В Соединенных Штатах он проходил под именем Игоря Константиновича Берга или Уильяма Голдвина, а вообще ФБР выявило восемь его имен. В архивах КГБ хранится еще с десяток его псевдонимов, которые он использовал во время работы в Западной Европе. Число кодовых имен показывает, что в 1920–1930 годах ни одна серьезная операция ОГПУ-НКВД за границей не обходилась без участия этого корифея разведки. Однако в советской историографии было наложено табу и на его истинные анкетные данные, и на его многогранную деятельность.

ПЕРВЫЙ ПСЕВДОНИМ


В 1914 году экономический спад в России вынудил Лазаря Фельдбина, агента по продаже леса, в поисках более прибыльной работы перебраться в Москву. Его 19-летний сын Лейба поступил в Лазаревский институт, где готовили к дипломатической и консульской службе (Лазаревский институт назван по имени его основателей братьев-армян Лазарян; впоследствии – Институт восточных языков). Окончив его, юноша пошел учиться в Школу правоведения при Московском университете, но в 1916 году был призван на военную службу. В боевых действиях участвовать Лейбе не довелось – его полк дислоцировался на Урале.

В детстве Лейба мечтал командовать кавалерийским полком и лишь позднее узнал, что мечты его были несбыточны, потому что офицерское звание, не говоря уже о службе в элитном подразделении царской армии, были недоступны для евреев. Возможность сделать желанную военную карьеру открылась лишь в феврале 1917 года после отречения императора Николая II и благодаря реформам Временного правительства.

В марте 1917 года Лейба прошел подготовку в школе прапорщиков, а в мае вступил в ту фракцию Российской социал-демократической рабочей партии, во главе которой стоял Соломон Лозовский, будущий генеральный секретарь Красного интернационала профсоюзов (Профинтерна). Будучи членом так называемой группы интернационалистов Лозовского, Лейба познакомился с представителями различных революционных течений из стран Западной Европы и вскоре свободно изъяснялся по-английски, по-немецки, по-французски. Ничего удивительного: выросший в многоязычной среде еврейской слободки Бобруйска, он походя добавил три иностранных языка к идишу, русскому и польскому, которыми владел с детства.

В октябре 1917 года в Петрограде Лейба не захватывал ни телеграф, ни почту, не штурмовал Зимний, и все же его как активиста Октябрьской революции поощрили должностью в администрации Ленина. Однако чиновничье кресло в Смольном не для жаждущего ратных подвигов юноши, и в 1919 году он стал бойцом Красной Армии.

В 1920 году по рекомендации старого марксиста В.А. Тер-Ваганяна Лейба вступил в РКП(б) и вскоре был назначен на должность заместителя начальника Особого отдела (военная контрразведка) 12-й армии РККА, воевавшей против поляков на Юго-Западном фронте. Он руководит диверсионными операциями и лично участвует в рейдах по тылам польских войск, уничтожая штабы и узлы связи. Своевременно добытая им развединформация позволила упредить попытку польской армии прорваться к Москве летом 1920 года. На фронте Лейба приобрел множество друзей и союзников, в числе которых был его начальник, основатель контрразведки ОГПУ Артур Христианович Артузов. Он помог Лейбе в декабре 1920 года попасть в подразделение ВЧК, которое координировало работу по охране границы РСФСР.

В начале 1921-го Лейбу назначили начальником секретно-оперативной части Архангельской ЧК. Поскольку по роду деятельности ему приходилось общаться с иностранцами, он, согласно правилам, введенным Ф.Э. Дзержинским, был обязан выступать под чужими анкетными данными. Так Лейба Лазаревич Фельдбин стал Львом Лазаревичем Николаевым, получив первый из своего длинного списка псевдонимов.

РОКОВАЯ ПРОГУЛКА

1 апреля 1921 года Фельдбин женился на Марии Владиславовне Рожнецкой, женщине неземной красоты, на восемь лет его моложе. В 1919 году, в свои 16, она вступила в РКП(б) и работала в советских учреждениях, а потом записалась добровольцем в Красную Армию. Служила в штабе Юго-Западного фронта, где впервые встретила своего будущего мужа Лейбу Фельдбина.

Осенью 1921 года молодожены возвращаются в Москву. Фельдбин работает следователем в Верховном трибунале ВЦИК и одновременно учится в Школе правоведения. Через три года, получив диплом юриста, он под началом Николая Крыленко, видного юриста и партийного деятеля, участвует в подготовке первого советского Уголовного кодекса. В 1923 году по рекомендации Ф.Э. Дзержинского Фельдбина назначают помощником начальника Экономического управления ОГПУ (ЭКУ).

В 1925 году Фельдбин занял должность начальника погранвойск ОГПУ в Закавказье. В Тифлис, к месту службы, он прибыл с женой и трехлетней дочерью. Вероника унаследовала красоту матери и острый ум отца. Первый и последний раз Лейба и Мария получили возможность насладиться счастьем спокойной семейной жизни. В райском уголке Закавказья, далеком от московских снегов и интриг, ничто не предвещало трагедии. Но однажды, когда они катались на лодке по Тифлисскому озеру, разразилась гроза, и они промокли до нитки. Вечером у Вероники поднялась температура, ее бил озноб. К утру состояние ухудшилось, и девочку поместили в лазарет. На больничной койке она пробыла месяц, но хворь не отступала, а врачи в бессилии разводили руками. Только на следующий год, когда Фельдбины вернулись в Москву, врачи поставили диагноз – ревматизм. Прогноз мрачный: болезнь неизлечима. Но Фельдбин – боец по натуре, и по мере того, как чахла Вероника, росло его желание вылечить ее. Это стало доминантой всей его жизни. Он надеялся если не в России, то в какой-нибудь другой стране вернуть здоровье дочери. Стремление устроить ребенка в заграничную лечебницу стало одним из факторов, подтолкнувшим Фельдбина к переходу во внешнюю разведку ОГПУ – в Иностранный отдел (ИНО).

Свершилось. Летом 1926 года Фельдбин под «крышей» торгпредства и с паспортом Льва Николаева отправился «легальным» резидентом в Париж, где Веронику поместили в кардиологическую клинику.

РЕЗИДЕНТ-КАЗНОКРАД

«Игра на чужом поле» в Париже для Фельдбина-Николаева началась с учебы. Начинающий резидент узнал, что «расчет» означает физическое устранение агента противника, а тот, кто его ликвидирует, – «чистильщик»; «тайниками» и «дубками» обозначают места, где оставляют донесения; агент-провокатор противника называется «подставой», а «земляками» – коммунисты других стран. Ему также пришлось постигать азы разведывательного ремесла: как оторваться от наружного наблюдения; как моментально сменить на маршруте вид транспорта – пересесть из автобуса и метро в такси и наоборот; как использовать библиотеки и кинозалы для передачи и приема документов, а для действительно важных встреч – кабинеты доверенных врачей-урологов.

В повестку дня Фельдбина как резидента ИНО ОГПУ входило не только добывание и передача информации в Центр, но и наблюдение за безопасностью и политической благонадежностью персонала посольства и торгпредства. А кроме операций против внешних врагов он вынуждено занимался подчисткой ошибок Центра, совершенных при создании закордонных агентурных сетей в начале 1920-х.

Проблема в том, что за границу засылалось много сотрудников, совершенно непригодных для работы под видом бизнесменов. Получив в свое распоряжение роскошный особняк с многочисленной обслугой, что, по идее, должно было производить гипнотическое впечатление на потенциальных кандидатов в агенты, оперативник становился беспомощным и терпел крах, едва только дело доходило до вербовки. Хуже того: выделяемые для оплаты агентуры огромные средства превращали оперативника в казнокрада, так как он, не в силах устоять перед искушением, присваивал их. Как это случилось с Юрием Прасловым, первым советским нелегальным резидентом во Франции.

Праслов с латвийским паспортом и легендой бизнесмена появился в Париже, чтобы создать экспортно-импортную фирму. Несмотря на то, что был нанят многочисленный персонал и огромный особняк, Праслов не заключил ни одной сделки, не завербовал ни одного агента, но все деньги из оперативной кассы потратил. И тогда он обратился за помощью к своему другу, главе советского торгпредства Ломовскому. Тот передал Праслову большую партию экспортных товаров для реализации, что сулило резиденту внушительные комиссионные.

Тесная деловая связь между латвийским бизнесменом и русским торгпредом вызвала повышенный профессиональный интерес у французской контрразведки. «Сюрте женераль» установила такое плотное наблюдение за Прасловым, что тот даже в ресторанный туалет ходил в сопровождении сыщиков «наружки», так что о выполнении заданий Центра не могло быть и речи.

Тем временем благодаря большому объему операций, проходивших через торгпредство, в распоряжении Праслова оказались десятки миллионов франков. Прикарманив пару миллионов и потратив их в публичных домах, Праслов, по его собственному признанию, «мучимый угрызениями совести, чтобы вернуть другу украденное», решил попытать счастья за ломберным столом «Казино де Довиль». В итоге спустил еще 9 млн франков.

Праслова расстреляли бы, если бы не личное обращение начальника ИНО Трилиссера к Сталину. Невозможно представить, что такого сказал Трилиссер в оправдание своего протеже, но Сталин сделал не характерный для него жест великодушия: вместо расстрела отправил горе-резидента в лагерь на пять лет.

Проанализировав случаи, подобные «казусу Праслова», которые имели место не только в Европе, но и в Азии, Фельдбин пришел к заключению, что в начале1920-х ОГПУ за границей не занималось разведкой, а играло в нее. Но и это еще не все. Самое плохое было в том, что практика размещения резидентур в посольствах и связанных с ними торгпредствах превращала эти институты в подобие громоотводов: при провалах наших разведчиков на головы «чистых» дипломатов сыпались обвинения в вероломстве, а на местных коммунистов, контактирующих с людьми из посольства, наклеивались ярлыки шпионов и предателей.

В этой связи Фельдбин направил в Центр депешу, в которой, в частности, указывал: «Каждый раз при разоблачении разведывательной группы, работавшей на СССР, следы вели прямо в советское посольство со всей вытекающей отсюда враждебной шумихой. Советскому правительству было бы желательно реорганизовать свои разведоперации на территории других государств таким образом, чтобы в случае провала сотрудников следы не вели в посольство и правительство получило возможность отрицать любые связи с провалившейся разведывательной группой».

Да, в конце 1920-х годов резидент еще мог позволить себе такую роскошь – не бояться высказывать новаторские предложения и критиковать действия начальства.

«ДУТЫЕ» АЛМАЗЫ

Пока существовала Веймарская республика (1919–1933), Берлин был шпионской столицей Европы, а торгпредство СССР – мозговым центром советской разведки, действовавшей на континенте. Управлял этим центром резидент Фельдбин, прибывший в январе 1928 года в Берлин под прикрытием сотрудника советского торгпредства Льва Лазаревича Фельделя.

Внушительные размеры здания торгпредства были внешним отражением скрытых масштабов конспиративных взаимоотношений между Советским Союзом и Германией после разрыва Веймарской республики с остальной Европой в 1922 году из-за заключения сделки с советским правительством (имеется в виду Раппальский договор, по которому Германия де-юре признала власть большевиков в России и предоставила ей статус наибольшего благоприятствования).

Появлению Фельдбина в Берлине предшествовало обнародование Первого пятилетнего плана (1928–1932), который предусматривал превращение СССР в индустриальную державу. Руководство ОГПУ, соразмеряя свою деятельность с планами ВКП(б), сформировало в ИНО еще одно подразделение – VII отделение, занимавшееся экономической разведкой. Его сотрудникам предстояло добывать то, что Комиссариат внешней торговли не способен был заполучить путем заключения легальных контрактов или через лицензирование германских промышленных технологий.

Растущий спрос в Советском Союзе на алмазы для режущих инструментов, используемых в нефтяной промышленности, заставил Комиссариат рассмотреть предложение Круппа о поставке недавно изобретенных его концерном «види» – так назывались искусственные алмазы (по-немецки «wiediamant», то есть «подобные алмазам»). Со своей стороны, Комиссариат тяжелой промышленности закупил партию «види» для пробы в бурильных операциях. Когда их утилитарные достоинства подтвердились, было решено заключить контракт с Круппом о строительстве в Союзе завода по производству промышленных алмазов. Но немецкие инженеры, приехавшие в Москву для заключения договора, заломили непомерную цену – десятки миллионов марок. Сталин приказал начальнику ОГПУ В.Р. Менжинскому обеспечить страну искусственными алмазами. Тот, в свою очередь, дал задание берлинскому резиденту добыть секрет изготовления «види».




Выполняя задание, Фельдбин доказал, во-первых, что для него, опричника, добывание алмазов по приказу вождя – самое желанное действо на свете. Во-вторых, что он – не бездумный исполнитель, а умелый организатор замысловатых операций.

Первым делом надо было выяснить местонахождение завода-изготовителя, фамилии изобретателя и инженеров, отвечающих за производство. Для этого Фельдбин привлек надежного агента, доктора «Б» из Берлинской высшей технической школы, которого завербовал, еще работая в Париже. Агент выяснил, что завод находится в пригороде Берлина, и отправился туда на разведку. В пивной, что у проходной завода, за кружкой пива он пообщался с инженерами и техниками. Рассказал, что работает над монографией о твердых сплавах, но ему не хватает примеров их практического применения. Проникнувшись симпатией к доктору «Б», собутыльники порекомендовали ему обратиться к гросс-технику по фамилии Корнелиус, ответственному за процесс изготовления «види». Доктор «Б» с помощью прикормленного им информатора из берлинской полиции раздобыл домашний телефон Корнелиуса и, представившись, пригласил его пообедать в ресторане. Польщенный вниманием известного в научно-технических кругах ученого, раздобревший от дармовой выпивки Корнелиус без утайки поведал о технологическом процессе изготовления «види», а также сообщил имя и адрес изобретателя. Под большим секретом добавил, что недавно тот был уволен Круппом и, попав в «черный список», не может устроиться на работу по специальности.

Согласно отработанной Фельдбиным линии поведения, доктор «Б» перед изобретателем выступил «под чужим флагом»: представился посредником шведской фирмы, заинтересованной в создании установки по производству промышленных алмазов. Чтобы насолить Круппу и разрушить его монополию на производство «види», обиженный изобретатель всего за 10 тыс. марок согласился не только сделать доктору «Б» техническое описание процесса, но и оказать практическую помощь в сооружении печи для изготовления «види»…

По возвращении в Москву Фельдбина наградили орденом Красного Знамени и повысили по службе – он возглавил VII отделение ИНО. Без отрыва от производства осенью 1932 года он совершил бросок в США, где с помощью агента ОГПУ Саунд добыл подлинный американский паспорт на имя Уильяма Голдвина. Паспорт Фельдбин предполагал использовать для нелегальной работы в Европе. Там американский паспорт котировался очень высоко и был тем «золотым ключиком», что обеспечивал доступ в любые сферы.

КЕМБРИДЖСКАЯ ПЯТЕРКА

После неудачной командировки в Париж в 1933 году с целью создания там нелегальной резидентуры для проникновения во Второе бюро (военную разведку) французского генштаба, Фельдбин принял участие в разработке одной из самых масштабных операций ОГПУ – в формировании «Оксбриджа», кембриджско-оксфордской агентурной сети в Великобритании. В 1934 году он отбыл в Лондон в качестве нелегального резидента. Вот уж где его ждала удача – чего стоила одна только «кембриджская пятерка».

Кстати, открывшиеся в конце ХХ века факты свидетельствуют, что их – агентов из числа адептов Кембриджа и Оксфорда – было не пять, а неизмеримо больше. Оптимисты из МИ5 (британская контрразведка) полагают, что их было не более 30. Пессимисты из той же синекуры считают, что не менее 100. Ясно одно: ни английский истеблишмент, ни его контрразведка не заинтересованы увеличивать число разоблаченных «патриотов» Великобритании, работавших в пользу СССР. Поэтому по негласному джентльменскому соглашению между КГБ и Secret Intelligence Service (SIS) мы оперируем термином «кембриджская пятерка».

Ее организатором и тайным «крестным отцом» стал Фельдбин. И хотя на первом этапе контакт с ключевым агентом группы Кимом Филби, псевдоним Зенхен (Сынок), установил не он, но в конечном счете именно Фельдбин нес ответственность за руководство его работой. На правах резидента Фельдбин участвовал в привлечении к сотрудничеству и двух других – Дональда Маклина, Вайзе (Сирота), и Гая Берджесса, которому из-за его нетрадиционной любви к мужчинам Фельдбин присвоил псевдоним Мэдхен (Девочка). Эта троица, или, как они себя называли, «три мушкетера», наотрез отказывалась брать деньги, заявляя, что «наша культура не приемлет идеи корысти, так как вознаграждения умаляют подвиги».

По паспорту Уильяма Голдвина Фельдбин открыл в Лондоне фирму по продаже холодильников. Используя эту «крышу», он и связники, прибывавшие из Москвы, встречались с ядром кембриджской агентурной сети – с Филби, Маклином и Берджессом.

Увы, случайная встреча в октябре 1935 года с экс-коллегой, сбежавшим на Запад, сделала дальнейшее пребывание Фельдбина в Англии невозможным и вынудила его вернуться в Москву.

В 1935 году за достигнутые результаты в работе Фельдбин был награжден высшей наградой Советского Союза – орденом Ленина – и представлен к званию старший майор госбезопасности, что соответствовало армейскому званию генерал-майор. В том же году он издал книгу «Тактика и стратегия разведки и контрразведки», принятую в качестве учебного пособия всеми советскими разведшколами (пособие изъяли из учебного процесса в 1954 году, когда было установлено местонахождение перебежчика-резидента Фельдбина). Благодаря этому научному труду Фельдбин завоевал репутацию ведущего эксперта спецслужб СССР.

ТРИУМФАЛЬНЫЙ ЭНДШПИЛЬ

В 1936 году в Испании генерал Франсиско Франко поднял мятеж против демократично избранного правительства Народного фронта. Сталин вслед за открытым выступлением Германии и Италии на стороне франкистов (Гитлер послал в Испанию авиационный легион «Кондор» – 6 тыс. военных летчиков; Муссолини – экспедиционный корпус в 10 тыс. головорезов) принял решение оказать помощь республиканскому правительству и направил в Испанию советских военных советников и боевую технику.

В сентябре 1936 года Фельдбин (кодовое имя Швед) и его жена (псевдоним Жанна) прибыли в Испанию соответственно главой резидентуры и рядовым сотрудником. Резидент был самым высокопоставленным официальным советским представителем в Испании, которому подчинялся даже посол СССР в Мадриде, и не только отвечал за разведку и контрразведку в советских воинских частях, но и контролировал поставки советского оружия для республиканской армии (СССР поставил в Испанию 648 самолетов, 347 танков, 60 бронемашин, 1186 орудий, 340 минометов, 20 486 пулеметов, 497 813 винтовок, а боевую выучку там прошли более 4 тыс. советских командиров и специалистов).

Под руководством Фельдбина контрразведка республиканцев успешно вела тайную войну против германской, итальянской и английской спецслужб. По его наводке республиканские спецслужбы в декабре 1936 года арестовали двух сотрудников французской военной разведки, а при содействии его заместителя Наума Эйтингона (псевдоним Котов) обезврежены два агента британской SIS, которые вели сбор данных о республиканской армии.

С целью получения сведений об отправке отрядов СА из Германии в Испанию Швед организовал работу разведки республиканцев за границей, а также наладил охрану лидеров Компартии Испании во главе с Долорес Ибаррури, на которых франкисты готовили покушения. По инициативе Фельдбина на территории, удерживаемой республиканцами, было создано некое подобие тайной полиции, которая подчинялась резидентуре. Ее основным предназначением было ослабление оппозиционных элементов через их запугивание, аресты и даже ликвидацию.

С подачи резидента испанцы учредили Службу военных расследований (Serviciode Investigacion Militar), а надзор за ее деятельностью осуществляла резидентура.

При содействии Шведа в Мадриде была открыта разведшкола, которую прошли многие будущие советские разведчики-нелегалы. Как это случилось, к примеру, со знаменитым советским разведчиком Моррисом Коэном.

16 октября 1936 года после падения Толедо возникла угроза захвата Мадрида войсками генерала Франко. Республиканское правительство поручило премьер-министру Ларго Кабальеро и министру финансов Хуану Негрину переместить золотой запас Испании в безопасное место. Кабальеро и Негрин, независимо друг от друга, предложили отдать его на хранение Советскому Союзу. Сталин одобрил их инициативу, посчитав, что в наших хранилищах найдется местечко и для испанского золота. Ответственность за его доставку в СССР вождь возложил на наркома НКВД Ежова, и 20 октября Фельдбин получил шифрованный приказ принять обеспечительные меры по охране и транспортировке драгоценного груза. В итоге 7900 ящиков с золотыми слитками общим весом 510 т на сумму 528 млн долл. (сегодня это более 10 млрд долл.) были погружены в трюмы четырех советских пароходов и доставлены в Одессу.

Фельдбина, профессионала-универсала высшей пробы, которого коллеги по разведывательному цеху прозвали «смерч деятельности», хватало на все. И все же магистральным направлением его оперативной деятельности была работа с агентурой. В Испании на личной связи у него находилось более 20 агентов, почти все они завербованы им в странах, где он ранее был резидентом. Чтобы держать ситуацию под личным контролем, он рассредоточил их в министерствах, на транспортных узлах, в штабах интернациональных бригад. С каждым агентом надо было регулярно встречаться, обсуждать представленную им информацию, отработать ему линию поведения, способствующую поступлению новых данных и т.д. У всякого агента возникали проблемы личного свойства, что требовало безотлагательного решения. В каждом случае Швед выступал в двух ипостасях: «слуга царю – отец солдатам». В каких условиях приходилось ему действовать, можно судить по рассказу Филби, который в 1936–1939 годах был аккредитован при генерале Франко в качестве репортера британской газеты Times.

«Встреча проходила на железнодорожном вокзале Тулузы. По лицу Шведа я понял: что-то случилось. Человек действия, излучающий уверенность и оптимизм, в тот раз он выглядел несколько смущенным. На вопрос, в чем дело, он помедлил секунду, затем распахнул плащ. Подмышкой у него висел автомат. Он рассказал, как два часа назад привычка иметь при себе оружие спасла ему жизнь. В отеле он решил устроить себе сиесту, как это делают испанцы, когда очень жарко. Снял с себя одежду и под простыней растянулся на постели, положив рядом взведенный автомат. Пребывая в полудреме, услышал, как открывается дверь, и, не до конца проснувшись, разрядил всю обойму в направлении двери, еще до того, как сумел оценить ситуацию. За дверью он обнаружил два трупа и через окно бежал из отеля. На следующей встрече Швед сообщил мне, что ему удалось выяснить, что те двое имели задание убить его. Однако он так и не смог установить, кто конкретно – Франко или его враги из НКВД – направил убийц».

Фельдбин, несмотря на приближающееся поражение республиканцев, не уставал насыщать агентурный аппарат резидентуры новыми рекрутами. Так, посещая на Арагонском фронте боевые порядки республиканской армии, он обратил внимание на комиссара 17-й бригады Хайме Рамона Меркадера дель Рио Эрнандеса. Накоротке побеседовал с ним и проведя блиц-проверку, завербовал его в качестве агента под псевдонимом Раймонд. Профессиональное чутье не подвело Фельдбина – через два года, в августе 1940-го, Меркадер по заданию НКВД ликвидировал Льва Троцкого.

ШТЫК В ЗЕМЛЮ

В июле 1938 года Фельдбин получил предписание срочно прибыть в Центр. Зная, что в Москве полным ходом идет зачистка рядов чекистов-ветеранов (к тому времени были расстреляны его сослуживцы Б.Д. Богданов, И.В. Запорожец, С.А. Мессинг, Я.Х. Петерс и многие другие), он, прихватив часть оперативной кассы в 30 тыс. долл. (сегодня это 600 тыс.), вместе с женой и дочерью-инвалидом бежал в США. Там Фельдбин «держал круговую оборону» – мало того что он был чужим среди чужих, ему еще и пришлось спасаться от сталинского «эскадрона смерти» (подразделение НКВД, предназначенное для ликвидации перебежчиков и предателей, сформировано из официальных «лишателей жизни»). Вот и верь после этого, что шпионаж – это война без трупов!

До 1953 года власти США не догадывались о его присутствии в стране. Открылся он после смерти Сталина. В мае 1954 года, чтобы заработать деньги на лекарства для дочери, он опубликовал серию статей в журнале Life и издал книгу «Тайная история сталинских преступлений». При этом использовал один из множества своих псевдонимов – Александр Михайлович Орлов, под которым и вошел в историографию спецслужб мира.

Авторитетные историки и эксперты спецслужб сходятся во мнении, что Фельдбин совершил уникальный, самый благородный поступок из всех, что знает история перебежчиков, – он никого не выдал. Да и бежал он не с целью «срубить денег», а чтобы спасти свою жизнь и заодно вылечить дочь. Все 35 лет пребывания в США, то есть до своей смерти в 1973 году, он играл в кошки-мышки с американскими властями и спецслужбами, сохраняя инкогнито известных ему сотрудников и агентов советской разведки, работавших на Западе в пользу СССР. И даже во время дачи показаний перед комитетами Конгресса он отделывался уклончивыми ответами, лишь внешне походившими на правду.