Авторы «Серого волка» сходу огорошивают читателя (разумеется, не очень подготовленного), причем не один раз. Во-первых, они уверенно утверждают: «...в конце Второй мировой войны Адольф Гитлер, величайший злодей в истории, сбежал из Германии и остаток жизни провел в Аргентине; его заместитель по партии рейхсляйтер Мартин Борман и Генрих "гестапо"-Мюллер, ключевая фигура в разработке плана "окончательного решения еврейского вопроса", также избежали наказания и присоединились к нему в Аргентине. Не менее вопиющий факт: Америка и Британия способствовали побегу сотен бывших нацистов, таких, как ученый-ракетчик Вернер фон Браун и садист-эсэсовец Клаус Барбье, известный как Лионский Мясник. В послевоенные годы оба они работали на правительственные службы США, остальным же просто позволили избежать судебного преследования и поселиться в разных отдаленных уголках планеты» (P. XIX).
Во-вторых, авторы фиксируют тот факт, что, несмотря на все разговоры о том, что Гитлер покончил жизнь самоубийством, однозначных (в юридическом смысле) доказательств нет. ДНК-экспертиза фрагмента «черепа Гитлера» показала, что он принадлежал женщине 30—40 лет (но не Еве Браун). Уже доказано, что «труп Евы Браун» не имеет никакого отношения к Еве Браун; «фото еще не сожженного "трупа" Гитлера с пулевой раной на лбу широко распространялось после войны. Ныне считается, что это скорее всего повар из бункера, отдаленно напоминающий Адольфа Гитлера. Это было одно из, по крайней мере шести, тел "Гитлера", переданных советским представителям, причем ни одно из них не имело следов огня»
ДНК-тест скелета Бормана, обнаруженного близ рейхстага, показал (об этом сообщили официальные власти), что он принадлежит кому-то из его старших родственников; а «кости Мюллера», эксгумированные в 1963 году, принадлежат вообще трем разным людям. В то же время есть немало свидетельств лиц, видевших фюрера и Еву Браун после войны. Но похоже, это мало кого интересует — как и тот факт, на который указывают авторы: «В ФБР во времена директора Джона Эдгара Гувера хранились данные о каждом случае появления Гитлера вплоть до 1960-х годов» (P. XXIV).
А вот свидетельств о том, что он вовсе не собирался кончать жизнь самоубийством и готовился к бегству, хватает. Например, Леон Дегрель после окончания войны рассказывал, что посещал Гитлера за день до того, как в Берлин вошли русские, и фюрер активно готовился к побегу. Леон Дегрель — человек весьма информированный. Несмотря на звание всего лишь штандартенфюрера СС, этот бельгиец был последним, 12-м рыцарем внутреннего (руководящего) круга СС («Орден Черного Солнца») и «по совместительству» возглавлял партию рексистов. Незадолго до своей смерти (1975) Отто Скорцени именно Дегрелю и капитану I ранга ВМС Италии «черному князю» Вале-рио Боргезе делегировал свои полномочия по руководству тайными структурами «невидимого рейха»2.
Оба эти персонажа не только колоритны, но и (особенно Боргезе) хорошо иллюстрируют смычку между послевоенным фашизмом и англо-американскими элитами, а потому об этих личностях, сделав небольшое отступление, надо сказать несколько слов. Дегрель после войны неоднократно говорил, что, вторгнувшись в СССР, вермахт, вопреки ожиданиям, столкнулся не с азиатами, а с самыми настоящими арийцами. Рассказывают, что в кабинете Дегреля после войны висели картины, изображающие немца и русского — двух блондинов с голубыми глазами, сошедшимися в смертельной схватке. Дегрель выражал сожаление, что два «братских северных народа» уничтожали друг друга — не в первый раз, добавлю я, и вина за это лежит на не вполне «северных» по генетике и даже по внешности руководителях Третьего рейха и подталкивавших их к агрессии против СССР англосаксах — которым после окончания войны служил Дегрель.
«Черный князь» Юнио Валерио Боргезе — значительно более зловещий персонаж, одна из важнейших фигур в фашистской системе Италии. В 1945 году американский разведчик Дж. Энглтон спас Боргезе как минимум от тюрьмы, и организатор морского спецназа (Х МАБ) Италии Муссолини, офицерский состав которого практически полностью был представлен выходцами из знатных итальянских семей, начал верно служить США и возглавлявшимся американцами наднациональным структурам мирового управления3. Сам Боргезе — представитель одного из знатнейших итальянских родов, тесно связанного с аристократическими фамилиями Паллавичини, Колонна, Орсини, профашистскими элементами Ватикана и военно-религиозным Мальтийским орденом. Именно Боргезе играл активную роль в «натовском бюро убийц» — официально созданной в 1956 году структуре «Гла-дио» («Gladio» — «Меч»), специализировавшейся на политических убийствах и инкогнито направлявшей деятельность правых и левых (включая «Красные бригады») террористов. После неудавшейся попытки правого переворота в Италии в 1970 году Бор-гезе бежал в Испанию, где установил тесный контакт со Скорцени. Таким образом, выстраивается линия: Ален Даллес (ЦРУ, США) — Боргезе (Италия, НАТО, европейские католическая и финансовые корпорации) — Четвертый рейх, то есть нацисты. Именно младший Даллес играл одну из главных ролей во включении бывших нацистов в американские и натовские разведывательные структуры. Но вернемся к «самоубийству» фюрера.
Со временем стало выявляться, что показания «свидетелей» самоубийства Гитлера мало чего стоят. Опираясь на свои исследования, а также работы Е. М. Ржевской, А. Иоахимстиллера, В. Мазера, В. А. Брюханов писал: «Понятно, что Гитлер имел совершенно законное право побеспокоиться о своей жизни и здоровье чуть больше, чем это делали непосредственные руководители государств антигитлеровской коалиции вместе со всеми их многочисленными советниками и профессиональными убийцами, столь трогательно заботившимися о Гитлере вплоть до самого конца войны!
Гитлер и побеспокоился — об этом свидетельствовал известный персонаж, прославившийся своими запутанными и противоречивыми признаниями и показаниями, зубной техник Фриц Эхтман.
В мае — июне 1945 года он "опознал" "труп Гитлера" по якобы изготовленным им самим зубным протезам, которых он на самом деле не мог изготавливать — они были сделаны и установлены за несколько лет до его появления в окружении Гитлера.
Затем к лету 1947 года Эхтману уже основательно надоело сидеть в советской тюрьме, и он начал осторожно, но очень прозрачно намекать на то, что еще в январе 1945 года получил четкое задание на изготовление дубликатов искусственных зубов Гитлера для последующей их установки его двойнику.
Но политическая конъюнктура складывалась так, что никто в этих откровениях Эхтмана тогда не нуждался, и пришлось ему посидеть еще немало лет, а потом, позднее, возник спрос на совсем другие его показания — и уж он постарался не подкачать, снова доказывая, что в 1945 году опознал труп подлинного Гитлера, а потом вновь стал сеять в этом сомнения! Что сделаешь, если жизнь прирожденных или воспитанных лжесвидетелей обычно далека от безмятежности, покоя и комфорта и, главное, от последовательности!..»4.
Зададимся вопросом: если Гитлер действительно уцелел, то могли ли об этом не знать лидеры держав — членов антигитлеровской коалиции? Не могли. Кстати, они никогда не утверждали, что у них есть доказательства смерти «Алоизыча». Сталин в Потсдаме (17 июля 1945 года) настаивал, что Гитлеру удалось скрыться; Жуков (6 августа 1945 года): «Опознанного трупа Гитлера мы не нашли»; Эйзенхауэр (12 октября 1945 года): «Есть все основания утверждать, что Гитлер мертв, но нет ни малейшего прямого доказательства этого факта».
В-третьих, С. Данстен и Дж. Уильямс подчеркивают (и убедительно доказывают этот тезис содержанием своей книги), что «побег Гитлера из Берлина. на удивление хорошо задокументирован» (P. 249).
Думаю, если предположить, что мировые лидеры знали, что Гитлер жив (они ни разу не позволили себе прямо сказать, что он мертв), и при этом не предприняли мер к его поимке, значит, речь должна идти о молчаливом согласии или просто о сговоре, или, если угодно, о договоренности. Гитлеру могли позволить уйти в будто бы небытие — в обмен на что-то, на какие-то козыри, которые фюрер выложил на стол.
«Козыри» эти были представлены как «кнутом», так и «пряником». «Кнут» — угроза подвергнуть бомбардировке новым оружием восточное побережье США, и есть сведения, что демонстрация была проведена (американские власти представили ее как взрыв снаряда, или снарядов, неподалеку от Нью-Йорка). Но «пряники» были значительно мощнее. Речь идет о трех вещах.
Первое: часть награбленных богатств. Американцы захватили только «золото рейха» (около 20 процентов общих «запасов»), которым профинансировали план Маршалла, но не нашли «золото партии», которым ведал обергруппенфюрер СС Франц Шварц, и «золото СС». Ограбление Европы было одной из составляющих гитлеровской политики в частности и Второй мировой войны вообще. Впрочем, по некоторым сведениям, военно-морская (sic!) разведка Германии еще в 1931 году составила список крупнейших государственных и частных коллекций произведений искусств, антиквариата и нумизматики в Европе. После оккупации нужно было только подгонять грузовики по означенным адресам. «История Второй мировой войны, — пишет А. Мосякин, — это не только вполне изученная картина военных действий, но и еще не вспаханная целина бесконечных перемещений, насильственных изъятий и гибели культурного и исторического наследия целых народов. Под грохот пушек творился вселенский "круговорот сокровищ". Эшелонами из одних мест в другие вывозились произведения искусства, ценности дворцов, музеев, церквей и библиотек, частные и государственные архивы, имущество граждан. Сначала народы большинства европейских стран ограбили гитлеровцы и их приспешники, а потом награбленное ими "прихватизировали" победители. И здесь надо отчетливо понимать, что за этим стояло не примитивное воровство (хотя и оно имело место), а нечто гораздо большее. Еще Гитлер хотел использовать награбленные им ценности как инструмент в будущих мирных переговорах. Об этом пишет в своих мемуарах Альберт Шпе-ер, о том же есть документы в архиве Г. Штайна». В данном контексте важно, что Гитлер изначально собирался использовать награбленное в качестве «гирьки» на весах мирных переговоров. А грабили немцы систематически и в огромных масштабах. Этим занимался Оперативный штаб под руководством рейхсляйтера Альфреда Розенберга (Einsatzstab Reichsleiter Rosenberg fur die Besetzen Gebiete — ERR). Не говоря уже о том, что нацисты опустошили центральные банки всех захваченных стран.
Второе, и это очень важно, «козырем» мог быть убойный компромат на мировую верхушку, нарытый немецкой разведкой и агентурой влияния в 1920-х — первой половине 1940-х годов.
Третье — часть технических достижений рейха (патенты, технологии), который по ряду направлений обогнал СССР и США на десятилетия. По мнению К. П. Хидрика, одним из объектов технического отступного, переданного Борманом американцам, могли быть уран и взрыватели для атомных бомб, сброшенных в августе 1945-го на Хиросиму и Нагасаки. В истории с Манхэттенским проектом есть одна загадка: американцам еще в начале 1945 года катастрофически не хватало урана, и они никак не могли произвести хорошие взрыватели — а в августе они уже сбрасывали атомные бомбы на японские города. В работе «Критическая масса: как нацистская Германия отдала обогащенный уран для создания американской атомной бомбы» К. П. Хидрик пишет, что бомба «Little boy», сброшенная на Хиросиму, содержала 64,15 килограмма обогащенного урана — это практически все, что было произведено с середины 1944 года в США (в Оук Ридж, Теннеси), для второй бомбы урана не было — но бомба появилась.
Загадка разрешается, если предположить, что уран и взрыватели были переданы американцам в обмен на отказ от преследования после войны. Есть ли свидетельства в пользу такого предположения? Целый ряд исследователей, включая К. П. Хидрика (его работа основана на документах Национального архива США), Дж. Фаррелла, Дж. Мар-рса, Х. Стивенса и других считают, что есть. Главную роль в истории с передачей урана играла подводная лодка U-234. Она отплыла из Киля в марте 1945 года. На борту находились изобретатель взрывателя для атомной бомбы доктор Хайнц Шли-ке, два японских офицера — полковник ВВС Гэндзо Сёси и капитан ВМС Хидео Томокага, — а также 240 метрических тонн груза, включая два разобранных истребителя МЕ-262, взрыватели и десять позолоченных цилиндров с 560 килограммами окиси урана (этого хватило бы для восьми бомб типа той, что была сброшена на Хиросиму; у самих американцев едва хватило на одну).
Использование позолоченных цилиндров свидетельствует о том, что речь идет о высокообогащенном уране-235: золото — эффективная защита от радиации. Члены команды посмеивались над японцами, под руководством которых вносили груз, замаркированный «U-235», полагая, что те перепутали номер подводной лодки (U-234). Но путаницы не было: маркировка «U-235» означала уран, который предназначался для японцев и их бомбы. Однако 14 мая 1945 года U-234 получила из Берлина приказ (реально его в это время мог отдать только Борман) сдаться американцам; узнав о сдаче, японцы покончили жизнь самоубийством и были похоронены в море. Когда американцы официально предъявили захваченный груз морскому ведомству, в нем отсутствовали оба истребителя и 70 тонн груза.
Уран-235 — далеко не единственный научно-технический «объект» для обмена, который могли предложить нацисты; были и другие, не говоря уже о «ненаучно-технических» (в том числе сведения о том, где спрятаны бесценные предметы искусства).
Размен части активов, техники и компромата на жизнь и послевоенное функционирование верхушки рейха в заранее созданных структурах, разумеется, аморален, но политически мог выглядеть весьма целесообразно в глазах всех участников сделки, особенно если учесть интерес американцев к использованию нацистов против СССР. Не надо забывать и тот факт, что Третий рейх был брутальным экспериментом по созданию нового мирового порядка, в котором была заинтересована западная элита в целом (отработка управления большими массами оболваненного населения, двухконтурная система власти — партия и неоорден СС, жесткий социальный контроль и т. д.), и одновременно бизнес-проектом этой элиты. Достаточно взглянуть на связи американских и немецких финансистов и промышленников, на «ИГ Фар-бениндустри». Если сделка, о которой идет речь, состоялась — а похоже, так оно и было, — журналисты и ученые всех стран, обслуживающие свои верхушки, должны были «убедительно доказывать», что Гитлер мертв, выполняя установку тех, кто знал правду и условия ее рождения. Если бы люди узнали, что победители Зла пошли с ним на сделку, разрешив тому, кого заклеймили как «преступника № 1 всех времен и народов», жить спокойно и в комфорте, в то время как его ближайшее окружение (а по сути и его, заочно) судили в Нюрнберге, то обнажившаяся правда вызвала бы грандиозный скандал и оборвала бы многие карьеры. Ведь сказал же как-то А. А. Громыко, что если бы мир узнал правду о реальности, то он взорвался бы. Поэтому фюрер должен был считаться мертвым: «Следствие окончено, забудьте». И наука, а также журналистика — продажные или просто недалекие — работали на эту «забывчивость».
Однако, как ни прячь, следы всегда остаются — их нужно уметь найти. Как говорил герой романа «Вся королевская рать» губернатор Вилли Старк, «всегда что-то есть. Человек зачат в грехе и рожден в мерзости, путь его — от пеленки зловонной до смердящего савана. Всегда что-то есть. Нужно только копнуть». Или: «Кто не слеп, тот видит», — говорил уже не литературный, а реальный герой — Лаврентий Берия.
Вот как увидели бегство Гитлера С. Данстен и Дж. Уильямс, которые, используя воспоминания участников и некоторые документы, прошли по следам фюрера. Готовили бегство в течение нескольких месяцев Борман и шеф гестапо Мюллер. Корни этого «тандема», не принадлежавшего когорте «Alter Kampfer» (Борман вступил в НСДАП в 1926-м., а Мюллер уже в 1930-е годы), уходят в 1930 год, когда Мюллер помогал Борману запутывать следствие по делу Гели Рау-баль — племянницы и, по-видимому, любовницы Гитлера, не то покончившей жизнь самоубийством, не то убитой самим Гитлером в припадке гнева (причины выдвигаются разные: здесь и ссора, и беременность Гели от Гитлера, и беременность от какого-то еврея-виолончелиста).
В пятницу 27 апреля 1945 года Борман из нескольких вариантов ухода решил использовать подземный переход (450 метров) к тоннелям метро, тоннели, а затем самолет. Но сначала те, кто готовился бежать, должны были «умереть», точнее — умереть должны были двойники. С двойниками у Гитлера проблем не было — их у него имелось аж 12 (убит скорее всего был Густав Вебер, который стал заменять фюрера после покушения 20 июля 1944 года); для Евы Браун тоже нашли какую-то молодую актрису из «гарема» Геббельса; нашли даже собаку-двойника для любимицы фюрера овчарки Блонди, с которой он не желал расставаться (немецкая педантичность и немецкая сентиментальность «в одном флаконе»). В полночь 28 апреля беглецы отправились в путь. В полночь 29 апреля был разыгран фарс с «самоубийством Гитлера и Евы».
В систему тоннелей метро группа вошла в районе станции «Кайзерхоф» (ныне — «Моренштрассе»); выйдя из здания станции «Фербеллинер плац», беглецы сели в три танка «Тигр-II» и два полугусеничных бронетранспортера Sd. Kfz. 251/3, которые отвезли их к находящейся в километре взлетной полосе на Гогенцоллерндам. Самолет Ju-52, которым управлял опытный летчик гауптштурмфюрер СС Петер Эрих Баумгарт, приземлился в Травемюнде, откуда беглецы, пересев на Ju-252, вылетели в Испанию на военный аэродром Морон. «Пересадка Гитлера с немецкого "Юнкерса" Ju-252 на "Юнкерс" Ju-52 с бортовыми знаками Еегс del Aire — испанских ВВС — на испанской базе в Реусе 29 апреля была осуществлена быстро и в обстановке секретности» (P. 253).
Ju-52 доставил Гитлера на Фуэр-тавентуру (Канарские острова), где его приняла на борт подводная лодка U-518. Гитлер выбрал капитана именно этой подлодки — 25-летнего, но уже очень опытного Ганса-Вернера Оффермана. Проделав за 59 дней (по другой версии — 53 дня) путь в 8,5 тысячи километров, U518 прибыла к берегам Аргентины (Мар дель Плата) в конце июля 1945 года. Удивительно, но, как отмечают авторы «Серого волка», и об этой высадке сохранились воспоминания очевидцев — воистину «нет ничего тайного», «нужно только копнуть». Из Мар дель Плата беглецы вылетели в эстансию Сан-Рамон неподалеку от города Сан-Карлос де Барилоче. Всем, кто работал на эс-тансии, прибывших представили как гостей хозяев. В марте 1946-го работников эстансии собрали и сообщили, что гости погибли в автокатастрофе, и запретили впредь обсуждать эту тему (P. 238). Таким образом, след четы герра и фрау Гитлер обрубался и заметался во второй раз, но теперь уже не в Берлине, а в Патагонии. Ну а беглецы обосновались всего в 90 километрах от Сан-Рамона — в эстан-сии Иналько (близ деревни Вилья-Ангостура, прямо на границе с Чили). Иналько, воспроизводившая архитектурные элементы резиденции фюрера «Бергхоф» в Альпах, была главной резиденцией Гитлера с июня 1947-го по октябрь 1955 года. А затем следы Гитлера теряются в очередной раз. По одной из версий, он умер в полдень 13 февраля 1962 года, по другой, менее точной, — между 1960 и 1970 годами.
Выскажу предположение: возможно, Гитлер действительно умер в 1962 году, но возможно и другое — очередной обрыв следа. Наконец, есть у меня сомнение и по поводу того, что в Латинской Америке жил Гитлер, а не двойник. Хотя сделка с мировой (прежде всего американской) верхушкой и могла быть заключена, Гитлер ни в коем случае не должен был верить янки. А потому скорее всего раньше или позже он должен был задействовать двойника. По логике, в Барилоче должен был постоянно проживать именно один из двойников, а Гитлер, сделав пластическую операцию, мог жить где-то еще, причем скорее всего не в Аргентине, Парагвае или на Мальдивских островах, а в Европе — в Австрии или Баварии: «Где умный человек прячет камешек? Среди камешков на морском берегу» (К. Г. Честертон), то есть там, где заведомо не будут искать, тем более зная, что фюрер живет в Барилоче. Ведь заявил же в 1943 году Карл Дениц: «Подводный флот Германии может гордиться тем, что участвовал в создании рая на земле, неприступной крепости для фюрера в одном из уголков земного шара».
Что касается Бормана, Мюллера и Каммлера, то с доказательствами их смерти дело обстоит совсем плохо. Обенгруппенфюрер СС Ганс Каммлер, под контролем которого находились все важнейшие работы рейха по созданию сверхоружия, а также тяжелая дальняя транспортная авиация (несколько Ju-290 и два огромных Ju-390, «один из которых, согласно Агостону, 28 марта 1945 года совершил перелет в Японию через Северный полюс»8), просто исчез — вообще, исчез с концами. Мюллер был признан погибшим (хотя Шелленберг в написанных под диктовку британцев мемуарах заявляет, что Мюллер и Борман «ушли» к русским — врал, естественно), родственники поставили надгробие над его могилой с надписью: «Дорогому папочке». Когда в 1963 году могилу вскрыли, в ней обнаружили скелеты сразу трех «папочек» — и ни один из них не был Мюллером.
Единственное «свидетельство» смерти Бормана — сомнительные показания его дантиста, оказавшегося в советском плену. Симон Визенталь ему не поверил — и правильно сделал. Показательно, что когда в 1969 году израильская разведка стала подбираться к монастырю доминиканцев Сан-Доминго (Галисия, Испания), там случился пожар, причем начался он аккурат с тех полок, где хранились записи о гостях монастыря за 1946 год.
Еще одна интересная деталь. Сын Бормана Адольф в 1958 году стал католическим священником, мисси-онерствовал в бельгийском Конго, был захвачен мятежниками и приговорен к смерти. «С фронта сняли роту десантников, и в ночь перед казнью бельгийские парашютисты были сброшены на деревню. Мятежников перебили, и Адольф Борман оказался освобожден»9. Командовал десантниками знаменитый Боб Де-нар, по признанию которого, ему и его отряду очень хорошо заплатили. Кто заплатил? Скорее всего Мартин Борман, тем более что в Конго тогда было немало наемников из бывших эсэсовцев (пройдет еще немного времени, и противостоять им будут кубинцы во главе с Че Геварой, который после своей неудачной конголезской эпопеи эпатажно скажет: «Я ненавижу расизм и негров»).
По версии авторов, Борман оставался в Германии (то ли в Мюнхене, то ли даже в русском секторе — все то же «где умный человек прячет камешек?») до июля 1946 года. Затем он перебрался в монастырь Сан-Доминго в Испании, а в конце лета 1947 года решил, что настало время перебираться в Аргентину. Но перед этим во время визита Эвы Перон в Испанию (июнь 1947 года) он скрепил печатями пактнацистов с семьей Перон: ценности на почти миллиард долларов в обмен на безопасную жизнь в Аргентине. Эва поставила Бормана в известность о том, что в своей стране аргентинцы оставляют ему четверть перевезенных в страну награбленного добра, а остальное передается через доверенных лиц на хранение в швейцарских банках. Оставшаяся часть была огромной:
187 692 400 рейхсмарок золотом;
17 576 386 долларов США;
4 362 500 фунтов стерлингов;
24 976 442 швейцарских франка;
8 370 000 голландских флоринов;
54 968 000 французских франков;
87 килограммов платины;
2,77 тонны золота;
4 638 карат бриллиантов и других драгоценных камней.
Даже оставшаяся Борману четверть этого богатства была огромным состоянием. Вместе с инвестициями в более чем триста компаний по всему экономическому спектру Латинской Америки — в банковской сфере, промышленности и сельском хозяйстве (одна только корпорация Lahusen получила 80 миллионов песо) — эти деньги стали «важным фактором в экономической жизни Южной Америки» (см. P. 264). Однако сути дела это не меняло: выражаясь нынешним языком, могущественного Бормана элементарно кинули. «Эта афера стала возможной благодаря потворству и молчаливому согласию людей, которым в Аргентине Борман доверял больше всех, — Людвига Фройде, Ри-кардо фон Лёйте, Рикардо Штаудта и Генриха Дёрге; все они имели доверенности на управление банковскими счетами, открытыми в Буэнос-Айресе для проведения операции "Огненная Земля"» (P. 259).
Однако у Бормана и членов его «Организации» была хорошая память, и если Эвите, женщине умной и опасной, они ничего не могли сделать (по крайней мере открыто и сразу, но, как говорится, можно и другим способом: через какое-то время она заболела раком и спустя несколько лет умерла; это сегодня можно заблокировать ген р53, и человек умрет от онкологии в течение трех-четырех месяцев; в 1940-е годы немецкие врачи уже умели вызывать рак, хотя не скоротечный, — «натренировались» на заключенных в концлагерях). А вот предавшие Бормана банкиры «стали скоропостижно умирать один за другим. Генрих Дёр-ге скончался при загадочных обстоятельствах в 1949 году; Рикардо фон Лёйте был найден мертвым на улице в Буэнос-Айресе в декабре 1950 года, а Рикардо Штаудт пережил Лёйте всего на несколько месяцев. Людвиг Фрой-де, центральная фигура в операции "Огненная Земля", умер в 1952 году, выпив отравленный кофе. Хуан Дуар-те, младший брат Эвиты, в 1954 году был убит выстрелом в голову; по официальной версии, он покончил жизнь самоубийством» (P. 261).
И опять же я не исключаю и в этом случае игру с двойником и обрывание следов. Поэтому аккуратнее будет сказать, что Гитлер умер между 1960 и 1970 годами.
3
Даже если бы С. Данстен и Дж. Уи-льямс не выложили огромный пласт информации и документальных свидетельств, заставляющих поверить в их версию, смерть Гитлера и без этого казалась бы весьма сомнительной. Во-первых, Гитлер не был суицидальным психотипом. Во-вторых, не для того верхушка с 1943 года готовила послевоенный запасной аэродром в виде структур, кадров, активов, чтобы в 1945-м фюрер ушел из жизни, — так не бывает. Собственно, в послевоенной истории интересна не столько судьба Гитлера, сколько созданная Борманом, Мюллером и Каммлером глобальная финансово-политическая сетевая структура «Четвертый рейх», которую нередко именуют «нацистским интернационалом», что на самом деле не одно итоже — частичное совпадение по принципу «кругов Эйлера»; как говорит нацист, один из персонажей романа О. Маркеева «Странник. Тотальная война»: «Рейх не исчез, он стал невидимым. И его война не проиграна. Она стала тотальной».
То, как готовилось создание этой структуры, исследует в своей работе «Четвертый рейх» весьма интересный аналитик Джим Маррс. Его работа вышла на несколько лет раньше «Серого волка», авторы которого использовали содержащуюся в ней информацию. Однако если их интересовало в ней только то, что может быть использовано в качестве иллюстрации к бегству Гитлера, то работа Маррса затрагивает целый ряд намного более важных проблем, чем судьба супругов Гитлер, а именно — наследие Гитлера: национал-социализм, «невидимый рейх». Во Второй мировой войне, считает Маррс, потерпели поражение немцы, немецкая армия, но не нацисты, которые рассеялись по миру (включая США, где сотни бывших нацистов стали работать в военно-промышленном комплексе — как например, Вер-нер фон Браун, который осуществил наиболее важные запуски американских ракет именно 20 апреля — в день рождения фюрера), поддерживая, однако, тесные связи друг с другом.
Маррс подчеркивает тот факт, что поражение нацизма не было зафиксировано юридически: Кейтель, а затем Йодль подписали капитуляцию от имени Верховного командования вермахта, армии, но не от имени государства и партии, а союзники в эйфории победы не обратили на это внимание: «...в документах о капитуляции Германии не упоминается немецкое правительство, руководство которым к тому времени по личному указанию Адольфа Гитлера, фюрера и рейхсканцлера, было передано гросс-адмиралу Карлу Деницу, заменившему его в качестве президента Германии в последнюю неделю войны. То есть немецкая армия капитулировала перед армией союзников, поскольку акт подписан только военными; для союзников правительства Германии просто не существовало. Таким образом, юридическая ситуация в конце Второй мировой войны оказалась практически противоположной той, что создалась после капитуляции Германии в Первой мировой войне. Союзники не оставили шансов заявить о том, что армия не капитулировала, но забыли упомянуть о правительстве Третьего рейха и, что более важно, о нацистской партии».
Значительную часть своей работы Маррс посвящает теме «тайная история Третьего рейха», показывая, как США, американский капитал поднимали в 1930-е годы военно-экономическую мощь Третьего рейха. Особенно он подчеркивает роль Рокфеллеров и их доверенных лиц Даллесов, особенно Аллена, будущего директора ЦРУ. По сути, он говорит об американо-германском капитале, причем американский сегмент как минимум не менее виновен в развязывании Второй мировой войны, чем немецкий. Англо-американцы — Сити и Уолл-стрит — вкладывали в немецкую экономику, «несмотря на все эксцессы нацистского режима, и этот сговор продолжал работать даже после того, как в сентябре 1939 года началась война» (P. XXVIII).
Разумеется, историю пишут победители — поэтому ни американцы, ни британцы не попали в число тех, кого замечательный советский писатель, лауреат Сталинской премии Николай Шпанов верно назвал «заговорщиками» и «поджигателями». Это прекрасно понимал, например, Черчилль, который произнес: «История будет добра ко мне, ведь я сам буду ее писать». Старика Уинстона придется огорчить до невозможности: историю пишет не только он, но и другие победители, в частности — русские; и нет ничего тайного, что не стало бы явным, в том числе и роль англосаксов (британцев и американцев) в разжигании Второй мировой войны, в «наполнении сосуда до краев».
Сегодня об этой роли писать тем более необходимо, что англосаксы (и их «пятая колонна» в РФ) все шире развертывают пропагандистскую кампанию, цель которой — приравнять гитлеровский режим к сталинскому и возложить на СССР такую же (если не больше) ответственность за развязывание Второй мировой войны, как и на Третий рейх; ну и само собой — обгадить нашу победу и вытолкнуть Россию из числа великих держав-победительниц. Вспомнить бы англосаксам поговорку: «Не бросай камни, если живешь в стеклянном доме» — ведь исследования последних десятилетий со стеклянной ясностью показывают активную роль США и Великобритании в разжигании мирового пожара, в приведении Гитлера к власти, в накачивании военных мускулов Третьего рейха для удара по СССР, в стравливании Германии и СССР, в провоцировании Японии. Но «британско-американская свастика», в прямом и переносном смысле, — это отдельная тема, и мы к ней обязательно обратимся к «радости» наших бывших союзников, а сейчас вернемся к книге Маррса.
После сражения на Курской дуге (июль — август 1943 года) стало ясно, что Третьему рейху не устоять. Однако еще в марте 1943-го нацистское руководство в лице Бормана начало готовиться к «жизни после смерти», разрабатывая планы эвакуации верхушки рейха и награбленного богатства. Поразительный факт: уже весной 1944 года в Европе вышла книга известного в то время корреспондента Курта Рейса «Нацисты уходят в подполье». В ней детально описывались нацистские планы политического выживания (не говоря о физическом) в послевоенном мире.
«Они (нацисты. — А Ф.), — писал Рейс, — обладают намного лучшими средствами перехода в подполье, чем какое-либо другое потенциально подпольное движение в мировой истории. В их руках вся структура (machinery) хорошо организованного нацистского государства. И у них большой запас времени, чтобы приготовить все как надо. Они много работали, но они ничего не делали в спешке, не оставили ничего на волю случая. Все было логически продумано и организовано до мельчайшей детали. Гиммлер [с Борманом] спланировал все с исключительным хладнокровием. Он привлек к работе только высококвалифицированных экспертов — самых квалифицированных в области подпольной работы <...> Теперь, когда партия решила уйти в подполье, но все еще сохраняет свою организацию, все, что она должна сделать, — это действовать в обратном порядке; то есть перевести — или, более точно, — перевести в направлении противоположном тому, что делали раньше, аппарат государства в партийный аппарат — не слишком трудная задача, поскольку оба аппарата организованы одинаково» (P. 32).
Согласно Рейсу, первые сомнения по поводу судьбы рейха возникли у его руководства еще до разгрома 6-й армии под Сталинградом. 7 ноября 1942 года, всего лишь через два дня после высадки союзников в Северной Африке, в Мюнхене состоялась встреча Гиммлера и Бормана. Гиммлер сказал следующее: «Возможно, что Германия потерпит военное поражение. Возможно даже, что ей придется капитулировать. Но никогда не должна капитулировать Национал-социалистическая рабочая партия Германии. Именно над этим мы должны отныне работать». С этого момента начинается борьба между Гиммлером и Борманом за руководство созданием послевоенной глобальной нацистской сетевой структуры; в июле 1944-го она достигнет предельной остроты, но победит Борман, то есть не (нео) орденские, а партийные структуры рейха в союзе с финансистами.
В мае 1943 года несколько крупных немецких промышленников встретились у Круппа в замке Хюгель близ Эссена. Было принято решение начать внешне дистанцироваться от нацистского режима — так будет легче работать после войны. «Развод» с самого начала был фиктивным, поскольку все делалось с согласия верхушки рейха, в частности Геринга. Впрочем, не Геринг и не Гиммлер занимались реальной подготовкой эвакуации режима, а Мартин Борман.
Маррс представляет следующую биографию Бормана: родился в 1900 году; воевал в артиллерии (Маррс, к сожалению, не упоминает, что, по некоторым сведениям, во время войны Борман попал в плен, провел два года в Харькове, где, кстати, у его деда в XIX веке был «бизнес»). По возвращении в Германию Борман вступил во Фрайкор, отсидел в 1924-м году в тюрьме за убийство своего бывшего школьного учителя, которого Борман счел предателем; затем вступление в НСДАП и довольно быстрая карьера. После полета Гесса (май 1941 года) Борман, которого называли «Макиавелли за письменным столом» (Ева Браун — более хлестко: «сексуально озабоченная жаба»), становится «наци № 2», а в 1943-м обретает полноту контроля и над партией, и над экономикой рейха, включая работы по сверхсекретным техническим проектам. При этом ему удалось вырвать экономику из рук Гиммлера: он убедил Гитлера запретить шефу СС отдавать приказы гауляйтерам по линии СС.
10 августа 1944 года — то есть сразу после разгрома армий группы «Центр» в Белоруссии и группы армии «Б» в Нормандии — Борман собрал ведущих промышленников и финансистов рейха, партийных чиновников в отеле «Мэзон руж» (он же
Главной темой была разработка схемы, по которой в послевоенный период экономика Третьего рейха эффективно работала бы, принося прибыль. Схема стала известна под названием «Aktion Adlerflug» (операция «Полет орла»), она была составным элементом долгосрочного геостратегического плана нацистов «Закат Солнца». По сути, пишет Дж. Фаррелл, это был «грандиозный план, составленный и принятый к исполнению лично рейхсляйтером нацистской партии Мартином Борманом еще до окончания войны, он заключался в том, чтобы превратить национал-социализм в международный фашизм, проникнуть в ключевые институты — а затем и установить над ними контроль — тех государств, которые победили Третий рейх и вынудили нацистскую партию уйти в подполье».
Это был план скрытого сохранения национал-социализма в послевоенном мире с помощью массового вывода из Германии капитала, золота, акций, облигаций, патентов, авторских прав и даже технических специалистов. Представитель Бормана опергруппенфюрер СС доктор Шайд, директор фирмы «Hermadorf und Schenburg Company», объяснил цель совещания так: «Немецкая промышленность (в лице ее "капитанов". — А. Ф.) должна понять, что сейчас войну уже не выиграть, и предпринять шаги для подготовки послевоенной коммерческой кампании, которая в свое время обеспечит экономическое возрождение Германии. <...> Нацистская партия понимает, что после поражения Германии наиболее известных ее вождей обвинят как военных преступников. Однако в сотрудничестве с промышленниками она сможет устроить своих менее видных, но не менее важных членов на немецкие фабрики в качестве технических экспертов или сотрудников исследовательских и дизайнерских отделов» (P. 110—111).
В рамках этого плана Борман при помощи СС, Дойче банка (ДБ), стальной империи Франца Тиссена и, конечно же, «ИГ Фарбениндустри» создал 750 иностранных (по вывеске) корпораций, в том числе 233 — в Швеции, 214 — в Швейцарии, 112 — в Испании, 98 — в Аргентине, 58 — в Португалии и 35 — в Турции (см. P. 110—111 ).
Участники совещания в «Мэзон Руж» понимали, что война проиграна, но было решено: Германия будет держаться и продолжать войну ровно столько, сколько нужно для достижения определенных целей, «которые обеспечат Германии экономическое возрождение после войны» (P. 86). И разумеется, создание «невидимого рейха». Иными словами, держаться до тех пор, пока не будут эвакуированы руководство рейха, золото и награбленные сокровища, архивы, технологии (патенты) и часть техники.
Пол Мэннинг, написавший о Бормане книгу, отметил, что тот использовал все возможные средства, чтобы скрыть реальных собственников созданных им корпораций и их партнеров: подставных лиц, опционные контракты (опционы на бирже), соглашения о взаимной коммерческой деятельности, банковский индоссамент (то есть передаточная надпись на обороте чека без указания лица, которому переуступается документ), депозиты условного депонирования, залоги, ссуды под обеспечение, права на первоочередной отказ, контракты по контролю и регулированию исполнения, сервисные договоры (на предоставление услуг), соглашения о патентах, картели, процедуры, связанные с подоходным налогом. При этом копии всех трансакций сохранялись. Позднее их отправили в архив Бормана в Южную Америку
Борман следовал стратегии председателя «ИГ Фарбениндустри» Германа Шмитца: названия различных компаний и корпораций постоянно менялись, чтобы запутать вопрос с собственностью. Так, «IG Chemic» превратилась в «Societе Internationale pour participations Industrielles et Com-merciales SA», тогда как в Швейцарии эта организация была известна как «International Industrie und Handelsbe-teiligungen AG», или «Interhandel». Руководителями компаний формально назначались граждане других стран. У самого Бормана был личный счет в Рейхсбанке на вымышленное имя «Макс Хелигер», на который он переводил значительную часть богатства рейха. С помощью своего главного спеца по экономике доктора Хельму-та фон Хуммеля Борман выводил эти средства из страны для их дальнейшего использования.
В 1941 году 171 американская корпорация вложила 420 миллионов долларов в немецкие компании. Когда началась война, оперативники Бормана в нейтральных странах (Швейцария, Аргентина) просто скупили американские акции, используя фонды иностранной валюты в отделениях ДБ и швейцарских банков в Буэнос-Айресе. Крупные бессрочные вклады были размещены в крупнейших банках Нью-Йорка. В центре этой программы «бегства капиталов» находился конгломерат «ИГ Фарбениндустри» (ИГ Фарбен), который обеспечивал Третьему рейху немало технических прорывов и о котором нужно сказать особо, поскольку в ХХ веке у этой структуры нет аналогов — так же, как в XVIII веке не было аналогов у британской Ост-Индской компании, а еще раньше — у Венеции. Причем если Венеция и Ост-Индская компания — это один исторический ряд, то «ИГ Фарбен» — другой, альтернативный и более того — бросивший вызов венецианско-британскому. ♦
Источник: liveinternet.ru.
Рейтинг публикации:
|
