Главная геополитическая задача России в XXI веке – возвращение на свои исторические границы. От успешности ее решения зависит будущее. Сможет русский народ это сделать – останется на Земле. Не сможет – уйдет в историю, как ушли первый и второй Рим.

Вопрос об этих границах кажется дискуссионным только при первом приближении. Они давно определены тысячелетней русской историей. За них сложили головы предыдущие поколения русских людей. А в 1913 году на четырех оконечностях русской земли поставлены 10-метровые каменные кресты. У Вислы на Западе, на Муроме с Севера, Восток – это Камчатка. Южный крест России – Кушка. Отныне и навсегда определена граница России. Государь Николай Павлович за 100 лет до этого сказал: «Где раз поднят русский флаг, там он уже спускаться не должен».

Южный крест России несет Туркестанский военный округ, которому в июле 2017 года исполняется полтора века.


БОЛЬШАЯ ИГРА

У России всегда был, есть и будет главный враг – Британия.

В начале XIX века Англия прониклась уверенностью: рано или поздно Россия попытается похитить из ее короны лучшую жемчужину – Индию. Уверилась и стала заранее защищаться всеми силами: экономическими, дипломатическими, пропагандистскими. Петербург ответил тем же. Так началась Большая игра – захватывающая холодная война двух крупнейших империй эпохи.

Второе название Средней Азии – Туркестан – означает территория турок. Населявшие ее дикие тюркские племена являлись азиатским вариантом североамериканских индейцев. Без их покорения победить Британию было невозможно.

Непосредственное завоевание региона началось в 1847 году, а уже через 20 лет обширные среднеазиатские территории были включены в состав империи. До середины 60-х годов дела, связанные со Средней Азией, находились в ведении оренбургского генерал-губернатора.

Возникла необходимость административно-территориального структурирования новых русских земель.

ПЕРВЫЙ КОМАНДУЮЩИЙ

Император Александр II 11 июля 1867 года подписывает указ об учреждении Туркестанского генерал-губернаторства и Туркестанского военного округа. На эти должности назначен генерал-адъютант Константин Петрович фон Кауфман.

Современники вспоминают: «Прибыв из Петербурга, человек ответственных решений и волевой военачальник, генерал фон Кауфман сразу оценил обстановку. Примирительная политика в Туркестане не удалась, значит, надо применять силу».

В конце апреля 1868 года Кауфман с отрядом в 4 тыс. штыков и шашек при 10 орудиях двинулся от Ташкента к Самарканду, на подступах к которому эмир Бухарский собрал до 60 тыс. человек.

2 мая 1868 года после ожесточенного боя Самарканд сдался.

Оставив здесь гарнизон, Кауфман двинулся дальше на юг. 18 мая он опрокинул бухарцев при Катта-Кургане, а 2 июня разбил армию эмира в степном бою на Зарабулакских высотах. Там было перебито до 10 тыс. бухарцев. Наши потери 63 человека. Всего против 2 тыс. русских действовали 35 тыс. туземцев.

Потрясенный эмир запросил мир. Бухара признала над собой протекторат России и уступила русским Самарканд и все земли до Зарабулака.

В день решительной Зарабулакской битвы – 2 июня – в нашем тылу предательски восстал Самарканд. К восставшим присоединились 50 тыс. горцев-шахрисябцев, которые атаковали крепость с русским гарнизоном из 700 человек под командованием майора Штемпеля. Шесть дней защиты Самарканда навсегда останутся блистательной страницей в истории туркестанских войск.

Вернувшийся 7 июня из-под Зарабулака Кауфман выручил русский гарнизон и поступил с Самаркандом с примерной строгостью. Самаркандцы присягнули на подданство России и присягу эту нарушили. За это предательство генерал Кауфман приказал Самарканд сжечь.

Одна лишь Хива до сих пор не изведала силы русского оружия. Считая себя защищенными пустыней, помня двукратную неудачу русских походов на их оазис, хивинцы не желали прекращать разбоев, грабежей и прибыльной работорговли. На все представления генерала Кауфмана хивинский хан либо не отвечал, либо отвечал дерзостями, считая, что «белые рубахи» до Хивы не дойдут.

Только непоколебимое мужество и сила воли генерала Кауфмана помогли русским в тяжелом походе 1873 года преодолеть все страшные препятствия и пройти через мертвые хивинские пустыни, перенеся с особой твердостью все невзгоды и лишения.

После долгих и кровопролитных боев вечером 28 мая 1873 года генерал Кауфман подошел к Хиве.

На другой день, 29 мая, полковник Скобелев, взяв приступом ворота и стены города, очистил Хиву от непокорных туркмен. Немедленно были освобождены более 10 тыс. русских рабов.

Георгий Павлович Федоров, почти 40 лет (с 1870 по 1910 год) служивший в Туркестане с чина подпоручика до тайного советника, а последние 10 лет – правителем канцелярии генерал-губернатора, в своей книге «Моя служба в Туркестанском крае» вспоминает:

«Генерал фон Кауфман был истинно царев наместник на Востоке, и туземцы недаром называли его «Ярым-Падша» (половина царя). Снабженный огромными полномочиями, окруженный блестящим ореолом почти безграничной власти (которою он ни разу не злоупотреблял), Кауфман представлял собой более чем царского наместника; он был действительно половиной царя. У всякого другого голова закружилась бы от такого высокого положения, но Кауфман как приехал в 1868 году, так и скончался в 1881 году все одним и тем же добрым, благородным, мягким, простым и отзывчивым человеком.

1 марта 1881 года свершилось убийство царя, и Константин Петрович, боготворивший императора Александра II, не вынес этого ужаса. Его разбил паралич, и, пролежав без языка и без движений почти целый год, он тихо скончался весной 1882 года. Согласно его желанию, он похоронен был в центральном сквере Ташкента, а впоследствии, когда отстроен был, начатый еще при нем по проекту Розанова собор, прах покойного был перенесен в этот храм».

Перед смертью Кауфман завещал:

«Прошу похоронить меня здесь (то есть в Ташкенте), чтобы каждый знал, что здесь настоящая русская земля, в которой не стыдно лежать русскому человеку».

Так приходит мирская слава.

4 мая 1913 года в центре Ташкента был открыт памятник генерал-адъютанту Константину Петровичу фон Кауфману. На высоком, расширяющемся книзу постаменте, облицованном колотым камнем, представлявшим как бы фрагмент крепостной стены, стоял, подбоченясь, бронзовый красавец генерал в колониальной фуражке с «занавесочкой», знакомой нам по картинам Верещагина.

В правой руке он держал обнаженную, но опущенную саблю, означавшую, что дело сделано, царев приказ выполнен, Россия навеки обогатилась новыми землями. Слева от генерала казак-горнист трубил отбой войне, его труба была украшена висящими в воздухе кистями и цепочкой. Позади знаменосец водружал развернутое знамя, осенявшее всю эту живописную группу.

Постамент украшали фигура орла о двух глядящих в разные стороны головах на двух шеях и бронзовые доски, надпись на главной из которых гласила: «Константину Петровичу фон Кауфману и войскам, покорившим Среднюю Азию».

За какие-нибудь 30 лет из скромных, как бы забытых степных гарнизонов создались войска, в которых служить стало завидной честью. Их было немного – 20 линейных батальонов, но они заставляли Британскую империю держать в полной боевой готовности 200-тысячную англо-индийскую армию.

РОССИЯ УХОДИТ С ВОСТОКА

Последним командующим войсками Туркестанского военного округа был генерал-полковник Георгий Григорьевич Кондратьев. Ему выпала тяжелая и драматическая судьба – сдать фронт. Да, именно фронт. Округ воевал с 1979 года. Вначале 10 лет афганского похода, потом гражданская. А воюющий округ – это фронт.

После вывода 40-й армии из Афганистана дивизии вернулись на места своей постоянной дислокации. И группировка войск в Средней Азии приобрела свою прежнюю конфигурацию. В ТуркВО входили Узбекистан и Туркмения, а в Среднеазиатский военный округ со штабом в Алма-Ате – Казахстан, Киргизия и Таджикистан.

В мае 1989 года состоялся визит Горбачева в Китай, где он объявил о расформировании Среднеазиатского военного округа. В штаб ТуркВО пришла директива Генштаба о принятии под свое командование соединений и частей расформировывающегося САВО. На все это было отпущено три месяца.

К нашей радости Маршал Советского Союза Дмитрий Язов неожиданно принимает решение восстановить расформированную 40-ю армию на базе соединений и частей САВО со штабом в Алма-Ате. Армия возрождалась под своим знаменем и номером. Так в ТуркВО опять появилась легендарная армия

УЛЫБКА СУДЬБЫ

В середине дня 19 августа 1991 года я входил в кабинет первого заместителя командующего войсками Туркестанского военного округа генерал-лейтенанта Г. Кондратьева. Вид генерала подтвердил правильность моих ощущений: случилось что-то очень серьезное. В то время я служил постоянным корреспондентом журнала «Советский воин» по ТуркВО. С утра начало что-то происходить. До редакции в Москве не дозвониться. По телевизору страшилки рассказывают. Заявления ГКЧП зачитывают. Поэтому я и приехал в штаб округа. Выпив зеленый чай и обсудив обстановку, Кондратьев говорит:

– Подежурь здесь на телефонах, я к командующему, адъютант уехал.

С этими словами он ушел, а я, усевшись в генеральское кресло, стал дозваниваться до редакции в Москве. Вдруг в кабинет заходит начальник политотдела штаба и управления округа генерал-майор Владимир Михайлович Кузь.

– Где Георгий Григорьевич?

– У командующего.

– Ну и хорошо. Ты мне поможешь.

– Конечно, помогу, а что делать?

– Снимай портрет Горбачева.

– ???

– Он отстранен, и власть перешла к ГКЧП. Я уже у всех членов военного совета снял его портреты. Остался только Кондратьев.

Генерал-лейтенанта Кондратьева хорошо знали все душманы Афганистана и Средней Азии. Только совсем недавно железной рукой он остановил ошскую резню, подавил ферганский и таджикский мятежи. Без его приказа даже мухи в Туркестане не летают. А тут переворот в Москве, и я должен сделать за него выбор: на чьей он стороне. Нет, такого просто быть не может, потому что не может быть никогда.

– Товарищ генерал, я не могу снять портрет Верховного главнокомандующего.

– Ну, тогда я сам.

– Не позволю. Этот портрет имеет инвентарный номер. Его адъютант получал на складе. И он за ним числится. Только он может его сдать или передать по накладной.

Начпо меня тоже хорошо знал. Выругался, махнул рукой и пошел к выходу.

Через несколько дней после ареста ГКЧП в Ташкент прилетела комиссия из Москвы искать предателей. Видные демократы из Генштаба и ГлавПУРа работали в округе, но ничего компрометирующего найти не смогли. Тогда в акте указали, что командующий и члены военного совета, за исключением генерал-лейтенанта Г. Кондратьева, сняли в своих кабинетах портреты Верховного главнокомандующего. Это приравняли к измене. Все они были освобождены от занимаемых должностей. Командующим войсками ТуркВО указом Горбачева был назначен генерал-лейтенант Г. Кондратьев. Вскоре ему будет присвоено очередное воинское звание генерал-полковника.

Летом 1991 года в Советском Союзе начался бум сепаратизма. В течение трех месяцев все союзные республики объявили о своей независимости.

Главная задача командующего – не допустить приватизации войск и попробовать что-нибудь сохранить для России.

В Актюбинске стояла артиллерийская дивизия. Вооружение новое. Его отдавать Алма-Ате Кондратьеву больше всего не хотелось.

В марте он поднял дивизию по тревоге и приказал совершить марш.

Колонна рванула на север спозаранку. Казахи бросились вдогонку – поздно. Стальные гусеницы боевых машин вместо казахского песка уже весело месили русскую глину…

ЗАБЫТЫЙ ПОДВИГ

Второе соединение, которое удалось сохранить для России, была знаменитая 201-я мотострелковая дивизия. В свое время в Афганистан она входила из Таджикистана. Туда же и вернулась.

В составе Туркестанского военного округа было восемь дивизий.

Спросите у любого депутата или министра: «Вы не знаете, почему из войск шести военных округов Советской армии (более 2 млн человек), дислоцировавшихся за пределами нынешних границ Российской Федерации, в ее юрисдикции осталась только 201-я мотострелковая дивизия?» Никто не ответит по существу.

По преступному распоряжению Горбачева в союзных республиках уже служили местные. Офицеры – русские. В Таджикистане шла гражданская война. В 201-й дивизии таджиков было около 70%. Один из основных принципов комплектования Советской армии – принцип экстерриториальности – был нарушен. В любой момент дивизия могла оказаться в руках душманов.

Утром 1 мая 1992 года командующий вылетел в Душанбе. На аэродроме встречал уже местный министр обороны Ниязов. Он просил спасти своего президента. В Душанбе на площади Шахидон у президентского дворца – 150 тыс. человек, у парламента – 100 тыс. Едем на Шахидон. Здесь памирцы требуют отставки президента.

Командующий выходит из машины и идет в глубь площади. Увидев русских военных во главе с генералом, толпа расступается. Идем молча, не обращая внимания на провокации. Иду улыбаясь, вспомнив, как два года назад во время ошской резни народный депутат СССР и символ Киргизии писатель Чингиз Айтматов летел из Москвы во Фрунзе говорить со своим народом. Но сел в Ташкенте и стал просить у Кондратьева роту охраны и бэтээры. А здесь у нас, «колонизаторов и оккупантов», было всего четыре десантника охраны и два своих пистолета. А мы идем в глубь 150-тысячной обкуренной и озверевшей толпы.

Кондратьева узнали. Теперь боялись они. Здесь все помнят февраль 1990-го.

Начало гражданской войны. Уже режут русских и жгут дома. Местная власть ничего не контролирует. Кондратьев принимает решение вывести 201-ю дивизию и взять Душанбе под свой контроль. Части дивизии выходят в город. Главное – не дать 100-тысячной толпе перейти речку Душанбинку со стороны стадиона. У моста улицу блокируют танки и БМП.

Появление танков обеспечило взятие Душанбе под контроль.

Это помнили все, и поэтому Кондратьев смог говорить.

– Товарищи, – командующий берет мхатовскую паузу. – Ни один танк не двинется без моей команды! А если не будет провокаций, не будет и команды.

Гениальная фраза маршала Жукова подействовала мгновенно. Стоящие рядом люди заулыбались. Вскоре вся площадь стала нас приветствовать. Таджики кричали, махали руками, стреляли в воздух.

Кондратьев разворачивается и идет к машине. Там я получаю приказ пробиться с четырьмя нашими десантниками к президенту и передать ему, что 201-я мотострелковая дивизия переходит под юрисдикцию России и сохраняет нейтралитет. А потом организовать его охрану и прикрывать эвакуацию.

Захожу к президенту Таджикистана Набиеву. Там уже были вице-президент Дустов с трясущимися руками и перепуганный министр обороны Ниязов.

Я довел ультиматум командующего. Президент согласился.

Вскоре через боковые двери его вывели из здания ЦК и увезли в безопасное место.

Теперь надо было договориться с душманами. Оппозицию тогда возглавлял духовный лидер Таджикистана Кази-калон Ходжи Акбаар Тураджонзоде. Он взял курс на свержение власти, но мешала русская дивизия.

Ночью командующий поехал к нему на переговоры в мечеть. Взял с собой только меня и разведчика. Кази-калон пообещал силой власть не свергать. Кондратьев подтвердил, что войска Туркестанского военного округа не будут мешать мирному процессу. Но только мирному, а 201-я дивизия остается в Вооруженных силах Российской Федерации.

Мы улетали в Ташкент через несколько дней. Генерал-полковник Кондратьев смог вопреки всем сохранить для России мотострелковую дивизию в Средней Азии. Но впереди был главный нерешенный вопрос: что будет с округом.

Этот «основной вопрос философии» не давал покоя уже несколько месяцев. Еще зимой Кондратьев направил Шапошникову и Ельцину телеграммы, в которых просил взять Туркестанский округ под юрисдикцию России. Прецедент был уже создан – указом президента РФ Прибалтийский округ и Группы войск в Германии, Чехословакии, Польше и Венгрии переходили в юрисдикцию России и готовились к выводу. Кондратьев прилагал большие усилия. Но Ельцин объявил, что союзные республики могут брать суверенитета столько, сколько смогут унести. Главное условие независимости – армия. Поэтому судьба ТуркВО была решена.

Верховный главнокомандующий Ельцин лично сдавал Среднюю Азию, и Россия уходила с Востока. За каких-нибудь несколько дней крупнейшая в Вооруженных силах группировка, дислоцировавшаяся в Туркмении, Узбекистане, Казахстане, Киргизии, Таджикистане, Афганистане и насчитывающая 400 тыс. человек личного состава, была уничтожена. Акт о капитуляции, Договор о коллективной безопасности СНГ, Ельцин подписал 15 мая 1992 года в Ташкентском окружном Доме офицеров.

ТАК ПРОХОДИТ МИРСКАЯ СЛАВА

Генерал-полковника Кондратьева с должности заместителя министра обороны РФ Ельцин снял 9 февраля 1995 года. Это был день рождения его сына, и Кондратьев узнал о своей отставке за праздничным столом. Типичный пример демократического изуверства. А ему всего 50 лет. Он прошел все должности и все войны. Был первым заместителем командующего 40-й армией по боевым действиям, командующим 36-й армией в Забайкалье, командующим войсками ТуркВО – и вот «благодарность» власти.

В начале декабря того же года мы ехали с Кондратьевым на его родину в Клинцы Брянской области. Генерал уже 10 месяцев был «за штатом». Недавно он отметил свой 51-й день рождения. Было понятно, что к новому году его уволят из Вооруженных сил. Обычно «в распоряжении» больше полугода не держат.

Ночь, метель, заносы. «Уазик» с трудом справляется с дорогой. Вдруг, уже на подъезде к Клинцам, фары «выхватывают» стоящий на постаменте танк.

– Стой, – командует генерал, – к машине.

Выхожу следом. Рукой придерживаю папаху. Ветер сдувает с ног.

– Ты знаешь, кто этот танк сюда пригнал? – кричит генерал.

– Так точно. Вы. Никто, кроме вас, сделать это не мог.

– Правильно, я. Когда командовал танковым полком в Таманской дивизии.

– Ты помнишь, в каком звании я полком командовал?

– Помню. Капитаном.

Генерал полез через сугробы к памятнику.

– Я сейчас его заведу…

С этими словами Кондратьев стал подниматься по ступенькам пьедестала.

Остановился на последней. Сквозь пургу я его еле различаю. Кругом сурово шумит Брянский лес. Вдруг ветер резко стихает, и я отчетливо вижу на высоком, расширяющемся книзу обледеневшем постаменте танк, а на его броне в заснеженной шинели стоит генерал с приложенной к папахе правой рукой. Он принимает парад. Он сделал все, что мог. Он сделал больше, чем мог. Вопреки всему он оставил в Средней Азии русский дух и русскую дивизию. Честь имею!

Растираю лицо снегом. Видение постепенно проходит. Опять метель и темный силуэт танка впереди. Подбегаю к постаменту. Генерал твердо намерен завести танк. Ситуация становилась серьезной.

– Так ты не веришь?

Попробовал бы я не поверить.

– Товарищ командующий, разрешите мне. Ну не генеральское это дело.

– Товарищ полковник, помните, вы в Ташкенте просили десантную бригаду, чтобы взять Белый дом?

Я действительно 20 августа 1991 года просил у Кондратьева 56-ю десантно-штурмовую бригаду. Она стояла в Иолотани в Туркмении. Я обещал, что сяду на Чкаловский, возьму Белый дом и наведу порядок в Москве.

– Помню.

– Нет у меня сейчас бригады. Есть только танк. Заводи и вперед. Приказ ясен?

– Так точно.

– Выполняйте.

– Есть.

Смотрю на высокий обледеневший постамент и представляю, как сейчас на него полезу. Мороз за 30. Долго на броне не продержусь.

– Товарищ командующий. Я точно знаю, что танк не заправлен. Разрешите, пока организую солярку. Вы объявите замысел.

– Давай карту.

Быстро накрываю на капоте газету, режу сало с хлебом и достаю две бутылки водки.

Мы оба служили в 36-й армии в Забайкалье. Там и при минус 50 на капоте приходилось закусывать. А тут всего-то 30. Так, чуть прохладно.

– За ТуркВО.

Выпиваем по полной кружке.

– Товарищ командующий! А это памятник вам.

– С чего ты взял?

– Там бронзовая доска «Георгию Григорьевичу Кондратьеву и войскам, сохранившим для России Среднюю Азию».

Генерал поднимает голову и смотрит на памятник. Он почти не виден в темноте.

Молча пьем. Наваждение долго продолжаться не может. После третьего тоста садимся в машину. Поехали. Время Ч – 10.00. У меня впереди еще целых восемь часов.

Утром в Клинцах бужу Кондратьева.

– Прибыл начальник Брянского управления МЧС с правительственной телеграммой.

– Ты что, танк уже завел?

– Нет. У меня еще есть два часа.

Генерал читает телеграмму. Дает мне.

В ней за подписью министра по чрезвычайным ситуациям С.К. Шойгу сообщается, что президент РФ Б.Н. Ельцин подписал указ о генерал-полковнике Г.Г. Кондратьеве, согласно которому в МЧС вводится должность главного военного эксперта в ранге заместителя министра и на нее назначается Кондратьев.

– Товарищ командующий, я восхищаюсь Сергеем Кужугетовичем. Ему бы министром обороны быть. Жаль, что служить в это время чудесное…

– Ты о чем?

– О светлом будущем. Разрешите идти танк заводить?

– Отставить танк.

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

В марте 2016 года я приехал к Кондратьеву. Он восстанавливался после тяжелой болезни.

– Товарищ командующий! Через полтора года нашему округу будет 150 лет. Я подготовил ваши предложения министру о праздновании этого юбилея.

Протягиваю ему рапорт.

Генерал читает:

– Медаль «За службу в Туркестане» – это правильно. Думаешь, Шойгу подпишет?

– А вы?

– Я подпишу.

– Он тоже. «Большая игра» продолжается.

Кондратьев подписывает рапорт. С трудом встает из кресла. Выпрямляется.

– Ты веришь, что мы еще вернемся к Южному кресту?

– Верю, товарищ командующий!