В предыдущих материалах мы вспоминали тех, кто первыми из русских появился на земле Абиссинии. Говорили о буйных приключениях «казака» Ашинова. О тихой дипломатии поручика Мешкова, способствовавшей установлению дипотношений между нашими странами … Настало время поговорить об Александре Булатовиче, человеке, оставившем на земле Абиссинии один из самых ярких русских следов.
26 сентября 1870 года в книге полковой церкви 143-го Дорогобужского полка появилась запись: в семье генерал-майора Ксаверия Викентьевича Булатовича родился сын Александр. Полк в то время стоял в Орле.
Отца мальчик не помнил, так как тот умер через три года после рождения сына.
Ксаверий Викентьевич был потомственным дворянином Гродненской губернии, еще в молодости он поступил в полк и всю жизнь верой и правдой служил царю и отечеству. Иногда мать доставала и показывала детям отцовские ордена — Станислава, Владимира, Анны.
Молодая вдова с тремя детьми переехала в имение своей тетки Елизаветы Львовны Курис — в Луцыковку Марковской волости Лебединского уезда Харьковской губернии.
Дом в Луцыковке. Рис. Марии Орбелиани, сестры Александра
Это было обширное имение — около полутора тысяч десятин земли.
Досталось оно Елизавете Львовне от мужа — Платона Ивановича Куриса, происходившего из богатой греческой семьи, обосновавшейся в начале XIX века в Одессе. В молодости Платон Иванович служил в Петербурге в гвардии. Он был превосходно образован, много путешествовал.
Что же касается матери Александра, Евгении Андреевны Булатович, то она происходила из рода Альбрандов. Ее дед торговец Луиз (Лев) Альбранд, уроженец французского города Амбрюн, в 1784 году на собственном корабле прибыл в Херсон, где и обосновался навсегда как иностранный негоциант. Потом он женился и принял русское подданство.
Члены его многочисленного потомство не пошли по миру после его, вроде бы, разорения, а стали людьми вполне состоятельными.
Отец Евгении Андреевны — Андрей Львович Альбранд, полковник инженерной службы, строил Военно-Грузинскую дорогу. Там же, на Кавказе, он и женился на грузинке Ольге Тулаевой, от которой имел троих детей.
Однажды ночью произошла трагедия чеченцы ворвались в дом инженера, убили его самого и его жену.
Сирот разобрали родственники. Евгению Андреевну — ей было тогда двенадцать лет — удочерила богатая тетка Елизавета Львовна Курис и увезла к себе в Луцыковку.
В общем, коктейль в крови Александра Булатовича неслабый: к крови русской примешаны кровь французская, греческая, грузинская.
А. К. Булатович, ~ 1892 г.
А еще, вроде бы, и татарская. Причем, - не худшего розлива: от Симеона Бекбулатовича (Саин-Булата).
Одно время даже посаженного Иваном Грозным на российский престол вместо самого царя.
Связь со внуком предводителя Золотой Орды, конечно, далеко не стопроцентной доказанности. Но судя по мастерству наездника, присущему Александру с мальчишеского возраста, - не самая неправдоподобная.
Хотя Александр Ксаверьевич учился в гражданском учебном заведении, он был отличным наездником — быть может, одним из лучших в то время. А это было нелегко: русские кавалерийские и казачьи полки всегда славились первоклассными конниками.
По словам тренера И. С. Гаташа, служившего в конюшне Булатовича, «для Александра Ксаверьевича не существовало лошади, которую он не смог бы укротить»…
А учился Булатович, да - в самом наигражданском заведении, - Александровском лицее, готовившем дипломатов и высших государственных чиновников, так что его воспитанники основательно изучали иностранные языки — французский, немецкий, английский, а также юридические науки.
В числе первых учеников этого заведения в 1811 году был и курчавый тезка Булатовича, - Пушкин.
Как вы, конечно, догадались, это был Царскосельский лицей, в годы учебы Булатовича называвшийся лицеем Александровским.
В 1884 году его приняли в приготовительные классы Александровского лицея. Директором «маленького лицея», как называли приготовительное отделение, был сухой и педантичный немец — Александр Карлович Лемм.
Независимый, волевой, прямой мальчик, привыкший к свободе и чутко откликавшийся на любую несправедливость, никак не укладывался в педагогические схемы Александра Карловича. Он решил переломить мальчика, для чего наиболее верным и действенным средством признавался карцер.
Мать несколько раз приезжала на Петербургскую сторону, где был лицей. Она старалась переубедить упрямого немца и защитить сына. Это не производило на Александра Карловича никакого впечатления.
«Большому кораблю — большое плавание», — почему-то твердил он и оставлял мальчика в карцере.
Но вступительные экзамены в лицей Александр сдал успешно, и лишь на одном его чуть было не постигла неудача, - по географии (ирония судьбы!) ему едва удалось получить проходной балл.
Весной 1891 года Александр в числе лучших учеников окончил лицей. 1 мая того же года он определяется на службу в «собственную его величества канцелярию по ведомству учреждений императрицы Марии», которое руководило учебными и благотворительными учреждениями. Ему был присвоен чин 9-го класса — то есть, титулярного советника.
Но гражданская карьера не прельщала А. К. Булатовича, и, следуя семейной традиции, он подает прошение о выдаче ему документов, а 28 мая 1891 года зачисляется рядовым на правах вольноопределяющегося в лейб-гвардии гусарский полк 2-й кавалерийской дивизии.
Это был один из самых аристократических полков, доступ в который открывался лишь избранным.
Через год и три месяца — 16 августа 1892 года — А. К. Булатович получает первый офицерский чин — корнета.
Еще через год он направляется в фехтовальную команду, сформированную при лейб-гвардии конно-гренадерском полку, с заданием стать инструктором фехтования.
Здесь он пробыл полгода и 10 апреля 1894 года откомандировывается в свой полк, где его назначают сначала помощником заведующего, а затем — 24 декабря 1895 года — заведующим полковой учебной командой.
Вспоминая о том времени и о службе брата в лейб-гвардии гусарском полку, М. К. Орбелиани (сестра) пишет «Как раз в эти годы Луцыковка не приносила прежних доходов. Хлеб был обесценен благодаря невыгодному для помещиков договору с Германией. Немцы откармливали своих свиней дешевым русским зерном.
Чтобы облегчить материальное бремя матери, брат находит возможность кое-что зарабатывать, беря призы на скачках и на concours hippiques, конкурируя с такими известными наездниками, как улан Маркозов и казак Носович.
Он предлагает матери сдать ему и его полковому товарищу имение в аренду под прогон лошадей возможного конного завода породистых верховых. Мать, опасаясь его молодости, отказалась.
Возможно, что такое предприятие сделало бы его в дальнейшем более оседлым и изменило бы его судьбу.
В первые годы своей службы в качестве офицера он всецело отдается своей полковой работе и усовершенствованию себя как кавалериста, а из вверенных ему солдат стремится создать будущих воинов, умеющих владеть оружием и готовых отдать, не колеблясь, жизнь за честь родины.
Он был очень строг, но справедлив и любим подчиненными. В полку ему дали кличку — Мазепа.
Вот поворот какоооой…
Так в общем-то довольно размеренно текла жизнь А.К.Булатовича – до тех пор, пока события, на первый взгляд, никакого отношения к нему не имевшие, резко изменили судьбу способного преуспевающего офицера, которого, безусловно, ожидала блестящая карьера.
В июле 1894 года итальянские солдаты перешли границу Эфиопии. Началась итало-абиссинская война. В Европе мало кто сомневался в ее исходе. Разве могут копья и стрелы противостоять пушкам и ружьям?
Но 2 марта 1896 года (по новому стилю) все телеграфные агентства передали срочное сообщение: эфиопские войска наголову разгромили итальянскую армию при Адуа.
Обстановка в Эфиопии была сложной. Она была окружена кольцом колоний, внутренние враги объединялись с внешними, население в своей массе было неграмотным, а иностранные специалисты думали лишь о собственном обогащении…
После получения известия о разгроме итальянских войск при Адуа, Российское общество Красного Креста решило командировать в Эфиопию санитарный отряд для оказания помощи раненым и больным. Для этих целей было ассигновано сто тысяч рублей.
В Общество Красного Креста поступали денежные пожертвования, заявления от сестер милосердия, студентов-медиков, врачей, профессоров с просьбой зачислить их в отряд для оказания помощи раненым.
Подал ходатайство и А.К.Булатович. 10 марта 1896 года его ходатайство было удовлетворено Николаем II, утвердившим состав и план снаряжения отрядов.
Булатович тщательно готовился к этой поездке. Он начал изучать амхарский язык, а через год он уже на нем мог говорить, нужна была только практика и вскоре он ее получил.
Путь в Эфиопию оказался более долгим, чем предполагалось из-за препятствий, чинимых итальянцами, которые не оставляли надежды закрепиться в Эфиопии. Маршрут несколько раз меняли.
Наконец, 18 апреля 1896 года, отряд, возглавляемый генерал-майором Шведовым, прибыл на английском пароходе из Александрии в Джибути.
Все население города вышло на пристань встречать гостей. Утром началось формирование каравана, но достать верблюдов оказалось не так-то просто, так как их забрали на войну. Переписка с эфиопскими властями могла занять много времени. У русских был только один выход – послать в Харар своего курьера, который смог бы достать мулов.
Выполнить столь трудное и опасное поручение вызвался Александр Булатович.
Ему предстояло преодолеть триста семьдесят километров до Харара на почтовом верблюде. Незнание языка и местных условий, непривычный для европейца способ передвижения, резкая перемена климата – все это давало поводы для сомнений в благополучном исходе путешествия.
Почтовые курьеры обычно отправлялись в дорогу вечером, чтобы до восхода солнца, пока не так жарко, проехать как можно больше.
Так что, 21 апреля 1896 года в 10 часов вечера к крыльцу подвели верблюдов, и Булатович в сопровождении двух проводников выехал из Джибути.
В знак уважения к первому европейцу, решившему соперничать с профессиональными курьерами, верблюд, на котором ехал Булатович, был украшен, а седло покрыто куском трехцветной материи.
Видимо, примерно вот так, как верблюд Федора Конюхова, несколько лет назад прошедшего по Эфиопии маршрутом Булатовича (чуть подробнее об этом будет в одном из следующих материалов этой серии).
Езда на верблюде утомительна и неприятна. Двойная качка — вперед-назад и из стороны в сторону — подобна качке на море. Через некоторое время к горлу у многих начинает подступать тошнота…
От Джибути до Баяде, на протяжении пятидесяти километров, французы проложили дорогу. Впрочем, все ее устройство заключалось в том, что были убраны камни да засыпаны рытвины. Дорога все время идет вверх, па горизонте вырастают горные вершины. Очертания гор причудливы, фантастичны, а вокруг — унылая, мертвая пустыня. Солнце сожгло все живое, и пейзаж окрашен лишь в два тона — желтый и черно-коричневый. Вот между камней пригнулась к самой земле мимоза. Ее серые ветви без листьев сплошь усеяны колючками.
Хотя до этого Булатович всего лишь несколько часов упражнялся в езде на «корабле пустыни», тем не менее, первый переход длился безостановочно 20 часов. К исходу следующего дня позади остались первые сто километров.
Расстояние в 370 км (до Харара) было преодолено за 3 суток и 18 часов, то есть на 18 часов скорее, чем профессиональные курьеры. В течение 90 часов, потраченных на дорогу, путники отдыхали не более 14. Ни один европеец до Булатовича не добивался столь блестящих результатов.
Личность Булатовича стала легендарной.
Эта легендарность возросла после того, как прямо из Харара ему пришлось совершить еще более трудный марш-бросок – до Аддис-Абебы. Чтобы заручиться поддержкой Менелика, который почему-то приказал задержать русских в Хараре.
Преодолеть Булатовичу предстояло 700 километров — через Данакильскую пустыню…
И он их преодолел, несмотря на то, что на Булатовича и его спутников напали кочевники-данакильцы и отобрали у них все вещи и мулов, оставив их среди пустыни без всяких средств передвижения и воды.
Спасло Булатовича, похоже, лишь Божье Провиденье, благодаря которому посреди пустыни в далекой африканской стране встретились два русских офицера – Булатович и Леонтьев. И последний щедро снабдил соотечественника всем необходимым для продолжения пути…
Прибыв в Аддис-Абебу, Булатович сразу получил аудиенцию негуса, после которой русский санитарный отряд получил разрешение идти в столицу.
В докладной записке, составленной по донесениям из Эфиопии председателем Российского общества Красного Креста генерал-адъютантом М. П. Кауфманом, так объясняется первоначальная холодность негуса:
--- Как оказалось, абиссинцы, привыкшие к тому, что европейцы являются в Абиссинию, преследуя главным образом личные выгоды, не могли понять бескорыстного назначения отряда, потому некоторые расы были против прибытия нашего отряда в Энтото. Разъяснения Булатовича не только убедили негуса поспешить с разрешением, но даже вызвали с его стороны нетерпение к скорейшему прибытию отряда...
А в донесении главы русского отряда, отправленном в Петербург 3 августа, содержатся еще некоторые, небезынтересные детали:
--- Причиною задержки было незнакомство с идеей Красного Креста и непонимание цели, с какой идут русские в Энтото. Полагая же, что раз мы русские, то нас следует принять хорошо, а в период дождей в Аддис-Абебе мало войск, император боялся, с одной стороны, что, так сказать, посольство из России останется недовольно встречей, а с другой — его величество признавал решительно невозможным для нас путь во время дождей по столь трудной дороге...
Ожидая прибытия отряда, Булатович смог немного ознакомиться с жизнью совсем непохожей в те времена на столицу Аддис-Абебы.
--- Булатович вышел на улицу часов в десять — солнце уже высоко поднялось, только что закончилась церковная служба, и вельможи верхом на мулах, а бедные пешком направлялись к своим хижинам или к базару.
Улицы были тихие и сонные. Лишь у одной хижины толпились люди и что-то оживленно обсуждали. Оказалось, у хозяина хижины украли ружья, и сейчас начнется расследование.
Вскоре показалась процессия, во главе которой шел мальчик лет тринадцати. Его ввели в хижину, откуда исчезли ружья, и дали выпить какого-то, видимо наркотического, напитка. Уже через минуту мальчик впал в полубессознательное состояние — его глаза стали пусты и неподвижны.
Как сомнамбула, он двинулся вперед, а толпа не отставала от него ни на шаг. Как выяснилось потом, этот мальчик — «либечай» должен был идти прямо во двор вора и лечь на его постель.
Но вера во всемогущество либечая была так велика, что не успел мальчик пройти нескольких метров, как раздались крики — оказалось, ружья подброшены к забору. Разочарованная толпа начала расходиться, и снова вокруг стало тихо, безлюдно.
В полдень вся Аддис-Абеба спит. К вечеру город просыпается для того, чтобы очень скоро, едва только солнце спустится за фиолетовые горы, заснуть вновь.
Ночью полицейские, одетые в синие итальянские плащи, с ружьями и палками, бродят между хижин и по повелению негуса забирают всех, кто осмелился выйти на улицу после захода солнца…
26 июля русский отрад Красного Креста прибыл в Аддис-Абебу.
Негус Менелик, все время следивший за продвижением русских из Харара в Аддис-Абебу, распорядился о том, чтобы встреча была самой торжественной.
При въезде в столицу выстроились войска императора. Впереди, в окружении офицеров, на которых по случаю особого торжества были надеты накидки из львиных шкур, стояли расы. Его высочество Хайле Мариам, двоюродный брат императора, возглавил шествие.
Еще никогда и никому царь царей не оказывал такой чести. Русский отряд прибыл прямо во дворец. Торжественная аудиенция длилась более часа. Менелик был любезен, радушен, благодарил русских за помощь.
Все придворные были поражены столь продолжительной и пышной аудиенцией.
И конечно же, европейская колония в Аддис-Абебе не преминула отметить ту холодность и сухость, которую император Менелик проявил в очень короткой аудиенции посланцу папы Льва XIII коптско-католическому епископу Кириллу Макарию.
Уже через пять дней русский госпиталь в Аддис-Абебе начал принимать больных.
Еще до прибытия отряда Менелик купил для русских усадьбуи лично давал указания рабочим, как отделать помещение. Генерал Шведов два раза был у Менелика по его приглашению.
В своем донесении в Петербург Шведов писал, что император «твердо высказал, что теперь верит и ценит бескорыстную дружбу России к Абиссинии и останется неизменным в своих благодарных чувствах к России»…
«В то время, когда я воевал, — сказал император, — те, кто ближе ко мне и заявляют о дружбе, не протянули мне руку помощи. Россия далеко, она одна прислала мне помощь. Я искренне благодарен России и никогда этого не забуду».
Работы в госпитале было хоть отбавляй. Ежедневно по сто, а в иные дни и по двести человек приходило сюда. Пациенты были терпеливы и доверчивы — они весьма охотно соглашались на всевозможные хирургические операции.
Сам император живо интересовался работой врачей и пять раз присутствовал на операциях, подчиняясь всем правилам антисептики.
Раненых и больных с каждым днем прибывало все больше и больше. А между тем отряд уже должен был возвращаться в Россию — отъезд был назначен на 8 октября. Не только русские врачи, но и император тревожился что станется с этой массой больных и раненых без медицинской помощи! Часть отряда — врача, двух студентов, окончивших курс академии, фельдшера и санитара — было решено оставить в Аддис-Абебе еще на три месяца.
Выдающийся воин Эфиопии, участник обеих войн между Италией и Эфиопией, деджазмач Балча (1863-1936), в честь которого был назван существующий и поныне российский госпиталь Красного Креста в Аддис-Абебе.
Накануне отъезда состоялось торжественное открытие Эфиопского общества Красного Креста — госпиталь, его оборудование и медикаменты, привезенные русскими, были пожалованы в дар Эфиопии.
У госпиталя выстроились императорские войска и двор. В назначенный час прибыли император и абуна — глава Эфиопской церкви.
Русский красно-сине-белый флаг, более двух месяцев развевавшийся над палатками госпиталя, был спущен. На мачте взвился флаг Эфиопии — полосатое зелено-желто-красное полотнище с изображением льва. Абуна Матеос и русский иеромонах отслужили молебен. Прозвучало двенадцать пушечных залпов.
А на следующий день санитарный отряд уходил из Аддис-Абебы. Император Менелик во главе огромного войска выехал он за город, провожая русских.
Через несколько дней императорский курьер доставил письмо для генерала Шведова:
--- За добрые дела ваши, совершенные для нашей страны, мы приносим нашу благодарность императору России, всему Обществу Красного Креста и всем его членам, императрице Марии Федоровне. Чувства и думы мои об этом безграничны. Русский, народ проявил в этом такую любовь ко мне, которая никогда не забудется… Мы никогда не забудем вашу прекрасную работу. Мы заверяем вас в нашем дружественном к вам отношении. Мы также не сомневаемся и в вашей дружбе к нам. Да хранит бог друзей наших, которые пришли к нам на помощь в лечении больных. Молим бога о вашем благополучном возвращении на родину...
В знак особой признательности негус пожаловал всем врачам орден Эфиопской звезды, фельдшерам — орден Печать Соломона, а санитарам — специально учрежденную для этого случая золотую медаль,.
Оставшаяся часть отряда продолжала работу до января 1897 года.
Петр Шусев, студент, составил краткое и общедоступное руководство, которое было переведено на амхарский язык. В нем описывались способы лечения болезней, которые наиболее распространены в Эфиопии, а также способы лечения и гигиена ран, переломов и вывихов.
Один экземпляр этого руководства (он был снабжен шестьюдесятью пятью рисунками, которые сделал находившийся в госпитале пленный итальянский офицер) русские врачи преподнесли Менелику. Император внимательно прочитал тетрадь и остался очень доволен подарком.
Наконец, последние члены миссии Красного Креста покинули Аддис-Абебу. Вместе с ними в Петербург по повелению Менелика отправлялись пятеро молодых эфиопов для получения профессионального образования.
Миссия русского Красного Креста завершилась успешно. Генерал Шведов с полным основанием мог заявить, что она оказала огромную помощь двадцати семи тысячам больных и раненых, «вселила в Абиссинию сознательное отношение к научной медицине и великой гуманной идее Красного Креста, подняла престиж европейца, совсем упавший после войны… и установила настоящий взгляд на русских».
Булатович в Россию не уехал.
В конце июля 1896 года генерал-лейтенант А. П. Проценко, ведавший Азиатской частью Главного штаба, направляет своему начальнику записку, в которой, между прочим, говорится, что «корнет Булатович ходатайствует об отпуске, которым он предполагает воспользоваться для более обстоятельного знакомства с Абиссинией, по уходе из этой страны отряда Красного Креста» и о дозволении совершить путешествие в малоисследованные, а то и вовсе не изученные районы Западной Эфиопии.
Он хотел проникнуть и в Каффу, которая доживала последние месяцы свободного существования.
Комментируя эту просьбу Булатовича, А. П. Проценко отмечал: «Корнет Булатович энергично работает не только в интересах Красного Креста, но и в смысле ознакомления как с историей страны, так и с ее современным состоянием. Достаточное знакомство с абиссинским языком… несомненно окажет ему большую услугу при выполнении намеченной им цели. Таким образом, имеются все данные предполагать, что сведения, которые будут доставлены этим офицером, могут послужить не только достаточно надежным материалом для выяснения современного состояния страны, но могут оказаться небесполезными и при наших дальнейших сношениях с Абиссинией».
Началось хождение записки по инстанциям.
Наконец, 7 сентября прошение было удовлетворено…
(Продолжение следует)
Предыдущие 3 материала из серии «Эфиопия»:
- http://aftershock.su/?q=node/226170
- http://aftershock.su/?q=node/246878
- http://aftershock.su/?q=node/251435
=============================
Использованные источники:
- Кацнельсон, И.С., Терехова, Г.И., «По неизведанным землям Эфиопии», «Главная редакция восточной литературы издательства "Наука"», 1975 г.
- http://www.rgo-sib.ru/book/geo/93.htm
- http://www.muslim.ru/articles/101/2728/
- http://podelise.ru/docs/21306/index-1056.html
- http://www.ippo.ru/novosti-2011/k-kovchegu-zaveta-ustremilasj-ekspeditsiya-fyodora-konyuhova-v-efiopii.html
- http://www.drevlit.ru/docs/abissiniya/Dolganev_E_E/kartenb852.php
- http://kwekudee-tripdownmemorylane.blogspot.ru/2013/07/oromo-people-powerful-kushitic-africans.html
