В середине восьмидесятых годов ХХ века некоторые материалы морского министерства США, находившиеся в течение многих лет в ведомственном хранении, поступили в фонд Национального архива США и обрели доступность. Среди них особый интерес представляют документы разведывательной службы министерства, относящиеся к предыстории американской интервенции, среди которых выделяется меморандум "Заметки о положении в России и о том, каким образом оно затрагивает интересы союзников". Документ этот помечен грифом "конфиденциально" и датирован 31 октября 1917 года нового стиля, т.е. за неделю до Октябрьской революции.
Меморандум морской разведки предлагал начать вооруженную интервенцию союзников в Россию для того, чтобы не допустить ее выхода из войны против Германии, а также ради укрепления позиций Временного правительства перед лицом нараставшего революционного движения. Как и большинство материалов разведывательной службы, этот документ носит анонимный характер. На нем стоит гриф "Офис морской разведки", но в отличие от регулярных донесений резидентов, закодированных литерами "x", "y", "z" и т. д., автор меморандума обозначен как "надежный и авторитетный источник". Судя по тексту меморандума, это был один из находившихся в Петрограде резидентов американской разведки.
Документ делится на части, написанные, видимо, в два приема, объединенные общим введением. Первая часть относится к началу сентября, т. е. ко времени мятежа генерала Корнилова. Автор меморандума восхищался этим "смелым, отважным и патриотическим" выступлением, считая, что его "должны поддержать все доброжелатели России и союзнического дела". В Корнилове он видел сильную личность, способную в случае успеха обеспечить "крепкую" власть, сделать то, чего не сумело Временное правительство. Во всяком случае, американские представители в Петрограде возлагали большие надежды на победу Корнилова. Посол Соединенных Штатов Д. Фрэнсис как раз в те дни в частном письме выражал недовольство тем, что "Временное правительство проявило слабость, не сумев восстановить дисциплину в армии и дав слишком много воли ультра социалистическим настроениям, сторонников которых называют "большевиками". В тогда же отправленной официальной телеграмме в Вашингтон он сообщал, что военный и морской атташе США считают, что Корнилов овладеет положением после "бесполезного сопротивления, если оно вообще будет оказано".
В меморандуме отмечалось, что выступление Корнилова и все, что оно означает для США, позволит выдвинуть требование о предоставлении России военной помощи, даже если она и будет отказываться от нее. "Мы должны решительно и без промедления предъявить ультиматум, - гласил меморандум, - чтобы правительство Керенского дало согласие на военную помощь союзников в целях поддержания правительственной власти в городах страны, а затем и укрепления фронта".
Под военной помощью подразумевалась вооруженная интервенция в Россию, планы которой предусматривали посылку воинского контингента на Север и экспедиционных сил на Дальний Восток. На Севере американцы собирались высадиться вместе с французами и англичанами, а на Дальнем Востоке - с японцами. Последним предстояло "взять на себя заботу" о Сибирской железной дороге, но под контролем и управлением американцев. В идеале автору меморандума хотелось бы видеть отряды армии США на всем протяжении железнодорожной магистрали, соединяющей Сибирь с Москвой и Петроградом. Он выражал надежду, что войска союзников станут "оплотом закона, власти и правительства", вокруг них объединятся "лучшие элементы русского народа"- офицеры, казаки и "буржуи" (ставя это слово в кавычки, автор пояснял, что подразумевает под ним "средний класс"), а также "думающая, честная часть крестьянства, солдат и рабочих", из числа которых, разумеется, исключались революционно настроенные массы.
Автор меморандума давал ясно понять, какую власть и какой закон собирались поддерживать непрошеные радетели благополучия России. Констатируя растущую инфляцию, скачущие цены на предметы первой необходимости и нехватку последних, он сетовал на то, что крестьяне и рабочие вообще ничего не знают о финансах, зато наслышаны о конфискации всего богатства, собственности и земли, уничтожении всех банков, поскольку они являются капиталистическими. Явное недовольство высказывалось также выступлениями масс за отмену всех долгов как царского, так и Временного правительства. Выступления эти непосредственно угрожали интересам США, т. к. американские корпорации владели собственностью в России. Начавший действовать в Петрограде с 1915 г. нью-йоркский "Нейшенл сити банк", открывший с начала 1917 года там свое отделение, участвовал в предоставлении кредитов и размещении торговых заказов на многие десятки миллионов долларов. США первыми из союзников заявили о признании Временного правительства. Решение об этом было принято на том же заседании кабинета, что и постановление о вступлении Соединенных Штатов в первую мировую войну. Как отмечал морской министр Дж. Даниелс, американская администрация стремилась показать заинтересованность в "новом российском демократическом режиме".
США оказывали Временному правительству финансовую помощь, и это давало им, как считали американцы, законное основание вмешиваться в русские дела. Недаром в ответ на недовольство, выраженное министром иностранных дел Временного правительства М.И. Терещенко по поводу явно прокорниловской позиции посольства США во время мятежа, Фрэнсис заявил, что в обычных условиях такой протест и был бы возможен, но, поскольку Россия просит и получает существенную помощь, создалось "особое положение". Поэтому поднятая в меморандуме тема о состоянии финансов, отношении к деятельности банков и долгам, имела под собой вполне определенную подоплеку. Девизом всех американских рассуждений было поддержание "священного права" частной собственности.
Хотя автор меморандума и заявлял, что "лучшие элементы русского народа" поддержат интервенцию, те, кого причисляли к категории "худших", составляли огромное большинство и на их поддержку рассчитывать не приходилось. Отдавая себе отчет в этом, автор предлагал ввести войска в Россию "без промедления", организовав прибытие военно-морских и сухопутных сил внезапно и тайно, за одну ночь. В меморандуме перечислялось, с чего именно следовало начать интервенцию: захватить железные дороги и телеграф, продовольственные запасы, склады с обувью и одеждой, прекратить телефонную и телеграфную связь. При захвате морских портов - реквизировать ледоколы, избежать повреждения военно-морских судов и т. п.
Практически речь шла о введении оккупационного режима. Первостепенное значение придавалось занятию Вологды, Ярославля и Архангельска как стратегических пунктов, контролирующих важные коммуникации. Для организации управления захваченными территориями предлагалось мобилизовать и вызвать в Россию для службы в экспедиционных войсках всех подданных союзных стран, говорящих по-русски, а для устрашения населения рекомендовалось по возможности преувеличивать численность находящихся в распоряжении американцев сил. Указывалось на необходимость обеспечить сохранность мостов на пути продвижения союзнических сил, чтобы их не подорвали большевики. Это, единственное во всем документе упоминание о противниках интервенции говорит само за себя. В глазах американских представителей, начиная с Фрэнсиса и кончая анонимным автором меморандума, главная угроза интересам США исходила именно от большевиков.
Поводом к появлению американского плана вооруженной интервенции в Россию явился мятеж Корнилова. Однако последний потерпел поражение не в результате столкновения с верными Керенскому силами Временного правительства, а прежде всего, благодаря растущему влиянию большевиков, организовавших разрозненные силы на разгром мятежа. Прогнозы американских представителей насчет неминуемой победы Корнилова оказались несостоятельными. Фрэнсису пришлось телеграфировать в Вашингтон, что военный и морской атташе "в высшей степени разочарованы провалом Корнилова". Примерно в тех же выражениях об этом говорится и в меморандуме, заключительная часть которого относится к периоду, когда мятеж Корнилова уже потерпел поражение.
Разочарование американских представителей углублялось по мере роста революционного настроения в стране, дальнейшего усиления недовольства войной и распространения среди солдатских масс на фронте настроений за выход из нее. Неспособность Временного правительства справиться с революционным движением и укрепить положение на фронте вызывали нескрываемое раздражение со стороны представителей США. В связи с этим, в заключительной части меморандума подчеркивалось, что единственной надеждой союзников и "истинно русских патриотов" была победа Корнилова, а после того, как он потерпел поражение, Россия оказалась "неспособной спасти себя от разрушения, поражения и ужасов".
Провал корниловского мятежа уменьшил шансы на интервенцию союзников в Россию, правительство которой, как отмечалось в меморандуме, могло теперь и не дать своего согласия на это. Действительно, для подобного суждения были веские основания, ибо сам Керенский в интервью корреспонденту "Ассошиэйтед пресс" в тот самый день, которым датирован меморандум, т. е. 31 октября, дал отрицательный ответ на вопрос о возможности посылки американских войск в Россию. Керенский признавал, что его правительство находится в опасном положении, но заявил, что интервенция практически неосуществима. Он обвинил союзников в недостаточной помощи России, силы которой истощены, чем вызвал негодование американской прессы, которая требовала от Временного правительства неукоснительного соблюдения союзнических обязательств.
Характеризуя отношение американского общественного мнения к Керенскому после провала корниловского мятежа, американский историк К. Лэш отмечает, что он "надоел" Соединенным Штатам. Действительно, ни в самих США, ни среди американских представителей в Петрограде Керенский не котировался высоко. Но поскольку именно его правительство рассматривалось как единственная в то время опора для борьбы, прежде всего, с ростом влияния большевиков, американские правящие круги продолжали оказывать ему всяческую поддержку. При этом для того, чтобы не допустить социалистической революции в России, некоторые высокопоставленные деятели США готовы были даже согласиться с выходом России из войны, хотя в целом американская администрация подобного подхода не разделяла. В меморандуме в категорической форме говорилось, что в случае отказа России от участия в войне, интервенция союзников станет неизбежной.
В первой части меморандума, составленной еще до поражения Корнилова, отмечалось, что "главный аргумент" в переговорах с Временным правительством об интервенции должен быть сформулирован так: "Если вы (Временное правительство) допустите поражение в войне с последующей оккупацией вашей территории Германией или заключите сепаратный мир, мы оккупируем Сибирь и возьмем в свои руки положение на фронте". Однако затем эта установка была ужесточена, и вопрос ставился более ультимативно: интервенция последует независимо от того, будет или не будет получено согласие на нее со стороны России. Кроме того, переставлялся акцент в обосновании необходимости посылки иностранных войск: с вопроса о возможном выходе России из войны он переносился на необходимость предотвращения дальнейшего развития революционных изменений в стране.
Об этом свидетельствует перечень целей интервенции, приводимый в заключительной (поздней по времени), части меморандума. Главное внимание теперь уделялось защите принципа частной собственности. Оккупация территории была необходима, согласно первому пункту, для гарантии оплаты или признания правительством и народом их долгов союзным державам. Второй пункт меморандума призывал использовать силу, чтобы внушить "несведущим, настроенным, в пользу конфискации собственности, массам", понимание того, что если в России нет сейчас законов, то в других странах законы эти "пока действуют", и тех, кто не захочет их выполнять, заставят подчиниться. В следующем пункте выражалась надежда, что интервенция позволит вытравить из сознания масс "представление о том, что они являются "авангардом всемирной цивилизации и прогресса", очернить идею, что социалистическая революция - это шаг вперед в развитии общества.
Обосновывая настоятельную необходимость посылки иностранных войск в Россию, автор меморандума честно заявлял, что интервенция нужна для защиты жизни и собственности средних и высших классов. Они, по его словам, поддержали буржуазную революцию в стихийном "порыве к свободе", иными словами, это были не те, кто участвовал в борьбе пролетарских масс и крестьянской бедноты под руководством партии большевиков. Забота проявлялась также о тех, кто остался верен "традициям старой русской армии".
Остальные части меморандума посвящены влиянию интервенции на отношение России к участию в войне, предотвращению ее выхода из войны с Германией и заключению мира с последней. В этом вопросе автор меморандума занимал столь же непреклонную позицию: заставить Россию вести себя так, как нужно союзным державам, а если она не пожелает, то примерно наказать ее. В этой части меморандума говорилось, что нынешняя слабость России, и ее неспособность к сопротивлению, равно как и неопределенное положение с Германией, делают желательным начать интервенцию союзников немедленно, ибо сейчас это возможно с меньшим риском, чем потом. Если же Россия все-таки попытается выйти из войны, то союзные войска, оккупировав территорию на Севере и Дальнем Востоке, не позволят ей этого сделать. Они помешают Германии воспользоваться плодами мирного соглашения и удержат русскую армию на фронте.
Неприкрытой угрозой звучали слова меморандума о том, что революционной России следует понять, что ей "придется повертеться на раскаленной сковородке" и "вместо одной войны вести сразу три": с Германией, союзниками и гражданскую. Как показало время, эти угрозы представляли собой вполне продуманный план реальных действий, выдвинутый по инициативе морского ведомства, представители которого на протяжении многих лет добивались права решающего голоса в принятии внешнеполитических решений.
Меморандум морской разведки США, к которому в той или иной мере приложил, очевидно, руку морской атташе в Петрограде, был, вероятно, знаком и руководителям дипломатической службы. Упоминавшиеся выше телеграммы Фрэнсиса о реакции военного и морского атташе на мятеж Корнилова - косвенное тому подтверждение. Несомненно и то, что дипломатическая служба вполне допускала предложенную морской разведкой интервенцию в Россию. Доказательством чему может служить телеграмма Фрэнсиса государственному секретарю Лансингу, посланная сразу после составления меморандума, в которой он запрашивал мнение Вашингтона о возможности посылки Соединенными Штатами в Россию через Владивосток или Швецию "двух дивизий или больше", если бы удалось получить на это согласие русского правительства или даже заставить его обратиться с такой просьбой.
1 ноября 2017 года американский министр финансов У. Мак-Аду сообщил русскому послу в Вашингтоне Б.А. Бахметьеву, что правительство Керенского получит до конца 1917 года 175 млн. долларов. Однако Фрэнсис, постоянно ходатайствовавший ранее о предоставлении кредитов, пришел к выводу, что ввод американских войск может оказаться выгоднее материальной поддержки, ибо даст толчок делу организации "здравомыслящих русских", т.е. противников большевиков.
Такая позиция практически совпадала с предложениями морской разведки США, а скорее всего, была даже ею подсказана. Но на следующий день после отправления Фрэнсисом в Вашингтон запроса о посылке американских войск, 7 ноября 1917 года в Петрограде произошло всем известное вооруженное восстание.
В этих условиях демарш Фрэнсиса о поддержке правительства Керенского посылкой в помощь ему американских войск утратил свое значение. Тем не менее, планы военного вмешательства отнюдь не были похоронены. Вскоре после победы Октябрьской социалистической революции державы Антанты организовали вооруженную интервенцию в Советскую Россию, в которой приняли активное участие и Соединенные Штаты. В принципе, вопрос об американской интервенции был решенным делом уже в декабре 1917 г., через месяц с небольшим после свержения правительства Керенского, хотя окончательная санкция последовала лишь восемь месяцев спустя, в июле 1918 года.
Затем, в августе, американские войска высадились в России как раз в тех районах на Севере и Дальнем Востоке, которые были обозначены меморандумом морской разведки. Принятию решения об интервенции предшествовали длительные дебаты в вашингтонских верхах. В ходе этого обсуждения сторонники интервенции оперировали теми же аргументами, которые содержались в меморандуме. И хотя пока нет документов, подтверждающих прямую фактическую преемственность между меморандумом 31 октября 1917 года и последовавшим в 1918 году решением начать интервенцию, между тем и другим налицо определенная логическая связь.
Впоследствии, анализируя происхождение американской вооруженной интервенции в Советскую Россию, исследователи объясняли ее разными причинами. Споры о мотивах и характере интервенции заняли значительное место в историографии США. Несмотря на различные толкования, большинство ее представителей прямо или косвенно оправдывает посылку войск в Россию, хотя, как справедливо заметил один из них, в американской литературе существует масса противоречивых оценок.
Интерпретируя характер американской интервенции в Советскую Россию, исследователи основывались главным образом на материале, относящемся к периоду после Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде. Меморандум 31 октября 1917 года не только проливает дополнительный свет на происхождение вооруженной интервенции США в Советскую Россию, но и позволяет шире взглянуть на характер американской политики.
Оценивая значение меморандума как политического документа, следует подчеркнуть, что выдвинутые им предложения не содержали каких-либо новых идей. Он опирался на уже сложившуюся к тому времени традицию во внешней политике США. В конце XIX - начале XX в. интервенция в защиту собственности и поддержания угодных им порядков, прикрываемая лозунгом свободы и демократии, прочно вошла в арсенал американской политики (не изменился этот принцип и сегодня). Осуществление этого курса проходило при возрастающей роли военно-морского ведомства, наглядным примером чему была предшествующая посылке войск в Россию американская интервенция в Мексику. Дважды, в 1914 и 1916 гг., Соединенные Штаты посылали в эту страну вооруженные силы, чтобы предотвратить опасное для них развитие вспыхнувшей там революции (1910-1917 гг.). В организации этих акций и их планировании активно участвовало морское министерство, усилиями которого в апреле 1914 года был спровоцирован инцидент, вызвавший прямую военную интервенцию в Мексике. Информируя лидеров конгресса накануне вторжения в эту страну, президент В. Вильсон назвал его "мирной блокадой".
Вскоре после того, как американские войска высадились на мексиканской территории, в интервью еженедельнику "Saturday Evening Post" он заявил: "Нет народа, который был бы неспособен к самоуправлению. Надо лишь правильно им руководить". Что означала эта формула на практике, Вильсон разъяснил в переговорах с британским правительством, заявив, что США стремятся использовать все возможное влияние, чтобы обеспечить Мексике лучшее правительство, при котором все контракты, сделки и концессии будут охраняться лучше, чем раньше. О том же, по сути, пеклись и авторы меморандума морской разведки, обосновывая интервенцию в Россию.
На разных и отдаленных континентах произошли мексиканская и русская революции, но отношение Соединенных Штатов к ним было сходным. "Моя политика в России, - заявлял Вильсон, - очень похожа на мою политику в Мексике". В этих признаниях, однако, делались оговорки, затушевывающие суть дела. "Я считаю, - добавлял президент, - что надо дать России и Мексике возможность найти способ собственного спасения... Я представляю это себе так: невообразимое множество людей борется между собой (ведет гражданскую войну), иметь с ними дело невозможно. Поэтому запираете всех их в одной комнате, держите дверь закрытой и говорите, что когда они договорятся между собой, дверь будет открыта, и с ними будут иметь дело". Вильсон заявил это в беседе с британским дипломатом У. Уайзменом в октябре 1918 года. К тому времени решение об интервенции в Россию было не только принято, но и начало осуществляться. Правительство США вовсе не ограничивалось ролью пассивного наблюдателя гражданской войны в России, а оказывало активную поддержку контрреволюционным силам, "отпирая комнату" для вооруженной интервенции.
Впоследствии много писали о том, что Вильсон принял решение об интервенции в Россию, уступив будто бы давлению союзников и собственного кабинета. Как уже отмечалось, это решение действительно было принято в результате сложных дебатов. Но оно отнюдь не противоречило ни убеждениям главы Белого дома, ни его практическим действиям. Неоспоримые свидетельства этого содержат документы того времени, обстоятельно изученные американским историком В.Э. Вильямсом, который показал, что политика администрации Вильсона была насквозь пронизана антисоветизмом. Интервенция США в Россию, по его словам, ставила целью оказать прямую и косвенную поддержку противникам большевиков в России. Вильямс пишет: "Люди, принявшие решение об интервенции, взирали на большевиков, как на опасных, радикально настроенных революционеров, угрожавших американским интересам и капиталистическому строю во всем мире".
Контуры этого отношения отчетливо проступали в меморандуме 31 октября 1917 года. А после победы Октябрьской революции они получили логическое развитие во взглядах тогдашних американских руководителей на вопрос о дальнейших судьбах России и целях интервенции. В приобщенных к досье морской разведки меморандумах госдепартамента США от 27 июля и 4 сентября 1918 г., уже решенный к тому времени вопрос об интервенции по-прежнему увязывался с вопросом о продолжении войны с Германией, в которой людские и материальные ресурсы России должны были служить интересам союзников. Авторы этих документов выражали растущее беспокойство политическим положением в стране, заявляя о необходимости свержения Советской власти и замены ее другим правительством. Формально эта проблема привязывалась к вопросу о войне с Германией, но фактически она стала основной. В этом смысле верен вывод В.Э. Вильямса: "Стратегические цели войны отступали на второй план перед стратегической борьбой с большевизмом".
В меморандуме от 27 июля 1918 г., составленном через несколько дней после того, как правительство США сообщило союзникам о своем решении участвовать в антисоветской интервенции, подчеркивалось, что с Советской властью не следует поддерживать никаких отношений, дабы не оттолкнуть от себя "конструктивные элементы", на которые смогут опереться союзнические силы. Автор июльского меморандума, руководитель русского отдела госдепартамента Лэндфилд, отмечал, что цель интервенции сначала установить порядок, а затем образовать правительство, поясняя, что порядок будет основан военными, а гражданское правление должно быть образовано русскими. Впрочем, он оговаривался, что предоставить организацию правительства самим русским в настоящее время без руководства со стороны невозможно.
Та же проблема была затронута и в новом меморандуме от 4 сентября 1918 г., приуроченном к уже состоявшейся в августе высадке американских воинских контингентов на территории Советской России. Сентябрьский меморандум "О положении в России и союзнической интервенции" приобщен был к досье морской разведки сопроводительным письмом за подписью ее руководителя Р. Уэллеса. Кто именно подготовил документ, на этот раз не указывалось. По отношению к Советскому правительству новый меморандум носил еще более враждебный характер. В нем также говорилось, что интервенция необходима для успешного завершения войны против Германии, хотя главное внимание сосредоточено было на рассмотрении политического положения внутри России и мерах по борьбе с Советской властью.
Меморандум госдепартамента предлагал как можно скорее собрать старых и хорошо известных политических руководителей, чтобы из их состава организовать в тылу союзнических армий Временный комитет в противовес Советскому правительству. Основная надежда при этом возлагалась на интервенцию и объединение с белогвардейскими силами, при помощи которых рассчитывали успешно уничтожить силы большевиков. Меморандум предлагал отправку войск в Россию сопровождать посылкой туда "надежных, опытных, заранее подготовленных агентов", чтобы они могли развернуть надлежащим образом организованную пропаганду в пользу интервенции, повлиять на умы людей, убедить их "положиться" на союзников и доверять им, создав тем самым условия для политического и экономического переустройства России.
В исследовании американского историка Дж. Кеннана о происхождении интервенции США в Советскую Россию отмечается, что к концу 1918 года в связи с окончанием мировой войны и поражением Германии надобность в интервенции отпала. Тем не менее, войска Соединенных Штатов оставались на советской территории вплоть до 1920-го, оказывая поддержку антисоветским силам.
Источники:
Ганелин Р. Россия и США 1914 - 1917. Очерки истории русско- американских отношений. Л.: Наука, 1969 С. 346-350, 395-399.
Вильяме В. Американская интервенция в Россию в 1917 - 1920 гг. // История СССР. 1964, № 4, с. 177-192.
Иванов А. Американская интервенция: перекресток мнений. // Вестник МГИМО. 2012. №2(23). С. 106-111.
Фурсенко А. Подготовка американской интервенции в Советскую Россию. // Вопросы истории. 1990. №6. С. 53-57.
Самусев Е. Предыстория американской интервенции в Советскую Россию. // Военная мысль. 1992. №12. С. 56-67.
Старцев В. Крах керенщины. Л.: Наука 1988, С. 37-42.
