80
лет назад, ночью 17-18 июля 1936 года началась кровавая гражданская
война в Испании. «Но пасаран!», Герника, интербригады, Пассионария,
легион «Кондор», советские военспецы — яркие моменты конфликта
достаточно хорошо известны. Но мало кто помнит, что решающую роль в
победах Франко сыграли мусульмане — марокканские части испанской армии,
упорно проводившие джихад против безбожной республиканской власти. Чего
они добивались? Насколько оправданной была их репутация убийц и
насильников? Почему республиканцы не смогли перетянуть их на свою
сторону? «Лента.ру» рассказывает об «исламском следе» той гражданской
войны.
Начался конфликт с путча генералов против республики, к
власти в которой после выборов 1936 года пришли левые силы. Первые два
дня мятежа показали, что ультраправым генералам и их союзникам не
удалось закрепиться в крупных городах Испании — республиканцы удержали
более 70 процентов территории страны. Ситуацию спас только захват
Севильи: на итальянских и немецких самолетах Франко смог перебросить на
континент Африканскую армию, создав себе плацдарм на полуострове. Именно
«туземные» подразделения, укомплектованные в испанской части Марокко,
стали ударными частями фашистов — они отбили у республики Толедо и
Овьедо, они шли в авангарде изначально победоносного похода на Мадрид.
Конечно,
мусульманские подразделения сражались не только в испанской армии
(можно вспомнить, например, французских зуавов). Но только испанцы
использовали мусульман-иностранцев в сражениях со своими
соотечественниками. Ирония истории заключалась еще и в том, что
националисты считали свой мятеж «крестовым походом» против коммунизма,
но воевали за них потомки изгнанных из Испании во время настоящих
крестовых походов (Реконкисты) мавры.
Блицкриг с ножами
Регуларес
(Fuerzas Regulares Indígenas — регулярные туземные силы) были набраны
среди мусульман испанской части северного Марокко. Они отличились в
сражениях с берберскими племенами в ходе Рифской войны (в 1920-х).
Офицерский состав комплектовался из испанцев.
Пять полков
регуларес (около 13 тысяч человек) перебросили из Африки в ходе первой
военно-десантной операции такого масштаба в истории. Этим военные
инновации «мавров» не исчерпываются: их движение на Мадрид в колоннах на
грузовиках стало предтечей блицкрига (моторизированной переброски
атакующей пехоты). Наконец, марокканцы одними из первых применили
«коктейль Молотова» — против мощных советских танков Т-26, поступивших
на вооружение республиканцев.
Марокканские части готовятся к переброске в Испанию на борту немецкого транспортника
Статистика
подтверждает высокие боевые качества мусульманских частей (как в начале
войны, так и в более поздний период, когда их распределили по новым
дивизиям все более боеспособной армии испанских призывников — для
поднятия морального духа и передачи опыта). Например, из 85 частей,
награжденных «Военной медалью» (за храбрость) в 1936-1939 годах, 35 (40
процентов) были укомплектованы маврами — хотя последние составляли всего
десять процентов общей численности армии.
Количество убитых и
раненых среди мусульманских частей было выше, чем среди других
подразделений. Итальянские легионеры потеряли примерно пять процентов
бойцов, фалангисты — около десяти, а мавры — до 15 до 27, по разным
подсчетам. Больше пострадали только интербригадовцы: число убитых и
раненых в их частях доходило до 33 процентов.
О причинах высокой
смертности среди мусульман дает представление рассказ американского
журналиста Джона Уитакера, присутствовавшего при боях за пригороды
Мадрида. «Взвод из 50 мавров окружает здание, подавляет огонь защитников
с первого этажа и врывается внутрь. Второй этаж они зачищают с помощью
пистолетов-пулеметов и ручных гранат. Мавры спокойны, немногословны,
профессиональны. Этаж за этажом они зачищают здание. Есть только одна
проблема — когда работа закончена, в живых из мавров никого не
остается».
Братство соплеменников
Впрочем,
главным оружием мусульман считалась их устрашающая репутация садистов,
убийц и насильников. Традиционный испанский образ мавра (жестокого
разбойника, разоряющего христианские княжества) только усиливал страх
перед ними. В битве при Хараме (1937) марокканцы вырезали роту
французских интербригадовцев. Пошли слухи, что их еще и кастрировали,
однако при осмотре трупов никаких следов надругательства не обнаружили.
Изнасилования тоже известны главным образом по леденящим душу анекдотам,
и исследователи конца ХХ века не смогли выяснить, насколько частыми на
самом деле были такие происшествия.
На поле боя противника
устрашал другой образ регуларес — хитрых и жестоких воинов. Например, в
битве за Хараму они якобы вырезали несколько десятков часовых по одному,
а целую роту британцев захватили в плен, запев «Интернационал» у ее
окопа. Однако даже при минимуме критичности сложно предположить, что
неграмотные кочевники-мусульмане, даже по-испански говорившие с трудом,
могли убедительно пропеть «Интернационал» — скорее всего, такими
историями республиканские войска прикрывали собственное ротозейство.
Что
не вызывает сомнений (в отличие от подвигов с ножами) — так это высокий
боевой дух мусульман. Несмотря на огромные потери, дезертиров среди
регуларес было меньше, чем в других частях армии мятежников. Этому
способствовала комплектация частей по системе десяток (ашра). В каждое
отделение записывали членов только одной племенной группы, что
предотвращало конфликты и облегчало коммуникацию (не говоря о
сплоченности и желании мстить за погибших соплеменников).
Еще
более важную роль в укреплении дисциплины играли офицеры-испанцы. Далеко
не все командиры могли адекватно выполнять свои обязанности в
мусульманской части — от них требовалась не только личная храбрость и
готовность погибнуть в бою, но и умение находить общий язык с
подчиненными. Поэтому лучше всего мавры сражались под началом офицеров, с
которыми они «сработались» еще в колониальных операциях 1920-х годов, и
жаловались на незнакомых им командиров.
Джихад на службе католиков
Однако
важнейшей особенностью — и проблемой! — регуларес была их мусульманская
религия. Франко и его генералы были готовы на все, чтобы не оскорбить
чувства верующих марокканцев. Так, однажды Франко осматривал военный
госпиталь, в одной из палат которого разместили раненых мавров — и
распорядился убрать со стен палаты распятия. В 1938 году власти Тетуана в
ультимативной форме потребовали выдавать мусульманским солдатам особую
бумагу для писем домой, так как обычная была украшена христианской
символикой, и родственники солдат могли заподозрить, что их обращают в
католицизм.
Эти меры особенно пикантно смотрятся в свете того,
что мятежные военные исповедовали идеологию клерикального фашизма
(fascismo frailuno — монахофашизма, по выражению одного испанского
социолога). Даже намека на католическую пропаганду в одном из писем было
достаточно, чтобы вызвать бурю недовольства в МВД. Священнослужителей
скоро перестали пускать в мусульманские палаты военных госпиталей, а в
1938 году сам Франко официально запретил обращать мавров в христианство —
так как это могло повредить особой мавританской психике!
Мусульманские войска около Навальканеро (октябрь 1936 года)
После
такого уже не удивляют отдельные участки на кладбищах и прописанные в
штате каждого госпиталя должности имама, мударриса (учителя и
юрисконсульта), катиба (писца, ответственного за переписку неграмотных с
родными) и мунадифа (для обмывания трупов). Флот выделил отдельный
корабль и военное судно сопровождения для хаджа (паломничества в Мекку).
Франкистская
пропаганда изображала республику «безбожной», нацеленной на разрушение
любой религии — не только католичества, но и ислама. Нельзя сказать,
чтобы это было ложью: в ходе идущих в Арагоне и Каталонии социальных
революций рабочие и крестьяне активно сражались с церковью, обладавшей в
Испании огромной властью и богатством. Даже в России в гражданскую
войну не было столько случаев «адресного» насилия против церкви
(сожженных храмов, зарезанных священников, изнасилованных монахинь).
Неизвестно,
насколько близко к сердцу марокканцы принимали лозунги «войны за веру».
В интервью с ветеранами, которые ученые провели уже в 2000-е годы,
выяснилось, что в бой они шли с криками «Аллах акбар!» и были уверены,
что осуществляют священный для мусульманина джихад. Однако, подчеркивают
марокканские историки, даже если солдаты были не особо верующими и
скептически воспринимали фашистский проект Франко, они не могли не
замечать, что политическая обстановка в испанской части Марокко была
более либеральной, чем в самой Испании.
Коммунисты-ксенофобы
Не
меньшую роль в верности и стойкости регуларес сыграли ошибки
республиканцев — они относились к маврам откровенно расистски и
ксенофобски и даже не пытались переманить их на свою сторону. Более
того, солдаты республики в принципе отказывались принимать пленных
марокканцев, ожидая какой-нибудь подлости. Ясно, что принцип «пленных не
брать» не добавлял мусульманам симпатии к противнику.
Солдат регуларес около Гибралтара
Даже
к сражавшимся в интербригадах арабам (главным образом коммунистам из
Туниса, Сирии и Палестины) испанцы относились с презрением и
подозрением. Ситуация немного изменилась лишь благодаря иностранным
коммунистам. В 1936 году Коминтерн делегировал Наджати Сидки —
палестинского подпольщика (учился в Москве и Ташкенте, был знаком со
Сталиным, Зиновьевым и Бухариным) — для сочинения листовок на арабском и
другой пропаганды среди мавров. С мегафоном в руке он призывал
мусульман Франко переходить на сторону республики. Но все эти робкие
попытки были обречены из-за непрекращающихся расстрелов пленных
марокканцев. Более того, сама Пассионария (лидер коммунистов Долорес
Ибаррури) выступила против любых союзов с «ордами мавров, гадкими
дикарями, насилующими наших жен и дочерей». Сидки от такого отношения
впал в депрессию и уехал из Испании уже в конце 1936 года.
Доблесть,
стойкость и военные успехи регуларес интересны не только с точки зрения
военной истории. Их роль в гражданской войне демонстрирует реальную
опасность ксенофобии. Франко и его генералы, при всей «реакционности» их
идеологии, оказались очень гибкими и прогрессивными в своем отношении к
маврам. Выражая уважение к правам меньшинств и чужой культуре, они
действовали фактически по стандартам западных армий ХХI века, тогда как
революционные республиканцы, при декларируемом желании спасти угнетенных
всего мира, остались в плену расистских предрассудков.
