90 лет назад, в ноябре 1923 г., осуществилась попытка раздуть «Мировую революцию». Причем участвовали в этом не только Коминтерн и советские коммунисты, но и недавно родившаяся Немецкая национал-социалистская рабочая партия. Проще говоря, гитлеровцы. Надо сказать, «мировая революция» считалась одним из краеугольных положений марксизма, победа большевиков в одной лишь России признавалась только временным явлением, и Троцкий даже указывал, что сама Россия должна стать всего лишь «охапкой хвороста» для разжигания мирового пожара.
После Первой мировой войны всю Европу лихорадили кризисы, политический разброд. Рухнули несколько империй, к власти дорывались либеральные и демократические правительства, это сопровождалось чудовищными злоупотреблениями, хищениями, «приватизациями». После революционной вспышки никак не могла успокоиться Венгрия и Австрия. В только что возникшей Югославии накалялись межнациональные противоречия. Территориальные потери, репарации и безобразия властей создали революционную ситуацию в Болгарии. В Румынии волновались крестьяне – их обирали и свои хапуги, и иностранцы (потом подсчитали, что за 15 послевоенных лет было разворовано 50 биллионов лей).
В Турция попытка расчленения страны и оккупация вызвали восстание. Народ сплотился вокруг популярного военачальника Мустафы Кемаля, погнал прочь интервентов. Другая революция, фашистская, произошла в Италии. Бенито Муссолини в 1922 г. начал марш на Рим и выиграл. Ввел диктатуру и на первых порах добился заметных успехов. Навел порядок в стране, преодолел кризис, даже сумел искоренить мафию – большинству ее членов пришлось эмигрировать в США. Политические дрязги корежили и Германию, путчи и мятежи организовывали то левые, то правые партии.
В советском руководстве и Коминтерне разрабатывались два сценария «мировой революции» – “индустриальный” и “аграрный”. Согласно первому, самым подходящим объектом для восстания признавалась Германия. Сторонники второй теории считали, что легче организовать революции в слабо развитых, аграрных странах. Самой подходящей из них выглядела Болгария. Там сложилась ситуация, очень напоминающая Россию 1917-го. Правящей партией стал Болгарский земледельческий союз – что-то вроде российских эсеров. Слабенькое правительство Стамболийского заняло соглашательскую позицию, постоянно шло на уступки крайне левым.
В Болгарию приезжали эмиссары из Москвы во главе с Пятницким. Из Одессы перебрасывалось оружие и боевые отряды. Этот взрыв должен был сомкнуться с гражданской войной в Турции, перехлестнуть в Румынию, Венгрию, Югославию, Италию, а уж дальше “поджечь” Австрию и Германию. Но по разным причинам восстание откладывалось, а в 1923 г. стала обостряться обстановка в Германии. Там разразился чудовищный кризис. За шесть недель курс марки обвалился в тысячу раз. Состояния улетучивались, рынок парализовало, заводы останавливались.
Германское правительство приостановило выплату репараций победителям, но Франция сочла это хорошим предлогом, чтобы хапнуть немецкие земли. Беспардонно оккупировала Рурскую область и Саар. Немцы возмутились. В Руре создавались партизанские отряды для борьбы с французами. Оккупанты отвечали репрессиями, пойманных боевиков расстреливали. Но социал-демократическое правительство Веймарской республики провозгласило политику “пассивного сопротивления” – поджало хвосты и помалкивало в тряпочку. Такая линия властей усилила всеобщее недовольство. Прорвались сепаратистские тенденции, особенно заметные в Баварии. Если центральное правительство не желает защищать интересы страны, чего с ним считаться?
В Москве решили, что революция в Германии назрела. 23 августа 1923 г. состоялось заседание Политбюро по данному вопросу. Троцкий доказывал, что пришел момент поставить на карту все – то бишь само Советское государство. Дескать, международные империалисты не допустят победы революции у немцев, обрушатся на них своими военными силами. Ну а СССР поможет “германскому пролетариату” – вот тут-то и произойдет решающая схватка. Сталин, Зиновьев и Каменев, высказывались более осторожно. В принципе не возражали – возражать против “мировой революции” в ту пору не полагалось. Но призывали все взвесить, оценить, чтобы не ввязаться в гибельную авантюру.
В Германию направили комиссию ЦК в составе Радека, Пятакова, Уншлихта и Шмидта, немца по национальности. Радек должен был руководить германской компартией, Шмидту – преобразовывать профсоюзы в Советы, Уншлихт заняться перебросками оружия и созданием боевых отрядов. А на советского посла в Германии Крестинского возлагалось финансирование из коммерческих фондов Госбанка, депозированных в Берлине. Кроме них для руководства восстанием были откомандированы в Германию Ларин, Берзин, Тухачевский, Крылов (Соболевский), Ягода (Иегуди), направлялись выпускники и слушатели спецфакультета академии РККА. Было мобилизовано 20 тыс. коммунистов, владеющих немецким языком. Деньги выделялись практически без счета – секретарша берлинского резидента Рейха свидетельствовала, что чемоданы, сумки и коробки с деньгами валялись у них повсюду, загромождали столы и стулья, путались под ногами.
В сентябре состоялось еще одно заседание Политбюро. Назначили дату восстания – 9 ноября, в годовщину германской революции. 7 ноября, в годовщину российской революции, предписывалось организовать манифестации. При их проведении “красные сотни” Уншлихта должны были спровоцировать столкновения с полицией, чтобы пролилась кровь. Ну а потом следовало раздуть “народное возмущение” по этому поводу. Красные войска начали выдвижение к западным границам. Советский эмиссар Копп вел в Варшаве тайные переговоры об их пропуске через польскую территорию. За это Польше обещали отдать Восточную Пруссию. Варшавским политикам это казались очень заманчивыми. Мешало одно маленькое “но” – поляки не доверяли большевикам…
Для этого имелись для этого все основания. Массированную подготовку к “мировой революции” разные советские ведомства вели кто во что горазд. Если по линии Наркоминдела шли переговоры с Варшавой, то Разведуправление РККА в это же время активизировало своих “партизан” в Польше. А в ГПУ решили - если в Германии намечается переворот, то и Польша должна “подтянуться” . А “подтягивать» принялись терроризмом. Взрывы бомб загремели в редакциях газет, в общественных и политических организациях. Организовывались покушения на Пилсудского. Мощный взрыв готовился при открытии памятника Понятовскому, на котором должны были присутствовать правительство и иностранные делегации, в том числе французский маршал Фош. Но произошла утечка информации, и теракт пришлось отменить.
В сентябре был дан сигнал и в Болгарию – начинать революцию. Но время здесь было упущено. Правые силы и офицерство сумели сорганизоваться и устроили свой переворот, свергли соглашательское правительство Земледельческого союза. Причем коммунисты получили приказ ни в коем случае не поддерживать социал-демократов, сохранять боевой потенциал для собственного восстания. Когда же они сами выступили, то власть была уже попрочнее, чем при Стамболийском, и революционеров раздавили. Однако на неудачу в Болгарии махнули рукой. Главное было – Германия.
Радек, проезжая через Варшаву, устроил инструктаж для сотрудников советского полпредства. Разъяснил, что после победы революции немцы тут же разорвут Версальский договор и начнут войну с Францией. Но необходимо ориентироваться на сотрудничество не только с коммунистическими, но и националистическими кругами. Радек поучал: “Немецкая социал-демократия гораздо опаснее для нас, чем националисты. Она отнимает у нас рабочие массы. Националисты сыграют положительную роль. Они мобилизуют большие массы и бросят их на Рейн против французского империализма вместе с первыми красногвардейскими отрядами немецкого пролетариата”. В рамках этой программы большевики устанавливали контакты с националистическими организациями – в том числе и с нацистами. В частности, в этом направлении работал Рихард Зорге.
А вот с компартией Германии вышла накладка. В ней начались раздоры между так называемой “группой Брандлера” и группой “Маслова – Рут Фишер”. Теперь этот конфликт срочно силились ликвидировать. Лидерам второй группировки угрожали, что Уншлихт их ликвидирует, предлагали взять отступного и уехать за границу. Но они оказались “идейными”, не соглашались. Однако попутно выяснилось, что руководство КПГ в качестве “боевого штаба” вообще никуда не годится. Поэтому было признано, что “компартия не подготовлена к быстрым и решительным действиям”. Из ЦК германской компартии центр подготовки восстания переместился в советское полпредство.
Но с финансами случилась еще одна накладка – значительная часть тех сумм, которые поступали по разным каналам, испарилась в результате безудержной германской инфляции. Впрочем, на самом-то деле ситуация обстояла гораздо проще – личный посланник Ленина Рейх проворовался, только и всего. Сколько он прикарманил, навсегда осталось тайной. В дальнейшем было назначено расследование, благодаря покровительству Крупской и Радека Рейх сумел выкрутиться. Но сразу после оправдания удрал в США, где и зажил весьма состоятельным человеком.
Хотя подготовка восстания считались строжайшей тайной, но при таком размахе секреты просачивались наружу. Германское правительство встревожилось переговорами Коппа в Польше, слало запросы. Требовал также немедленного отзыва Радека из Германии, угрожая разрывом дипломатических отношений. При угрозе взрыва в самом центре Европы всполошились и державы Антанты. Французская контрразведка стала оказывать помощь Берлину, снабжая его информацией из своих источников. Приводились в боевую готовность французские войска. Англия начала дипломатические демарши против СССР.
Получая поддержку Запада, германское правительство Штреземана повело себя более решительно. В конце сентября оно ввело на всей территории государства чрезвычайное положение. Обратило обратило внимание и на деятельность нацистов в Баварии. Приказало баварскому министру-президенту фон Кару нормализовать положение, арестовать руководителей добровольческого “фрайкора”, закрыть нацистскую газету “Фелькишер беобахтер”. Не тут-то было! Баварский сепаратизм уже разыгрался вовсю. Кар выполнять требования Берлина отказался. Квалифицировал их как наступление на права Баварии – и, в свою очередь объявил на ее территории “осадное положение”. Во главе земли встал “чрезвычайный триумвират” из Кара, командующего военным округом генерала фон Лоссова и начальника полиции полковника фон Зайссера. Командующий Рейхсвером фон Сект отстранил Лоссова от должности, грозил направить на Мюнхен воинские части, но триумвират не подчинился.
А коммунисты по своим каналам продолжали “активизировать” революцию. В Польше 12 октября мощный взрыв разнес склады боеприпасов и воинской амуниции в Варшавской цитадели. Он был такой силы, что роту солдат, стоявших на плацу за 500 метров от крепости, подняло в воздух и выбросило в Вислу. Пострадали сотни людей. Вслед за этим начались беспорядки в Литве, Эстонии. В начале ноября вспыхнуло восстание в Кракове. Мятежники разбили уланский полк, разоружили краковский гарнизон. В полпредство СССР в Варшаве посыпались телеграммы от Троцкого и Уншлихта с приказами взять руководство восстанием в свои руки, создавать отряды красной гвардии. Но в эти же самые дни, 5 – 8 ноября, польские коммунисты устроили забастовку железнодорожников! Агитаторы из Варшавы добрались до Кракова слишком поздно, когда депутаты сейма Марек и Бобровский сумели уговорить восставших разоружиться.
В Прибалтике тоже ничего не получилось. Здесь удалось поднять лишь несколько сот люмпенов и чернорабочих, и войска сразу их разогнали. А в Германии меры, предпринятые Штреземаном и фон Сектом дали свои результаты. Да и большинство немцев сообразило, что дело пахнет очередным разгулом хаоса и бедствий. От массовых акций они стали уклоняться. В общем “мировая революция” запуталась и потонула в неразберихе. Впрочем, причины для этого имелись не только в Германии, но и в Москве. В самом советском руководстве не было единства. Ленин находился в Горках в безнадежном состоянии. Разворачивалась борьба за власть между Троцким с одной стороны – и триумвиратом из Сталина – Зиновьева – Каменева с другой.
В отличие от Троцкого, отводившего российскому народу лишь роль “охапки хвороста” для разжигания “мировой революции”, Сталин был “государственником”. Считал главной задачей хозяйственное восстановление и усиление Советской России. Безоглядно бросать ее в катастрофу новой мировой войны ради призрачных идеологических химер он не считал нужным. Зиновьев и Каменев особым патриотизмом не отличались, но экспорт революции в Германию и большая война автоматически выдвигали на первое место в руководстве Троцкого. Но в этом не были заинтересованы ни Зиновьев, ни Каменев.
Запретить начинание, выгодное для конкурента, Сталин и его временные союзники в 1923 г. еще не могли. «Мировая революция» оставалась неоспоримым постулатом всего марксистско-ленинского учения. Но ведь можно было просто не заниматься этими вопросами, пустить на самотек. Дело стало разваливаться из-за ведомственной несогласованности и дезорганизации. Накануне решающих событий Политбюро констатировало, что “революционная волна” спадает, подготовку закончить не успели, а англичане и французы явно готовы вмешаться. Значит, шансов на успех нет. Решили отложить восстание до лучших времен. Троцкий катил бочки на Зиновьева, Каменева и Сталина, что они затянули подготовку, а в критический момент “сдрейфили”. Кричал, что надо было отдать приказ на восстание, и дело само пошло бы как надо. Они, в свою очередь, обвинили Троцкого, что он “переоценил” революционную ситуацию в Германии.
Неразбериха и впрямь царила такая, что дальше некуда. После решения Политбюро об отмене восстания даже команда “отбоя” прошла не пойми как. Куда-то не дошла вообще, куда-то запоздала, где-то ее не послушались. Три дня гремели уличные бои в Гамбурге. Образовались “советские правительства” в Саксонии и Тюрингии. В Лейпциге возникла даже ЧК во главе с Крыловым и готовила списки для расправы с «контреволюционерами». Части Рейхсвера под командованием фон Секта и Меркера были брошены на подавление этих очагов. А в Баварии подняли восстание нацисты – как нетрудно увидеть, оно было четко скоординировано с проектами Троцкого и Радека, произошло именно в те дни, на которое назначили революцию коммунисты.
Хотя гитлеровцы при этом действовали отдельно, по своим планам. Предполагалось организовать такой же поход на Берлин, как у Муссолини с его фашистами, свергнуть “капитулянтское” правительство. 8 ноября, когда баварский министр-президент фон Кар выступал перед промышленниками в пивной “Бюргербройкеллер”, ее окружили 600 штурмовиков. Гитлер ворвался в зал с револьвером, вскочил на трибуну и, выпалив в воздух, провозгласил: “Национальная революция началась!” Выходы заняли штурмовики, в вестибюль вкатили пулемет. А Гитлер в отдельной комнате уговаривал баварских правителей Кара, Лоссова и Зайссера войти в руководство этой революции. Они мялись, отнекивались, лидер НСДАП грозил револьвером. После долгих споров вырвал согласие. Объявил нацистам, собравшимся в пивной, о создании “временного правительства” и походе на Берлин.
Была организована присяга этому “правительству”. Но затем Кар, Лоссов и Зайссер благоразумно удалились – якобы для того, чтобы отдать распоряжения о подготовке похода. Как только они вырвались из-под контроля Гитлера и его молодчиков, “правители” поспешили выехать из Мюнхена в соседний город, где выпустили прокламации, что их согласие было вынужденным, под дулом пистолета. Объявили распущенными НСДАП, союзы “Оберланд” и “Рейхскригфлагге”, а полиции и Рейхсверу приказали подавить мятеж. Аналогичный приказ из Берлина прислал воинским частям фон Сект. Парламентеры, направленные Гитлером в казармы мюнхенских полков, были арестованы. Правда, к нацистам примкнул популярный генерал Людендорф, а Рем с отрядом из боевиков “Рейхскригфлагге” захватил штаб военного округа. Но его блокировали солдаты и полицейские.
Само начало похода намечалось на 9 ноября. Однако силы нацистов оказались разобщенными и не слишком организованными. В НСДАП насчитывалось уже 56 тыс. членов, но к пивной “Бюргербройкеллер”, на место сбора, прибыло лишь 3 тыс. Оставалась надежда, что к маршу присоединятся сочувствующие, а войска подчинятся Людендорфу. Колонна двинулась к центру Мюнхена, чтобы соединиться с отрядом Рема. Во главе шли Гитлер, Геринг, Людендорф, знамя организации “Рейхскригфлагге” нес Гиммлер. Часть штурмовиков была вооружена, на машине везли пулеметы. Мост через Изер был перекрыт полицейскими, но Геринг, выбежав к ним, объявил, что в колонне находятся заложники, баварские министры, пообещав перестрелять их при сопротивлении. Шествие пропустили через мост. Штрейхер в этот день привез нацистов из Нюрнберга и митинговал с ними на полощади Мариенплатц. Они влились в шествие.
К полудню колонна вышла на Резиденцштрассе, которая вела к осажденному штабу округа. Но эту узкую улицу перекрыло около 100 полицейских под командованием майора Хунглингера. Пропускать нацистов он отказался. После переговоров и переругиваний Людендорф с адъютантом пошел вперед. За ним двинулась было часть колонны. Но раздался чей-то выстрел, то ли Гитлера, то ли Штрейхера, и полиция открыла огонь. Перестрелка длилась всего несколько минут. Погибли трое полицейских и 16 нацистов, и сработал эффект паники. В голове колонны стреляли, кричали раненые, в хвосте не видели, что происходит. Голова подалась назад, напирая на хвост, и люди побежали. Людендорф как шел, так и продолжал идти – полицейские направляли оружие в сторону, чтобы не задеть известного генерала. Прошел сквозь цепь и был арестован. Рем капитулировал через два часа. Гитлера взяли в пригородном поместье, куда его вывезли и лечили – он в давке упал и сломал ключицу. Раненый Геринг и Гесс бежали в Австрию…
Впрочем, суд над участниками “пивного путча” получился вполне “демократичным”. То бишь беззубым. Популярного Людендорфа оправдали, остальные руководители получили минимальные сроки, рядовых участников не судили вообще. Гитлер был приговорен к пяти годам условно с испытательным сроком четыре года. А реально пробыл в тюрьме Ландсберга 13 месяцев и 20 дней. Он с успехом использовал это время и довольно комфортабельные условия для написания книги “Майн Кампф”.
