставящих знак равенства между европейской колонизацией Африки, Азии, Америки и Австралии, и российской колонизацией евразийских пространств.
164 года назад английский геолог Родерик Мурчинсон прекрасно понимал, чем отличается российская колонизация от европейской. Так что же мешает понимать эти отличия западным и некоторым отечественным историкам кроме политической ангажированности и ненависти к России?
