Так называемая манзовская война, несколько выпавшая из официальной версии истории освоения русскими Дальнего Востока, конечно, войной в буквальном смысле не была. Под ней подразумевают «горячие» события 1868 года — вооружённые столкновения между проживающими в Южно-Уссурийском крае выходцами из Китая («манзами») и регулярными российскими войсками. Фактически это было подавление бунта, то есть масштабная войсковая операция против игнорировавших российские власти отрядов хунхузов и присоединившихся к ним «мирных» местных китайцев (в общей численности до 40 тысяч человек)

Китайцы находились на нашей территории вполне законно — согласно Айгуньскому договору. Подписанный со стороны Российской империи генерал-губернатором Восточной Сибири графом Николаем Муравьёвым (ещё не Амурским) 16 мая 1858 года в городе Айгунь, договор установил русско-китайскую границу по реке Амур. Её левый берег от реки Аргунь до впадения в Охотское море признавался российским, а Уссурийский край от впадения реки Уссури в Амур до морского побережья оставался в общем владении — до окончательного определения линии границы. В 1860 году эти положения были подтверждены ещё и Пекинским договором.

Разумеется, обычным китайцам, населяющим край (а тем более мигрирующим туда-сюда), о таком разграничении никто не докладывал. Русская администрация тоже не имела возможности ни сообщить об этом «манзам», ни убедить в своём праве что-то приказывать хунхузам — так назывались шайки китайских бандитов. Если местные российские власти были бы более информированными и предусмотрительными, они могли бы принять превентивные меры, чтобы смягчить обостряющиеся отношения между русскими переселенцами и китайцами, традиционно занимавшимися сельским хозяйством на этих землях.

Известный исследователь Уссурийского края Фёдор Буссе в статье 1880 года приводил ранний случай из истории заселения, свидетельствующий о постоянном ожидании нападения со стороны хунхузов: «Злоба китайцев на русских существует давно и сознаётся всеми русскими. Между русскими уже в 1866 году укрепилось мнение, что хунхузы намереваются вырезать всё европейское население. Этот случай дал повод к весьма характеристичной ложной тревоге. В ноябре 1866 года к полицмейстеру Владивостока прибежал манза и заявил, что банда хунхузов вырезала русское население на реке Цемухэ (теперь Шкотовка) и направляется на Владивосток, намереваясь ворваться туда ночью, врасплох, и покончить с жителями и постом.

Перед вечером того же дня прибежал другой манза и заявил, что в 15-ти верстах от города он видел бивуак хунхузов, остановившихся в ожидании ночи. Такими известиями нельзя было пренебрегать, и пост был немедленно приведён в оборонительное положение. На следующее утро был отправлен на реку Цемухэ отряд из одного взвода линейного батальона при одном горном орудии. Но каково было удивление отряда, когда вместо трупов и пепелища они нашли селение Шкотово невредимым? Оказалось, что общим опасением нападения воспользовались лица, которым было выгодно ловить рыбу в мутной воде, и манзы-вестники были купленные люди…»

Остров преткновения

Предвестники ухудшения ситуации были. Так, ещё осенью 1867 года в долине реки Сучан (Партизанской) имели место случаи явной вражды между манзами и жителями деревень Владимирская и Александровская. Но присланный воинский контингент тогда навёл порядок… Негативную роль играли и отряды хунхузов — они были как местными, своими, так и приходящими из-за границы с Китаем, которая фактически не охранялась. Хунхузы грабили и убивали, брали в плен заложников, чтобы получить выкуп, скупали пушнину и корень женьшеня, нелегально добывали золото. Именно из-за него в конце концов и разгорелся конфликт…

В целом дело обстояло так. Ещё в 1867 году стало известно, что на скалистом острове Аскольд близ Владивостока местные и пришлые китайцы моют золото — разумеется, не имея на это права. Тогда русская 300-тонная паровая шхуна «Алеут» подошла к острову и её командир капитан-лейтенант Александр Этолин через переводчика объяснил манзам, что самовольная промывка золота запрещена, ещё и потребовал от них покинуть Аскольд в течение двух суток. Надо полагать, что именно от Этолина они впервые услыхали русское название острова, поскольку сами китайцы именовали его Циндао — Зелёный остров — и считали исконно своим.

Видимо, зная американское выражение «Доброе слово и кольт лучше, чем просто доброе слово», Александр Этолин, взяв во Владивостоке на борт воинскую команду из 25 человек и одно горное (лёгкое) орудие, через два дня вернулся на Аскольд. Разумеется, он застал там тех же самых китайцев, которых на этот раз «удалил с острова отрядом». Но китайцы проявили упрямство, да и наивно было предполагать, что их можно отвадить от жажды золота увещеваниями. Когда с открытием навигации следующего года, а именно 19 апреля 1868-го, шхуна «Алеут» опять навестила Аскольд, экипажу открылась захватывающая картина.

С моря можно было видеть изрытый ямами берег и примерно 150−200 китайцев; как позже оказалось, на самом деле на острове их было около полутора тысяч. Поставив «Алеут» на якорь, Александр Этолин лично высадился на берег во главе десанта из двух унтер-офицеров и 17 матросов. Этот небольшой отряд снова попытался выдворить с острова нелегальных золотоискателей. Однако китайцы неожиданно открыли огонь и забросали моряков камнями, в итоге убив трёх и ранив восемь матросов и двух офицеров.

С этого инцидента и начались вооружённые действия, позже названные «манзовской войной». Решительно настроенный Этолин приказал блокировать острова Аскольд и соседний Путятина. С этой целью, послав во Владивосток за помощью, он начал уничтожение китайских джонок и других плавсредств. Всего с 19 по 27 апреля «истреблено до 100 манзовских лодок… общая потеря манз за это время убитыми и потонувшими простиралась человек до 250». Здесь и далее цитируется работа Николая Тихменёва «Манзовская война», написанная с опорой на реальные документы и на воспоминания очевидцев и опубликованная в 1908 году, через 40 лет после инцидента.

Конфликт разгорается

На Путятине были захвачены три хунхуза. Их «по единогласному решению всех наличных офицеров» повесили на реях шхуны — как пиратов в старину. Сделано это было «в назидание хунхузам, видевшим казнь с берега». Однако репрессивные меры не помогли. В ночь на 26 апреля 1868 года более тысячи хунхузов, переправившись с Аскольда и Путятина на материк, уничтожили российский военный пост из 25 человек в заливе Стрелок. Затем их отряды, к которым примкнуло (впрочем, не всегда добровольно) местное манзовское население, предприняли неудавшуюся попытку захватить пост Находка, а также сожгли и разграбили селение Шкотово на реке Цимухе (она же Цемухэ).

Отсюда воинственно настроенные китайцы, явно не имевшие общего плана действий, разошлись по всему Южно-Уссурийскому краю. Часть их направилась в верховья рек Даубихе (теперь Арсеньевка), Сучан (Партизанская) и на Улахе (среднее течение Уссури), по пути нападая на русские поселения. Главный отряд через верховья реки Майхе (Артёмовка) шёл к границе с Маньчжурией, но, достигнув реки Суйфун (Раздольная), разгромил военный пост Раздольное и затем напал на Никольское (теперь город Уссурийск). Только что образованное село за два дня хозяйничанья китайцев было разграблено, многие дома и хозяйственные постройки сожжены.

Жители Никольского были вынуждены под прикрытием небольшой воинской команды отступить к посту Камень-Рыболов на озере Ханка. Оставшиеся в селении были убиты; спаслись только те, кто забрался в огромную лужу почти в центре города и просидел два дня в камышах. Между тем весть о китайском бунте, наконец-то, дошла до военных властей, и они начали распоряжаться со всей возможной оперативностью. В Южно-Уссурийском крае ввели военное положение, командующим войсками назначен полковник Михаил Тихменёв «с предоставлением действовать в отношении восстановления в крае порядка по его усмотрению». Он же стал начальником штаба.

Полковник принял максимально жёсткие меры по принципу «на войне как на войне». Вот лишь одна характерная цитата из работы его сына: «Все пленные, кроме давшего показание, были расстреляны». Командующий сухопутными войсками во Владивостоке штабс-капитан Георгий Буякович 30 апреля 1868 года издал боевой приказ, в нём говорилось: «… По случаю производимых манзами беспорядков пост Владивосток объявляется на военном положении, равно как и войска Суйфунского округа. По первому выстрелу собраться всем на назначенное место, для чего прошу соблюсти величайшую осмотрительность, дабы этим не тревожить войска и жителей».

Штаб обороны города разместился в здании почтамта. Георгий Буякович разделил все наличные войска на три части, и они заняли господствующие высоты на подходе к посту. Александр Этолин был назначен командующим морскими силами Владивостока; то есть всё, что нужно, было организовано для сопротивления. На случай захвата города предусмотрели переправку денег и ценностей на шхуну «Фарватер». Опасения не были напрасными, если иметь в виду судьбу Никольска. Но Владивосток, с его артиллерией (хоть и немногочисленной) и несколькими боевыми кораблями, китайцы штурмовать не стали. Хотя считается, что общая численность хунхузов в период «манзовской войны» достигала 4000−4500 человек.

Жаркий май 1868-го

Для подавления волнений были мобилизованы буквально все воинские силы Уссурийского края. Из Хабаровки вышел сводный стрелковый полубатальон под личным командованием начальника штаба войск Приморской области полковника Михаила Тихменёва. Он приказал командиру Уссурийского пешего батальона Амурского казачьего войска подполковнику Николаю Маркову собрать в станице Буссе на Уссури роту в 150 штыков и затем двинуть её на Никольское. В середине мая 1868 года, проходя станицу Буссе на Уссури, Михаил Тихменёв встретился с штабс-капитаном Николаем Пржевальским, впоследствии известным путешественником, бывшим в 1867—1869 годах в крае.

Ему поручили принять под своё командование ещё одну стрелковую роту, следовавшую из Хабаровки вверх по Уссури на пароходе «Телеграф». Пржевальский должен был нагнать основные силы у станицы Бельцовой, что и произошло 23 мая. Затем полубатальон был переформирован в стрелковый батальон в составе четырёх рот, и Михаил Тихменёв назначил Николая Пржевальского начальником своего штаба. Так что всеми передвижениями войск в этот период командовал именно он. 29 мая 1868 года российские войска встретили главный отряд китайцев, идущий от Никольского к Камень-Рыболову, у станка Дубининского, где и произошло главное сражение «манзовской войны».

В современной литературе часто этот пункт называют станцией железной дороги; теперь это действительно одноимённый разъезд, но тогда никакой стальной магистрали в крае ещё не было. После длительной (примерно 6-часовой) и вялотекущей перестрелки китайцы были в целом рассеяны. Однако, по общему мнению, из-за явной нерешительности начальника отряда подполковника Маркова примерно 300 бандитам удалось не только уйти через границу, но и увезти с собой около 10 возов имущества. Конечно, победные реляции были вполне мажорными, но свидетельства участников этих боёв говорят несколько о другом ходе событий.

Воспоминания очевидцев

Вот как описывал день 29 мая 1868 года инженер-поручик Зотиков:

«Было около часу, когда началась перестрелка… самая бесплодная; солдаты стрелять почти не умеют. В два часа какая-то шальная пуля залетела мне в ногу и прошла сквозь икру. Злость взяла меня страшная. Приставал я и прежде к Маркову, чтобы атаковать с поля во фланг, но безуспешно, а тут почти разругался. «Вот изволите ли видеть, их много», — был один ответ. Прошёл час и другой, успел я сходить за 5 вёрст на перевязку, вернулся назад, а дело всё в том же положении; храбрый забайкалец потерял одного казака убитого и одного барабанщика раненым, а всё по-прежнему пукал да пукал. Было 5 часов, когда увидели с горы, что половина разбойничьего обоза потянулась назад и ушла под прикрытием 50 человек.

Убедившись теперь, что их стало меньше, Марков велел стягиваться направо. Вышли направо, и тут разбойники побежали без выстрела, бросая всё. Разумеется, наши гнали и били. В версте от поста отбили вторую половину обоза (первая так и ушла). Прихрамывая, бежал я сзади ещё версту, а потом вернулся на станцию. Там остались следы страшных гостей; ни окон, ни дверей, даже пол разломали до последней доски… Результатом этого дня были с нашей стороны — один казак убит и двое ранены (в том числе и я). Разбойники потеряли около 50 человек, много пороху, свинцу, ружей, два знамени с надписью «Смерть русским», несколько пудов муки и много разного хлама. Убежало их около 300 человек и обоз в 10 возов.

Протянув на 6 часов глупую перестрелку, выпустив почти половину всех своих патронов, Марков, конечно, не мог преследовать за темнотой… Атакуй тремя часами раньше, и шайка если бы не была истреблена окончательно, то лишилась бы всего обоза и конечно рассеялась, а теперь всё-таки имеем перед собой шайку довольно страшную для мелкого отряда. Марков, имея 200 человек, только и отвечал: «Изволите видеть, их там много», и потом в подтверждение слов своих говорит, что держались они шесть часов, значит, была сила… Весь следующий день, т. е. 30-е число, посвящён разбору… 31 пошли до Никольского. Там картина страшная — всё выжжено, трупы не похоронены; сам собственными глазами видел человеческую ногу обгрызенную собаками, а один из крестьян узнал труп своей старухи…"

Буря и натиск

Конечно, действия российских линейных войск и амурских казаков были, если судить объективно, не всегда успешными. Но следует учесть, что в то время организовать оперативное взаимодействие воинских отрядов в пределах бездорожного Уссурийского края было весьма сложной задачей. Собственно, уже в июне 1868 года боевые столкновения в целом закончились, остатки банд хунхузов были рассеяны по тайге или перешли на китайскую территорию. После начались, скажем так, репрессивные войсковые операции. Целью их было не только уничтожить всех, кто мог был быть опознан как хунхуз, но и показать, «кто в крае хозяин». Причём не только формальный, но и фактический.

Кстати, штабс-капитан Николай Пржевальский принял в «манзовской войне» далеко не рядовое участие, и не только потому, что занимал должность начштаба. Он совершил пеший марш во главе воинского отряда от станицы Буссе на мятежный Сучан, где застал около 150 человек вооружённых манз. «Впрочем, это были уже только остатки той милиции, которая разошлась по домам за несколько дней перед моим приходом и цифра которой простиралась, по уверениям здешнего старшины, до 800 человек. Замечательно, что там было 300 человек маньчжуров из Хунь-Чуна и других частей Маньчжурии» (из рапорта Николая Пржевальского на имя Михаила Тихменёва).

Правда, военным действиям он уделил в своей известной книге всего десяток строк. Зато авторству Николая Пржевальского принадлежит такое итоговое заключение: «Местные манзы, поплатившись за свои симпатии к разбойникам разорением не одного десятка фанз, сознали, наконец, над собою нашу силу и начали иначе относиться к нашим требованиям». О такой задаче свидетельствует и работа Николая Тихменёва: «Дальнейшая цель действующих войск состояла в том, чтобы окончательно очистить край от остатков разбойников и привести в полную покорность взволнованное и враждебное манзовское население».

Действовали войска так (продолжаем цитировать Николая Тихменёва): «Цель эта была достигнута одновременным движением отрядов по тем направлениям, где можно было рассчитывать на присутствие оставшихся ещё разрозненных мелких шаек или где жили оседлые манзы. Всем рекогносцировочным отрядам были даны инструкции однообразного характера. Отряды должны были беспощадно истреблять встреченных с оружием в руках и сопротивлявшихся манз. Отдельно стоявшие фанзы, а равно и находившиеся в них все припасы, при невозможности воспользоваться последними, должны были быть сожжены».

«Принуждение к миру»

Всё это делалось для того, чтобы уничтожить военные и продовольственные склады и жилища, бывшие опорой для хунхузов, и таким образом очистить от них край. Считалось, что даже те бандиты, кому удалось избежать встречи с воинскими отрядами, должны были умереть с голоду или уйти в Китай, поскольку засеянные поля тоже сжигались. Фёдор Буссе в уже упомянутой работе так подвёл итог «манзовской войны»: «Появление русского штыка в таких трущобах, которые считались манзами совершенно неприступными для движения отрядов, и строгое исполнение военной экзекуции над хунхузами, взятыми с оружием в руках, навели панический страх на всех манз… Этот урок послужил на несколько лет к умиротворению края».

В последующие годы хунхузы действительно беспокоили местное русское население значительно реже, но страх перед ними, как и перед новыми возможными волнениями манз, в крае сохранялся. Поддерживала эти настроения и людская молва (агентство ОБС — «Одна Баба Сказала»), и центральная пресса, в общем-то далёкая от действительных нужд края. Бывали даже прецеденты ложной тревоги; об одном из них с оттенком сенсации рассказывала газета «Голос» (Санкт-Петербург) в номере от 19 апреля 1875 года. Приводим эту немаленькую по объёму заметку целиком. О её достоверности теперь судить трудно, но какие-то отголоски реальных событий в ней, несомненно, присутствуют.

«Нам сообщают из Владивостока о так называемом „манзовском движении" в верховье Уссурийского залива интересные подробности, из которых считаем возможным привести следующие сведения. В 35-ти верстах от Владивостока (считая по горной тропинке, в 50-ти по дороге), в деревне Шкотовой, староста-поселенец стал вымогать разные поборы от манз, собравшихся на праздник к своему храму, находящемуся в Цемухе; манзы отказали старосте в его требовании, вследствие чего завязалась драка и старосту побили. Староста отослал нарочного в Владивосток с донесением, что близ Цемухи собралось до 1.000 вооружённых манз, которые угрожают нарушить спокойствие в крае, причём прибавлял, что живущие в деревне отправляются во Владивосток искать защиты. Из Владивостока немедленно дано было знать губернатору о необходимости выслать военный отряд.

Между тем слухи, как всегда, растут, и начальник отряда доносит из Шкотовой, от 5-го декабря, что бунтовщиков не 1.000, а уже 5.000 человек; к этому присоединился слух, что манзы свозят в огромном количестве припасы, вновь прибывающих бунтовщиков приводят к присяге над каким-то знаменем и т. п. Стали уже подумывать о высылке стрелковой роты из Раздольного, как, 9-го декабря, все разъяснилось: ездивший в Шкотову чиновник из Владивостока удостоверил, что манзы, во избежание повторения беспорядков, бывших в 1868 году, признали полезным учредить из самих себя род стражи и 6-го же декабря сами, своим судом, обезглавили двух манз, которых уличили в разбое. Наконец, начальник отряда донёс, от 11-го декабря, что он обошёл все окрестные деревни и везде встречал только покорных манз. Находившиеся в это же время в Цемухе и Находке золотоискатели засвидетельствовали, что они ни сборищ, ни вооружённых манз не видели и везде встречали, как русские, предупредительность и любезность со стороны манз».

Кого наградить и что делать?

«Манзовская война» закончилась, как и положено, награждениями отличившихся. Михаил Тихменёв «за водворение порядка в Южно-Уссурийском крае, нарушенного манзами и китайскими разбойничьими шайками» был награждён орденом Св. Анны 2-й степени с императорской короной и мечами. Александр Этолин за успешную оборону поста Владивосток был удостоен ордена Св. Владимира и получил именное золотое оружие; впоследствии он заведовал морской и гражданской частью в Южных гаванях. Николай Пржевальский за участие в военных действиях получил досрочное производство в капитаны. Николаю Маркову «сражение у Дубининского» дало чин полковника «за военные отличия».

Конечно, выводы из прошедших беспорядков были сделаны. Генерал-губернатор Восточной Сибири Михаил Корсаков после окончания «манзовского умиротворения» предложил усилить безопасность восточных владений России. Среди них были меры по «охранению границ от внешних вторжений через образование для того особого пограничного конного дивизиона». И уже 24 мая 1869 года вышло Высочайшее повеление: «Для охранения границ Южно-Уссурийского края сформировать Уссурийскую казачью конную сотню». Она была размещена в посту Камень-Рыболов на озере Ханка и выполняла две основные задачи: осуществляла контроль границы с Китаем в районе Ханки и боролась с хунхузами, которые проникали в край на этом участке.

Забегая вперёд, заметим, что в дальнейшем столь масштабных конфликтов между китайцами и русскими в Южно-Уссурийском крае не было. Даже известное «боксёрское восстание» в Поднебесной на Владивостоке и Хабаровске в общем-то не сказалось, в отличие, например, от Благовещенского, подвергавшегося обстрелу. Войска из Приморья и Приамурья, направлявшиеся в Китай, на его территории и воевали. А вот отряды хунхузов оказались неистребимыми: они терроризировали местное население на протяжении десятков лет, и постоянно ведущаяся борьба с ними особых результатов не приносила. Эта «хунхузиада» прекратилась только лет через 10 после установления Советской власти.

Неизвестная война

В целом этот скоротечный конфликт оставался практически неизвестным, поскольку о нём достоверно знали и могли рассказать только его участники. Но они почему-то этого не сделали. Даже Николай Пржевальский, бывший в этот период начальником штаба войск Приморской области, счёл необходимым умолчать о нём. Первым в печати употребил термин «манзовская война» известный русский писатель Всеволод Крестовский. В 1880 году он был назначен на должность официального историографа при командующем Тихоокеанской эскадрой адмирале Степане Лесовском и отправился с эскадрой на Дальний Восток России. Здесь он и встретился с некоторыми участниками конфликта.

В первом номере журнала «Русский Вестник» за 1883 год была опубликована третья глава путевых очерков Всеволода Крестовского под названием «Посьет, Суйфун и Ольга», где и были кратко описаны события «манзовской войны». В его изложении они оказались вполне победоносными, а местные гражданские и военные власти представлены в героическом свете. Другой писатель, Александр Максимов, опубликовал статью «Уссурийский край» в том же журнале через 5 лет — в 1888 году. Он, наоборот, довольно резко обличал действия военных, по его мнению не очень умело осуществлявших свои операции. При этом Александр Максимов явно увлёкся публицистикой в ущерб фактическому положению дел в развитии этого конфликта.

Наиболее объективной оказалась работа, которая обширно цитируется в этой статье, а именно «Манзовская война» Николая Тихменёва, сына умершего к тому времени полковника Михаила Тихменев, командующего войсками по «умиротворению» манз. Используя подлинные документы, в том числе приказы и оперативные карты местности Южно-Уссурийского края, он в хронологическом порядке воссоздал все события, вдобавок использовав имевшиеся воспоминания очевидцев. Опубликованное в авторитетном «Военном сборнике» в 1908 году, обширное исследование Николая Тихменёва стало основой практически всех последующих работ разных авторов на эту тему.

Автор текста: Иван Егорчев

Рейтинг публикации:

7

Комментарии (0) | Распечатать

Добавить новость в: