Еще в XIX веке в сферу политических интересов усиливавшейся Российской империи вошла Центральная Азия — обширный регион, расположенный между Китаем и Каспийским морем и включающий в себя степные, горные, пустынные земли, населенные тюркскими, иранскими, монгольскими, тибетскими, тунгусо-маньчжурскими народами. Укреплению позиций Российской империи в Центральной Азии способствовал политический и экономический закат крупнейшей державы региона — маньчжурской империи Цин. Эта монархия постепенно дряхлела, слабела в военном отношении и устаревала в экономическом и технологическом. Естественно, что Китай, над которым владычествовала маньчжурская династия Цин, представлял собой «лакомый кусок» для многих европейских держав, включая в первую очередь Британскую империю. Если более слабые колониальные державы, как, например, Португалия, ограничивались небольшими территориями вроде Макао (Аомынь), то британцы претендовали на политическое влияние в Центральной Азии, рассматривая западные территории Китая и Туркестан прямым продолжением своих интересов в Индии.

Тем не менее, уже в конце XIX века России удалось установить господство над Западным Туркестаном, чему очень противилась Британская империя, а также усилить влияние во Внешней Монголии (территория современной суверенной Монголии) и Внешней Маньчжурии (современный юг Дальнего Востока). Постепенно интересы российского государства стали простираться и дальше указанных земель.

В частности, Россия обратила внимание на более южные районы Центральной Азии, населенные мусульманским и буддийским населением, — Восточный Туркестан, Внутреннюю Монголию и Тибет. О том, как развивались российско-тибетские отношения и что из этих отношений получилось, мы и постараемся рассказать в настоящей статье. По крайней мере, Россия, а потом и Советский Союз, испытывали интерес к Тибету на протяжении почти столетия. И лишь укрепление Китайской Народной Республики, включившей в свой состав полностью тибетскую территорию, способствовало окончательному отказу от планов по включению Тибета в орбиту российского / советского политического влияния.

Следует отметить, что в Российской империи существовала прослойка интеллигенции «туземных» народов, в том числе и исповедовавших буддизм ламаистского толка и считавших себя родственными тибетским буддистам в религиозном и культурном отношении. Многие из этих буддистских интеллигентов были проводниками российского влияния в Центральной Азии и горячими сторонниками распространения на этот регион российской власти. В первую очередь, они, разумеется, заботились о сохранении уникальной культуры тибетских и монгольских народов, их религии, от маньчжурской и, особенно, британской экспансии.

Петр Бадмаев: Россия, Монголия и Тибет должны объединиться

Одним из первопроходцев идеи о российской экспансии в населенные тибетцами и монголами земли Центральной Азии выступил Петр Бадмаев. Имя этого человека, бурята по происхождению, свидетельствует о том, что буддистом он не являлся. По крайней мере — в зрелые годы: сын бурята — кочевника, не имевшего большого достатка и политического влияния, Петр Бадмаев, ставший врачом, принял православие по собственной воле. Его крестным отцом стал сам император Александр III. Впрочем, биография у Бадмаева достаточно серьезная для выходца из далекого сибирского народа. Во многом, этому способствовало то, что старший брат Бадмаева Александр был врачом традиционной бурятской медицины и имел определенное влияние в чиновных кругах, составив протекцию для поступления младшего брата в Иркутскую русскую классическую гимназию. Ее окончание и стало для младшего Бадмаева «путевкой» в мир российской науки и политики.

Жамсаран Бадмаев, как звали Петра до крещения, окончил с отличием восточный факультет Петербургского университета — изучал Монголию и Маньчжурию. О незаурядных способностях молодого бурята свидетельствует то, что параллельно он получил образование в Военно-медицинской академии. В 1875 году, сразу после окончания университета, Бадмаев оказался на службе в Министерстве иностранных дел. С императорской семьей Бадмаев сблизился, занимаясь популярной среди «сильных мира сего» восточной медициной. Петр лечил Александра III, Николая II, цесаревича Алексея. Параллельно Бадмаев владел аптекой лекарственных трав, собственным торговым домом, газетой, горно-промышленным товариществом.

Однако в контексте нашей статьи Бадмаев интересен, прежде всего, как специалист по центральноазиатской политике. Он вошел в историю своими настойчивыми предложениями включить Внешнюю и Внутреннюю Монголию и Тибет в состав Российской империи. Для этого Бадмаевым предлагалось достроить Транссибирскую магистраль до китайской провинции Ганьсу, граничившей с Тибетом. Эта магистраль должна была помочь России установить прямое транспортное сообщение с Тибетом и привести там к власти пророссийски настроенные элементы. В противном случае, утверждал Бадмаев, в Центральную Азию придет Британская империя и Россия тогда проиграет экономические и политические позиции британцам. По мнению Бадмаева, установив российскую власть над Тибетом, империя сможет не только усилить геополитические позиции, но и взять в свои руки континентальную торговлю с Китаем, Кореей, странами Юго-Восточной Азии. Показательно, что планы Бадмаева были поддержаны министром финансов Сергеем Витте, но царь Александр III отказался реализовывать замыслы своего бурятского лекаря.

Вторая надежда у Петра Бадмаева появилась уже при наследнике Александра III Николае II. Когда Бадмаев написал императору докладную записку, в которой сообщал о великой значимости контроля над Тибетом для Российской империи, Николай данным вопросом очень заинтересовался и направил в Тибет экспедицию подъесаула Уланова. Последний должен был выяснить, что в действительности происходит в Тибете и насколько сильны там позиции британцев. Однако Бадмаеву второй раз не повезло — началась русско-японская война и властям стало не до тибетского вопроса. Потом последовали Первая мировая, революция. Бадмаев был арестован и в 1920 году скончался в заключении.

Путешествия Гомбожаба Цыбикова и Овше Норзунова

Исследовательские экспедиции на территорию Тибета стали отправляться российской стороной с конца XIX века, однако так и не достигали наиболее закрытых центральных районов страны, в том числе и ее столицы Лхасы. Российские путешественники европейской национальности вызывали серьезные подозрения и их в Тибет не пускали. Поэтому единственной возможностью получать достоверные сведения о ситуации в Тибете была отправка путешественников из среды бурятов или калмыков. Одно из наиболее известных путешествий, о котором написан добротнейший труд, предпринял в 1899-1902 гг. Гомбожаб Цыбиков — известный российский и советский востоковед, монголист и буддолог. Он также был представителем нарождавшейся бурятской интеллигенции и был отдан родителями в Агинское приходское училище, а затем — в Читинскую гимназию, где получил европейское образование.

Ко времени начала путешествия 26-летний Цыбиков успел поучиться на медицинском факультете в Томском университете, а затем поступить на востоковеда (кстати, по совету Петра Бадмаева). Под видом паломника в группе богомольцев, направлявшихся из Бурятии в Лхасу, Цыбиков провел в путешествии 888 дней. Причем смог посетить Лхасу и ее основные монастыри, отснял уникальный фотографический материал (разумеется, фотографирование осуществлялось тайно, иначе Цыбикову могли грозить самые серьезные санкции, вплоть до смертной казни). Удостоился Цыбиков и аудиенции Далай-ламы, правда — в качестве паломника (второй раз Цыбиков имел честь встретить Далай-ламу во время нахождения последнего в Урге — столице Внешней Монголии (ныне Улан-Батор) после бегства от британского вторжения в Тибет в 1905 году). После окончания экспедиции Цыбиков посвятил себя научной деятельности и, в отличие от Бадмаева, прямо с политикой связан не был. Долгое время он занимался переводом трактата «Ламрим», принадлежащего перу основателя школы Гелуг-па Цзонхавы, возглавлял кафедру монгольской словесности в Восточном институте Владивостока и выпустил уникальное «Пособие для изучения тибетского языка».

Практически одновременно с Цыбиковым в Лхасе побывал и калмык Овше Норзунов. В отличие от Цыбикова, он бывал в Тибете трижды. Первый раз — по поручению Агвана Доржиева доставил в 1898-1899 гг. письмо Далай-ламе о ходе переговоров в Петербурге. Второй раз — в 1900 г., опять же по инициативе Доржиева и, одновременно, Русского географического общества. Однако в этот раз Норзунов был задержан в Индии как русский агент и был остановлен на несколько месяцев в Дарджилинге, где жил в монастыре и отмечался в полиции, после чего был депортирован в Российскую империю. Третью поездку в Тибет Норзунов предпринял в конце того же 1900 года в окружении Доржиева, через Монголию и Синьцзян. В этот раз ему удалось сфотографировать Лхасу, после чего Норзунов вернулся в Россию вместе с Доржиевым.

Агван Доржиев: пророссийский советник Далай-ламы

Параллельно с Бадмаевым вопрос о включении Тибета в состав Российской империи при царском дворе лоббировал Агван Доржиев — другой бурят, в отличие от Бадмаева, сделавший серьезную карьеру не при российском дворе, а в окружении тибетского Далай-ламы Тринадцатого. Агван Доржиев по возрасту был примерным ровесником Петра Бадмаева. Он родился в 1853 году в селении Хара-Шибирь Хоринского ведомства на территории современной Бурятии. Еще в юношеские годы Доржиев отправился странствовать в Монголию и Тибет. Ему удалось поступить учиться в буддийский дацан в Урге, а затем — в Гоман-дацан монастыря Дрепунг в тибетской столице Лхаса. Если Бадмаев был востоковедом и врачом, то Доржиев получил богословское образование и вошел в состав семи ученых лам, являвшихся советниками Далай-ламы. Помимо обучения фактического духовного и светского главы Тибета богословским дисциплинам, Агван Доржиев превратился со временем и во влиятельную политическую фигуру страны, являясь советником Далай-ламы по общеполитическим вопросам.



Очевидно, именно бурятское происхождение Доржиева сыграло роль в том, что именно ему в 1898 г. тибетское руководство доверило путешествие с информационными целями в Китай, Российскую империю и Европу. В Санкт-Петербурге Доржиев был представлен лично императору Николаю II. Вернувшись в Тибет, Агван Доржиев был назначен на должность, аналогичную первому министру двора. С этого времени начинаются многочисленные поездки Агвана Доржиева по всему свету — он успел побывать в Китае, России, Индии, Японии, Германии, Великобритании, Италии. Россия всегда имела для Доржиева первостепенное значение — он не забывал, что именно в Российской империи живут его соплеменники буряты и видел в России закономерного заступника интересов буддистов Центральной Азии. Ему удалось добиться открытия буддийского училища в Калмыкии, дацана и издательства в Санкт-Петербурге.

При дворе Далай-ламы Доржиев выступил основным инициатором развития отношений с соседней Россией. Он сумел представить Российскую империю как северное царство Шамбала, хранящее веру буддийскому учению и охарактеризовал Николая II как реинкарнацию святого Цзонхавы — основателя школы Гелуг-па и реформатора ламаистской традиции. Для доказательства своих слов Доржиев ссылался на хорошие условия жизни бурят, тувинцев и калмыков в Российской империи. В Россию Доржиев путешествовал несколько раз, но так и не сумел убедить императора и его правительство в необходимости заключения военного союза Российской империи и Тибета.

Военную помощь Тибету Доржиев стремился получить, справедливо опасаясь усиления британской экспансии в Центральной Азии. В первую очередь, об этом свидетельствовало установление британского господства в Гималаях — Ладакхе, Сиккиме, считавшихся традиционными форпостами тибетского религиозного и культурного влияния в Южной Азии. Доржиев опасался, что Тибет станет следующим объектом британской экспансии и традиционному укладу жизни этой уникальной страны будет нанесен сокрушительный удар.

Однако параллельно проектам российского протектората над Тибетом, от подобных планов не отказывались и два других крупнейших игрока в Центральной Азии — Британская империя и Япония. И британцы, и японцы были очень обеспокоены ростом пророссийских настроений в Тибете и усилиями ламы Доржиева по привлечению внимания российского императора к тибетскому вопросу. В Тибете побывали японские и британские агенты, которые впоследствии распространяли противоречивую информацию о ситуации в этой стране. Так, японский монах Экаи Кавагучи, формально путешествовавший по монастырям Центральной Азии в поисках редких религиозных трактатов, в действительности играл роль в распространении дезинформации о российской экспансии в Тибет. Так, он пытался убедить в этом британцев, очевидно стремясь поссорить Британию и Россию и, тем самым, выгадать ситуацию в интересах Японии.

В какой-то степени замыслы Кавагучи удались — он убедил в российской экспансии в Тибет британского представителя в Сиккиме сэра Чарльза Белла, а также вице-короля Индии лорда Керзона. Последний, стремясь не допустить окончательного контроля России над Тибетом и удара по экономическим и политическим интересам Англии в регионе, приказал ввести в Тибет английские войска. В результате экспедиции британцев Далай-лама и Доржиев бежали во Внешнюю Монголию, а тибетское правительство в отсутствие своего лидера подписало договор о признании британского протектората над Сиккимом, размещении в Лхасе британской дипломатической и военной миссии. Параллельно британцы стремились не допустить расширения контактов Тибета с Россией. Агвану Доржиеву во время его очередной поездки в Российскую империю пришлось переодеться в нищего и следовать через Калькутту. За голову Агвана Доржиева было объявлено значительное вознаграждение.

Поскольку в 1907 году последовало и заключение британско-российского договора о политическом статусе Тибета, признававшего власть Китая над страной, российские власти стали дистанцироваться от неприкрытого интереса к тибетскому вопросу. После того, как в Тибет вошли китайские войска, Далай-лама бежал в Индию, в Сикким, где установил связи с британской администрацией и попал под ее влияние.

Революции, Россия и Тибет

Тем временем, серьезное влияние на российско-тибетские отношения оказало свержение маньчжурской династии Цин в Китае. Китайцы не отказались от экспансионистских планов в отношении Тибета, однако вторжение китайских войск было встречено крупным восстанием, вынудившим относительно слабую китайскую армию ретироваться за пределы Тибета. Естественно, что в этот же период Далай-лама вновь предпринял попытку заручиться военной поддержкой России. В России в буддийском дацане Санкт-Петербурга были проведены торжества по случаю 300-летия династии Романовых в 1913 году. Тем не менее, Российская империя с военной помощью Тибету не спешила, равным образом, как и англичане. Британцы не желали портить отношений с Китаем и не собирались идти на признание Тибета в качестве полностью суверенного государства. Соответственно, тибетцы обратились за помощью к третьему потенциальному союзнику — Японии. Японцы, давно стремившиеся укрепить свое влияние в национальных регионах Китая — Монголии, Маньчжурии, Тибете, в помощи отказывать не стали. Был прислан японский военный советник для руководства процессами модернизации тибетской армии.

Новое существенное изменение политической ситуации в Центральной Азии последовало за Февральской и Октябрьской революциями в России. Появилось новое государство — Советский Союз, которое вкладывало в свою экспансионистскую политику кардинально новую идеологию. Длительное время большевики не шли на ухудшение отношений с буддийским духовенством и если в православных регионах страны антицерковная направленность была обозначена практически сразу, а во время Гражданской войны проявилась в полной мере, то в отношении буддистов советский режим первое время был более благосклонен. Тем более, Ленин и его соратники понимали значимость буддизма для азиатских обществ и не желали настраивать против Советской России бурятов, калмыков, тувинцев, а также Внешнюю Монголию.

Однако возрождение интереса к Тибету было связано несколько с иными событиями. В 1921 г. в Монголии победила народная революция под руководством Сухэ-Батора. Последнему, при помощь советских войск, удалось уничтожить белогвардейцев барона Унгерна фон Штернберга и установить контроль над территорией Внешней Монголии. Понимая, что открыто пропагандировать коммунистические идеи в Монголии пока будет невозможно, Сухэ-Батор и его соратники первое время занимались установлением параллелей между коммунизмом и буддийским вероучением и убеждали монголов, что ничего страшного не произошло — установление коммунистического режима не означает «конца учения», а лишь возвращает последнее к исконному смыслу.

Буддизм и коммунизм, ОГПУ и экспедиция Рериха

Идея об общности коммунистической идеологии и буддизма получила определенное распространение и в среде советской политической элиты, в особенности — среди некоторых работников ОГПУ. Советские спецслужбы уже тогда осознали возможность использования этой идеи для установления контроля над регионом Центральной Азии. Поэтому оказывалась практически открытая поддержка экспедиции такого человека как Николай Рерих. Многие исследователи отрицают разведывательный и политический смысл его экспедиции, сводя его к чисто научным, художественным или мистическим («поиск Шамбалы») целям. Однако вряд ли можно с этим согласиться. Советскому правительству не было никакого резона поддерживать экспедицию Рериха без однозначной выгоды для себя, тем более, если учитывать, что и Рерих был не ученым, а художником и теософом, то есть достаточно сомнительным для официальной поддержки персонажем.

Известный художник постепенно перешел на просоветские позиции и причислил Ленина к великим учителям современности — «махатмам», характеризуя его следующим образом: «можете представить, что в свое время Ленин уже ощутил без малейшего материального основания непреложность нового строения. …Монолитность мышления бесстрашия создала Ленину ореол слева и справа… . Видя несовершенство России, можно многое принять ради Ленина, ибо не было другого, кто ради общего блага мог бы принять большую тяготу. Не по близости, но по справедливости, он даже помог делу Будды… Появление Ленина примите, как знак чуткости Космоса...» (Первое издание Общины). Вряд ли можно назвать эту позицию коммунистической, выдержанной в духе господствовавшей в Советском Союзе идеологией, но Николай Рерих не стал жертвой политических репрессий.

С точки зрения большевистского режима он выглядел, мягко говоря, странно и по идее должен был быть причислен к контрреволюционерам за свои мистические идеи. Однако этого не произошло. Рерих не только получил возможность совершить экспедицию по всей Центральной Азии, но и пользовался поддержкой советского руководства. Хотя официальной целью экспедиции художник называл поиски Шамбалы, в действительности она носила полуразведывательные цели. В этом плане куда интереснее труда Николая Рериха о путешествии в Монголию, Тибет и Гималаи выглядит описание путешествия его сыном востоковедом Юрием Рерихом.

Экспедиция Рерихов длилась с 1923 по 1929 гг. На протяжении шести лет Рерихи и их сопровождающие прошли пешком из Алтая в Гималаи, побывав в Монголии, Восточном Туркестане, Цинхае, Тибете, Сиккиме, Ладакхе. На всем протяжении своего пути они сталкивались с достаточно негативной реакцией китайских и британских властей на свое путешествие, поскольку последние вполне обоснованно усматривали в нем заинтересованность советского руководства и спецслужб. Естественно, что опираться в Тибете большевикам было не на кого — и рабочий класс, и интеллигенция в современном понимании этого слова в архаичном Тибете отсутствовали.

Крестьянство было поголовно верующим и фанатичным, поэтому манипулировать им, скажем, в интересах восстания и установления просоветского режима можно было только с помощью отсыла к религии или религиозно-мистическим учениям, в том числе к той же концепции о близости буддизма и коммунизма. При этом невозможно было и организовать восстание без поддержки кого-то из высших иерархов тибетского буддизма — это должен был быть либо Далай-лама, либо Панчен-лама. Соответственно, требовалось заручиться симпатиями кого-либо из верховных лам и использовать его в своих интересах. Для этой роли больше подходил Панчен-лама, поскольку Далай-лама уже длительное время занимал проанглийские и прояпонские позиции, стремился к модернизации тибетской армии и вряд ли рассчитывал, несмотря на позицию Доржиева и других советских буддийских иерархов, на сотрудничество с Советским Союзом.

С целью привлечения внимания буддийских иерархов к Советскому Союзу и коммунистической идеологии, Рерих использовал старые концепции панмонголизма и евразийства, обращаясь к общности российской, тюрко-монгольской, тибетской цивилизаций и настаивая на жизненной необходимости их взаимного сотрудничества. При этом революционное обновление буддийских регионов Центральной Азии, по мнению Рериха, и должно было означать возвращение к исконным смыслам буддизма, той самой «Шамбале».

Экспедицию Рериха часто связывают с именем Якова Блюмкина — одной из знаковых фигур на «восточных фронтах» советской разведки, личности очень примечательной во многих отношениях. Несмотря на свои молодые годы (1900 года рождения, то есть 25-27 лет ко времени описываемых событий), Блюмкин был заметнейшей фигурой советских спецслужб. Причем начинал свою активную политическую деятельность он не большевиком, а членом Партии левых социалистов-революционеров, от которой и был делегирован в 1918 году на службу в ЧК. В возрасте 18 лет он получил назначение заведующим отделением контрразведывательного отдела по наблюдению за охраной посольств и их возможной преступной деятельностью. Участвовал в знаменитом убийстве посла Мирбаха. Побывал в Иране, где участвовал в создании Гилянской советской республики, был несколько раз ранен. Затем командовал 61-й бригадой РККА, воевавшей против армии барона Унгерна. В то же время, Блюмкин не чурался светской богемной жизни, водил близкое знакомство со многими российскими поэтами тех лет.

Именно Блюмкин в 1926 году стал представителем ОГПУ и главным инструктором госбезопасности Монголии. То есть, играл одну из ключевых ролей на центральноазиатском направлении советской внешней политики. В 1926-1927 гг. Блюмкин находился в качестве военного советника при китайском генерале Фэн Юйсяне. Известный историк О. Шишкин, написавший книгу «Битва за Гималаи», утверждает, что Блюмкин принимал непосредственное участие и в самой экспедиции Рериха, представляясь буддийским монахом. Впрочем, другие исследователи склонны эту версию опровергать, что, опять же, не исключает возможности участия других представителей советских спецслужб в Центрально-азиатской экспедиции Рериха.

После того, как Рерих вернулся из экспедиции, интерес советских спецслужб к Тибету не угас. ОГПУ снарядило две поездки в Лхасу (в 1926 и 1928 гг.) своих агентов азиатской внешности — калмыков, выдавших себя за верующих — паломников, следующих в монастыри Тибета. Агенты ОГПУ встретились с Далай-ламой, предлагая ему гарантии политического суверенитета Тибета в обмен на сотрудничество с советской властью. Показательно, что к этой идее вернулся и Агван Доржиев, о котором мы писали выше. Знаменитый деятель тибетского буддизма находился в Советском Союзе и активно участвовал в деятельности советских буддистов, стремясь пропагандировать общность буддизма и коммунистической идеологии и на этой основе «обновить» советский буддизм, придать ему несколько иное, чем прежде, измерение. Хотя, судя по всему, он просто принял Советский Союз как наследника Российской империи и выражал пророссийские настроения, пусть и выглядящие как попытка синтеза буддийской религиозной философии с советской коммунистической идеологией.

Путь к концу советско-тибетской истории

В 1927 г. состоялся первый Всесоюзный съезд буддистов СССР, на котором Агван Доржиев открыто заявил об общности буддизма и коммунизма. Параллельно Доржиев вновь пытался убедить Далай-ламу в том, что Советская Россия и есть Шамбала, Ленин — едва ли не буддист, а Будда был первым коммунистом на земле. Первоначально активную роль в «обновлении» советского буддизма играло ОГПУ, для которого фигура Агвана Доржиева была крайне удобной в плане влияния на Далай-ламу и тибетские власти, поиске возможностей для организации в Тибете просоветского государства под религиозными знаменами.

Ситуация изменилась после укрепления режима Иосифа Сталина. Последний «ставил» на совсем иных акторов в азиатской политике — прежде всего, на Коммунистическую партию Китая. В 1929 г. была запрещена буддийская церковь в Бурятии, в 1935 году — в Ленинграде, где к 1937 г. удалось фактически разгромить буддийскую общину при храме, существовавшем еще с царских времен. В ноябре 1937 года, несмотря на свои «обновленческие» позиции, был арестован и Агван Доржиев. Спустя год он скончался в больнице тюрьмы Улан-Удэ — для 85-летнего монаха арест стал серьезнейшим ударом по его здоровью и мироощущению. Параллельно с Советским Союзом, репрессии против буддийского духовенства последовали в «вассальных» Монгольской Народной Республике и Танну-Тувинской Народной Республике.

Победа Коммунистической партии Китая в гражданской войне и установление китайской власти над Тибетом окончательно поставило точку в стремлениях России и раннего Советского Союза создать подконтрольный режим в Тибете. Современная Россия, не желая обострять отношения с Китаем, также не уделяет тибетскому вопросу значительного внимания, предпочитая его игнорировать. Долгое время Далай-ламе, проживающему в Индии и выступающему за независимость Тибета, не разрешают въезд в Российскую Федерацию, хотя на этом настаивают проживающие в России буддисты — народы, традиционно исповедующие ламаизм (буряты, калмыки, тувинцы), а также обратившиеся к буддизму русские и представители других народов страны.