Кричать во весь голос "слава!" несравненно труднее, чем"ура!". Как ни кричи,а недобьешься могучихраскатов. Издали всегда будет казаться, что кричатне"слава", а"ава","ава", "ава"! Вобщем, словоэто оказалось неудобнымдляпарадовипроявлениянародных восторгов.Особеннокогда проявляли их пожилыегромадянев смушковых шапках и вытащенных из сундуков помятых жупанах.
Поэтому, когда наутро я услышал из своей комнаты возгласы "ава, ава", я догадался, чтов Киев въезжает на белом коне сам "атаман украинского войска и гайдамацкого коша" пан Петлюра.
Наканунепо городу были расклееныобъявленияоткоменданта. В них с эпическимспокойствием и полным отсутствием юморасообщалось,что Петлюра въедетвКиеввоглавеправительства--Директории-- на белом коне, подаренном ему жмеринскими железнодорожниками.
Почему жмеринские железнодорожникиподарили Петлюре именно коня,а не дрезину или хотя бы маневровый паровоз, было непонятно.
Петлюра не обманул ожиданий киевских горничных, торговок, гувернанток и лавочников. Он действительно въехал в завоеванный город надовольно смирном белом коне.
Коня покрывала голубая попона, обшитая желтой каймой. На Петлюре же был защитный жупан на вате. Единственное украшение --кривая запорожская сабля, взятая,очевидно,измузея,--билаегополяжкам.Щирыеукраинцыс благоговением взиралина этуказацкую "шаблюку",набледногоприпухлого Петлюру и на гайдамаков, что гарцевали позади Петлюры на косматых конях.
Гайдамаки с длинными синевато-черными чубами -- оселедцами -- на бритых головах(чубыэти свешивалисьиз-подпапах)напоминалимнедетствои украинскийтеатр.Там такие же гайдамакисподведеннымисинькой глазами залихватски откалывали гопак. "Гоп, куме, не журысь, туды-сюды повернысь!"
У каждого народа есть свои особенности,свои достойные черты. Но люди, захлебывающиеся слюной отумиления перед своимнародом илишенные чувства меры,всегда доводятэти национальныечертыдо смехотворных размеров, до патоки,доотвращения. Поэтому нетзлейшихврагову своего народа,чем квасные патриоты .
ПетлюрапыталсявозродитьслащавуюУкраину.Ноничегоизэтого, конечно, не вышло.
Вслед за Петлюрой ехала Директория --неврастении писатель Винниченко, а за ним -- какие-то замшелые и никому неведомые министры.
Так началась в Киеве короткая легкомысленная власть Директории. Киевляне, склонные,как все южныелюди, киронии,сделали из нового "самостийного" правительствамишень для неслыханного количестваанекдотов.
Особенно веселилокиевлян то обстоятельство, чтов первые дни петлюровской власти опереточные гайдамаки ходили по Крещатику со стремянками,влезали на них, снимали все русские вывески и вешали вместо них украинские.
Петлюрапривезс собойтакназываемый галицийский язык --довольно тяжеловесныйиполныйзаимствованийизсоседнихязыков.Иблестящий, действительно жемчужный, как зубы задорных молодиц, острый, поющий, народный язык Украины отступилперед новым пришельцем в далекие шевченковские хаты и в тихие деревенские левады. Там он и прожил "тишком"всетяжелые годы,но сохранил свою поэтичность и не позволил сломать себе хребет.
ПриПетлюре все казалось нарочитым -- и гайдамаки,иязык, и вся его политика, и сивоусые громадяне-шовинисты, что выползли в огромном количестве из пыльных нор, и деньги,-- все, вплоть до анекдотических отчетов Директории перед народом. Но об этом речь будет впереди.
При встрече с гайдамаками все ошалело оглядывались и спрашивали себя --гайдамаки это или нарочно. При вымученных звуках нового языкатот же вопрос невольно приходил вголову--украинский этоязыкили нарочно.А когда давалисдачу в магазине, вы с недовериемрассматривали серые бумажки,где едва-едва проступали тусклые пятна желтой и голубой краски,и соображали -- деньги это или нарочно. В такие замусоленные бумажки, воображая их деньгами, любят играть дети.
Фальшивыхденег было такмного,а настоящих так мало,что население молчаливо согласилось не делать между ними никакой разницы. Фальшивые деньги ходили свободно и по тому же курсу, что и настоящие.
Все быломелко,нелепоинапоминалоплохой,безалаберный,новременами трагический водевиль.
Однажды по Киеву были расклеены огромные афиши. Они извещали население, что в зале кинематографа "Аре" Директория будет отчитываться перед народом. Весь город пыталсяпрорваться наэтот отчет, предчувствуя неожиданный аттракцион. Так оно и случилось.
Узкий и длинныйзал кинематографабылпогруженв таинственный мрак. Огней не зажигали. В темноте весело шумела толпа. Потомзасценойударили в гулкий гонг,вспыхнули разноцветныеогни рампы, и перед зрителями, на фоне театрального задника, в довольно крикливых красках изображавшего, как "чуден Днепр при тихой погоде", предстал пожилой, ностройныйчеловекв черномкостюме,сизящнойбородкой--премьер Винниченко.
Недовольно и явно стесняясь, все время поправляя глазастый галстук,он проговорилсухуюикороткую речьо международном положенииУкраины. Ему похлопали. Послеэтого насцену вышла невиданнохудая исовершенно запудренная девица вчерном платье и, сцепив перед собой в явном отчаяниируки, начала под задумчивые аккорды рояля испуганно декламировать стихи поэтессы Галиной:
Рубають лiс зелений, молодий...
Ей тоже похлопали.
Речиминистровперемежалисьинтермедиями.Послеминистрапутей сообщения девчата и парубки сплясали гопака. Зрители искренневеселились,но настороженно затихли, когдана сцену тяжело вышелпожилой "министрдержавных балянсов",иначеговоряминистр финансов.
У этого министрабыл взъерошенный и бранчливый вид. Он явно сердился и громко сопел. Его стриженнаяежиком круглая головаблестела от пота. Сивые запорожские усы свисали до подбородка. Министрбылодетвшироченныесерыебрюкивполоску,такойже широченныйчесучовыйпиджаксоттянутымикарманамиив шитуюрубаху, завязанную у горла тесемкой с красными помпончиками.
Никакого доклада он делатьне собирался.Онподошел к рампеи начал
прислушиваться к гулу в зрительномзале.Дляэтогоминистрдажеподнес ладонь, сложенную чашечкой, к своему мохнатому уху. Послышался смех. Министрудовлетворенноусмехнулся,кивнул каким-тосвоиммыслями спросил:
- Москали?
Действительно,взалесиделипочтиоднирусские.Ничего подозревавшиезрителипростодушноответили,чтода,взалесидят преимущественно москали.
-Т-а-ак!--зловеще сказал министр ивысморкался в широченный клетчатый
платок.-- Очень даже понятно. Хотя и не дуже приятно.
Зал затих, предчувствуя недоброе.
- Якого ж биса,-- вдруг закричал министр по-украински и покраснел, как
бурак,-- вы приперлись сюда из вашей поганой Москвы? Як мухи на мед. Чего вы тут не бачили? Бодай бы васгромом разбило! У вас там, в Москве, доперло до того, что не то что покушать немае чего, а и ...... немае чем.
Зал возмущеннозагудел.Послышался свист. Какой-то человечек выскочил
на сцену и осторожно взял "министра балянсов" за локоть, пытаясь его увести. Ностарикраспалился и такоттолкнулчеловечка, чтототедване упал. Старика уже несло по течению. Он не мог остановиться.
- Що ж вы мовчите?-- спросил он вкрадчиво.-- Га? Придуриваетесь? Так я за вас отвечу. На Украине вам и хлиб, и сахар, и сало, и гречка, и квитки. А в Москве дулю сосали с лампадным маслом. Ось як!
Уже два человека осторожнотащили министра за полы чесучового пиджака, но он яростно отбивался и кричал:
-Голопупы! Паразиты!Геть до вашей Москвы! Там маетесвое жидивске
правительство! Геть!
За кулисами появился Винниченко. Он гневномахнул рукой, и красного от негодованиястарика наконецуволокли за кулисы.И тотчас, чтобысмягчить неприятноевпечатление,на сцену выскочил хорпарубков в лихо заломленных смушковыхшапках,ударилибандуристы,ипарубки,кинувшисьвприсядку, запели:
Ой, що там лежит за покойник,
То не князь, то не пан, не полковник -
То старой бабы-мухи полюбовник!
НаэтомотчетДиректорииперед народомзакончился.С насмешливыми криками: "Геть до Москвы! Там маетесвое жидивске правительство!"—публика из кино "Арс" повалила на улицу.
Власть украинской Директории и Петлюры выглядела провинциально. Некогдаблестящий Киев превратился в увеличенную Шполуили Миргород с их казенными присутствиями и заседавшими в них Довгочхунами.
Все в городе было устроено подстаросветскую Украину, вплоть до ларька с пряниками под вывеской "О це Тарас с Полтавщины". Длинноусый Тарас был так важен и на нем топорщилась и пылала яркой вышивкой такая белоснежная рубаха, что не каждый отваживался покупать у этого оперного персонажа жамки и мед. Было непонятно, происходит ли нечто серьезное или разыгрывается пьеса с действующими лицами из "Гайдамаков".
Сообразить, что происходит, не было возможности. Время было судорожное, порывистое,перевороты шлинаплывами..В первыеже дни появлениякаждой новойвластивозникалиясныеи грозныепризнакиее скорогоижалкого падения.
Каждая власть спешила объявить побольше деклараций и декретов, надеясь, что хоть что-нибудь из этих декларации просочится в жизнь и в ней застрянет.
От правленияПетлюры,равнокакиот правлениягетмана,осталось ощущение полной неуверенности в завтрашнем дне и неясности мысли.
Петлюра большевсегонадеялсянафранцузов,занимавших в товремя Одессу. С севера неумолимо нависали советские войска.
Петлюровцы распускалислухи, будто французы уже идут на выручку Киеву, будто они уже в Виннице, в Фастове и завтра могут появиться даже в Бояре под самым городом бравые французские зуавы в красных штанах и защитных фесках. В этом клялся Петлюре его закадычный друг французский консул Энно.
Газеты, ошалевшие от противоречивыхслухов,охотнопечатали всюэту чепуху,тогда какпочтивсем было известно, чтофранцузы сиднемсидят в Одессе,всвоейфранцузскойоккупационнойзоне, и что "зонывлияний" в городе (французская, греческая и украинская) просто отгорожены друг от друга расшатанными венскими стульями.
Слухипри Петлюре приобрелихарактерстихийного, почтикосмического явления, похожего на моровое поветрие. Это был повальный гипноз. Слухиэтипотеряли своепрямоеназначение --сообщатьвымышленные факты.Слухиприобрелиновуюсущность,какбыинуюсубстанцию.Они превратилисьвсредствосамоуспокоения,всильнейшеенаркотическое лекарство.Люди обретали надеждуна будущее только вслухах. Дажевнешне киевляне стали похожи на морфинистов.
При каждомновом слухеунихзагорались дотехпормутные глаза, исчезала обычная вялость,речь из косноязычной превращалась в оживленнуюи даже остроумную.
Были слухи мимолетные и слухи долгодействующие. Онидержалилюдей в обманчивом возбуждении по два-три дня.
Даже самые матерыескептики верили всему, вплотьдо того, что Украина будетобъявленаоднимиздепартаментовФранцииидляторжественного провозглашенияэтогогосударственногоактавКиеведетсампрезидент Пуанкаре иличто киноактрисаВера Холодная собрала свою армию и, как Жанна д'Арк,вошлана беломконе во главесвоегобесшабашного войска вгород Прилуки, где и объявила себя украинской императрицей.
Когда бой начался под самым Киевом, у Броварови Дарницы, и всем стало ясно,что дело Петлюры пропало, вгороде был объявлен приказ петлюровского коменданта.
Вприказеэтомбыло сказано,чтовночьна завтракомандованием
петлюровской армии будутпущены противбольшевиков смертоносные фиолетовые лучи, предоставленные Петлюре французскими военнымивластями при посредстве "друга свободной Украины" французского консула Энно. В связис пускомфиолетовыхлучей населению города предписывалось во избежание лишних жертв в ночь на завтра спуститьсяв подвалы ине выходить до утра.
Вночь"фиолетовоголуча"вгородебыломертвеннотихо.Даже артиллерийскийогоньзамолк,иединственное,чтобылослышно,--это отдаленный грохот колес. По этому характерному звуку опытные киевские жители поняли, что из города в неизвестном направлении поспешно удаляются армейские обозы.
Так оноислучилось. Утром город был свободен от петлюровцев, выметен до последней соринки. Слухи о фиолетовых лучах для того и были пущены, чтобы ночью уйти без помехи.
Произошла,какговоряттеатральные рабочие,"чистаяперемена декораций", но никто не мог угадать, что она сулит изголодавшимся гражданам.
Это могло показать только время
http://varjag-2007.livejournal.com/734305.html
Источник: aftershock.su.
Рейтинг публикации:
|
