Как известно, по своим политическим взглядам Эрнесто Че Гевара был коммунистом, причем еще задолго до того, как коммунистом стал называть себя Фидель Кастро. Однако сформулированная Че Геварой концепция имела целый ряд принципиальных отличий от ортодоксального марксизма-ленинизма. Хотя это были тактические расхождения, но их корни лежали глубже — в философской плоскости. Че Гевара, как и Фидель Кастро, придерживался волюнтаристских позиций — он был убежден в том, что даже маленькая горстка бойцов при желании («воле») способна положить начало настоящей революции. В основе ленинизма всегда лежал тезис о необходимости наличия объективной революционной ситуации, в которой происходит мобилизация масс на революцию, вооруженное восстание. То есть, восстание венчает революционный процесс и является следствием, во-первых, складывания революционной ситуации, а во-вторых — кропотливой работы с массами.
Совершенно иную концепцию революционной борьбы предложил Фидель Кастро, который видел начало революции в партизанской войне. Эту войну начинает против реакционного правительства немногочисленная революционная организация, фактически — контрэлита, которая является авангардом массового движения. Даже если нет объективной революционной ситуации, начинать вооруженную борьбу можно и нужно — главное, чтобы были надежные соратники. Взгляды Эрнесто Че Гевары, позже получившие название геваризма, логически продолжали концепцию Фиделя Кастро. Марксизм-ленинизм у Че Гевары соединялся с экзистенциалистской философией. Кроме того, огромное влияние на геваризм оказал маоизм. В Китае коммунисты пришли к власти в результате длительной партизанской войны и стратегия, тактика, методы ее ведения Че Геваре, безусловно, были крайне интересны. Но и с маоизмом у концепции Че Гевары были свои расхождения.
Маоизм представлял собой адаптированный для аграрных обществ Восточной Азии вариант марксизма-ленинизма, где роль пролетариата играло крестьянство. Стратегия аграрной революции в Азиатско-Тихоокеанском регионе оказалась очень жизнеспособной. Коммунисты победили в Китае, в Северной Корее, во Вьетнаме, в Лаосе, в Камбодже. В Таиланде и Малайзии маоисты не менее полувека вели вооруженную партизанскую борьбу, причем таиландская и малайзийская армии, далеко не самые слабые в регионе, не могли их победить. В Мьянме маоисты действуют до сих пор, как и на Филиппинах, где даже «железный» Родриго Дутерте не может положить конец партизанской Новой народной армии Филиппин. Латиноамериканские маоисты заимствовали концепцию аграрной революции.
Но у Че Гевары маоистская концепция «деревни, окружающей город», получает совершенно иное содержание. Крестьянская революция сама по себе не сильно интересовала Че Гевару. Роль «деревни» в революционной борьбе, по его мнению, определялась сугубо прагматическими соображениями. Во-первых, сельская местность всегда гораздо хуже контролировалась властями, чем города. В сельской местности, примыкающей к лесным массивам, гораздо проще развернуть партизанскую войну, чем в городе. Во-вторых, житель сельской местности, по мнению Че Гевары и его сторонников, в лучшей степени подходил для воспитания партизана. И это не только потому, что он tabula rasa по сравнению с горожанами, не испорчен массовой культурой, но и по причине его большей адаптации к лишениям, физическому труду, риску. В-третьих, крестьянство в странах «третьего мира» — это огромная масса нищих людей, которые живут в очень плохих условиях, подвергаются всесторонней эксплуатации со стороны государства, латифундистов, корпораций и всевозможных местных мелких начальников. Соответственно, крестьянские массы куда более восприимчивы к идеям социальной революции, чем интегрированные в общество потребления горожане. Однако бороться за экономические и социальные интересы крестьянства революционные партизаны не должны, к крестьянскому синдикализму концепция Че Гевары не имеет никакого отношения. Задача революционного партизана — повести за собой крестьянские массы, превратить их в кадровый резерв для пополнения революционной армии.
Сейчас, спустя многие десятилетия, прошедшие со времени смерти Че Гевары, мы видим, что в большинстве стран третьего мира, где происходила революционная партизанская война, армии «герильерос» рано или поздно приступали к насильственной мобилизации крестьян в свои ряды. Причем опорой революционных партизан становились наиболее труднодоступные и отсталые районы, часто — населенные национальными меньшинствами (примеры — маоисты Мьянмы, наксалиты Индии, «красные кхмеры» Камбоджи, «сендеро луминосо» в Перу). Во многие революционные армии со временем стали призывать даже подростков и почти детей — вплоть до 12-13-летнего возраста. То есть, реальные социальные интересы крестьянства в любом случае подчинялись более высокой цели революционной борьбы, и ради ее достижения «герильерос» были готовы в случае необходимости безжалостно расправляться со своей главной социальной опорой — крестьянами.
Партизанская армия рассматривалась Че Геварой как «элита», которая должна постоянно перемещаться, менять место дислокации, чтобы не быть разгромленной регулярными вооруженными силами в открытом столкновении. Здесь мы видим еще одно серьезное отличие взглядов Че Гевары (и Кастро — до определенного времени) от ленинизма. Геваризм «подменяет» революционную коммунистическую партию партизанской армией. Для Че Гевары партизанская армия представляла намного большую ценность, чем партия, поскольку он был ориентирован на партизанскую войну и считал партизан «элитой», стоящей и над крестьянами, и над «штатскими» политическими активистами коммунистических партий. К городскому пролетариату у геваристов также традиционно было весьма равнодушное отношение. В отличие от ленинизма, геваризм не рассматривает городской пролетариат как главную движущую силу революционных преобразований. Соответственно, и к созданию пролетарской партии геваристы не стремились, более того — не видели в ней смысла, так как победу революции должна была принести именно деятельность партизанской армии. Конечно, от поддержки со стороны рабочих профсоюзов, студенческого движения, крестьянских общин геваристы отказываться не собирались, но рассматривали ее именно как дополнительную помощь, «обоз» партизанской армии — по крайней мере, до того момента, как партизанская война перерастет во всеобщее народное восстание.
Огромное внимание Че Гевара уделял самой фигуре Партизана. В «Партизанской войне» Че Гевара много рассуждает о том, каким должен быть идеальный партизан, как его лучше подготовить, из кого может получиться наилучший партизан. Этот вопрос очень занимал Че Гевару — едва ли не в большей степени, чем вопросы идеологического характера, в частности — политического и экономического устройства страны после победы коммунистической революции. Че Гевара считал, что партизан всегда должен быть готов к смерти, но в то же время понимать, что жизнь следует отдавать не «за идеал», а для претворения этого идеала в жизнь. Поскольку в партизанской армии Че Гевара видел прообраз будущей революционной армии, он уделял большое внимание и вопросам дисциплины в партизанском отряде. Эрнесто и сам отличался аскетизмом, и требовал такого же подхода к жизни от «идеального партизана», для которого борьба должна была стать главной ценностью.
Разумеется, партизанская война могла завершиться успехом далеко не во всех странах мира. Че Гевара и Кастро уделяли большое внимание географическим факторам — ведь они были не только теоретики, но и практики партизанской войны. Например, известно, что Кастро не верил в возможность развязывания партизанской войны в маленьком Уругвае, где не было ни лесных массивов, ни внушительных гор. Между тем, именно в Уругвае впоследствии появилась и активно проявила себя одна из самых известных вооруженных организаций Латинской Америки — «Тупамарос». Но она придерживалась концепции городской партизанской войны, которая много восприняла от геваризма, но имела и многочисленные отличия.
В своей самой знаменитой работе «Партизанская война» Эрнесто Че Гевара развивает концепцию «фокизма», т.е. — создания революционных очагов. В основе фокизма лежал опыт маленькой группы революционеров, высадившихся в декабре 1956 года с «Гранмы» на кубинском побережье и развернувших победоносную партизанскую войну против режима Батисты. Действия партизан на Кубе и стали примером создания «фоко» — революционного очага. Более того, Че считал, что опыт кубинской революции применим в любой стране Латинской Америки (может быть, за исключением Уругвая, о котором Кастро говорил отдельно). Че Гевара писал, что революционный очаг в горной местности позволит партизанской армии действовать более эффективно. Это будет своего рода база, позволяющая набирать и наращивать силы, лечить раненых, снабжать партизан продовольствием и, наконец, формировать параллельные органы власти.
Концепцию фокизма развивал Режи Дебре (род. 1940). Дебре младше Че Гевары на двенадцать лет. Двадцатипятилетним молодым человеком он, выпускник французской Высшей нормальной школы, философ по специальности, приехал на Кубу, чтобы принять участие в готовящейся операции в Боливии. В апреле 1967 года Дебре арестовали, обвинили в незаконном въезде в страну, организации восстания, поджоге и убийстве и приговорили к тридцати годам тюремного заключения. Три десятилетия в боливийской тюрьме, тем более в то время, были равноценны смертному приговору. Но международная общественность буквально вытащила молодого француза из-за решетки. В декабре 1970 года Режи Дебре был освобожден.
В своей книге «Революция в революции?» Режи Дебре пытается анализировать революционный опыт стран Латинской Америки, с которым он соприкоснулся лично во время знакомства с Че Геварой и участия в боливийской эпопее. Как отмечал Дебре в своей работе, именно кубинский опыт послужил отправной точкой к появлению десятков революционных организаций на континенте, которые не позиционировали себя в качестве коммунистических партий, но по идеологии приближались к ним. В то же время, революционные латиноамериканские организации отвергали чрезмерно мягкий, «половинчатый» курс просоветских коммунистических партий, которые уже тогда были заражены идеологией мирного сосуществования. Геваристско-кастроистские организации возникли практически во всех странах континента — в Колумбии и Перу, Уругвае и Эквадоре, Венесуэле и Гватемале, Никарагуа и Сальвадоре, Гондурасе и Боливии. Однако долгое время ни одной из этих организаций не удавалось победить, даже несмотря на поддержку, оказываемую извне — той же Кубой. Исключением стали сандинисты, которым тоже удалось одержать верх над режимом клана Сомосы в длительной и кровопролитной гражданской войне, но это произошло уже через весьма продолжительное время после гибели Эрнесто Че Гевары.
Когда Дебре писал свою книгу, он, как и Че Гевара, и Фидель Кастро, говорил исключительно о латиноамериканском опыте. Сама концепция фокизма была приложима к латиноамериканской реальности, может быть — к Юго-Восточной Азии, где также действовали революционные маоистские повстанческие армии и наблюдалась схожая ситуация — обездоленные крестьянские массы, освобожденные партизанами «революционные очаги», непрекращающаяся гражданская война в джунглях. Однако в 1960-е годы взгляды латиноамериканских революционеров получили большую популярность среди западноевропейской и североамериканской молодежи — т.н. «новых левых». Че Гевара, после своей гибели в 1967 году, стал настоящим символом левого молодежного движения. Его концепция герильи нашла неожиданное воплощение и продолжение в теориях городской партизанской войны. Хотя концепт городской герильи тоже заложил латиноамериканец — бразильский коммунист Карлос Маригелла, в наиболее полной мере он был реализован в странах Западной Европы — в Италии, Германии, отчасти во Франции, Испании, Бельгии, т.е. — там, где действовали леворадикальные вооруженные организации.
Европейские «новые левые» в бурном 1968 году применили концепцию «революционных очагов» в университетах. Захваты университетских помещений воспринимались ими как создание «освобожденных территорий», в соответствии с концепцией фокизма. Уже позже эту же аналогию проводили некоторые европейские автономы и сквоттеры, оккупировавшие пустующие строения. Однако, разумеется, все эти новомодные на тот период концепции носили сугубо подражательный характер и были, что самое главное, лишены той социальной базы, которая существовала у геваристов в Латинской Америке.
