Политический взлет казаков не соответствовал стратегической линии Посольского приказа Московии, а Азов не нужен был как их столица
Успешная борьба казаков против объединенных сил Турции в крепости Азов в 1641 году стала одним из самых героических событий истории казацкого народа. Одновременно это крупнейшая битва протяженностью 93 дня — роковая «Пиррова победа», ибо она стала для казаков первой ступенькой к подъему на тот исторический эшафот, где в 1709 году в эпоху Петра I был обезглавлен политический суверенитет казацкой вольницы.

Тайная доктрина Москвы

Исторический официоз Российской империи, в полной мере усвоенный исторической школой cоветской эпохи, рисовал политические взаимоотношения Московии и Войска Донского исключительно сусальными красками. Согласно этому официозу, свирепые, но очень политически наивные донские казаки все время норовили оттяпать где-нибудь, будь то в Сибири, на Дальнем Востоке или в Причерноморье, лакомый кусок территории. Разумеется, не для себя, ибо настоящим казакам, кроме воли, степи и коня, как известно, ничего не нужно, а исключительно для целей усиления и разрастания Московского государства. Москва же, наподобие заботливой матери, всячески сдерживала активность казаков-несмышленышей, и только в самых крайних случаях вынужденно брала на себя бремя обладания территориями, которые прирубала по всему периметру окоема острая казацкая сабля.

Реальная картина политической стратегии монархической Московской Руси в отношении Войска Донского (фактически — народной казацкой республики) была совершенно иной. Москва реализовывала в отношении донских казаков свою собственную, хорошо продуманную политику, цели которой были безгранично далеки от панславянского альтруизма, «православного братства» и тому подобных идеологем. Посольский приказ Московии рассматривал казаков как особый, ментально очень отличный от московитов христианский народ, который ввиду постоянной угрозы набегов со стороны Крымского ханства было бы целесообразно иметь в союзниках.

Собственно, «крымская угроза» была единственной причиной заинтересованности Московии в существовании порубежного с Крымским ханством Войска Донского. Все остальные аспекты взаимоотношений Московии с донцами носили характер почти постоянной дипломатической тяжбы, политического риска, а подчас и открытой враждебности. В 1641 году в Москве еще очень хорошо помнили события Смуты 1600–1613 годов, когда военно-политический произвол казаков легко сбрасывал с царского престола Московии ставленников известнейших боярских фамилий. Никогда не забывали московиты и про знаменитый казацкий принцип «С Вольного Дона выдачи нет!», который не только резервировал для великорусских крепостных крестьян потенциальную возможность «беспошлинно» обрести личную свободу, но и весьма недвусмысленно декларировал политический суверенитет Казацкого Присуда.

Исходя из этих соображений, политика Московской Руси в отношении Войска Донского преследовала цель сохранить казаков в качестве ограниченно суверенного военного союзника, привязанного к Московии не только политически, но и в первую очередь экономически — через систему регулярных «государевых отпусков» зернового хлеба и военного снаряжения. При этом казаки, с точки зрения московитов, в военно-политическом отношении должны были оставаться слабым союзником, в идеале способным только на несение пограничной стражи на рубежах Московского царства.

Резкий политический взлет казацкого этносоциума в первой четверти XVII века, зримым результатом которого стал молниеносный захват ими турецкой крепости Азова в 1637 году, никак не соответствовал стратегической линии Посольского приказа Московии. Внешнеполитическому кабинету царя Михаила Романова совершенно не нужно было конституирование новой, стратегически значимой столицы объединенного казачества в Азове. Обоснованно предполагая мощный военный ответ Оттоманской Порты на этот геополитический вызов, дьяки Посольского приказа решили повести в складывающемся политическом пасьянсе собственную игру. Эта доктрина предполагала, по-видимому, столкновение военных сил турков и казаков в столь масштабном и долговременном конфликте, который гарантированно снимал бы возможность возникновения объединенного, полностью независимого от Московии казацкого государства на Дону. С другой стороны, в этом же конфликте должны были надолго увязнуть крымские татары — наиболее опасный для Московии союзник Оттоманской империи.

Обескровить казаков и турок

Сразу же после взятия казаками 18 июня 1637 года крепости Азов посольские дьяки подготовили пространное письмо царя Михаила Романова, адресованное турецкому султану Мураду IV. В этом письме, переправленном в Константинополь с греком Мануилом Петровым, царское правительство категорически отмежевывалось от какой-либо ответственности за штурм казаками Азова и даже предлагало султану покарать вооруженной рукой захватчиков.

Письмо русского царя, бесспорно, достигло цели: турки поняли, что при любом масштабе их карательной акции против казаков союзнические отношения Московской Руси и Оттоманской Порты не пострадают.




Одновременно с посольством к султану Мураду IV московиты снарядили специальную миссию в Азов, которую возглавил дворянин (сын боярский) Михнев. Задачей Михнева стало определить: насколько готовы казаки к отражению будущего турецкого наступления. Уже 11 февраля 1638 года вернувшийся с Дона Михнев дал исчерпывающий ответ: казаков в Азове, вместе с запорожцами, пять тысяч сабель; имеется 300 пушек, но пороха и запаса продовольствия так мало, что в случае блокады Азова турками «пробыть им [казакам] там не уметь».

Быстрый возврат Азова турками не мог соответствовать внешнеполитическим замыслам Посольского приказа, поэтому уже в начале марта 1637 года с зимовой станицей есаула Антипа Устинова на Дон была переправлена первая крупная партия стратегического ресурса: двести (!) пудов пороха и сто пятьдесят пудов свинца. Позднее с атаманом Иваном Каторжным на Дон передали и деньги — более шести тысяч рублей — значительную по тем временам сумму (русский конь стоил два рубля). На эти деньги казаки обновили все крепостные сооружения Азова и даже соорудили в них новую трехъярусную систему огневых точек — «бои нижние, средние и верхние учинены».

Впоследствии с очередной зимовой станицей (посольством) казаков в Москву была передана Войску Донскому новая партия пороха и восемь тысяч рублей. К этому «государеву отпуску» прилагались две грамоты, фактически инструкции, которые не оставляют сомнений, что Посольский приказ Московии отнюдь не возражал бы против новой эскалации вооруженного противоборства между казаками и турками за Азов. Более того, дьяки Посольского приказа очень хотели бы получать о ходе конфликта самую подробную и своевременную информацию.

«И только почаете к себе приходу воинских турских и крымских людей, — сообщалось казакам в посольских грамотах, — и как вам себя оберегать и над ними промышлять, про то нам про все было ведомо». Кому должен был отойти по итогам военной борьбы город Азов, в этих документах Посольского приказа дипломатично умалчивалось.

Международная обстановка накануне турецкого вторжения

Обстановка вокруг и внутри новой столицы казачества в период 1637 — начало 1641 года была очень сложной.

С одной стороны, обретение новой высокостатусной столицы, имеющей очень выгодное стратегическое и торговое расположение, вызвало массовый энтузиазм казацкого народа. Выкупленный из крымского плена московский мещанин Сафон Бобырев рассказывал в Посольском приказе, что в Азове наблюдается подлинное казацкое многолюдство — «сошлись-де казаки с Яика, с Терека, и со всех речек, и черкасы (запорожцы. — РП) тоже». Хлеб дешев, мех сухарей стоит 20 алтын. «Зелейной казны (т.е. запаса пороха. — РП) вельми много, — отмечал далее Бобырев, — башня крепости полна наставлена бочек».

С другой стороны, Войско Запорожское — главный союзник Войска Донского — попало в длительный период острого военно-политического кризиса. Идейный преемник великого гетмана Сечи Петра Сагайдачного, прославленный предводитель морских походов запорожцев Иван Сулима попал в плен к полякам, был вывезен в Варшаву и казнен там. Разгоревшееся вскоре восстание запорожцев против Речи Посполитой было фактически подавлено — распалось на несколько очагов разной степени интенсивности. Ждать массированной военной помощи из Запорожья в этих условиях было нереально.




После того как в декабре 1638 года турки захватили Багдад — главную крепость Персии в Месопотамии, стало ясно, что ответный военный рейд Турецкой империи против казацкого Азова уже близок. Турки, скованные войной с Персией, еще могли сквозь пальцы наблюдать за усилением казацкого влияния в Северном Причерноморье. В новых условиях победного мира с персидской державой экспедиционная миссия турецкой армии по возврату Азова уже не имела альтернативы.

Соотношение сил и подготовка к битве

С началом похода войск султана Ибрагима, нового владетеля Оттоманской Порты, по образному выражению турецкого хронографа Эвлия Челеби, — на казаков Азова «опрокинулось небо Востока и много сияющих звезд благородного мщения, исторгнутых из сердец истинных газиев (исламских рыцарей. — РП), зажглось на нем».

Масштаб мобилизации военных сил Оттоманской империи, задействованных в экспедиции против казацкого Азова, поражает. По данным географа Челеби, исполнявшего в турецкой армии обязанности войскового хронографа, общее число турецких войск у Азова насчитывало 267 тысяч человек, к которым впоследствии присоединилось 40 тысяч вооруженных турецких моряков во главе с капуданом Сиявуш-пашой.

В столь астрономическую концентрацию живой силы можно было бы не верить, если бы данные Челеби не подтверждались казацким письменным источником «Повестью об Азовском осадном сидении», в которой указывается: «И всего с пашами людей было под Азовом и с крымским царем по спискам их браново ратного мужика, кроме вымышленников (специалистов. — РП) немец и черных мужиков (чернорабочих. — РП) и охотников (добровольцев. — РП), 256000 человек».

Особо ценной составляющей турецкой армии были европейские наемники — специалисты по взятию крепостей: опытные артиллеристы, взрывники, саперы. «Да с ними же, пашами, — писали казаки в своей «Повести», — было для промыслов над нами многие немецкие люди городоимцы, приступные и подкопные мудрые вымышленники [специалисты] многих государств, которые делать умеют всякие приступные и подкопные мудрости и ядра огненные чиненые».

В обстоятельном современном исследовании Б.В. Лунина «Азовская эпопея» указано на существование в архивах Турции аутентичной турецкой раздаточной ведомости на выплату довольствия для экспедиционной армии под Азовом. В ведомости указано 240 тысяч человек.




Силы казаков в сравнении с этой вооруженной армадой казались горсткой безумцев. Казацкий посланник в Москве Беляй Лукьянов сообщал Посольскому приказу, что всех казаков в Азове — «вместе с казаками верхних городков, с черкасами (запорожцами/ — РП) и с литовскими людьми тысяч пять-шесть». В «Повести об Азовском осадном сидении» указано число — 7590 «отборных оружных» казаков. К этому числу нужно, бесспорно, прибавить еще 800 — столько этнических казачек находилось на период начала осады в крепости. Все они умели неплохо стрелять, а мужеством, совершенно точно, ни в чем не уступали казацким мужчинам.

Была в крепости и другая «живая сила» — 1200 быков и коров, которых загнали в Азов как живой продовольственный запас, поскольку в зерне и муке, как всегда, ощущался дефицит.

Прорыв запорожцев в крепость

Ранним утром 24 июня 1641 года, подойдя с трех сторон, турецкая армия взяла крепость Азов в плотное кольцо.

Казаки указывали, что турецкие войска совершенно открыто стали строиться примерно в семистах метрах от города. Двенадцать янычарских военачальников развернули свои полки в восемь шеренг, которые протянулись от Дона и до Азовского лимана и стояли так плотно, что солдаты упирались локтями друг в друга. Янычары были одеты в огненно-красные мундиры, на их киверах ярко блистали золотыми отблесками начищенные медные шишаки.

Построение армии на виду у всей крепости преследовало, конечно, цель устрашения казаков. Постояв так некоторое время, турецкая армия стала поротно расходиться по палаткам, а турецкие парламентарии передали казакам ультиматум главнокомандующего Хусейн-паши. В передаче казацкого источника он звучал так: «Очистите вотчину нашу Азов-город в ночь сию не мешкая. Что есть у вас в нем вашего серебра и злата, то несите из Азова-города вон с собою в городки свои казацкие без страха, к своим товарищам. А на отходе ничем не тронем вас. А естли толко вы из Азова-города в ночь сию не выйдете, не можете уж завтра у нас живы быти».

В ответ казаки, как указывает на основе аутентичных источников историк А.В. Венков, обозвали турецкого султана «собакой смрадной», обещали биться с турками как с «худыми свиными наемниками», а вскорости самим явиться под стены Константинополя.

Впрочем, свой более весомый ответ казаки дали Хусейн-паше в ту же ночь, в какую им предлагалось очистить крепость. «В эту ночь мятежные казаки, — скорбно повествует Эвлий Челеби, — принялись так палить из ружий, что крепость Азов запылала, подобно птице-саламандре в огне Немруда. И, ударив что есть мочи в свои барабаны, они наполнили крепость ликующими криками — «Иисус! Иисус!». А все крепостные башни и стены они разукрасили крестами. Оказывается, в ту мрачную ночь по реке Тен-Дон в крепость прибыли на помощь 10 тысяч кяфиров (неверных — РП)! И так как они без передышки принялись бить из пушек и ружей, 600 наших человек пали шахидами (исламскими святыми. — РП)».

Как полагают современные исследователи, в ночь с 24 на 25 июня казаки двойным ударом — со стороны крепости и со стороны Дона — деблокировали Азов и в город смог ворваться крупный отряд пришедших на подмогу запорожцев. Даже истекая кровью в неравной борьбе с Речью Посполитой, Запорожская Сечь сумела найти резервные силы и направила на помощь Азову два отряда. Первый, числом (по разным оценкам) от двух до десяти тысяч сабель, сумел благополучно прорваться в город.




Второй отряд запорожцев, числом около четырех тысяч человек, спешащий на «чайках» во весь размах парусов и весел к Азову, а потому, наверное, не выславший вперед разведку, попал в засаду. Суденышки запорожцев были расстреляны на прямую наводку из пушек. Немногочисленные выплывшие на берег казаки были взяты янычарами в плен.

Штурм пред «оком судьбы»

Уже самый первый штурм азовской цитадели 30 июня 1641 года, казалось, мог увенчаться полной победой турок. Бомбардировка крепости, которая велась семь часов, дала превосходные результаты. «Ворота и стены крепости, — пишет Челеби, — были разбиты и разрушены, а дома в ней разнесены в щепы. Но башни и укрепления, сооруженные генуэзцами, выстояли, так как были прочны и основательны. В тех же местах, которые были разрушены выстрелами наших пушек, кяфиры отправились на тот свет, чтобы гореть адским огнем».

После артподготовки начался штурм всеми силами янычарских полков и особого шеститысячного отряда европейских наемников.

Под стенами крепости янычары попали в заранее отрытую казаками систему «волчьих ям» с установленными на их дне заостренными кольями. Этот казацкий «сюрприз» не задержал, тем не менее, турецкую гвардию, и мощным согласованным ударом янычары захватили «Топраков-город» — ключевое в стратегическом отношении крепостное предместье Азова. Захват «Топракова» показался турецким военачальникам настолько бесспорным, что они приказали внести в предместья восемь знамен, из которых одно было личным штандартом Хусейн-паши.

Знамена внесли и уже ликовали о бесспорной победе. И в это время центральная часть площади «Топракова-города» взорвалась!

Взорвалась в самом прямом смысле. Впоследствии казаки объясняли свою задумку так: «…Приведен был у нас заряд многий, пороховой, на то место подкопное и набит он был у нас весь дробом сеченым».

Страшный по мощи фугас, начиненный рубленными железными прутьями, буквально разнес на куски все передовые, наиболее решительные батальоны янычар. Мгновенно погибло не менее трех тысяч солдат. Возникла паника. В этот ключевой момент казаки дружно бросились в решительную контратаку.

Взаимное ожесточение было неописуемым. Позднее казаки признавались, что «окромя большого приступа первого, такова жестокого и смелого приступа не бывало к нам: ножами мы с ними резались, лицо на лицо, в тот приступ». В своей оценке казаки не преувеличивали кровавую ярость боя, ибо им в точности вторит турок Челеби – «битвы, подобно этой, еще не видело, вероятно, око судьбы».

К вечеру 30 июня «око судьбы» увидело, наконец, безусловный триумф казаков: турки были выбиты из «Топракова-города» и отступили к своим лагерям. Турецких янычар и «немецких» наемников погибло (по разным оценкам) от четырех до шести тысяч человек. Были убиты также шесть высших турецких офицеров и «два немецкия полковника со всеми своими солдатами».

На следующий день Хусейн-паша через присланного парламентария предложил казакам перемирие на период захоронения трупов. За выдачу тел убитых в крепости офицеров казакам был предложен выкуп: по золотому червонцу за каждого убитого янычарского военачальника и по сто европейских талеров за каждого полковника. Казаки «трупового злата» не взяли, гордо заявив турецкому толмачу: «Не продаем мы никогда трупы мертвые, но дорога нам слава наша вечная». Всех убитых турецких офицеров казаки отдали.

28 бочек пороха и полторы тысячи мертвецов

После первого штурма Хусейн-паша понял, что за «здорово живешь» казаков из Азова не выбить. Была дана установка перейти к методичной бомбардировке крепости из всех осадных орудий. Одновременно на ключевой позиции, параллельно крепостной стене, стали отсыпать специальный вал, который должен был подняться на высоту выше разрушенных крепостных стен. На верхней площадке этого вала турки рассчитывали установить пушки и расстреливать на прямую наводку внутреннее пространство казацкой цитадели. Именно таким незатейливым, но очень эффективным методом турки в 1638 году захватили неприступный, казалось бы, персидский Багдад.




Казаки, увидев турецкую инициативу, мешать не стали. Со своей стороны они потянули к валу свой подземный взрывной ход (сап). Через некоторое время сап вышел под строящийся вал, а казаки стали ожидать «официальной церемонии открытия» нового сооружения.

Вероятно, 7 июля 1641 года (точная дата неизвестна) турецкий штурмовой вал достиг заданной отметки. Турки подняли на нем свой штандарт, принялись затаскивать на верхнюю площадку пушки и бочки с порохом.

В этот момент казаки поняли, что пришло время «избранных от Бога», т.е. кому-то из них придется сегодня «безвременно» умереть. «И тогда, учиня меж себя надгробное последнее прощение друг с другом, — писали впоследствии казаки, — малою своею дружиною в седмь тысяч наших пошли мы из града на прямой бой противу их трехсот тысяч».

С яростным волчьим воем многотысячная волна казаков буквально одним вплеском залила построенный вал. Турецкие солдаты и разнорабочие, таскавшие бочки с порохом, большей частью разоруженные, никак не ожидали этого натиска, а потому побежали без оглядки. Казаки захватили на вершине вала шестнадцать знамен янычарских и двадцать восемь бочек пороха.

Под прикрытием беспорядочной стрельбы и коротких демонстрационных атак, казаки спустили в свой отрытый взрывной сап все 28 бочек «порохового зелья». Это заняло, разумеется, какое-то время, в течение которого и турки сумели отмобилизоваться. Под давлением янычар казаки как бы нехотя стали втягиваться обратно в крепость. Янычары, воодушевленные успехом, все более яростно наседали, казаки все более быстро ужимались в Азов, — все дальше от начиненного порохом штурмового вала.

Наконец, шеренги янычар затопили подошву штурмового вала. Еще одно усилие, — и вот уже молодой янычарский ага, обнимаясь с товарищами, радостно кричит с верхней площадки «Аллах акбар!» и истово чертит над головой окровавленным ятаганом.

Именно в этот момент в центре вала широко раскрылся огненный зев казацкого Пекла — пороховой, упрятанный в двадцати восьми бочках фугас отворил ее!

По словам современников, этот взрыв был слышан за сорок верст. Большую штабную палатку Хусейн-паши сорвало с расчалок взрывной волной. Внутри самого Азова, за крепостными стенами казаки насчитали 1500 трупов янычар, изломанных и заброшенных в крепость чудовищной силой взрыва. «Их же побило ею (взрывной волной. — РП) многия тысящи, — писали в своей «Повести» казаки, — и к нам их янычаня тем нашим подкопом в город кинуло тысячу пятьсот человек!»

Можно сомневаться в числе переброшенных за крепостную стену мертвых тел турецких героев. Но даже если этих тел было только 150, — в десять раз меньше, нежели представлялось казакам, — все равно сила взрыва была колоссальной, а результат этой дерзкой военной акции исключительным!

Хусейн-паша, турецкий главнокомандующий, отважный и очень неглупый человек, увидев произошедшее, не стал искать виноватых, но немедленно объявил перерыв в мероприятиях по штурму Азова. Нужно было осмыслить причины провалов, а главное — укрепить пошатнувшийся боевой дух армии. «Главнокомандующий, красивый человек, с неподдельно веселым лицом и смехом, — с уважением пишет Челеби, — лично ходил от окопа к окопу, поддерживал мусульманское воинство и побуждал его к войне. Своими благодеяниями и милостью он являл войску благородство и ласку».

Нужно отдать должное боевому опыту Хусейн-паши — он сумел вернуть солдатам духовную бодрость и веру в грядущую победу. Шел только 14-й день осады.