70 лет назад, в ночь на 5 июня 1945 года, польские охранники забили насмерть в камере тюрьмы города Альтсхаузен оберфюрера SS Оскара Пауля Дирлевангера – командира зондеркоманды, виновного в массовых убийствах гражданского населения оккупированных территорий Советского Союза, Польши и Словакии. На счету этого садиста и его бандеровских подчинённых значились не только сожжение вместе с жителями Хатыни и других белорусских деревень, но и зверства во время подавления Варшавского восстания. 

Убийства польского населения во время Вольской резни (по названию городского квартала в Варшаве – Воля) носили массовый и организованный характер. Нацисты не жалели никого: убивали стариков, детей, женщин, младенцев, больных, врачей, священников... Резня длилась нескольких дней, ее апогей пришёлся на 5 и 6 августа 1944 года. 

Дирлевангер получил личный приказ Гиммлера принять самые жёсткие меры для подрыва морального духа восставших. Поляков уничтожали семьями и многоквартирными домами… Строения грабились и поджигались. Во многих случаях людей сжигали в домах живьем, не разрешая им выйти.

Одно из самых страшных преступлений немцы совершили на территории православной церкви св. Иоанна по ул. Вольской, 6 (на фото ниже). Здесь были сожжены и убиты дети-сироты из православного детского дома на ул. Вольской, 149. Из всех детей спаслись только две девочки, которым удалось укрыться в кладбищенской гробнице. Вместе с маленькими сиротами нацистами были уничтожены все люди, искавшие в церкви убежища.

Вольская церковь. Плита, посвящённая убитым детям Надпись: «Убитые и сожженные немцами в августе 1944 года дети из православного сиротского приюта прихода св. Иоанна» (фото Я. Маньковской)

Свидетельствует 12-летняя Марыся Цираньская: «Нам велели выйти (из нижней церкви) на улицу Вольскую. Я увидела расставленные на трамвайных рельсах пулемёты. Нас подвели ко рву возле забора церкви. Велели войти в него, после чего раздался залп... Стреляли из пулемёта и ручного оружия. Когда все упали, стрельба прекратилась. Я упала, будучи раненной в левое плечо. Еще один осколок ранил меня в висок и щеку. Я лёжа заметила, что какой-то человек пошевелился, тогда немцы добили его. Проверив, что все мертвы, немцы уехали. Я тогда встала и начала звать... Никто не отвечал». 

О преступлении, совершенном в районе парка Совиньского со стороны ул. Вольской рассказывает Вацлава Шляхета, 43 года: «5 августа 1944 года в 10 часов во двор нашего дома по ул. Вольская, 129 ворвалось немецкое отделение. Их было несколько десятков. Вооружены автоматами и гранатами. Дом был большой, имел более 150 помещений и около 600 жильцов... Я вышла из квартиры с мужем, двумя сыновьями и двумя дочерьми... Нас поставили у ограждения парка Совиньского... В том месте, где стоит каменный крест. Стоя здесь, я увидела, что на углу ул. Вольской и Ордона стоит на подставке пулемёт, метрах в десяти заметила второй, затем ствол третьего. Из этих стволов немецкие солдаты дали по нам залп... Я упала на землю. Я не была ранена. На меня падали трупы. Она ещё была жива, лежавшая возле меня моя самая младшая дочь Алина. Я, лёжа, видела и слышала, как немецкие солдаты ходили между лежащими, пинали их проверяя, кто ещё жив. Живых добивали выстрелами из револьверов... Я видела, как солдат подошёл к тележке, в которой лежали недавно родившиеся близнецы моей соседки Якубчык в возрасте нескольких месяцев, и он застрелил их. Я всё время слышала стоны умирающих... Трупов мужа и сыновей, уходя с места убийства, я не видела, после след их пропал. Останки обеих дочерей я видела...»

В «чёрную субботу» 5 августа нацистские сеятели смерти работали без отдыха. Свидетельствует Ян Грабовский: «... 5 августа 1944 года во двор нашего дома на ул. Вольской, 123 ворвалось около сотни немцев... Я вышел вместе с женой Франциской, дочерью Иреной (4 года) и сыновьями Здиславом и Ежи (5 мес.). На площади перед кузницей нам приказали лечь на земле. Группа из нашего дома составляла около 500 человек. Когда я с семьей дошёл, на площади уже лежали люди... С расстояния 5-10 метров немцы начали стрелять из пулемёта и винтовок, а тоже бросать в толпу лежащих людей гранаты... Спустя некоторое время стрельба утихла, и я увидел, что немцы пригнали новую группу людей... Пальба продолжалась с перерывами на добивание раненых по меньшей мере 6 часов... За это время полицай, проверяя, трижды топтал меня сапогами, я сам не был ранен, но жена и дети были убиты. Я слышал, как полицай приказал убить моего 5-месячного сынка, который плакал, затем я услышал выстрел и ребёнок затих... Я, лёжа, прикидывался убитым... Когда рабочие, носившие трупы, пришли, чтобы забрать и меня, я встал, взял с ними один из трупов и носил их вместе с ними. Трупы мы носили в две кучи до наступления сумерек. Одна из куч была длиной около 20 метров, другая 15 метров, шириной около 10 метров и высотой около 1,5 метра... За носившими трупы по прежнему ходили полицаи и добивали ещё живших...»

Рассказывает свидетельница Якубовская: «7 августа 1944 года в 9 часов утра на, ул. Гурчевской, 15 эсэсовцы окружили три пятиэтажных корпуса на Вавельберга. Они бросают внутрь гранаты, вокруг ставят пулемёты. Никого не выпускают. Дом подожжен со всех сторон. Любой выходящий погибает. Обгоревшие выбрасываются из окон, горят живьём… У выхода полно трупов тех, которые хотели выбраться через пламя. Я видела среди них женщину с ребёнком у груди. Дома были окружены со всех сторон. Я предполагаю, что в этих корпусах могло быть около двух тысяч человек. Живым оттуда не вышел никто».

Свидетельствует Ванда Фелиция Люре, 33 года: « ...до 5 августа 1944 г. вместе с тремя ребятами в возрасте 11, 6 и 3,5 лет я пребывала в подвале дома по улице Вавельберга, 18. Я была на последнем месяце беременности... На Вольской, 55 перед воротами завода «Ursus» находилось свыше 500 человек... Через час внутрь фабрики ввели меня с группой лиц. На дворе я увидела кучу трупов высотой около метра... В группе, в которой я была, было много детей в возрасте 10-12 лет, в основном без родителей... Я умоляла окружающих нас немцев, чтобы спасли этих ребят и меня. Кто-то сказал, что я могу откупиться. Я дала ему 3 золотых кольца. Он взял их, но командовавший экзекуцией офицер приказал присоединить меня к группе идущей на расстрел... Он толкнул меня так, что я упала. Он видел, что я на последнем месяце беременности. Затем он ударил и швырнул моего старшего сынка крича: «Быстрее, ты польский бандит!»... Дети шли плача... В какой-то момент палач, стоявший за мной, выстрелил старшему сынку в затылок, следующие выстрелы поразили младших деток. Потом стреляли в меня. Я перевернулась на левый бок. Пуля попала в шею, она перешла через нижнюю часть черепа, выйдя через правую щеку. Пошла кровь, вместе с пулей выплюнула несколько зубов. Я была в сознании и, лёжа среди трупов, видела всё... Экзекуции прекратились лишь когда стемнело. Палачи ходили по трупам, пинали, добивали живых, грабили... Я лежала так среди трупов три дня. На третий день я почувствовала, что ребёнок, которого я жду, живёт. Это добавило мне сил и заставило подумать о помощи... После многих попыток я добралась на ул. Скерневицкую и присоединилась к маленькой группке людей. Однако нас схватили украинцы и загнали в костёл св. Войцеха... Через два дня меня перевезли на телеге во временный лагерь в Прушкове, оттуда в больницу в Коморове и Лесной Подкове... 20 августа я родила сынка...»

Плита на могиле детей Ванды Люре на кладбище Варшавских повстанцев (фото М. Янашек-Сейдлиц)

Плита, посвященная убитым на заводе «Ursus» (7000 жертв) (фото М. Янашек-Сейдлиц)

Убийцы не пощадили и вольских больниц, располагавшихся на небольшом расстоянии друг от друга в районе улиц Вольска, Плоцка, Жытня и Каролькова. Здесь находилось 4 больницы: Вольская, Кароля и Марии, св. Лазаря и св.Станислава.

Памятник у Вольской больницы. Надпись: «Памяти работников и пациентов Вольского госпиталя, расстрелянных 5 августа 1944 года» (фото Я. Маньковской)

Свидетельствует уцелевший во время экзекуции на ул. Гурчевской (здесь расстреляли 12.000 человек) ксёндз доктор Бернард Филипюк, 46 лет: «...5 августа 1944 г. немцы в еще большем количестве вновь вступили в Вольскую больницу. Среди них были украинцы и грузины. Около 13.00 немецкий офицер с двумя солдатами SS вошёл в кабинет директора больницы, доктора М.Пясецкого, у которого были проф. доктор Я.Зелянд и ксёндз (К.Чечерский), капеллан больницы. Этот офицер всех их застрелил... Людей выгоняли партиями, сначала здоровых, затем больных... Расставляли нас по 12 человек. Забрали у нас часы.... Местом экзекуции был большой двор. Я стоял там около 15-20 минут и видел, как предо мной расстреливали каждую дюжину, стреляя в спины. В ожидании смерти отец Ежи Жихонь, миссионер из Кракова, который сам был пациентом Вольской больницы, отпустил всем грехи, а я ему. Затем мы произнесли громко «Отче наш». Во время произношения последних слов эсэсовец крикнул: "Вперёд"! Я услышал по-немецки: «Огонь!» Раздался залп, я упал вместе с отцом Жихонем, который всё время держал меня под руку. Он меня за собой и потянул. Я сориентировался, что я жив и не ранен, но я начал прикидываться трупом. Гестаповец подошёл ко мне, пнул меня в колено, выругался и выстрелил в голову - пуля прошла около уха. Я был спасён... В моей дюжине вместе со мной была женщина. На руках она держала маленького ребёнка в возрасте около года. С этим ребёнком она и была расстреляна. Просила гестаповца, чтобы сначала убил ребёнка, а затем её. Тот улыбнулся и ничего не ответил. Этот ребёнок долгое время после расстрела матери пищал и плакал».

Плита на месте казни (12000 жертв) (фото Я. Маньковской)

Рассказывает санитарка Ванда Локетек: «... 5 августа утром немцы атаковали нашу больницу со стороны ул. Вольской... Поставили нас под стеной. Было нас 15 в возрасте 15-18 лет. Немцы начали зверским способом расстреливать на наших глазах сначала врачей - стреляя чаще всего в затылок. И так добрались до нас. Они приказали сделать несколько шагов вперёд и стреляли группами. Я выступила вместе со всеми, пела «Ещё Польша не погибла...». На звук выстрелов я упала, возле меня падали девушки с разбитыми головами... В самом конце из последнего павильона вывели орденских сестёр, их было 10. Они шли произнося молитву «Под Твою защиту». Немцы стреляли их поодиночке. Затем немцы добили больных на кроватях и подожгли больницу и подвалы».

О ходе экзекуции в подвале больницы свидетельствует Веслава Хелминьска, 14 лет: «...осталось гражданское население и раненые. Эсэсовцы загоняли в подвал по несколько людей из нашей группы. Втолкнули и меня с матерью. Сразу за дверьми у входа я увидела кучи трупов. Горел электрический свет. На коридоре стояла группа солдат SS готовых к стрельбе. Мне и матери велели встать на трупы. Мать встала первой и я видела, как эсэсовец выстрелил ей в затылок и как она упала. Я вошла за ней и упала не ожидая, пока солдат выстрелит в меня. Он, однако, выстрелил, ранив меня в правое плечо. По мне, перед тем как их расстреляли, на груду тел взошли ещё около 20 человек...»

6 августа 1944 года нацисты расстреляли коллектив железнодорожной электростанции на ул. Пжиокоповой (в настоящие время здесь находится Музей Варшавского восстания). С 8 августа убийством гражданского населения занимались в основном специальные отряды немецкой полиции, которые ежедневно до середины августа убивали гражданское население, включая женщин и детей на плацу ул. Окопной, 59. Апофеозом стала бойня 15 августа, в ходе которой на территории православного и католического кладбищ расстреляли свыше 2 тыс. человек. В последующие дни расстреливали в среднем по две сотни человек.

Не увековеченное до сих пор памятным знаком место преступления на ул. Окопной, 59. (фото Я. Маньковской)

Свидетельствует Стефан Урлих, 47 лет: «По улице Бема до Западного вокзала велись под конвоем группы штатского населения, выселенного из других районов Варшавы. Эсэсовцы с повязками Красного Креста отделяли от конвоируемых группы детей в возрасте 6-10 лет, калек, старушек и беременных женщин и вели их в дом Косакевича. Я видел это, когда ехал на рикше за картошкой для кухни... Я видел, как дети затем выглядывали из окон строения на улице Бема на первом этаже... Между 23 и 24 ч. я услышал страшные стоны, крики и выстрелы, звук доносился из имения Косакевича... Я потихоньку вышел из дома, прополз по канаве со стороны железнодорожного пути. Я увидел, что дом № 54 весь огне, одновременно услышал доносящиеся из пылающего дома страшные крики и проклятия, бросаемые немцам и крики детей: «Мама». Никто из пылающего дома не спасся, с этой стороны окна были забиты досками, двери также были заблокированы... Я понял, что люди горят живьём...»

После 11 августа фактически вся Воля была занята немцами. Среди сожжённых в районе домов валялись тысячи трупов убитых жителей. В воздухе стоял чад гари и смрад от разлагавшихся человеческих тел. Нацисты создали специальный отряд Verbrennugskommando Warschau, задачей которого было уничтожение следов преступления. В его состав вошли несколько десятков молодых мужчин, набранных из заложников-поляков, приговоренных к расстрелу. Их задачей было собирание трупов и складывание тел в большие кучи, которые затем обливали легковоспламеняющейся жидкостью и поджигали (таких куч на Воле загорелось более тридцати). 

Вспоминает работник Verbrennugskommando Warschau Тадеуш Климашевский: «Фабрика Франашка... Нас поразил ужасный, невыносимый запах. Везде, где только охватывал взгляд, в четырёхугольнике двора лежали трупы. Они лежали на открытом солнце. Одни собранные посередине в кучи, некоторые распростершись поодаль, другие одиночные на краю двора с вытянутыми в сторону стены руками - словно в последней отчаянной попытке спасти себя. Судя по всему, в согнанных сюда во двор и стиснутых в толпу людей бросали гранаты, потому что спутанные клубки тел были ужасно искалечены, а двор был весь в ямах и воронках. Некоторые из толпы, которых смерть настигла не сразу, лежали разбросанные в беспорядке, сжатые страхом или болью... Мы стояли неподвижно. Бурное всхлипывание, неудержимый, спазматический вопль разорвал тишину. Это, как ребёнок, плакал инженер... «Люди, люди, не убирайте их... Оставьте их, пусть лежат. Ведь война уже кончается, пусть другие увидят, пусть увидят... Они должны здесь лежать! Мы приведём сюда людей со всего мира, пусть увидят!»

Очистив район колодца и двор, мы направились в другую сторону сада. Поднимаясь вдоль невысокой стены ограждения, густо искрошенного пулями, мы вдруг натолкнулись на новую кучу трупов. Эту была явно группа эмигрантов. Свидетельствовали об этом одежда убитых и разбросанные вокруг узелки, пакеты, чемоданы. Здесь преобладали женщины и дети. Маленькие дети и младенцы покоились в скрюченных судорогами объятиях матерей, чуть постарше лежали поблизости, держа в руках полы их одежды. В центре этой группы, как жуткий символ, лежал самый старший и более седой человек. Рука, вытянутая далеко вперёд, сжимала палку, опиравшуюся на близлежащие останки, на конце которой колыхался белый флаг. Везде следы грабёжа... жестоко выкрученные руки, изувеченные хищными пальцами, стягивавшими кольца и печатки...»

Verbrennungskommando Warschau функционировал, по крайней мере, до середины сентября 1944 года. Нескольким его узникам удалось сбежать, благодаря чему они потом смогли рассказать о Вольской резне и преступлениях, свидетелями которых были. Остальные разделили судьбу тех, кого схоронили в измученной земле. 

 О трагедии Воли вспоминает Богдан Хонда, проживающий в районе Влохи: «16 членов моей семьи вместе с двоюродным братом, который был повстанцем, погибли на Воле…. Мы узнали об этом, потому что наша бабушка в конце августа отправилась на Волю искать семью. У неё были 2 дочери и 3 сына с семьями. Со стороны отца погибли: мать, сестра с мужем и так далее, в общем 16 человек. Она вернулась через неделю с печальным известием. Она обошла все места жительства родни. Пустые... Из-за того, что она увидела и узнала, она сошла с ума. Она не нашла никого. Застала пустые дома, пустые участки. …Целые районы улиц и здания пусты, а люди выведены на Вольскую под пулемёты. Трупы сжигались в парке Совиньского. К отцу пришёл мужчина, который сбежал из-под кучи трупов из парка Совиньского. Он рассказывал родителям, а я подслушивал. Живой или мёртвый - бросали на кучу, обливали бензином и поджигали. Резня – это слишком мягко сказано!!!...»

Памятник 50 тысячам погибших жителей Воли на ул. Лешно (угол аллеи Солидарности) (фото Я. Маньковской)