В тот день за столь волшебным занавесом на пакистанской границе скрывались грубые реалии. Я был там главным образом потому, что ISI настаивала, чтобы мы предоставили новые ПЗРК «Стрингер» и другие средства таджикам долины Панджер и другим не пуштунам, воюющим с Советами в Афганистане. Именно пакистанцы решали, какие группировки моджахедов — и кто из полевых командиров — получит наше оружие. ЦРУ могло уговаривать и настаивать, но «решалами» были президент Мухаммад Зия уль-Хак и ISI. Хотя мы тесно сотрудничали с Зия уль-Хаком чтобы победить Советы, в то же время  он вводил законы, способствующие исламизации Пакистана и укрепляющие исламский фундаментализм.  

Соответственно, огромное количество американского оружия шло афганским исламским фундаменталистам. Мы совершенно не понимали Афганистан, его культуру, его племенную и этническую политику, его политические силы и их отношения. Став через двадцать лет министром обороны,  я пришёл к пониманию, что в Афганистане, как и в Ираке, решив сменить режим, когда дошло до вопроса «на что сменить?», американское правительство не имело представления, что будет дальше. Мы не узнали практически ничего об этих странах за двадцать лет, с тех пор, как помогли победить там Советы.

Этот опыт — эти призраки прошлого — привели меня к твёрдому убеждению, как я утверждал выше, что идея создания сильного, демократического (в нашем понимании), более или менее честного и эффективного центрального правительства в Афганистане, изменение культуры, строительство экономики и преобразование сельского хозяйства была фантазией. Наша цель, по моему мнению, должна была быть сведена к разгрому Талибана и других экстремистов, так, чтобы подорвать их военный потенциал, и к строительству афганской армии и местных сил безопасности, до того этапа, когда они смогут держать экстремистов под контролем и воспрепятствовать созданию в будущем прибежища Аль-Каиды в Афганистане. Я считал, что нам необходимо три-пять лет на выполнение этих узких задач, но нам необходимо было также продумать, как поддерживать скромное гражданское и военное присутствие на многие годы — такое же необходимое в Афганистане, по моему убеждению, как и в Ираке. Мы просто не могли опять уйти. Когда я размышлял, как достичь этих целей, воспоминания о 120 тысячной советской группировке и более чем 15 тысячах погибших советских солдат не выходили у меня из головы. Если мы введём слишком много иностранных солдат в страну, если будет слишком много жертв среди мирного населения и слишком мало уважения к афганцам, к тому чего они хотят и что они думают, афганцы станут и нас считать оккупантами, а не партнёрами.  И мы проиграем, как и Советы. Мои размышления в этом направлении последовательно отражались в публичных выступлениях в период с декабря 2006 года до конца 2009 года, в выступлении на слушаниях в Конгрессе и в моём скептицизме по поводу дополнительного значительного увеличения войск в Афганистане. 

Как я уже упоминал, до инаугурации Обамы Джо Байден посетил Афганистан и Ирак. Разговаривая с американскими дипломатами, представителями командования и солдатами в Кабуле, Байден обнаружил на всех уровнях неразбериху мнений насчёт нашей стратегии и целей. Его предыдущая встреча с президентом Карзаем на обеде в феврале 2008 года прошла скверно и закончилась тем, что тогдашний председатель сенатского комитета по международным отношениям   отшвырнул свою салфетку и вышел в присутствии президента Афганистана. На обеде с Карзаем в январе 2009 года был ещё один крупный разговор, во время которого Байден резко отчитал афганского президента и за управление, и за коррупцию. Одно из посланий Байдена Карзаю (и Малики) состояло в том, что Обама и близко не будет с ними поддерживать такие контакты, как Буш.  В команде Обамы существовала обеспокоенность, что частые видеоконференции Буша с обоими лидерами привели к нездоровой зависимости от непосредственных контактов с американским президентом, мешающие американцам в своей стране делать свою работу.  Я думаю, определённые основания для беспокойства было, но испытывал противоречивые чувства. Буш был хорошим наставником для них обоих, и когда он поднимал вопросы, оба лидера знали, что не бывает обращения более высокого уровня. Байден также встретился с командующим Международными силами содействия безопасности (ISAF) генералом Дэвидом Маккернаном, который запросил 30 тысяч солдат дополнительно,  прежде всего для усиления безопасности накануне выборов в Афганистане в августе. Байдена глубоко встревожило то, что он увидел в Афганистане. (Намного лучше дела обстояли во время его визита в Ирак).

Во время предвыборной кампании Обама обещал послать больше войск в Афганистан, чтобы исправить перекосы в выделении ресурсов на войну при администрации Буша, которая начала переносить фокус своего внимания и приоритеты на Ирак в месяцы, последовавшие за падением Талибана.  Я думаю, что всё руководство национальной безопасности приходящей администрации разделяло точку зрения, что мы не выигрываем и не проигрываем в Афганистане, и что нам необходимо тщательно разобраться в том, что мы там делаем. Я говорил президенту Бушу при собеседовании в ноябре 2006 года о том, что наши цели в Афганистане слишком расплывчаты, и мои опасения только укрепились в последующие два года. Во время моей встречи с Обамой 26 января я сказал ему, что у нас не должно быть «грандиозных устремлений» в Афганистане; мы просто хотим не дать стране снова превратиться в источник угроз для нас и наших союзников, как это было при Талибане. В ходе слушаний в сенатской комиссии по делам ВС на следующий день я выразился определённее:

«Если мы вознамерились создать [в Афганистане] центральноазиатскую Валгаллу,  то проиграем. Нам необходимо придерживаться реалистических и ограниченных целей, иначе мы обрекаем себя на поражение».

Первое совещание новой администрации по Афганистану состоялось 23 января. Было много споров об отсутствии последовательной стратегии. И Петреус и Маллен твёрдо выступали за немедленное утверждение требования Маккеннана о 30 тысячах солдат. Я был за увеличение количества солдат, но не определился с их количеством, отчасти из-за обоснования, выдвинутого военными. Дополнительный контингент должен был задержать летнее наступление талибов и обеспечить безопасность августовских выборов, но большая их часть не могла прибыть туда вовремя, чтобы сделать то и другое. Кроме того, меня по-прежнему беспокоил размер нашего военного «присутствия». Байден совершенно логично возражал против отправки дополнительных войск, прежде чем мы не определимся со своей стратегией.

Президент решил обратится к специалистам, не входящим в правительство, и попросил Брюса Риделя, эксперта по Ближнему Востоку, который был его советником в предвыборной кампании, в 60-дневный срок сделать обзор положения в Афганистане и порекомендовать изменения в стратегии. Холбрук и заместитель госсекретаря Флоурной будут сопредседателями в этой работе, а Дуг Льют и его сотрудники из НСБ будут им помогать. Ридель долгое время был аналитиком ЦРУ и работал у меня. Он был одним из лучших, наиболее реалистичных экспертов по Ближнему Востоку.

Ближайшей проблемой, вставшей перед президентом, был расчёт времени: если мы собирались направить несколько тысяч солдат, сколько бы их ни было, обученных и оснащённых, в Афганистан вовремя, чтобы справиться с летним наступлением талибов и выборами, нам необходимо было принять решение до того, как будет закончен доклад Риделя, к досаде вице-президента и прочих в Белом доме. В начале февраля, по возвращении с конференции по безопасности в Мюнхене, Байден заявил прессе, что он не позволит через милитаристские «запугивания» вынудить Белый дом принять решение о дополнительных войсках в Афганистане из-за «искусственных сроков».  Президент хотел объявить о своём решении о сокращении численности войск в Ираке до объявления об отправке дополнительных войск в Афганистан, но ни того, ни другого не произошло. Когда Комитет заместителей министров под председательством Тома Донилона проанализировал заявку на 30 тысяч солдат и сосредоточился на том, когда они могут прибыть в Афганистан, и что будут делать, стало ясно, что Объединённый комитет начальников штабов недостаточно проработал вопрос, сколько солдат может быть отправлено к лету. Заявка в конечном счёте была урезана примерно до 17 тыс. солдат дополнительно.

Этот нажим для скорейшего принятия решения об увеличении численности войск в Афганистане привёл к печальному результату, создавая в Белом доме подозрение, что на Обаму «давило»  военное командование, особенно Маллен и Петреус, вынуждая его к преждевременному принятию важного решения. Я был уверен тогда — и сейчас, — что это недоверие поддерживалось Байденом вместе с Донилоном, Эмануэлем и некоторыми другими советниками, присоединившимися к этому хору, включая, как ни странно, Джима Джонса и Дуна Льюта. Это недоверие можно приписать отчасти и недостатку опыта в военных делах — конкретно, в данном случае, в вопросах сроков обучения и материально-технического обеспечения — среди высших гражданских чиновников Белого дома, начиная от вице-президента и ниже. Я считаю, что у военных не было скрытых мотивов: неспособность немедленно санкционировать хотя бы некоторые передвижения войск само по себе ограничило бы возможности президента, делая его неспособным затормозить летнее наступление талибов или усилить безопасность накануне афганских выборов. Тем не менее, подозрение со временем только усугублялось и разрасталось.

Всё ещё больше ухудшили инциденты, не связанные с Афганистаном. В конце февраля, например, главнокомандующий  силами США в Тихоокеанском регионе адмирал Тим Китинг заявил на пресс-конференции о способности США сбивать северокорейские ракеты  «Тэпходон 2» и что ожидаемый запуск будет «суровым испытанием» для новой администрации. Президента взбесило то, что он назвал «художествами», а также нахальство адмирала, посмевшего публично судить о президенте. По его мнению, замечания Китинга создали серьёзные проблемы для администрации: если президент прикажет сбить ракету, Китинг уже раззвонил о нашем ударе и делать вид, что мы ни при чём, будет невозможно невозможным; если президент решит не вмешиваться, люди будут удивляться, почему. Мы с Малленом спросили президента, хочет ли он освободить Китинга от обязанностей. Обама сказал, что нет, что каждый заслуживает второго шанса, но приказал мне вызвать Китинга и сделать ему нагоняй. Китинг прилетел с Гавайев в Вашингтон для десятиминутной встречи со мной. Я сообщил ему о неудовольствии президента, но что мы оба хотим, чтобы он остался — и извлёк урок на будущее. Тим попросил меня передать свои извинения президенту и заверить его, что такого больше не повторится. Так и было (по крайней мере, если говорить о Китинге). Этот эпизод, вместе с проблемами президента с порой откровенным директором национальной разведки Денни Блэром, а также всё больше с Майком Малленом, показало, что президентское недовольство склонными к публичным откровениям адмиралами  было ещё одним источником преемственности между администрациями Буша и Обамы. Слишком рано в администрации подозрения и недоверие к военному руководству со стороны представителей руководства Белого дома — включая президента и вице-президента — превратилось в большую проблему  для меня, поскольку я пытался управлять отношениями между верховным главнокомандующим и его военными руководителями.

13 февраля президент председательствовал на совещании НСБ при рассмотрении вопроса, следует ли ждать, когда Ридель закончит свой доклад, чтобы принять решение об отправке  дополнительных войск, или послать 17 тысяч как можно скорее, или послать некоторое количество немедленно, а остальных позже, или послать все 30 тысяч, запрошенных Маккеннаном. Ридель и другие, за исключением двух руководителей — Байдена и Стейнберга — высказались за отправку 17 тысяч человек за один раз.

16 февраля на нашем еженедельном совещании президент сказал Маллену и мне, что он предпочёл бы сначала объявить о сокращении войск в Ираке, как мы знаем, но он решил санкционировать отправку 17 тысяч солдат для помощи в стабилизации обстановки в Афганистане и предотвращения дальнейшего ухудшения обстановки. Потом Обама обратился ко мне: «Я доверяю вам и вашему решению». На следующий день Белый дом объявил о решении в письменном пресс-релизе. Хотя позднее Обама охарактеризовал это решение как самое трудное из принятых в начале срока своего президентства, он не потрудился объявить его лично.   

Впоследствии возникали вопросы, зачем так много дополнительных войск — морских пехотинцев — было послано в провинцию Гильменд с её немногочисленным населением. Их развёртывание было предназначено в первую очередь для предотвращения дальнейшего ухудшения ситуации с безопасностью на юге; приоритетной задачей у них было обеспечение безопасности во время выборов. Но важной причиной отправки морских пехотинцев в Гильменд было то, что в то время как командующий Морской пехотой Джим Конвей стремился вытащить своих морпехов из их тупиков в западном Ираке и послать воевать в Афганистан, он также настаивал на том, чтобы все морпехи были развёрнуты в своей «зоне ответственности» — боевом участке — с авиационным прикрытием и материально-техническим снабжением, которые обеспечиваются Корпусом морской пехоты.  Только Гельмланд удовлетворял условиям Конвея. Морские пехотинцы были полны решимости держать оперативный контроль подальше от американского командующего в Кабуле и сосредоточить его в руках генерал-лейтенанта морской пехоты центрального командования в Тампе. Морпехи действовали храбро, блестяще и со значительным успехом на местах, но их высшее командование ставило частные соображения своего рода войск выше задач миссии в Афганистане в целом. Несмотря на несколько неудачных попыток, предпринятых через  Пэйса и Маллена, мне так и не удалось полностью решить эту и другие проблемы с командованием в Афганистане до 2010 года.  Я должен был взять под контроль это дело гораздо раньше. Это было самой большой моей ошибкой в надзоре  за войнами в Ираке и Афганистане.

Другим важным вопросом, обсуждавшимся на совещании НСБ 13 февраля, были сроки проведения выборов в Афганистане.  Афганская конституция требовала, чтобы президентские выборы были проведены к 22 мая, когда по закону заканчивался срок президентских полномочий Карзая,  но Соединённые Штаты и наши партнёры по коалиции твёрдо настаивали на том, чтобы отложить выборы на 20 августа. Холбрук утверждал, что выборы в мае могут подорвать возможности оппозиции конкурировать и возможности ISAF обеспечить безопасность. Президент поручил Холбруку передать Карзаю, что ему, Обаме, известна конституционная проблема с отсрочкой майских выборов и что мы будем совместно работать  с ним, чтобы найти  «мостик»  к выборам в августе. Никто, включая меня, не был столь неделикатным, чтобы упомянуть, что новая администрация, поклявшаяся утверждать «верховенство закона» в Афганистане, только что решила нарушить афганскую конституцию и пойти на сговор с Карзаем при его незаконном удержании власти в течение нескольких месяцев. Если рассматривать это решение в самом благоприятном свете, то оно было направлено на то, чтобы дать время другим кандидатам в президенты организоваться так, чтобы в Афганистане состоялись настоящие выборы. Холбруку и другим присутствующим это давало время, необходимое для поиска жизнеспособной альтернативы Карзаю,  которая, по их мнению, сможет пройти. Если для достижения этой цели конституция Афганистана становилась помехой, то её можно было послать к чёрту.

Примерно в то же время Мишель Флоурной вернулась из своего первого визита в Афганистан с некоторыми тревожными наблюдениями: 

«Я почти не видела того, что убедило бы меня, что у нас есть всеобъемлющий межведомственный план или концепция действий. Я по-прежнему считаю, что множество соперничающих — и даже противоречащих друг другу — кампаний проводится в Афганистане: по борьбе с повстанцами, по борьбе с терроризмом, по борьбе с наркотиками, а также попытки национального строительства. Межведомственное планирование, координация и распределение ресурсов до сих пор почти не связаны между собой… Командование считает, что планируемое существенное увеличение американских войск и возможностей,  вместе с ростом        Сил национальной безопасности Афганистана усилят их возможности по «зачистке» и «удержанию» некоторых ключевых областей. Одних этих сил по-прежнему будет недостаточно, чтобы «построить» что-то удовлетворительное, чтобы ослабить сопротивление и способствовать опоре Афганистана на собственные силы».

Она рассказала мне, что группы военных и гражданских специалистов по оказанию помощи — команды по послевоенному восстановлению в провинциях — предназначенные для помощи в налаживании услуг и управления в районах, очищенных армией от мятежников — «катастрофически недофинансируются». Я был встревожен, но не удивлён её оценкой недостатком средств и помощи со стороны гражданских властей — в конце концов, я твердил об этом уже два года.

В начале марта я сказал своим сотрудником, что до сих пор очень разочарован обзором Риделя, не содержащим никаких новых идей. Среди прочего, его доклад призывал к значительному увеличению числа американских гражданских консультантов, не выдвигая конкретных предложений, откуда их взять. Флоурной сказала, что черновой вариант доклада весь был о том, что нужно сделать, но обходил молчанием, как это сделать. Обсуждались четыре варианта: (1) борьба с терроризмом в стиле «ударь крота» — он же «скашивание травы» — и уход от любых других целей; (2) контр-террористические операции плюс кое-какое обучение афганских сил безопасности, заключение сделок с полевыми командирами и затем уход как можно быстрее; (3) ограниченная борьба с терроризмом (COIN): и (4) более энергичная COIN, выходящая за рамки требований Маккеннана в смысле численности войск.

В течение одной недели в середине марта состоялось три совещания руководителей ведомств и два заседания с президентом по Афганистану. В ту пятницу мы обсуждали доклад Риделя, в котором рекомендовалось разрушить террористические сети в Афганистане и особенно в Пакистане, способствовать установлению более эффективного правительства в Афганистане, развивать афганские силы безопасности, остановить поддержку террористов и группировок мятежников Пакистаном, расширить гражданский контроль в Пакистане, а также использовать дипломатические, военные и разведывательные каналы США для уменьшения враждебности и недоверия между Пакистаном и Индией.  От изложенных в докладе целей захватывало дух. Важно отметить, с точки зрения конфликта между Белым домом и военными, что в докладе констатировалось: «Полностью обеспеченная ресурсами кампания по борьбе с повстанцами позволит нам перехватить инициативу и защитить наши национальные интересы». Все руководители, за исключением Байдена, согласились с рекомендациями доклада, а также поддержали уже одобренное полное развёртывание 17 тысяч солдат,  и дополнительно 4 тысяч инструкторов для Афганских сил безопасности. За исключением вопроса о необходимости рассматривать Афганистан в более широком региональном контексте и, прежде всего, ключевого значения Пакистана для исхода войны, доклад Риделя во многом совпадал с обзором Льюта, составленным к концу администрации Буша. Общим было и их слабое место, указанной Флоурной: слишком много было уделено внимания тому, что нужно сделать, и слишком мало — тому, как этого достичь. 

Байден не уставал повторять во время всего обсуждений, и продолжит утверждать и дальше, что война нам не по силам с точки зрения внутренней политики. Я считал, что он ошибается, и что если президент будет оставаться твёрдым и аккуратно разыгрывать свои карты, он сможет продолжать даже непопулярную войну.  Бушу удалось это с намного более непопулярной войной в Ираке, причём обе палаты Конгресса были в руках демократов. Ключ был в том, чтобы показывать, что военные действия идут успешно, на каком-то этапе объявить о сокращении численности войск, и создать впечатление, что конец войны уже близок. Примерно через два с половиной года, когда я уходил с поста, у нас всё ещё было 100 тысяч солдат в Афганистане. Вопреки мрачным прогнозам Байдена начала 2009 года президент смог выдержать это напряжение.

Президент принял большинство рекомендаций Риделя и объявил об элементах своей новой стратегии «АфПак» в телевизионном выступлении 27 марта, причём позади него стояли старшие советники. По его словам, целью будет «разрушить, разоружить и победить Аль-Каиду в Пакистане и Афганистане и предотвратить её возвращение в обе страны в будущем».  Он сказал, что уже 17 тысяч солдат, чья отправка уже одобрена, «примут участие в боевых действиях с талибами на юге и востоке, и дадут нам  больше возможностей партнёрства с Афганскими силами безопасности и преследовать мятежников вдоль границы».  Хотя он и добавил, что они будут также обеспечивать  безопасность накануне афганских выборов, из его слов следовало, что приоритетом является война с Талибаном в его логове. На тот момент в Афганистане находилось примерно 68 тысяч американских солдат. В дальнейшем мы будем увеличивать помощь в обучении и наращивать Афганские силы безопасности.  

Он также призвал к усилению невоенной активности США — специалистов по сельскому хозяйству, в сфере образования, инженеров и юристов — для повышения безопасности, расширения возможностей и укрепления правосудия и помощи афганскому правительству в служении своему народу и развитию экономики, в которой не будет доминировать незаконные наркотики. Этот гражданский компонент был ключевым для любой политической стратегии с целью исключить влияние Талибана. В своей речи он ни разу не произнёс слов борьба против повстанцев или борьба с терроризмом, но объявленная им стратегия была очевидным смешением того и другого. Через два дня после этого выступления я сказал в телевизионном интервью, что не считаю, что нам нужно просить у президента ещё больше войск, до тех пор, пока мы не увидим, как идут дела у тех войск, которые скоро туда прибудут.

Я полностью поддерживал решения президента, хотя и испытывал глубокий скепсис относительно двух существенных элементов этой стратегии. Исходя из нашего опыта в Ираке, я сильно сомневался, что удастся найти и командировать требуемое число гражданских советников из госдепартамента, USAID, министерства сельского хозяйства и других ведомств. Мои сомнения оправдаются. Я сомневался также, что нам удастся убедить пакистанцев изменить свои «расчёты»  и преследовать афганских талибов и других экстремистов со своей стороны границы. Когда наступление пакистанских талибов этой весной достигло рубежа в 60 милях от Исламабада, армия Пакистана преследовала их в приграничных провинциях Сват и Южный Вазиристан для собственной защиты. Продолжающаяся терпимость пакистанских военных к афганским талибам, включая укрывательство их лидеров в Кветте, была стратегией уклонения, основанной на неверии в нас, учитывая наше нежелание оставаться в Афганистане в начале 90-х. Администрация Обамы упорно трудилась, чтобы снять это недоверие, но история работала против нас. 

Для меня определение успеха было намного уже, чем для Риделя и президента на этом этапе: использовать военные операции — сочетание выборочных противопостанческих и контртеррористических операций — для подрыва потенциала талибов до такой степени, когда более крупные и лучше обученные Афганские силы безопасности смогут удерживать страну под контролем и не допустить возвращения Аль-Каиды. Я придерживался этой позиции всё время, пока был министром. Широкая новая политика президента способствовала достижению этой цели. Я говорил Петреусу в Ираке, что ключ к успеху это признание переломного момента — сделанное самими иракцами хотя бы сносно лучше сделанного нами превосходно. Я думаю, тот же принцип должн был применяться и в Афганистане, и ещё при администрации Буша я называл его «для афганца сойдёт».

В июне 2008 года по моей рекомендации президенту генерал Дэйв Маккернан стал командующим ISAF в Афганистане, коалиционными войсками США и более 40 других стран. Джордж Кейси, начальник штаба Сухопутных сил и Маллен считали, что он подходящий человек для этой должности, и я был о нём очень высокого мнения, не в последнюю очередь потому, что он так хорошо работал с нашими союзниками в Европе. Тем не менее, к середине осени я открыто выражал обеспокоенность моим ближайшим сотрудникам, не совершил ли я ошибку. На тот момент мне трудно было указать точно, что именно меня тревожило, но моё беспокойство возрастало всю зиму. Может быть, более всего остального в этом сказывался двухлетний опыт наблюдения за такими генералами, как Петреус, Маккристалл, Чиарелли, Род Родригес и других новаторов в смешении контртеррористических и противоповстанческих операций, и наблюдение за их гибкостью в принятии новых идей, их готовностью экспериментировать и их способностью отказаться от идеи, которая не годится, и перейти к чему-то другому. Маккернан был прекрасным солдатом, но, по-видимому ему недоставало гибкости и понимания боевой обстановки, которые требовались для столь сложной обстановки, как в Афганистане. Основываясь на его недавнем  прошлом  и опыте — командовании коалиционными силами во время открытой фазы Иракской войны, а затем командовании американскими войсками в Европе — я сомневался, не поставил ли я его в ситуацию, когда он не может использовать свои сильные стороны.   

Были и некоторые специфические проблемы. Пытаясь решить проблемы командования и управления коалиционными силами в Афганистане, Маллен и я согласились, что наилучшим вариантом будет скопировать структуру, созданную нами в Ираке — четырёхзвёздный главнокомандующий всеми войсками Маккернан; ему подчиняется трёхзвёздный командующий для оперативного управления боевыми действиями. Маккернан, как до него и Макнейл, проводил значительное время с Карзаем и другими афганскими чиновниками, представителями коалициями и приезжающими с визитами правительственными чиновниками, а также уделял время вопросам, связанным с НАТО  — дипломатическим и политическим обязанностям. Эта роль была критически важна, но создавала необходимость в ком-то ещё, кто сосредоточился бы только на ведении войны. Маккернан был категорически против такой перемены. Меня беспокоило также, что мы недостаточно быстро или недостаточно решительно справляемся с проблемой жертв среди мирного населения. Как я уже говорил, я убеждён, что ни одна армия никогда не прилагала таких усилий, чтобы избежать невинных жертв, но оказалось, что каждый такой инцидент был стратегическим поражением, и нам необходимо было предпринять серьёзные шаги. Вскоре после мартовского выступления президента, я сказал Маллену:

«У меня там погибают дети, и если я не буду уверен, что у меня там самый лучший командующий из всех возможных, то не смогу себе этого простить».

Задаваться этим вопросом я начал в апреле, когда Мишель Флоурной вернулась из Афганистана и рассказала мне о своём сомнении в том, что Маккернан самый подходящий  человек для этой работы. Конкретные проблемы, затронутые ей, совпадали с моим собственным списком. И Маллен и Петреус согласились, что необходимо что-то менять. Кейсу и активно выступал против снятия Дэйва, называя это «подлым».  Он написал президенту письмо с изложением своих взглядов, он показал его мне, и я его лично передал.

Я разговаривал с президентом несколько раз о своих опасениях, и в середине августа сказал ему, что думаю, настало время что-то менять. Маллен, Петреус и я единодушно рекомендовали  генерал-лейтенанта Стэнли Маккристала на место Маккернана.  Президент представлял, какой политический скандал вызовет увольнение высшего командующего во время войны, но был готов пойти на эту замену. 

Снятие Маккернана с командования было одним из самых трудных решений, которые мне приходилось принимать. Он не сделал никаких вопиющих ошибок и пользовался глубоким уважением во всей армии. Маллен несколько недель разговаривал с ним о том, что носилось в воздухе, и во второй половине апреля летал в Афганистан, чтобы попытаться убедить его уйти по собственному желанию. Дэйв дал понять, что он хочет оставаться на посту до конца своей службы, то есть до весны 2010 года.  Я не мог ждать так долго. 6 мая я прилетел в Кабул и почти немедленно пошёл на частный обед с Дэйвом, рассказав ему, почему я хочу, чтобы смена командующего произошла так быстро. Он выразил своё согласие, с замечательным достоинством и блеском.

Только потом я узнал, что это была первая отставка командующего во время войны с тех пор, как Трумэн снял Дугласа Макартура в 1951 году. Во время Второй Мировой войны генералы Маршалл и Дуайт Эйзенхауэр запросто снимали военачальников, многие из которых были прекрасно подготовленными офицерами, а несколько даже их личными друзьями. Генерал Мэтью Риджуэй делал то же самое в Корее до и после прихода  Макартура.  Эта мера была достаточно распространённым явлением, чтобы не означать конец карьеры или пятно на репутации затронутого генерала или армии как таковой. Но ко времени Вьетнамской войны,  в армии это было практически неслыханной мерой. Я надеюсь, что эпизод с Маккернаном внесёт свой вклад в восстановление подотчётности старших офицеров в военное время, включая прецедент, когда для отставки не обязательно вести себя неподобающе или совершить серьёзную ошибку.

11 мая я объявил, что Маккернан освобождается от занимаемой должности и что я рекомендовал за его место главнокомандующего Маккристала. Мой главный военный помощник Родригес будет назначен заместителем командующего по оперативной работе. На вопрос журналиста, что Маккернан сделал не так, я ответил, что абсолютно ничего, и что новая стратегия требует нового командующего. Когда меня спросили, почему назначен Маккристалл, я ответил, что он и Родригес вместе обладают уникальным опытом как в контрповстанческой борьбе, так и в борьбе с терроризмом.

Моей обычной практикой с назначенцами на высшие военные посты и при Буше, и при Обаме, было устраивать для них краткую фотосессию с президентом как раз перед еженедельным  совещанием в Овальном кабинете. Главная цель у меня была, чтобы президент поздравил нового назначенца и выразил свою поддержку и доверие. Президент знал об исключительном успехе Маккристала при проведении контртеррористических операций в Ираке и Афганистане. Увы, в официальной обстановке Стэн не был свободным и непринуждённым, мягко говоря. Когда он встретился с Обамой, президент отпустил небольшую шутку, но Маккристалл остался  суров и мрачен.  После того как Стэн вышел, Обама улыбнулся и сказал:

«Очень уж он… сосредоточенный». 

Ещё до того, как Маккристал был утверждён Сенатом, я слышал от Маллена и других, что необходимо увеличить численность войск — несмотря на недавно утверждённую президентом отправку 21 тысячи солдат.  Была ещё и отложенная заявка от Маккернана на ещё 10 тысяч, среди прочего. Через неделю с небольшим после моей встречи в Кабуле с Макернаном, я присутствовал на совещании по вопросам развёртывания, посвящённую укомплектованию нового штаба Родригеса. (Каждую неделю я присутствовал на заседаниях с председателем и вице-председателем, вместе с моими сотрудниками и Комитетом начальников штабов, на утверждении «запросов на войска» от командующих по всему миру — какие подразделения, какой численности и т.д.). Мне говорили, что этот новый штаб в Кабуле запросит ещё несколько тысяч солдат, что, возможно, значительно превысит утверждённые президентом 68 тысяч.  Я был удивлён этим запросом и сказал присутствующим, что мы не можем превышать утверждённую численность, не обратившись снова к президенту. Раз Маккристал в Афганистане, ему нужно оценить, как эти люди используются — например, есть ли солдаты и морпехи, занимающиеся строительством и эксплуатацией инфраструктуры, которых можно перевести в распоряжение нового штаба или в боевые части? 

Между тем, не было достаточного количества американских гражданских советников и специалистов, которые, согласно докладу Риделя, столь много значат для успеха. 2 мая  Петреус и Холбрук совместно председательствовали на «конференции по координации» с участием военных и гражданских представителей из ряда государственных ведомств. Посольство запрашивало дополнительно 421 человека, но Холбрук просил «добровольно» дать раскладку этой численности до уровня  провинций и районов. Холбрук, видимо, разделял мой скептицизм относительно способности госдепартамента оперативно направить значительное число гражданских сотрудников в Афганистан. Я заявил госдепартаменту и  аппарату национальной безопасности, что готов предоставить несколько сотен гражданских специалистов из министерства обороны и из военного резерва, чтобы заполнить эти вакансии.

На совещании комитета заместителей в мае Том Донилон подтвердил важность гражданского компонента и выразил серьёзное беспокойство размерами и темпами наращивания числа гражданских специалистов. Несмотря на неудачу госдепартамента и других ведомств предоставить необходимое число гражданских специалистов, заместитель госсекретаря  Джек Лью (от лица администрации) и другие не воспользовались моим предложением одолжить им (и оплатить) этих специалистов из министерства обороны, чтобы заполнить нехватку. Чаще всего я слышал ответ, что наши люди не совсем подходят для открытых вакансий. Я считал, что если бы у гражданских из министерства обороны было вдвое меньше знаний и опыта, чем у тех, которых ищет Госдеп, это дало бы нам вполовину больше гражданских специалистов, чем мы имеем сейчас. Что касается связанной с этим проблемы, то меня беспокоило, что большой процент американских гражданских специалистов в Афганистане был сосредоточен в Кабуле, когда больше всего ни были нужны в провинциях и районах, которые наша армия пыталась очистить от талибов. Они оставались в стране год — считая несколько недель отпуска — и почти все сменялись летом, часто оставляя бреши в корпусе гражданских специалистов на месяцы, а иногда и навсегда. Число и места пребывания штатских сотрудников будут оставаться источником недовольства для наших командующих и для всех нас в министерстве обороны. (Многие из гражданских специалистов, присланных в конце концов госдепартаментом, не обладали и необходимой квалификацией; они и слишком многие другие штатские проводили всё время своей командировки в Афганистан взаперти в укреплённом комплексе посольства).

Я считал, что есть ещё один источник гражданских экспертов. Я знал про международные программы помощи в большинстве американских сельскохозяйственных колледжах и университетах, в частности, в таких областях, как агрономия, животноводство, ветеринария и водное хозяйство. Исследователи и специалисты-практики, работающие по этим программам, постоянно ездили в развивающиеся страны и, работая в примитивных и часто опасных условиях, оказывали огромную помощь. Неоднократно я убеждал Холбрука и представителей USAID договориться с президентов национальной ассоциации программ международной помощи по сельскому хозяйству о содействии со стороны некоторых из этих учебных заведений. В отличие от многих государственных служащих, они были бы готовы и хотели быть отправленными в сельскохозяйственные районы для оказания помощи.  Президентом ассоциации был Питер Макферсон, бывший президент штата Мичиган и глава Агентства международного развития (USAID) с 1981 по 1987 год при президенте Рейгане, и я был уверен, что он сделает всё, чтобы организовать помощь от университетов. Но, как было и с моим предложением о специалистах из министерства обороны,  из этого ничего не вышло. USAID это было не интересно.

Показательно для другой проблемы в поиске гражданских специалистов для Афганистана, министр сельского хозяйства Том Вилсэк вызвался направить в Афганистан несколько десятков специалистов, но сказал мне, что у него нет денег, чтобы оплатить издержки. Не может ли это сделать министерство обороны? Я вынужден был ему ответить, что мы этого сделать не можем из-за ограничений Конгресса на перевод средств между ведомствами. Мы могли делать такие переводы только в госдепартамент.

8 июня я встретился с Маккристалом, Родригесом, Малленом, Картрайтом и Флоурной, чтобы продолжить обсуждение новой командной структуры. Я предупредил, что нам необходимо продвигаться шаг за шагом из-за чувствительности коалиции, поэтому мы начнём с того, что Родригес на протяжении осени будет только заместителем командующего ISAF, а потом рассмотрим возможность сделать его после Нового года ещё и заместителем командующего войсками США. После того, как я сказал о необходимости эффективнее решать проблему с жертвами среди гражданского населения, я поручил Стэну в 60-дневный срок сделать обзор положения в Афганистане, составив сводку о личном составе, который у нас имеется и который, возможно, понадобится. На тот момент эта просьба казалась вполне обоснованной и совершенно безобидной. Я сказал, что нам нужно подготовить этот обзор, прежде чем я обращусь к президенту с просьбой о каких-то дополнительных войсках, и не могу бесконечно дёргать его по мелочам. Наконец, я предостерёг его, что «твёрдо убеждён, что слишком большое присутствие [американских войск] стратегически опасно». И президент, и я прокляли тот день, когда я попросил составить этот обзор.

Следующий день оказался худшим из всех, проведённых ранее в администрации Обамы. Встреча с президентом началась с того, что он одобрил наши планы провести в жизнь изменения в структуре командования и управления в Афганистане, включая штаб Родригеса. Я заверил его, что мы разработаем подробные планы, согласуем их между ведомствами и затем представим их союзникам. Потом я рассказал о поручении Маккристалу составить в 60-дневный срок сводку, включая сведения о численности войск и перечень новых сил, необходимых до конца года — то, чего мы не ожидали.  Затем я обратился бы к президенту, готовый обосновать любое дальнейшее увеличение численности войск и не запрашивать их опять в 2009 году. Зал взорвался. Президент раздражённо заявил, что никакой политической поддержки для дальнейшего наращивания войск не будет — демократы на Холме этого не хотят, а республиканцы просто будут разыгрывать политическую карту. Он напомнил, что получить одобрение для дополнительных расходов федерального бюджета на 2009 год труднее, чем можно  представить.  Байден и Эмануэль к этому присоединились. Я знал о то, что Байден выскажет обвинение — как, возможно, и некоторые из присутствующих — что этот запрос и оценка Маккристала являются частью организованного давления военных на президента с целью заставить одобрить большее наращивание численности войск. Я рассказал своих оговорках относительно большого увеличения численности войск, но не понимал, почему упоминание о ещё двух-четырёх тысячах солдат вызывает такой страх и враждебность.

Я покинул совещание больше обескураженный не скептицизмом относительно наращивания войскового контингента, а общим фокусом политики. Байдена особенно беспокоила реакция  со стороны основной части демократов. (Его замечания напомнили мне Чейни, заботившегося в основном о реакции республиканцев при обсуждении практики допросов заключённых в Гуантанамо). Ни слова не было сказано о том, что нужно сделать для достижения целей, поставленных президентом в последнее время или о том, как защитить солдат. Президент и его советники — все подчёркивали, что прежде чем рассматривать вопрос об увеличении численности войск, мы должны продемонстрировать успех и переломный момент с теми войсками, что у нас уже есть. Я был потрясён. Демократы контролировали обе палаты Конгресса, а Белый дом праздновал труса. Скептицизм я ещё мог понять, а вот политику — нет.

Маккристал был утверждён на посту командующего — и повышен до четырёхзвёздного генерала — Сенатом в тот же день, когда состоялось это неприятное совещание в Белом доме. Принятая мной ранее стратегия об утверждении его председателем Объединённого комитета начальников штабов и то, что я позаботился о возможных вопросах в Сенате, в то время себя оправдала.

К сожалению, к лету внешнеполитическая команда Обамы стала раскалываться. Байден, его аппарат, Эмануэль, кое-кто из аппарата Национальной безопасности и, вероятно, все политические советники Обамы в Белом доме занимали позицию по Афганистану, отличную от той, чем была у Клинтон, Маллена, Блэра и у меня. Те же самые люди, повторяю, всё больше подозревали, что Маллен, Петреус, Маккристал и другие представители военного руководства пытались загнать в угол — «зажать» — президента и вынудить его санкционировать наращивание войск. Донилон, Денис Макдонаф и другие открыто говорили людям из министерства обороны, что «Белый дом» недоволен деятельностью Маллена в качестве председателя, и «никогда не были им доволен», а также жаловались, на его частые интервью по телевидению, даже несмотря на то, что зачастую они готовились как раз теми, кто просил его появляться на ток-шоу. Макдонаф говорил, что готовящаяся в течение двух месяцев оценка Маккристала это «дерьмо»,  и что он собирается сказать президенту, что тот не должен допускать, чтобы мнения Маллена он сначала узнавал из газет и телеинтервью. Слухи об изоляции Джона в Белом доме и возможной его отставке множились. Всё больше росли разногласия между Байденом, Донилоном и Льютом, с одной стороны, и Холбруком с другой. Как было сказано выше, отношения между Панеттой и Блэром перешли во вражду.  Джон по возвращении из своей поездки в Афганистан в конце июня сказал мне, что предупредил Стэна: любая дальнейшая просьба о наращивании войск спровоцирует ответ от президента в стиле «Виски-Танго-Фокстрот» — военное обозначение WTF — («Что за фигня?»). Домыслы и слухи к концу лета создавали атмосферу зыбкости для рассмотрения доклада Маккристала.

К этому времени у меня накапливался собственный список вопросов «Виски-Танго-Фокстрот» к президенту и из администрации. После моего еженедельного совещания (совместно с вице-председателем Картрайтом) у президента 15 июля, он попросил меня остаться, что случалось всё чаще. А потом он меня ошарашил:  он намеревался встретиться с генералом Картрайтом в частном порядке, чтобы спросить, не останется ли он и не заменит ли Майка Маллена на посту председателя Объединённого комитета начальников штабов.  Меня тревожило, что информация о таком разговоре и договорённости  может просочиться, превратив Майка в «хромую утку» на два с лишним года — если, конечно, президент не хотел ускорить его уход. Я знал, что все в Белом доме предпочитали лаконичный стиль Картрайта, более чёткий, чем у Маллена. Кроме того, Картрайт умел доходчиво излагать крайне сложные технические материи, а его аналитический стиль лучше сочетался с президентским. Но большой общественный авторитет Маллена, и его независимость тоже раздражали.   Я упрашивал президента не встречаться с Картрайтом ранее сентября или октября, пока они с Малленом не будут утверждены Сенатом на своих постах на очередной срок. Когда эта встреча состоялась, я предложил, чтобы президент просто попросил Каптрайта остаться на полные два года его второго срока. (Я внёс предложение об его отставке после первого года его второго срока только чтобы разнести по времени сроки председателя и вице-председателя). В тот момент  я не имел ничего против Картрайта в качестве преемника Маллена на посту председателя.  

В начале августа у меня был долгий откровенный разговор по ряду вопросов с Рэмом Эмануэлем в его угловом кабинете в Белом доме. Я бывал в этом кабинете неоднократно, при многих других руководителях администрации, и декор оставался в сущности неизменным, мало что носило личный отпечаток, если не считать пары-тройки семейных фото на шкафчике за письменным столом. Рэм, в рубашке без пиджака, сердечно приветствовал меня как всегда, предложив диетическую кока-колу. Проигнорировав более официальные диван и кресла перед камином, мы уселись за стол для совещаний. Первый поднятый мной вопрос касался решения генерального прокурора Эрика Холдера, что министерство юстиции не будет защищать шестерых младших офицеров ВМС, служивших в охране Гуантанамо и на которых бывшие заключённые подали в суд. Эти моряки не сделали ничего плохого, но Холдер не хотел обосновывать конституционность удерживания заключённых в Гуантанамо. Министерство юстиции заявило морякам, что правительство заплатит частным адвокатам за их защиту,  но, как я заявил Рэму, это совершенно не то же самое, когда на твоей стороне в зале суда весь авторитет американского правительства. Это известно всем, носящим военную форму, и явилось для них потрясением. Я сказал Рэму, что отношение президента к армии со дня его избрания было безукоризненным, но это его решение может резко и отрицательно сказаться на боевом духе  армии и её отношении к верховному главнокомандующему. Я пожаловался также, что Холбрук принял это решение, не проконсультировавшись со мной. Я выразился на языке, который, как мне было известно, он понимал, что решение министерства юстиции не защищать невиновных американских военнослужащих это беспредел и «большое б…во».

Кроме того, я сказал Эмануэлю, что был выведен из себя тем, что Джон Бреннан, заместитель советника по национальной безопасности, посоветовал президенту, что дополнительные  дроны MQ-9 Reaper («Жнец») с их операторами должны быть переданы из армии в ЦРУ, причём это было сделано без моего ведома. Я сказал, что это компетенция министерства обороны,   и никто в Белом доме не имеет права входить к президенту с подобной рекомендацией, без прохождения  надлежащей  процедуры межведомственного согласования.  Это было неотъемлемой чертой всё более активизирующегося аппарата национальной безопасности в Белом доме и мелочной опеки над делами армии — сочетание, которое обернулось катастрофой в прошлом. Я сказал Рэму:

«Я командный игрок, но не болван».

Может быть, самое важное из того, что я сказал Эмануэлю, это что президенту «необходимо взять на себя ответственность за афганскую войну», и за войска, и за наших союзников.  Моя главная проблема заключалась не в его высказываниях о необходимости стратегии ухода, а в том, о чём он не говорил. Ему необходимо было признать, что война может продлиться годы, но он уверен, что мы в конечном счёте добьёмся успеха. Ему необходимо было публично заявить, зачем нужны жертвы. Я сказал Эмануэлю, что, вероятно, обращусь к президенту в середине сентября с просьбой о дополнительных «вспомогательных силах» — специалистах по борьбе с СВУ, по уничтожению боеприпасов, разминированию, разведке, наблюдению, сбору данных, медиках — и постараюсь отложить любые просьбы о боевых частях до января. Я сказал, что президент не хочет оказаться в положении, когда он отказывает в силах и средствах, играющих непосредственную роль в защите жизней солдат. Я не пытаюсь «дожать» президента; я знаю по опыту, что с увеличением численности войск до 68 тысяч, большинство из этих вспомогательных сил и средств будут необходимы.

Пока я выпускал пар, Эмануэль сидел тихо и спокойно; затем он сказал, что посмотрит, что можно сделать. Хотя я не повышал голоса, думаю, он почувствовал, насколько я зол, и предпочёл проявить несвойственную ему сдержанность. Позже я слышал, что некоторые из политиканов в Белом доме беспокоились, что меня попросят в отставку.