Русско-германская экономика как повод к Первой мировой войне

Столетие назад аналогом современного Китая была именно Германия — точно так же недавно поднявшаяся из геополитического небытия большая страна, вдруг ставшая «мастерской мира» и с амбициями ринувшаяся в этот уже давно поделённый мир. Даже демографическое давление (за 40 лет до 1914 года население Германии выросло в два раза) и стремительный рост националистических настроений и сознания собственной силы роднят современный Китай с Германией вековой давности.

Новая «мастерская мира»

Как в начале текущего века российское общество с некоторым удивлением осознало, что рядом расположен огромный Китай со своей большой экономикой и мощью, ровно так же к началу XX века в Российской империи вдруг увидели, что совсем рядом, на западной границе возник новый центр силы. Объединённая Германия, ставшая Вторым Рейхом, не только разгромила в войне 1870-71 годах Францию, считавшуюся до этого сильнейшей континентальной державой Западной Европы, но и стала признанной «мастерской мира», обогнав на экономическом поприще ранее лидировавшую Англию.

Уголь и сталь век назад были основой экономики — и Второй Рейх по добыче угля и выплавке стали стал первым на континенте. Германская наука и промышленность лидировали в самых передовых технологиях того времени — в области химии, электротехники, моторостроения. Как сейчас товары «made in China» заполняют рынок РФ, так и век назад дешевые промышленные товары, сделанные в Германии, наводняли рынок Российской империи. Ситуация еще более осложнялась сравнительной слабостью русской промышленности и капитала, их тотальной зависимостью от иностранных финансов и инвестиций.




Поэтому на рубеже XIX-XX веков параллельно военно-политическому соперничеству и различным геополитическим большим играм шел сложный процесс русско-германских торговых и экономических отношений. Во второй половине XIX века такие отношения между Россией и Германией регулировались торговым договором, заключённым в 1867 году между Россией и «Германским таможенным союзом». Этот таможенный союз, объединявший немецкие города и государства, был предшественником Второго Рейха (и, кстати, аналогом недавно созданного «Евразийского таможенного союза»).

Быстрая индустриализация Германии привела к увеличению экспорта её промышленных изделий в Россию. В 1877 году германские товары составили почти половину всего русского импорта — 46%. Стремясь оградить свою промышленность от иностранной конкуренции, царское правительство стало систематически повышать таможенные пошлины на промышленные товары, особенно на ввозимые через сухопутную границу (то есть из Германии). В результате к концу 80-х годов доля Германии в русском импорте упала почти в два раза — до 27%. Со своей стороны Германия в 1879 году ввела пошлины на главный русский товар, поступавший на рынок Второго Рейха — хлеб. Именно это привело к тому, что за годы царствования Александра III впервые в русском обществе появились настроения борьбы с «немецким засильем».

«Таможенная война»

В 1891 году между Россией и Германией начались переговоры о заключении нового торгового договора, причём Германия добивалась снижения русских пошлин на промышленные товары, а Россия — германских пошлин на хлеб, лес и прочее сырьё. В следующем 1892 году российским министром финансов стал известный в нашей истории Сергей Юльевич Витте, взявший в свои руки ведение экономических переговоров с Германией. И этот обрусевший лифляндский немец, будучи сторонником протекционизма и, одновременно, тесно связанным с французским финансовым капиталом, оказался слишком неудобным переговорщиком для германской стороны.




Желая сломить дипломатическое сопротивление России, Германия начала таможенную войну, обложив русские товары более высокими пошлинами, чем товары других стран. В итоге доля участия России в поставках хлеба в Германию быстро сократилась в 1891-93 годы с 54,5 до 13,9%, то есть более чем в четыре раза. Витте ответил значительным повышением пошлин на германский импорт в Россию. Ожесточённая таможенная война обострила отношения двух империй — обе несли большие убытки. Германский ввоз в Россию почти прекратился. Русская внешняя торговля также страдала от сокращения рынка. Поняв, что таможенная война не приводит к желаемым результатам, германская дипломатия предложила русскому правительству возобновить переговоры. Вскоре, 10 февраля 1894 года в Берлине был заключён новый русско-германский торговый договор сроком на 10 лет.

Согласно его условиям, Россия снижала пошлины на германские промышленные товары на 18-65% по сравнению с прежним тарифом. В свою очередь, Германия распространяла на Россию льготный тариф, что означало понижение ставок на 15-33% по сравнению с обычным уровнем таможенных пошлин. Кроме того, договор распространял на обе стороны принцип наибольшего благоприятствования в торговле. Потери обеих сторон от сокращения таможенных доходов были примерно одинаковы. Однако экономически более мощная в то время Германия выигрывала больше от заключения нового договора. Уже через несколько лет, к началу XX века товары из Германии снова доминировали на русском рынке.

В конце 1902 года, незадолго до истечения срока торгового договора, германский парламент — Рейхстаг (напомним, что в России тогда никакого парламента не было вообще) — принял закон о введении нового таможенного тарифа, предусматривавшего значительное повышение ввозных пошлин на сырье и продовольствие, в особенности на хлеб. Начавшаяся в феврале 1904 года русско-японская война была немедленно использована германской дипломатией для нажима на Россию с целью заключения нового торгового договора на выгодных для немцев условиях. Через несколько дней после первой японской атаки на русскую эскадру в Порт-Артуре, германский канцлер Бюлов обратился к российскому министру Витте с предложением начать переговоры о заключении торгового договора. Россия начала переговоры вынужденно. «С нашей стороны, — писал позднее сам Витте, — они были в значительной степени стеснены фактом русско-японской войны и открытой западной границей».




15 июля 1904 года на основе германских предложений была подписана «Дополнительная конвенция к договору о торговле и мореплавании между Россией и Германией». Формально потери обеих сторон от повышения таможенного обложения были примерно одинаковыми. Фактически же конвенция наносила ущерб только экономике России. Повышение пошлин на русский хлеб и масло было проведено в интересах германского «юнкерства», то есть прусских помещиков, чьё сельское хозяйство тогда составляло основу благосостояния офицерского сословия Германии. Снижение пошлин на русский лес и смазочное масло было проведено в интересах германских промышленников.

По новому соглашению Россия отказалась от права использовать репрессивные пошлины против германских экспортёров, широко применявших демпинг на внешнем рынке. Тем самым, более слабая русская промышленность оказалась без защиты протекционистских мер в конкурентной борьбе с германским экспортом. Всё это не могло не оказать негативное влияния на отношение русского общества к немецкому соседу.

«Таков был взгляд на немцев в старину»

Уже с 70-х годов XIX века в российской прессе постоянно сообщалось об исключительно быстром и эффективном развитии германской экономики. Эта информация приходила в несоответствие с прежним образом слабой в экономическом и политическом плане Германии, рождая в российском обществе первые смутные опасения.

В самом конце XIX века известный российский инженер и ученый, а по совместительству крупный чиновник Министерства финансов Российской империи Константин Аполлонович Скальковский в своей работе «Внешняя политика России и положение иностранных держав» отмечал: «Слово пруссак — Preusse означает по-литовски "лесной человек"... Таков был взгляд на немцев в старину. Теперь какая с Божьей милостью перемена! Германия может считаться первою на континенте Европы державою по образованию и богатству. Германская промышленность и торговля начинают занимать господствующее положение на всем земном шаре и вытеснять самых могущественных соперников».




Уже тогда Скальковский сделал вывод о том, что интенсивное продвижение немецких товаров на мировых рынках опасно для России. Кроме того, в его работе отчетливо просматривается стремление представить промышленное развитие Германии как часть планов по завоеванию мирового господства. В свою очередь, Сергей Витте в работе «Национальная экономия и Фридрих Лист» главной причиной успехов германской экономики считал то, что немцы вовремя сумели перестроить свое экономическое мышление и взять на вооружение экономическую доктрину Фридриха Листа, известного немецкого ученого начала XIX века. Лист, как сейчас бы сказали, был национал-демократом — сторонником конституции и «экономического национализма».

В своей книге министр Витте на примере недавней истории объединённой Германии обосновывал необходимость ускоренной индустриализации России. Книга впервые вышла в 1889 году, а вторым изданием она была выпущена уже накануне Первой мировой войны под несколько изменённым и характерным названием «По поводу национализма. Национальная экономия и Фридрих Лист». Вот наиболее характерные цитаты из неё: «Нация, как и человек, не имеет более дорогих интересов, как свои собственные. Когда Лист писал свое сочинение, Германия находилась в той же экономической зависимости от Англии, в какой мы находимся ныне от Германии».

В процессе определения союзников и противников в грядущей войне немаловажным фактором была и зависимость России от капиталов той или иной страны. Показательно, что первые научные попытки подсчитать немецкий капитал в русской экономике появились именно в 1914 году. Киевский еврей и русский экономист начала XX века Исаак Левин (кстати, что характерно для России тех лет, получавший образование в университетах Лейпцига и Мюнхена) в работе «Германские капиталы в России» на основании официальных данных приводит цифры о немецком капитале в различных областях экономики Российской империи. Он не только сопоставляет количество немецкого капитала в России с капиталами других стран, но и анализирует приемы и методы проникновения немецкого капитала. По мнению Исаака Левина, немецкие компании занимали тогда четвертое место по общему числу вложенных в России капиталов после французских, бельгийских и английских корпораций.




Левин, пользуясь данными Министерства финансов Российской империи, произвел расчеты, показавшие, что с начала XX века английский и французский капитал все больше доминировал в России, а германский сдавал свои позиции. Этот вывод подтверждается и современными исследователями. При этом в русском обществе вопрос зависимости от французских и британских капиталов практически не обсуждался, но не прекращались дискуссии о засилье немецких промышленных товаров на российском потребительском рынке и обсуждения действий немецких властей по притеснению российского аграрного экспорта. В России всю вину за осложнение торговых отношений между двумя государствами возлагали на Германию. Такая точка зрения была весьма популярной в русском обществе, хотя лишь отчасти соответствовала действительности.

Накануне 1914 года, в связи с подготовкой к пересмотру торгового договора от 1904 года, в России развернулась широкая кампания по пропаганде борьбы с «немецким засильем». В этой кампании недовольство общественности засильем германских товаров соединилось с желанием русских предпринимателей избавиться от германских конкурентов и банальной шовинистической пропагандой. В прессе всё сильнее зазвучали призывы «проснуться и увидеть систематическое отставание России от Германии» (цитата из статьи с говорящим названием «Пора проснуться» в популярном петербургском журнале «Новое слово»).

«Наши друзья французы заменят немцев»

В отличие от других европейцев, имевших «бизнес» в России, немцы старались постоянно и непосредственно присутствовать на своих предприятиях и фирмах, и немецкая диаспора России к 1914 году насчитывала уже два миллиона человек. В том же 1914 году уже упоминавшийся экономист Исаак Левин отмечал: «С немцем в основанном им предприятии мы сталкиваемся ежеминутно. С французом — лишь пока банк решит поместить свободные средства в русскую промышленность». Видимо в этом и лежит причина, что русская общественность довольно равнодушно относилась к куда более существенной финансовой зависимости от Франции и, в то же время, весьма нервно реагировала на любые моменты, подчёркивавшие связанность российской экономики с немецкой.

При этом враждебность к германскому экономическому могуществу была в России ощутимой на обоих флангах политического спектра. Справа ее разделяли партии крупного русского капитала, «кадеты» и «октябристы»; слева — различные народники и их политические наследники, социалисты-революционеры. Представители русского национального капитала часто цитировали слова Василия Тимирязева, министра торговли в правительстве Столыпина: «Мы не можем позволить, чтобы русская промышленность была полностью сокрушена германской индустрией».

Последний министр финансов Российской империи Пётр Людвигович Барк, кстати, как и Витте, лифляндский немец, прямо раздувал эту истерию, высказываясь в 1914 году так: «Именно за счет своей торговли с Россией Германия смогла создать свои пушки, построить свои цеппелины и дредноуты! Наши рынки должны быть для Германии закрыты. Наши друзья французы заменят немцев на русском рынке». Публицисты и аналитики социалистических революционных кругов (например, член партии социалистов-революционеров, польский дворянин и известный русский экономист Николай Огановский) утверждали, что Россия «принимает черты германской колонии», русское население превращается в объект капиталистической эксплуатации со стороны германских монополий.




В результате в России набрало популярность движение за освобождение страны от германского экономического засилья. Так, «Союз южных российских экспортеров» принял в марте 1914 года в Киеве следующую резолюцию: «Россия должна освободить себя от экономической зависимости от Германии, которая унижает ее как великую державу. С этой целью нужно предпринять немедленные шаги для расширения нашей торговли с другими государствами, особенно с Британией, Бельгией и Голландией, которые не имеют заградительных тарифов на сельскохозяйственные продукты. Желательно введение тарифа для компенсации открытых и скрытых привилегий германским промышленным трестам».

Одна из крупнейших в Петербурге ежедневных газет «Новое время», полуофициально отражавшая воззрения партии «кадетов» (конституционных демократов), 13 января 1914 года призвала к экономическому давлению на Германию, чтобы пересмотреть «невозможное, оскорбительное и материально невыгодное торговое соглашение, навязанное Германией России в год её несчастий» (имелся в виду период неудачной войны с Японией).

Показательно, что эти антигерманские настроения росли на фоне самых тесных торгово-экономических взаимоотношений России с Германией. Русское общество весьма ревниво относилось к экономическим успехам соседа на Западе. В то же время Англия и Франция в общественном мнении воспринимались как старые, признанные индустриальные державы, их экономическое доминирование, в том числе и в России, русское общество не удивляло и, следовательно, не раздражало. Зависимость Российской империи от французского финансового капитала русским обществом, по сути, вообще не замечалась и игнорировалась. В то же время проблемы тесно связанных друг с другом русско-германских экономических отношений воспринимались крайне болезненно.

Переговоры о заключении нового торгового договора между Россией и Германией, которые начались в 1913 году, были прерваны началом Первой мировой войны.